Андрей Баженов ТЕРРОР: ИСПОЛНИТЕЛИ И ВДОХНОВИТЕЛИ

РАЗБОЙНИКА ГРЕШНЕЙ

У дедушки Крылова, нашего литературного патриарха и великого русского мудреца на все времена, есть басня «Сочинитель и Разбойник». Басня о том, как в ад после смерти угодили два грешника: разбойник с большой дороги и известный уже тогда во всей Европе писатель-философ Вольтер:

…Он тонкий разливал в своих твореньях яд,

Вселял безверие, укоренял разврат,

Был, как Сирена, сладкогласен

И, как Сирена, был опасен…

Кощунственное Вольтерово остроумие в свое время осудил Грибоедов: «…обманчива самая та цель, для которой он подвизался… — колебание умов ни в чем не твердых». Осудил Пушкин: «…разрушительный гений… все высокие чувства, драгоценные человечеству, были принесены в жертву демону смеха и иронии, греческая древность осмеяна, святыни обоих заветов поруганы…». Осудили Гончаров, Островский, Достоевский — по сути, все большие русские писатели. Со спокойной, ледяной иронией столкнул Вольтера с пьедестала в прах Иван Бунин (рассказ «Суета сует»).

Но при всем при том в кругах иных интеллектуалов Вольтер и поныне является безусловным кумиром — символом житейской мудрости и остроумия. И водрузить на почетное место (рядом с «чугунной куклой» Наполеона) известный его мраморный бюст, запечатлевший тонкую скептическую усмешку над миром, и ныне считается хорошим тоном. (Ну действительно, не на икону же Богородицы «прогрессивному человеку» молиться!..)

Но вернемся к басне. Как известно, «в аду обряд судебный скор». Грешников подвесили в чугунных котлах и развели под ними огонь. Под котлом разбойника, убивавшего и грабившего на большой дороге, запылал жаркий, но недолгий костер. А вот к остряку-философу служители преисподней отнеслись куда более внимательно. Сварить в одночасье — это было бы для него незаслуженно мягкой карой. Сочинитель, естественно, возроптал: он, мол, «…ежели писал немножко вольно, / То слишком уж за то наказан больно; / Что он не думал быть разбойника грешней…». Но на все его попытки смягчить посмертную участь и выклянчить себе амнистию исполнительница приговоров Мегера резонно заметила:

…Ты ль Провидению пеняешь?

И ты ль с Разбойником себя равняешь?

Перед твоей ничто его вина.

По лютости своей и злости,

Он вреден был, пока лишь жил;

А ты… уже твои давно истлели кости,

А солнце разу не взойдет,

Чтоб новых от тебя не осветило бед.

Твоих творений яд не только не слабеет,

Но, разливаяся, век от веку лютеет.

Смотри (тут свет ему узреть она дала),

Смотри на злые все дела

И на несчастия, которых ты виною!

Вон дети, стыд своих семей, —

Отчаянье отцов и матерей:

Кем ум и сердце в них отравлены? — тобою…

Не ты ли величал безверье просвещеньем?

Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек

И страсти и порок?

И вон опоена твоим ученьем, там целая страна

Полна убийствами и грабежами, раздорами и мятежами

И до погибели доведена тобой!

В ней каждой капли слез и крови — ты виной…

РИТМ И ХОХОТ

Может быть, прав мудрый дедушка Крылов?.. Может быть, действительно непосредственные исполнители терактов, которые подло, коварно, мерзко, по-звериному, но все-таки в открытую творят свое чудовищное конкретное зло, менее опасны, чем те, которые, оставаясь в тени, сочиняют, стратегически разрабатывают, заказывают и оплачивают эти самые теракты, а самое главное — умеют разного рода «невинными», «неподсудными» методами незаметно превращать человека в агрессивного зверя, который всегда готов на любое кровавое преступление?.. Вряд ли исполнители злодеяний в своем большинстве уже родились террористами.

Исполнители хотя бы собственной жизнью, как правило, расплачиваются за содеянное. А сочинители? А те, кто нравственно подготавливает и провоцирует террор, кто воспитывает и формирует сознание потенциальных террористов?.. Сидят себе где-нибудь на вилле у телевизора и тонко-скептически, по-философски усмехаются над глупым скорбящим миром. А возможно, и тех же самых террористов с трибуны клеймят… (А что их клеймить попусту, когда просто действовать надо. А как действовать — известно со времен Ермолова, Скобелева…)

Впрочем, когда сегодня перечитываешь Вольтера, Дидро, Руссо, Гельвеция и иных идеологов — зачинщиков Великой французской революции XVIII века, то какими же они порой кажутся невинными! Куда там пересмешнику Вольтеру, свободному от «предрассудков» — совести, нравственности, чести, верности, долга, патриотизма, — куда ему, старику, до иных бодрых, уверенных, раскрепощенных особ, во власти которых определять сегодня содержание телепрограмм. Даже в самые черные траурные дни, дни народной скорби, — не устыдятся, не постесняются… Пощелкаешь пультом — все та же пошлая реклама, мерзкие шуточки и каламбуры, все так же гремят и пляшут на гробах размалеванные черти… Ни тишины, ни грустной мелодии — грохот и ритм, ритм и хохот… Смешным и наивным кажется Федор Михайлович Достоевский, который укорял когда-то Афанасия Фета за то, что тот мог писать стихи о любви и природе после Лиссабонского землетрясения, когда в далекой Португалии погибли люди…

СТРАШНЕЕ, ЧЕМ НА ВОЙНЕ?..

