Срыв. Размышления

Срыв. Размышления

Дни исчезают, тают. Не успеваешь их замечать. В субботу днем я спасался от духоты в пруду с прохладными ключами на дне его, а на третий день, во вторник, второго июля я сорвался. В тени дерева, у низкого дома из красного кирпича, где какие-то мастерские, склады и рядом испорченные кары, стояли двое в белых халатах и торговали бутылочным пивом. У них осталось две бутылки. Моя рука протянула деньги раньше, чем я насторожился. А насторожился я тогда, когда бутылка была пуста. Вторую бутылку сдал потом коллеге.

Слева на скамейку под тем деревом присел парень, о чем-то спросил. Я оставил ему пустую бутылку на память, прихватив полную, ушел. Это можно передать разве что кадрами ускоренной киносъемки. Я проявил динамичность.

Весь вечер и на следующий день болела голова. Вечером же я услышал суровое, но справедливое слово: безобразие! Если бы великая богиня сказала это лично мне, было бы легче. И раскаиваясь, и пытаясь найти оправдание (пиво почти без алкоголя, одни консервативны!), я чувствовал себя как потерянный. Было же сказано: не употреблять.

А перед этим богиня сказала: не употреблять много питья. Это приглушенное напоминание остановило бы меня (я равнодушен к спиртному), но все уже произошло, потому что я звонил Жанне вечером, и только тогда услышал от нее справедливую оценку моих быстротечных действий под развесистой кроной тополя близ каров и металлических обрезков в компании со случайным парнягой, собирающим пустые бутылки. Меня огорчало, что я мог пропустить знак. Но скорее всего его и не было. Духи или ангелы добра на этот раз ни за что не поспели бы за мной, им бы не хватило и подмоги из пяти кроманьонцев, потому что это бывает так: быстрый полет над жарким мягким тротуаром, резкий рывок в сторону, в тень, и вот уже добыча в клюве.

Это юмор, но он выстрадан, потому что ровно трое суток, несмотря на молитвы, я не мог и думать о моей работе, я слонялся как потерянный. Вспоминал слова моего коллеги: «С утра примешь — весь день свободен».

По его меркам, я почти ничего не принял. А свободным был три дня, до пятницы. Таблетки не действовали. Голова стала ватной, и никакой аутотренинг не справлялся с ней. Когда оказывался у зеркала, хотелось садануть по физиономии: держатся же шофера на работе, а у них речь идет о пиве всерьез. Всерьез! Они, выходят, профессионалы, а ты? Пива захотел? Приятного отдыха? Получи и то и другое!

Только в пятницу вечером я сел за машинку, чтобы записать этот эпизод. И я еще ощущал, как неуклюжи мысли, и мне приходили на помощь разве что юмор — отрада и утешение висельников — да еще тройная порция амброзии, граничащая по своему действию с летальной дозой мышьяка. Так я перебрался в субботу — ровно в полночь, сообразно с расписанием часов работы. Перечитал дневниковую запись бесед с Богоматерью.

Только на фоне последних четырех бесед можно понять и оценить этот сбой, поэтому я должен их привести здесь.

23 июня, в воскресенье она появилась в голубовато-белом наряде, с прозрачными камнями и ярким рубиновым пятигранником на головной накидке. Ее не сопровождал свет, не возникло обычного ощущения тепла.

Жанна задала типично дамский вопрос:

— Ты прохладная, ты, наверное, издалека пришла?

— Уставшая, — ответила она одним словом.

— Он встречался с людьми из кино.

— Мужчине можно доверять, женщине — нет!

— У него будет все нормально?

— Возможна поездка. Будет еще время — посмотрим. Разговор его со знакомым неудачен. Пока не уверовано — лучше молчать. Такие разговоры не могут не отражаться на здоровье.

— Когда он встречался с женщиной, то появился дома поздно.

— Передай ему: всегда быть трезвым. Ему был дан знак. Больше отдыха. В понедельник часы работы отменяются — отдыхать!

В этой записи внимание приковывает слово «уставшая». А вот следующая запись, сделанная 28 июня.

На ней голубое платье с белоснежной отделкой.

Богиня сказала, что первые дни июля благоприятны для работы, мне можно работать даже вне расписания. Затем последуют два периода, резко отличающихся друг от друга, и мне нужно будет вернуться к обычному распорядку. Меня ждут трудности. Многое зависит от меня.

Жанна сказала, что чувствовала себя в последние десять дней хорошо, но сейчас — хандра и предчувствие болезни.

В ответ великая богиня показала возникшую как бы ниоткуда ягоду черешни.

— Черешня… — знала Жанна. — Мне это нужно для здоровья?

— Плодоножки.

— Что? — не поняла Жанна.

— Зеленые ножки от ягод. Растирать и заваривать.

