Кто, если не мы?
«Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти», — утверждает Салтыков-Щедрин. По большому счету, именно так и есть. Рукописи действительно не горят, ибо пишутся на небесных скрижалях, неподвластных чину земного естества. Эти небесные письмена не покупаются и не продаются; они, призванные наполнять вселенную высоким духовным смыслом, доступны каждому ищущему их, стремящемуся к «высокому». Они же, вовремя вложенные в человеческую душу, способны формировать и сохранять у субъекта познания устойчивый интерес к высокодуховному на всем протяжении жизни. Процесс «взращивания» в человеке позитивных ценностей хотя и апеллирует к «небесному», но регулируется вполне материальными, земными категориями: домашним воспитанием, уровнем школьного образования, соответствующей государственной политикой и, конечно же, нашим ответственным и заинтересованным отношением к происходящему… Если не мы, то кто? Вопрос не риторический, требующий незамедлительного ответа…
Величие человека обусловлено прежде всего его способностью к творчеству. Именно творческий дар роднит его с Творцом всего сущего. Это высший дар Бога человеку — быть в мире творцом, познавать неведомые доселе сущности и, создавая новые, преображать и приукрашать мир…
Прежде в России существовало очень точное, всеобъемлющее понимание значения творчества.
«Искусство есть служение и радость, — пишет Ильин. — …Истинный художник… не властен над своим вдохновением… Он позван и призван — „божественный глагол“ коснулся его чуткого слуха. Призванный и позванный, он чувствует себя предстоящим. Перед ним не много произвольных возможностей, а одна-единственная художественная необходимость… в обретении которой и состоит его служение… Художник имеет пророческое призвание, не потому что он „предсказывает будущее“ или „обличает порочность людей“, а потому что через него прорекает Богом созданная сущность мира и человека. Ей он и предстоит, как живой тайне Божией, ей и служит, становясь ее „живым органом“».
Русская литература, в лице лучших своих представителей, сумела воспитать в себе чувство глубокой ответственности. Ведь писателю, по слову того же Ильина, «дана власть населять человеческие души новыми художественными медитациями и тем обновлять их, творить в них новое бытие, новую жизнь». Отсюда высота духовно-нравственной позиции русской литературы. Благоговение перед родными святынями, любовь к родине, патриотизм — не эти ли чувства служили путеводной звездой лучшим делателям на отечественной художественной ниве?
Писатели-классики, по известному выражению Мережковского, — вечные спутники человечества. Имеем ли мы право сегодня присоединиться к этому утверждению? Кто наши нынешние спутники? Кто шагнул с нами в третье тысячелетие? Не требуется семи пядей во лбу, чтобы дать ответ…
Читательский спрос нынче не отличается взыскательностью и глубиной. В подавляющем большинстве удовлетворению «духовных» потребностей служит массовая литература. Что это такое? Учебник по теории литературы так расшифровывает значение этого явления. Массовая литература — совокупность популярных произведений, которые рассчитаны на читателя, не приобщенного к художественной культуре, невзыскательного, не обладающего развитым вкусом, не желающего, либо неспособного самостоятельно мыслить и по достоинству оценивать произведения, ищущего в печатной продукции главным образом развлечения. Увы, сплошны «не»… Стыдно, ибо понимаешь, что касается это всех нас…
Итак, вот они наши спутники: «литературный низ», «желтая» пресса и безнравственное, низкохудожественное телевидение. Чем населяют эти попутчики наши живые души, какое новое бытие в них творят? Ответ несложен — достаточно вспомнить самых популярных литературных и телевизионных персонажей: «новый русский», бандит, бомж…
Иногда кажется, что нас просто-напросто обокрали. Ночью пробрался в дом бесстыжий тать и унес с собой самое дорогое и любимое, самое значимое. А уходя, включил телевизор. Под его многообещающие, вплоть до дармового миллиона, голоса мы и проснулись. Да так увлеклись, что и покражи не заметили и до сих пор не замечаем… А телевизор работает себе и все что-то обещает…
Но вернемся к творчеству. В настоящее время худо-бедно литературный процесс идет в столице да еще в нескольких крупных городах, где есть серьезные издательства и обладающие платежеспособностью потребители, в основном так называемый «средний класс». Следует отметить, что платежеспособный читатель в столице нынче уже не желает довольствоваться только массовой литературой, ему хочется приобщиться к чему-нибудь «высокому». А поскольку сегодня и в литературе всем правят законы рынка, то раз есть спрос — нате вам предложение. Предлагаемая современная серьезная (она же элитарная) литература кроме точного знания потребностей читателя отличается высоким профессионализмом письма, интеллектуальностью, информативностью — и является в подавляющем большинстве римейком. По большей части это профессиональная перетасовка существующих текстов, давно ставших наследием человечества. Но в этом и есть самый шик — так спрятать реминисценцию и аллюзию, что лишь самый интеллектуальный читатель сумеет откопать ее, вычленить из контекста. А уж как порадуется, коль скоро откопает! И писателя похвалит… Иначе, чем игрой в литературу, это не назовешь. Кто хочет — играй, а не желаешь — пережевывай бульварное чтиво…
Итак, в столицах играют в литературу, а в провинции пишут в стол… В провинции литературный процесс лишь едва обозначен. Два-три издания в год на всю писательскую организацию. Хорошие, талантливые книги выходят тиражами в тысячу экземпляров — и это еще счастье. А то ведь и в пятьсот, в триста, в двести…
Повсеместные законы рынка для провинции означают смерть литературы. Писатель реализует свой творческий дар, исполняет обязанности своего служения, создает произведение и предлагает его миру… Но его предложение — глас вопиющего в пустыне. Рынок отсекает все благие побуждения автора. «Где спрос? — вопрошает. — Нет? То-то». А ведь провинциальная беллетристика — главный движущий фактор общекультурного развития. Нет фактора — нет развития. Откуда ждать появления высокой литературы, новых классиков? Лишь в полноводной творческой реке способны родиться титаны от литературы. Если река выродится в десяток ручейков — крупнее окуня потомкам рыбы не видать. Кого будут изучать наши внуки и правнуки на уроках литературы (если таковая дисциплина вообще останется в школьной программе, то есть законы рынка позволят) — Пушкина? Гоголя? Достоевского? Есть опасение, что их просто перестанут понимать, отождествлять с собственной новосотворенной посткультурой. В лучшем случае лишь создатели очередных римейков не забудут слова Аполлона Григорьева и будут хвалиться, что Пушкин — это их всё… Неприглядная картина и, увы, вовсе не фантастическая. Грядущая действительность может превзойти даже самые худшие наши опасения. Не стоит уповать на возможности высокотехнологической цивилизации, духовная и нравственная деградация рано или поздно погрузит разум человечества в безнадежный сон, лишив его тем самым способности как бы то ни было использовать плоды собственных экономических и материальных достижений. Сон разума способен породить только чудовищ…
Такое ли (в образе жуткой антиутопии!) будущее мы хотим приуготовить своим потомкам? Едва ли… Но если так, то — уже сегодня! немедленно! — мы должныпринять решение и определиться: на чьей мы стороне — созидания или разрушения национальной культуры?
Кто, если не мы?
Игорь Изборцев