Человечные стихи Юлии Друниной утверждали и утверждают в мире светлое начало, чистый, справедливый идеал. Юной девочкой-медсестрой она когда-то ушла на фронт:

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший сорок первый год…

Ей непосредственно, в полной мере пришлось испытать весь ужас кровавой схватки с озверелым немецким фашизмом:

Я только раз видала рукопашный.

Раз — наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Она осталась жива. Она достойно жила и достойно творила. Но вот в стране началась перестройка 1990-х, и умники, свободные от идеала, благодарности и сострадания, на ее глазах развалили страну, которую ее поколение такой ценой отстояло в страшной кровавой битве. Юлия Друнина не вынесла унижения народа, нравственного хаоса, цепи бесконечных катастроф, лжи и цинизма в эфире… Она покончила с собой, хотя была она очень русским человеком, а значит, человеком православного мироощущения, и потому не могла не понимать, к какому страшному греху толкают ее надломленность и безысходность… Никогда бы ни на что подобное не решилась бы она на войне. Ни при каких обстоятельствах. Но, наверное, побывать наяву в гуще рукопашного боя с немцами юной девочке было не так страшно, как взрослой, опытной, зрелой женщине наблюдать то, что творит в России самозванная демократия. Вероятно, для нее фашистские изверги, которые шли убивать с оружием и открытым забралом, были не настолько страшны, нежели те, кто с «веселым» напором, «свободно» и «бесконтактно», уничтожали на ее глазах тело и душу ее народа. Уничтожали процентом с капитала, телевизионными шоу, разрушительной инфор-мацией… Там, на войне, можно было стрелять, бить штыком в рукопашной, и это было почетно, было подвигом. А теперь… Любой протест тут же топится в потоках демагогии и клеветы. Поднимешь голову — саму фашисткой назовут, освободительницу. Безысходность…

ИГРАЛИЩА ТАИНСТВЕННОЙ ИГРЫ

Кто такие исполнители терактов и иных преступлений, разобраться можно. Можно и без привлечения литературы. Здесь достаточно добросовестного следствия. Куда важнее попытаться понять, кто же такие «сочинители», которые прямо или, чаще, косвенно готовят «исполнителей», которые формируют сознание террористов, провоцируют разного рода конфликты и столкновения между людьми и целыми народами, устраивают в мире хаос. Откуда берутся они на земле? Как, когда и почему появились впервые?.. Конечно же, они далеко не всегда рекламируют себя, подобно Вольтеру, и узнать, кто они конкретно, не всегда возможно. Да и не наше это дело — мы не служба безопасности. Нам важно понять и исследовать сам тип подобного «сочинителя», его духовно-генетическую родословную, понять, каковы его конечные цели и в чем суть его методов воздействия на человечество. И вот здесь без литературы, без истории мировой культуры, пожалуй, не обойтись. Литература порой раскрывает такие тайны, которые не под силу раскрыть даже самим сыщикам.

Пушкин, вспоминая юные лицейские годы, писал:

…Припомните, о други, с той поры,

Когда наш круг судьбы соединили,

Чему, чему свидетели мы были!

Игралища таинственной игры,

Металися смущенные народы;

И высились и падали цари;

И кровь людей то славы, то свободы,

То гордости багрила алтари…

Современные школьники, гимназисты, лицеисты, пожалуй, являются свидетелями не менее страшных и не менее масштабных «таинственных игр». И не меньше льется крови невинных людей, приносимых в жертву неизвестным идолам ради неизвестных целей. Но вот только способны ли еще современные люди сопереживать страдающим и гибнущим столь же остро, как во времена Пушкина и Достоевского?.. Многочисленные средства «бесконтактного» психотропного воздействия (СМИ и проч.), которые непрерывно приучают, адаптируют сознание и подсознание человека к льющейся крови, разврату, хохоту над святынями, к вселенской пошлости, — не притупили ли, не умертвили ли они в людях человеческое?.. Хочется верить, что нет.

НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ

Не следует, наверное, забывать и о том, что далеко не все из тех, кто сегодня с высоких трибун осудил чудовищную сентябрьскую акцию террористов 2004 года, спешили в недавнем прошлом осудить главного в сегодняшнем мире, причем безнаказанного, террориста — Америку. Все будто забыли, как совсем немного лет назад, поддерживая захватнический террор албанских исламистов в Косове, США навалились всей своей технической, экономической, политической мощью на православную Югославию и разбомбили ее с недосягаемых высот. Подсчитал ли кто-нибудь, сколько тогда погибло невинных мирных жителей, женщин, детей?..

Протеже Америки, албанцы, полтора века вынашивают идею создания Великой исламской Албании на исконно славянских христианских землях Балкан. Это, кстати, единственный из славянских народов, который встал в свое время на колени перед завоевателями-турками и принял мусульманство. Православные же югославы всегда были верными и надежными союзниками русских и никогда не предавали их, в отличие от иных братьев-славян. Например, той же дважды освобожденной русскими Болгарии, которая, пресмыкаясь перед США, закрыла в дни югославских событий воздушный коридор для самолетов из России.

Но Бог с ней, с Болгарией… Важнее понять, кто у нас в России постарался сделать так, чтобы Югославия в страшный момент истории осталась без помощи русских и была в дальнейшем расчленена… Кто постарался поскорей унять ту мощную стихийную волну народного гнева и протеста, которая била в те дни в стену американского посольства в Москве? Кто поспешил погасить эту праведную волну, на энергии которой могло начаться действительное, а не мнимое национальное единение? Нельзя забывать…

МЧАТСЯ БЕСЫ

Название романа Ф. М. Достоевского «Бесы» давно у всех на слуху. Но не все слышавшие о романе сами его читали. А те, которые читали, возможно, подзабыли. Поэтому приведем одну известную цитату, которая, как нам кажется, особенно остро прочитывается в контексте общего разговора о явлении террора.