(Через несколько дней Жанна нашла книгу старинных рецептов и прочла там это. Помогает, когда сдают почки, даже от камней.)

— Скажи, — спросила Жанна, — кроме нас с ним, много еще других близнецов — одновременно на небе и на земле?

— По моей линии только вы двое, — ответила великая богиня. — По линии моего отца тоже есть близнецы. Указать их не могу, но вы их знаете.

Дело в том, что мы с Жанной близнецы, отмеченные великой богиней, и должны были родиться у одной земной матери (этого не произошло, почему, не знаю). На моем и ее лице — отметина, примета. Такая же примета, на том же месте — на лице у Богоматери (напоминаю, я уже говорил об этом). На небе, в городе богов, есть такие же, как мы. Двое. Молодая женщина очень похожа на Жанну, молодой мужчина похож на меня.

И вопрос Жанны как раз о том, есть ли другие люди на Земле такие, чтобы у них были близнецы на небе.

Да, есть, по линии отца великой богини. Назвать их имена не может.

Мне кажется, можно угадать имена других близнецов на Земле и в небесном городе. Думаю, мне это делать пока не следует.

Прошло еще четыре дня (купанье в парке, яркое солнце, и в конце — тополь и памятная скамья под его кроной).

…Камни чистой воды отражали свет ее ярко-малиновой накидки с желтой оторочкой. Платье синее, почти простое.

— Следить за здоровьем. Не переусердствовать! Не употреблять много питья и не пить черной воды! — это сказано для меня.

— Кофе?

— Да. Передай еще: в четверг избегать общения с коллегами.

— Почему избегать кофе?

— Забирает энергию.

Еще в порту мешки с зернами кофе загружают в камеру, пускают туда горячий пар и собирают потом летучие вещества и кофеин. В зернах, обжаренных потом, остается в основном деготь и смолы. Это и обеспечивает эффект черной воды, чаще буроватой и даже бурой. Конечно, такой кофе может только отнимать энергию, но не давать ее. А другого сейчас нет. Жанна просто не понимает, что называть этот кофе можно только черной или бурой водой.

И вот на следующий день, в том же платье, со строго-прекрасным выражением светлого лица она явилась всего на несколько мгновений.

— Ой, ты так быстро пришла снова! — воскликнула Жанна.

— Ты знаешь, что он делает? — спросила Богоматерь.

— Знаю.

— Это безобразие. Уже сказано: не употреблять и не переутомляться!

— Но это было раньше, я не успела предупредить, потому что он позвонил только вечером. Сказал, что выпил пива.

— Ты обязана была предупредить. Не спешить, не волноваться! На все ему хватает времени!

…В моей трехдневной щели времени был эпизод почти балетный. Обходя закоулками толпу в часы «пик», я вырвался в свободный проходной двор, где, лавируя между мусорными ящиками и кучами цемента, оказался лицом к лицу с молодым медведем, прижимавшим обоими лапами к животу трехлитровую банку. В банке было пиво. Как только я узнал этот напиток, я узнал и человека, ибо это был не медведь. Он был во всем коричневом, и волосы его такого же примерно цвета укрывали всю шею и половину лица. Он остановился, сделал стойку. Я тоже. Он сделал шаг вправо, покачнувшись, я тоже. Я сделал два шага — влево и вправо, он же дважды качнулся и что-то проурчал.

Я приблизился. В его банке плескалось и пенилось пиво, прикрытое листом лопуха. Еще несколько балетных па. Мы почти разошлись. Я слегка задел банку локтем.

Послышалось урчание.

Я оглянулся. Он исполнял тот же медленный танец из лесной балетной сказки, направляясь к воротам. Там он трахнулся об огнетушитель. Последовали два несложных, но зрелищных пируэта. Банку осветило солнце. И вот кульминация — банка на вытянутых его руках, она светится, почти горит. Он подтягивает свое медвежье тело к ней так привычно и профессионально, что я аплодирую.

Занавес. Он исчезает. Мусорный ящик загораживает его фигуру. Пиво становится символом этой сцены. Я имел к этому символу прямое отношение. Теперь — баста. Я никогда не смогу вот так или как-то иначе, в меру моих сил, выступить на дворовых подмостках и московских задворках.

Озноб. От зрелища и внутренних переживаний. Балет окончен. Близится к концу и моя дистанция. И там, в конце ее, за поворотом, меня поджидает уже не артист балета, а целая труппа — очередь в пивной киоск. Живописная толпа оборванцев периода перестройки изображала и отображала демократию ранних формаций…

Не пить черной воды. Не пить огненной воды. Не пить сухого, не пить крепленого. Не знакомиться с женщинами. Не бывать с женщинами. В случае делового разговора в присутствии дам обязательно должна быть приглашена Жанна. Все свободное время отвести отдыху. Но не такому. Чаще бывать на природе. В неблагоприятные дни не работать. По пятницам не встречаться с коллегами и не общаться с ними. Иногда и в четверг. В определенные дни не есть зелени. Слушать указания Жанны, остерегающей меня от дайвов. Всегда носить при себе деревянный крестик и фотокарточку Жанны. Сказано это в разное время.