В романе один из социалистов-террористов, Верховенский, еще задолго до революции 1917 года излагал планы революционного преобразования России. Разрушение старого Божьего мира ради построения искусственного нового, как и во все времена, должно было начинаться с разрушения государства, с разложения и рассыпания народа, с распада и деградации человеческой личности:

«…Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ… а главное — равен-ство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов… не надо высших способностей!.. их изгоняют или казнят… Рабы должны быть равны… в стаде должно быть равенство… Не надо образования, довольно науки!.. одного только недостает: послушания. Жажда образования есть уже жажда аристократическая… Мы уморим желание: мы пустим пьянство (наркотики еще были редкостью. — А. Б.), сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство. „Мы научились ремеслу, и мы честные люди, нам не надо ничего другого“ — вот недавний ответ англий-ских рабочих… Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители… Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет… все вдруг начинают поедать друг друга… чтобы не было скучно…

…мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут… делают выстрелы или кусаются. Такие только мешают… я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их Богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу… наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либе-рален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!.. Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты… О, дайте взрасти поколению!.. Ах, как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет…

…одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, — вот чего надо! А тут еще „свеженькой кровушки“, чтоб попривык… Мы провозгласим разрушение… косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Я вам… таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут… и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам… Ну-с, тут-то мы и пустим… Ивана-Царевича… Самозванца… Главное, легенду!.. И застонет стоном земля: „Новый правый закон идет“, и взволнуется море, и рухнет балаган, и тогда подумаем, как бы поставить строение каменное. В первый раз! Строить мы будем, мы, одни мы!..».

Сегодня смотришь на холодные заоблачные кощеевы замки, исказившие окончательно облик древней православной Москвы, и думаешь…

С НАЧАЛА ВРЕМЕН

Еще раньше, за сто лет до Достоевского, сознание пролетария, освобож-денного от «предрассудков» и сосредоточенного лишь на элементарном потреблении материальных благ и удовольствий, формировали у человека французские философы. Все та же апология земного рая для избранных и все та же замешанная на лжи теория демократического равенства для обслуживающих дураков-потребителей. У Дени Дидро, например, которого Пушкин назвал «самым ревностным из апостолов Вольтера», в «Племяннике Рамо» читаем: «…мудрость… пить добрые вина, обжираться утонченными яствами, жить с красивыми женщинами, спать в самых мягких постелях; а все остальное — суета…

— А защищать отечество… исполнять свои обязанности?..

— Суета! Нет больше отечества: от одного полюса до другого я вижу только тиранов и рабов… Лишь бы быть богатым… — …для народа нет ничего полезнее лжи и ничего вреднее правды… гениальных людей следует ненавидеть, и если на лбу новорожденного заметны признаки этого опасного дара природы, то его надо задушить или бросить псам…».

Да что там Европа Нового времени! Точно так же бесы-разрушители действовали и во времена античного Рима. (См., например, у Блока статью «Катилина». Кстати, становится понятным, у кого и почему Блок заимствовал рваную ритмику своей революционной поэмы «Двенадцать».) Все то же самое: кровь, разврат, пожары, разруха, клевета, насмешка, сатира… И так с начала времен.

А что было с начала времен?.. Была революция — против Бога, против Божьего мира.

DIVIDE ET IMPERA

(РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ)

В первом томе «Тихого Дона» М. А. Шолохова (столетие со дня рождения которого мы отмечаем в этом году) описана зверская кровавая драка между казаками и украинцами. Причем драка происходит именно в тот момент, когда в хутор приезжает революционер Штокман. Шолохов рассказывает читателю о давней вражде между казаками и «хохлами», указывая при этом на некие сторонние и неслучайные причины этой вековой вражды: «Не одно столетье назад заботливая рука посеяла на казачьей земле семена сословной розни, растила и холила их, и семена гнали богатые всходы: в драках лилась на землю кровь казаков… русских, украинцев…».

Образ пламенного революционера (которому никак не откажешь в смелости, упорстве и фанатичной преданности своему делу) в советских учебниках однозначно трактовался как образ героя положительного. Но такой ли уж безусловно положительный образ создавал на самом деле автор «Тихого Дона»? Осторожно — иначе было нельзя — проводя значимые параллели, вызывая нужные ассоциации, разбрасывая по обширному тексту симво-лические детали, Шолохов создал образ, как минимум, неоднозначный.

Образованный приезжий Штокман, у которого «близко поставленные к мясистой переносице глаза светились хитрецой» и «косая поперечная морщина, рубцевавшая белый покатый лоб, двигалась медленно и тяжело, словно изнутри толкаемая ходом каких-то скрытых мыслей», вскоре станет своего рода крестным отцом, духовным наставником для хуторских люмпенов, погорельцев, неудачников, для обделенных, бездомных, бесхозных, бессемейных и просто ограниченных и бездарных, вроде «квадратного» Мишки Кошевого. То есть для тех, в основном, кто мало приятен и большин-ству казаков, и автору, и чувствующему внимательному читателю. «…после долгого отсева и отбора образовалось ядро человек в десять казаков. Штокман был сердцевиной, упрямо двигался он к одному ему известной цели. Точил, как червь древесину, нехитрые понятия и навыки, внушал к существующему строю отвращение и ненависть. Вначале натыкался на холодную сталь недоверия, но не отходил, а прогрызал…».

ЧЕРЕЗ ТАКИХ ВОТ ЧЕРТЕЙ…

Есть в «Тихом Доне» и еще один, эпизодический, второстепенный вроде бы, персонаж. Это мелькнувший три-четыре раза на страницах романа штабной адъютант*: «…в коротких лакированных сапожках частил мимо адъютант окружного атамана; перстень его с черным камнем и розовые припухшие белки красивых черных глаз сильнее оттеняли белизну кожи и аксельбантов. Из комнаты… просачивался разговор…

— Шестьдесят девять…».

Сколь важны и значимы у Шолохова детали! Перстень с черным камнем образованному читателю может напомнить, например, перстень Иосифа Баздеева — высокопоставленного масона из «Войны и мира». А мистическое число 69 — это оксюморон, знак дьявольского перевертыша… И сам адъютант внешне двойственный, черно-белый: глаза — кожа, перстень — аксельбанты… И «добротный конь» адъютанта «улегал на заднюю левую» (хромой бес).

И от этого штабного ничтожества на войне зависели даже те, кто заведомо превосходил его и доблестью, и возрастом, и чином. Имел он непонятную власть распоряжаться кровью и жизнью исполняющих долг людей: «…остановил скучающие влажные глаза шагавший мимо адъютант… догоняя его, почти рысью, шел старый сотник, чем-то взволнованный, кусающий желтыми зубами верхнюю губу… над рыжей бровью сотника трепетал, трогая веко, живчик…».

А интересен этот персонаж-адъютант, собственно, тем, что страстное желание раздавить его, уничтожить объединяет вдруг людей из разных лагерей, по сути врагов. Расстреливают его с большой охотой, прямо-таки с наслаждением утоляемой ненависти, двое объединившихся на миг воинов гражданской. С одной стороны, это красный матрос-большевик, а с другой стороны, белый казак-националист:

«— Этот самый предавал казаков?..

— Ты думал — мы обознались?…его вытянули!.. Через таких вот чертей и бунтуются люди, и революция взыграла через таких… У-у-у, ты, коханый мой, не трясись, а то осыпешься, — пришептывал Чубатый и, сняв фуражку, перекрестился…

— Приготовился? — играя маузером и шалой белозубой улыбкой, спросил Чубатого матрос.

— Го-тов!

Чубатый еще раз перекрестился, искоса глянул, как матрос, отставив ногу, поднимает маузер и сосредоточенно жмурит глаз, — и, сурово улыбаясь, выстрелил первый…».

ФРАНТЫ АДЪЮТАНТЫ

Ох уж эти франты штабные, воспетые Окуджавой! «…дуэлянты флигель-адъютанты, блещут эполеты. / Все они красавцы, все они таланты, все они поэты…». Один из друзей А. С. Грибоедова Андрей Жандр так вспоминал о тех, кто поднял восстание в декабре 1825 года с целью государственного переворота: «В первом зародыше это был заговор чисто военный… Александр Бестужев был старшим адъютантом Главного штаба… Сергей Муравьев-Апостол… Пестель… вообще адъютанты штабов все были в заговоре. Они преспокойно пользовались казенными печатями, делая какой-то условный знак чернилами у самой печати на конвертах…».

Сколько раз в последней, выматывающей страну затяжной войне, как только нашим войскам оставалось сделать конечный победный шаг и втоптать в кровь и грязь гнезда будущего терроризма, так сразу же из штабов летели истеричные приказы с требованием немедленно прекратить военные действия и приступить к перемирию. (Которое тут же и осуществлял на месте какой-нибудь иуда-мордоворот с высокими погонами.) Сколько крови русских солдат на штабных холеных ручках…

АГЕЛЫ ПРОТИВ АНГЕЛОВ

Для внимательного читателя, умеющего замечать в тексте значимые детали и постигать их символический смысл, не случайной, конечно же, в «Тихом Доне» окажется и оговорка казачки по поводу Штокмана (он представлялся агентом фирмы «Зингер»):

«— Кого привез из станицы? — спрашивали у Федота соседки…

— Агента. (С ударением на первом слоге. — А. Б.)

— Какого такого агела?..»

Агел — это отрекшийся от Бога ангел, дух, демон из воинства темных сил. Предводителем армии демонов, по Библии, был ангел Сатанаил (сатана, дьявол) — умный, но злой и коварный дух, и главное, при всем своем гордом самомнении — дух, неспособный к светлому созидательному творчеству. Он был тварь, не несущая в себе Творца. Он первый позавидовал Богу, первый Его оклеветал и первый восстал против Него. Сатана — это первый в мире революционер-перестройщик — вечно всем недовольный и все отрицающий в Божьем мире дух-интеллектуал. Он первый решил разрушить до основания, до праха Божий мир, чтобы на его обломках построить искусственный новый…

Знание библейских текстов, Священной истории Ветхого и Нового заветов всегда было и остается одной из основ гуманитарного образования. Без этого ни мировая культура, ни уж, тем более, культура европейская и особенно русская на серьезном уровне не постигаются. Понимать произведения больших писателей о революции и гражданской войне, не зная библейской истории, просто невозможно. Напомним, что, по Библии, не только первая «революция», устроенная с целью захвата власти над миром, но и первая «гражданская война» произошла в поднебесной между Божьими тварями — духами. Агелы — темные ангелы, предавшие Бога носители разрушительного начала, бились со своими, по сути, братьями — светлыми ангелами, верными Творцу носителями созидательного начала. В этой первой войне победило светлое ангельское воинство. Во главе его с огненным мечом бился архангел Михаил. Темное воинство было низвергнуто с небес в преисподнюю, после чего сатана провозгласил себя князем мира сего и вместе с бесами и «сагитированными и завербованными» соратниками из человечьего племени продолжил тайную войну на земле.