Программа (некоторые пункты я опускаю) с внешней стороны не кажется либеральной. И все-таки сколько в ней отличий от тех программ, которые в слепом усердии составляли для себя сами смертные!

Разительное несоответствие поражает. Смертные умерщвляли плоть, причем самыми жестокими способами. Мне же богиня велела беречь здоровье всеми возможными путями, и я не раз получал замечания от нее за небрежение здоровьем. Сюда же относятся и ее строгие предписания не употреблять воды различного цвета.

Смертные молились, выпрашивая у великой богини все блага на этом и заодно на том свете. Мне же было неудобно просить у прекраснейшей из женщин Галактики, чарующей до тумана в глазах. Я ни о чем не просил, не считая случаев, относящихся исключительно к моментам работы. Меня могут упрекнуть, что я мало узнал о богах, об их удивительных мирах. Но мне неудобно было и спрашивать восхитительную барышню с поразительно милым лицом. Мои немногочисленные вопросы были обычными, я угадывал ее имена. Я был счастлив уже тем, что мог отмечать в дневнике и моей памяти цвет ее нарядов, менявшийся подобно краскам небес в разные дни и часы.

Я часто сдерживал непреодолимое желание узнать больше. Я рвался к новым знаниям всю жизнь — неостановимо, стремительно. И вот, когда на небосводе моей мечты засияла ярчайшая из звезд, — я остановился. Только однажды, да и то по ее приглашению, я составил перечень вопросов. Конечно, самым важным событием и главным в диалоге было выяснение того факта, что одно из ее имен Птица Матерь Сва. Это одно открыло долетописную историю русов и подарило им древнейший и, возможно, величайший памятник письменности, который я назвал «Лебединой книгой».

Я верил, что смогу самостоятельно приблизиться к истокам знаний. Но слово «самостоятельно», как выяснилось, тут не подходит. Мне было дано это. Подарено. Я мог вести беседу с природой и с миром богов.

Никогда в жизни я не продвигался по этому пути так неудержимо, как это было в последний год.

И никогда раньше даже в волшебном сне не мог я разговаривать с Богоматерью. Если бы мне сказали, что великая Исида будет заботиться о моем здоровье, составлять лично распорядок для меня, сообщит, что на моем лице отметина, точно такая, как на ее лице!..

Для того чтобы воспринять это и многое другое, даже моему тренированному интеллекту нужна была подготовка. Думаю, и в этом небо помогло мне. Космос стал для меня живым благодаря восхитительному лику юной матери мира с Гором у сердца. Где-то у горизонта звездного неба, и выше его, и днем у Солнца, и утром и вечером, хмурил брови великий Осирис, наблюдая жизнь людей и мою тоже. Но и у этого великого и благородного бога-отца я почти ничего не успел попросить. Только к Свет-Владимиру я считал возможным обращаться с просьбами. Но у этих просьб одно и то же содержание и смысл: «Свет-Владимир, помоги моему народу!»

Сверкающая как солнце круглолицая небесная дева поручила мне работу — и я был рад выполнить ее. Я вышел как спортсмен-профессионал выходит к стартовой черте или как десантник — к самолетному люку, я как автогонщик или космонавт, выполняющий задание. Никто, конечно, не диктовал мне написанного. Но я замечал удивительные вещи: под руку мне попадались нужные книги — те, что я приобретал на лотках и даже в магазинах; я раскрывал их сразу на той странице, которая давала ответы, сообщала мысли. Когда же среди пирамиды текстов различного происхождения я что-нибудь безуспешно искал, стоило прошептать просьбу — и богиня указывала то, что я искал.

Когда я спешил на рынок, чтобы купить что-нибудь съестное, меня нередко поджидал сюрприз. Я точно сам Собой находил недорогую еду тут же, без поисков. Это сохранило много времени и нервов.

Я вышел к стартовой черте взволнованный, но во мне жила холодная решимость выполнить поручение во что бы то ни стало. Я еще не знал тогда, как это будет выглядеть. Но я был готов сокрушить все мыслимые и немыслимые препятствия и преграды. Даже если бы она сказала или только намекнула — сделать невозможное или умереть, я бы не колебался, наоборот, такое известие я принял бы с еще большей радостью. И тут меня подстерегает вопрос коллег: хочешь заработать бессрочную командировку в небесный город? Нет, отвечаю я, об этом я не думал даже. Буду откровенен: по словам Жанны, меня ожидал подземный мир с зелеными молниями и вечными ливнями. Я был готов даже и к худшему. Только потом было сказано иное…