ПЕРЕШАГНУТЬ ВСЕ ПРЕДЕЛЫ

Фанатизм и целеустремленность революционеров всех эпох поражают, порой восхищают и… пугают. Не зря, наверное, Бунин, когда писал в документальных «Окаянных днях» о вершителях революции 1917 года, лишний раз уверовал в дьявола: «…в том-то и сатанинская сила их, что они сумели перешагнуть все пределы, все границы дозволенного, сделать всякое изумление, всякий возмущенный крик наивным, дурацким.

И все то же бешенство деятельности, все та же неугасимая энергия, ни на минуту не ослабевающая… это что-то нечеловеческое. Люди недаром, совсем недаром тысячи лет верят в дьявола. Дьявол, нечто дьявольское несомненно есть…».

Какого же масштаба должна быть цель этих «земных богов» — сочинителей и вдохновителей революционных разрушений и преобразований, чтобы без сомнений и колебаний, с фанатизмом на грани безумия так страстно желать любыми способами разрушить, перевернуть и перестроить Божий мир?.. Цель масштаба вселенского, мессианского… Будто бы действительно речь идет о реванше за проигрыш в той самой первой — поднебесной битве между Добром и злом.

Впрочем, и «исполнители» всех времен, конечно, тоже хороши. Вспомним того же Федьку Каторжного из «Бесов». Или: «…в Одессу присланы петербургские матросы, беспощаднейшие звери… совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от своеволия… Недавно кинулись убивать какую-то женщину с ребенком. Она молила, чтобы ее пощадили ради ребенка, но матросы крикнули: „Не беспокойся, дадим и ему маслинку!“ — и застрелили и его…» (И. А. Бунин. «Окаянные дни»).

ЭР-ЭЙЧ И ВОЛЫ БЕЗ КОМПЛЕКСОВ

Во время Второй мировой войны «гуманные» — «бесконтактные» — методы покорения и подчинения «низших рас» разрабатывали фашисты. Тогда они собирались использовать психотропные химические вещества. Вспомним фильм «Мертвый сезон», в основе сюжета которого реальные события. Там в фашистском концлагере доктор Хасс проводил эксперименты над узниками. Он работал над созданием психотропного газа RH и так излагал свою «гуманную» теорию перестройки человеческого мира по схеме: интеллектуальная элита из представителей высшей расы и всем довольные, равные между собой, обслуживающие эту элиту полуроботы-профессионалы, представители низших рас: «…когда эр-эйч поможет выполоть с земли ненужные сорняки (то есть несогласных, сопротивляющихся людей. — А. Б.), наступит новая эра, золотой век… Это будет общество людей новой породы… Нет больше ни богатых, ни бедных. Есть только элита, живущая в новом отеле: мыслители, поэты, ученые…

Вы спросите, а кто же будет работать?.. Работать будут представители неполноценных рас, прошедшие специальную психохимическую обработку… эти люди по-своему совершенно счастливы, поскольку они начисто лишены памяти. Они отрезаны от какой бы то ни было информации извне. Ведь отчего люди страдают больше всего? От сравнения. Кто-то живет лучше, кто-то талантливее, кто-то богаче, кто-то могущественнее. А человек, прошедший психохимическую обработку, будет радоваться — непрерывно. Paдoвaтьcя, что ему тепло, что помидор красный, что солнце светит, что ровно в два часа, что бы ни случилось, он получит свой питательный бобовый суп, а ночью женщину. При условии, если он будет прилежно трудиться. Ну разве это не милосердно?..

А дальше эр-эйч сможет постепенно создавать определенные типы служебного человека. Ну так, как это мудро сделала природа в улье, в муравейнике… Представьте: человек-ткач, человек-пекарь, человек-шофер… Причем у него нет никаких других потребностей, никакого комплекса неполноценности. Ну нет же у вола комплекса неполноценности оттого, что он вол! Ну вол, и слава Богу!.. Человек-робот ни о чем не думает, всегда доволен, и он производит себе подобных…».

(Образ города-муравейника — символа нового искусственного мира, города, населенного идеально владеющими одной лишь узкой профессией людьми-муравьями, которые обслуживают «муравьиного» царя и его свиту, проходит через всю мировую культуру. «Мне надо на кого-нибудь молиться. / Подумайте, простому муравью…», — пел Булат Окуджава.

Идея создания «Муравьиного братства», о котором писал Л. Н. Толстой в своем «Детстве», братства, которое поневоле обособляет, тайно выделяет своих членов среди остального народа, зародилась отнюдь не в процессе детских игр.)

ХАМЕЛЕОНЫ И ПРОЛЕТАРИИ

А что если того же эффекта, что и с эр-эйч, в деле превращения человека в биоробота можно достигнуть еще более «невинными» и «бесконтактными» способами? Например, определенным музыкальным ритмом, скрытым двадцать пятым кадром телепередач, непрерывной информационной атакой, рекламой всевозможных пороков и аномалий, внедрением сверхузкого профильного обучения наконец и т. п…И вот всемирная армия «чистых пролетариев», всегда довольных профессионалов-наймитов всех специальностей — от ясельных нянек до суперменов-убийц — готова обслуживать своих хозяев.

«Чистыми пролетариями» Андрей Платонов в «Чевенгуре» называл тех, у кого за спиной не осталось ни родины, ни национальности, ни семьи, ни религии, ни культуры — одно лишь коммунальное равенство, желание удовлетворения элементарных плотских и материальных потребностей да еще, в лучшем случае, абстрактная идея, уводящая от реальности. Такова уж главная суть истинного пролетария, от этого никуда не денешься, — это продажа себя как профессионала на рынке умственного и физического труда. Все остальное вторично. Историческая и культурная память пролетария стерта. Иначе не делал бы ставку на него величайший теоретик революционного преобразования мира Карл Маркс: «Пролетариям нечего терять…».

В дореволюционной русской классике слово «пролетарий» почти исключительно ругательное. Гончаров в «Обломове» так называет подлеца Тарантьева и т. д. (Не следует путать пролетария с рабочим и вообще с сознательно работающим, с тружеником, у которого за душой кроме денег есть еще нечто.)

О грядущих попытках перестройки мира по схеме — правящая элита из дорвавшихся до власти активных мизантропов-завистников («кто был ничем, то станет всем») и обслуживающих эту элиту роботов-наймитов физического и умственного труда — не раз предупреждала мировая литература. В том числе и детская литература. (См., например, фантастику Александра Беляева или сказочную фантастику Александра Волкова: «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»…)

И в каком только обличье не являлся человечеству претендующий на элитарность бес — разрушитель Божьего мира, какие только маски на себя не надевал! Вчера коммунист, сегодня демократ, завтра фашист, пацифист, религиозный фанатик… Мгновенная приспособляемость к любым обстоя-тельствам, идеальная политическая и социальная мимикрия — вот главный путь достижения адской цели… В «Тихом Доне» Шолохов цитирует воззвание Ленина к соратникам: «…во имя одной цели, одушевленные одной волей, миллионы людей меняют форму своего общения и своего действия, меняют место и приемы деятельности, меняют орудия и оружие сообразно изменяю-щимся обстоятельствам и запросам борьбы…».

Под разными именами, под разными знаменами, а суть одна. Бунин в «Окаянных днях» проводит параллель между вождями французской революции и российской: «…Сен-Жюст, Робеспьер, Катон… Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже? Конечно, все-таки московские. Но и парижские были не плохи…». И еще: «Какими националистами, патриотами становятся эти интернационалисты, когда это им надобно!..».

Бывает, что маска беса вообще не имеет определенного очертания и цвета. Любопытно, например, что идеи исламского экстремизма и терроризма не раз в истории каким-то удивительным образом органично соединялись с самыми левыми радикальными коммунистическими идеями: в Турции, в Индонезии, в той же Албании… Вспомним Челкаша в рассказе М. Горького — люмпена, на которого делала ставку зарождающаяся революция в России: «…тряпка на его голове, понемногу краснея, становилась похожей на турецкую феску…».

Для православных рай — это прежде всего место духовного блаженства, освобождения от страданий, душевных болей, мук совести. Представителям иных религий рай может представляться страной материалистического изобилия и свободы плотских наслаждений. Коммунистическая идея, как и капиталистическая идея, есть идея построения нового материалистического рая на Земле. Разница лишь в том, для кого этот рай осуществится: для индивида, для группы или коллектива, или для всего человечества. Поэтому и капиталистический строй, и коммунистический строй в России (особенно начиная с либеральных реформ Александра II), не мешая духовному раскрепощению, а значит, и процветанию одних народов, автоматически подавляли и продолжают духовно подавлять народ православный.

НА СЦЕНЕ КАТОРЖНЫЕ

Способы, которыми человек доводится до кровожадного звериного или тупого «зомбированного» состояния, известны. (См. «Бесы» Достоевского и др.) Остановимся на некоторых. Прежде всего это, конечно же, пропаганда крови, насилия и бесстыдства. Так в либеральные времена правления Александра I, когда в тайных обществах замышлялся и разрабатывался революционный переворот, на страницы «коммерческих» журналов, на сцены конъюнктурных театров шагнул герой социального дна — член бандитской шайки, воровского или развратного притона и проч. (То же было перед Французской революцией: один маркиз де Сад чего стоил.) Крылов негодовал. По его мнению, авторам будто только и осталось, что «выводить на сцену одних каторжников или галерных преступников…». Пушкин возмущался тем, что в России публикуются развращающие читателя записки парижского сыщика Видока и откровения палача Самсона: «После соблазнительных Исповедей философии XVIII века явились политические, не менее соблазнительные откровения… мы захотели последовать за людьми известными в их спальню и далее… мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вельсон, Казановы и Современницы. Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника… Не доставало палача… и он явился…». Ну а в наше время?.. Достаточно упомянуть ТВ: детективы, триллеры, войны, катастрофы, драки, притоны, исповедальные шоу, подробности частной интимной жизни…

Пропаганду крови довершает приучение к реальной крови. Лучше всего — война. После войны с Наполеоном последовали либеральные реформы Александра I, небывалое распространение тайных обществ и попытка революционного переворота 14 декабря 1825 года. Война России с Турцией спровоцировала либеральные реформы Александра II, которые логично завершались разгулом массового террора в конце XIX века. Война с Японией спровоцировала забастовки и революцию 1905 года. Война с Германией — революцию 1917 года. (Вот еще одно воззвание Ленина, процитированное в «Тихом Доне». По сути, это призыв к братоубийственной гражданской войне: «… бери орудия смерти и разрушения, не слушай сентиментальных нытиков, боящихся войны… готовься создать новые организации и пустить в ход столь полезные орудия смерти и разрушения против своего правительства и своей буржуазии…»)

За Великой Отечественной войной вскоре последовала либеральная «оттепель», когда в компенсацию дарованных народу некоторых свобод (более мнимых, чем действительных) начались новые мощные гонения на православную церковь (которая сыграла великую роль в победе над фашизмом), затем пошла раздача русских территорий (Крым, священные земли в Иерусалиме), затем рассеивание огромных средств и людских ресурсов ради освоения пустынных земель окраин (после чего началось резкое обнищание и деградация русских коренных областей). Плюс все прочие либеральные деяния власти, которые можно расценивать как прямое предательство народных и государственных интересов. Наконец, за афганской войной грянул хаос «перестройки»…

КОМПЛЕКС СТЫДА

Если пролитие крови, вероятно, и может быть праведным и осущест-вляться во имя благой высокой цели (кровь врагов-захватчиков), то проповедь и внедрение разврата — никогда. Впрочем, то, что кровь и разврат тесно связаны между собой и ведут к единому результату — распаду личности и распаду мира, — знали уже в древности. Нравственный, стыдливый человек не будет убивать детей и женщин. В «Борисе Годунове» у Пушкина царь так наставляет юного сына:

О милый сын, ты входишь в те лета,

Когда нам кровь волнует женский лик.

Храни, храни святую чистоту

Невинности и гордую стыдливость;

Кто чувствами в порочных наслажденьях

В младые дни привыкнул утопать,

Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,

И ум его безвременно темнеет…

Снятие «комплекса стыда» — неотъемлемая часть подготовки разного рода террористических, шпионских, диверсионных и проч. спецподразделений. Настоящий террорист-профессионал не может «работать» с гарантией, не перегорев нравственно и чувственно и не причастившись не только кровавой чаше, но и чаше разврата. Молодой Пушкин, посещавший в южной ссылке тайные общества, в частности известную масонскую ложу «Овидий № 25», осторожно указывал на культивируемую ее членами-«братьями» крово-жадность и их развратные нравы. В их среде в серьезной и полушутливой форме исповедовалась своего рода революционная религия крови и грехопадения, вплоть до исполнения ритуалов, по смыслу противоположных христианским. Вместо бескровного церковного таинства причащения (евхаристии) — антихристианское причащение наоборот: не красное вино вместо реальной жертвенной Христовой крови, но жертвенная кровь вместо красного вина:

Вот эвхаристия другая.

Когда и ты, и милый брат,

Перед камином надевая

Демократический халат,

Спасенья чашу наполняли…

Ужель надежды луч исчез?

Но нет! — мы счастьем насладимся,

Кровавой чашей причастимся…

Точно так же и самые фривольные, вплоть до кощунственных, стихи и поэмы молодого Пушкина были написаны в это время. (Впоследствии Пушкин от многого отрекался, но такова уж была его мессианская задача: он должен был пройти через ад, чтобы указать на него своему народу.)

АДСКАЯ ГЕНИАЛЬНОСТЬ

Немецкий писатель Томас Манн в романе «Доктор Фаустус» (одном из самых глубоких и значимых романов XX века) подтвердил, что тот, кто продает душу дьяволу, «причащается» не только кровью (как Маргарита у Булгакова), но и ядом разврата. Главный герой обретает свою временную, фанатичную, полусумасшедшую, «гениальную» работоспособность вместе с дурной болезнью, которая обостряет и нарушает работу мозга. Подобным образом причащались и персонажи реальной истории, чьи творчество и деятельность «гениально» несли в себе разрушительное начало и явно отдавали адом. Например, Ницше — один из гениев-вдохновителей немецкого фашизма.

Мариэтта Шагинян еще в советское время, рассказывая о вскрытии черепа осуществителя российской революции, первая, кажется, намекнула и на то, что подобным образом был причащен великий вождь… Отстояв в партийных спорах лозунг о «праве наций на самоопределение вплоть до отделения», он гениально заложил в межнациональные отношения народов единой России ту страшную мину, которая рванула во всю мощь в дни недавней перестройки. Теперь его место в загородной резиденции по праву занял преемник — один из главных осуществителей этой самой перестройки — тот, который, разваливая Союз, коварно «разрешил» народам России «брать столько суверенитета, сколько смогут проглотить». Это «разрешение» тут же спровоцировало каскад постоянных межнациональных войн, детищем которых стал и терроризм.

СОВЕТ БАЛАМУТА

И еще об одном (на первый взгляд весьма невинном) способе направить личность по пути нравственной и духовной деградации. Заглянем в книгу «Письма Баламута» Клайва Стейплза Льюиса — талантливого английского писателя и богослова, автора известных «Хроник Нарнии». «Письма» написаны от лица бывалого опытного беса Баламута, который наставляет своего младшего коллегу по адскому ведомству — черта Гнусика. Наставления эти составляют пособие по совращению человека с пути истинного, с целью овладения его душой и последующего препровождения в ад.

Так вот, одним из весьма эффективных способов, каким достигается распад в человеке высоких и светлых духовных начал, является смех. Не всякий, конечно, смех. Смех радости встретившихся влюбленных или смех искреннего веселья собравшихся друзей и т. п. бесу крайне неприятен. Но вот смех определенного типа анекдотов и каламбуров, смех развязности и т. п. — это другое дело. А сколько людей во все времена боялись и боятся показаться окружающим неостроумными! Как немыслимо трудно в кругу знакомых стоять одному с выражением брезгливости и неприязни на лице, когда остальные покатываются от тупых, грязных и пошлых шуток! Прослыть неостроумным в обществе почти всегда считалось грехом и позором, но особенно в эпохи, предшествующие великим социальным потрясениям и переломам. (И это не только на Западе, но и в России. Поныне коробит от некоторых шуток Петра I, который устраивал «пьяные литургии» и проч. Или, например, от шуток общества «Арзамас», в которое в начале XIX века, перед декабрьским восстанием 1825 года, были вовлечены многие русские писатели. На заседаниях «Арзамаса» весело пародировались тексты Священного писания, отпевались живые «покойники» и т. д.)

Баламут Льюиса пишет про англичан: «недостаток чувства юмора… почти единственный порок, которого они действительно стыдятся. Юмор сглаживает для них и, заметь, извиняет всё. Вот такой юмор совершенно неоценим как средство против стыда. Если человек просто заставляет других за себя платить — он пошляк. Если же он шутливо хвастает при этом и дразнит своих друзей тем, что они дают себя раскрутить, — он уже не пошляк, а весельчак. Просто трусость позорна, но если ее замаскировать шутливым хвастовством, юмористическими преувеличениями и комическими ужимками, она может показаться забавной. Жестокость позорна, если жестокий человек не назовет ее шуткой. Тысячи непристойных и даже кощунственных анекдотов не продвинут так человека в сторону погибели, как открытие: он может сделать почти все что угодно, и друзья не осудят его, а восхвалят, если только он выдаст это за шутку…».

Сколь прочно вошло в лексикон современной молодежи веселое словечко — «прикол»…

БЕНДЕР И ХЛЕСТАКОВ

Все оправдывает смех. И сколь часто какой-нибудь очередной Остап Бендер мировой истории из наглеца, хама, паразита превращается в жизнерадостного юмориста, который по непонятным причинам вдруг присваивает себе право спокойно пользоваться не ему принадлежащим имуществом, с улыбкой жить за счет тех, кто честно вкалывает (и чуть ли не все с этим покорно соглашаются), с беспечной легкостью обманывать встреченных женщин (не утруждаясь вдаваться в их переживания и трагедии), свободно вскрывать желтым ногтем замки на дверях чужих жилищ и т. д., и т. п. Он весь мир шутливо язвит и весело судит, тем самым оправдывая для себя и окружающих присваиваемое главенство в мире. И ни комплексов, ни угрызений. А его самого при этом не осуди: потому что «веселый и находчивый»… Веселым и находчивым все позволено. Ну кто захочет прослыть «чуваком без чувства юмора»!

Достаточно любой бездари начать навязчиво острить, пересыпать речь пошлыми каламбурами, коверкать язык дефективным произношением и жаргоном и т. п. — как, смотришь, это уже талант, большой человек, право имеющий… (Чехов писал, что склонность к каламбурам указывает на низший тип сознания. Поэтому дурные или просто бездарные герои его произведений часто каламбурят и сознательно искажают свою речь с целью поострить. Таков Туркин из «Ионыча», Соленый из «Трех сестер» и т. д.)

И вытерпливается все это от остряков не обязательно в силу слабости или робости окружающих. Веселая, шумная, напористая наглость как тип поведения настолько нехарактерна, непривычна, неприлична для традиционного русского православного сознания, что люди от неожиданности перед такой наглостью часто теряются и пасуют. Сами они, будь они хоть семи пядей во лбу, будь хоть преисполнены величайших достоинств, никогда вести себя так не будут. Поэтому и приписывают поневоле беспардонному, наглому, врущему и ржущему ничтожеству качества порой самые высокие, исключительные, «царские». И это прокладывает наглецу дорогу к власти, к казне, к средствам информации…

(На этом основаны интрига и комизм гоголевского «Ревизора». Хлестаков с его самозабвенным безбожным враньем — явление чисто петербургское, западное. И русская провинция, даже при всей «тертости» видавшего виды городничего, подобного явления раскусить не может. Пусть обитатели захолустья у Гоголя все погрязли в грехах, но на такое «свободное» вранье у них никогда бы бессовестности и бесстыдства не хватило.

Подобный тип наглого «веселого» сознания встречаем и у отрицательных героев «Войны и мира». Петербургская семья бездарных, безнравственных и лживых Курагиных, Долохов, захватчики-французы, мадемуазель Бурьен с ее «свободой лжи»… Как умели они порой поставить себя выше окружающих, выше тех умных, образованных, талантливых, тонких, честных, совестливых, кто составлял цвет русского дворянства!.. Таков Марк Волохов из «Обрыва» Гончарова. Таков отчасти комсомольский агитатор Ванюшка Найденов из «Поднятой целины» Шолохова… Сколько их! Имя им легион…)

УКРОЩАЙТЕ САТИРУ

А вот что в предупреждение потомкам писал о бесовских кознях и наваждениях автор «Недоросля» Денис Фонвизин («Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях»). Во времена его юности (накануне революции во Франции 1789 года и начала массового распространения тайных обществ) в России точно так же вовсю воспевалось и «рекламировалось» пьянство, распространялся разврат и буквально навязывалась мода на язвительное остроумие и сатиру: «…Головная боль… не допустила меня сделаться пьяницею, к чему имел я великий случай… Природа дала мне ум острый, но не дала мне здравого рассудка. Весьма рано проявились во мне склонности к сатире». (А в основе сатиры всегда отрицание и разрушение окружающей действительности. — А. Б.)

Далее: «Сей книгопродавец предложил переводить мне Голберговы басни… (Сатирические антимонархические и антирелигиозные аллего-рии. — А. Б.)…за труды обещал чужестранных книг… Но какие книги! Он, видя меня в летах бурных страстей, отобрал для меня целое собрание книг соблазнительных, украшенных скверными эстампами, кои развратили мое воображение и возмутили душу мою. И кто знает, не от сего ли времени началась скапливаться та болезнь, которою я столько лет стражду?..».

И наконец: «Видя, что везде принимают меня за умного человека, заботился я мало о том, что разум мой похваляется на счет сердца… Молодые люди! не думайте, чтоб острые слова ваши составили вашу истинную славу; остановите дерзость ума вашего и знайте, что похвала, вам приписываемая, есть для вас сущая отрава; а особливо если чувствуете склонность к сатире, укрощайте ее всеми силами вашими».

Обо всем рассказали и предупредили классики. Только кто их теперь читает…