Глава 11. Время наемных убийц

Истоки: отравление Ленина и убийство Троцкого

Дедушка Путина по отцу (если верить официальной биографии) или по родственнику матери (если верить неофициальной) - Спиридон Путин - всю жизнь работал поваром, сначала у Ленина, затем у Сталина. Это достоверно известно. Есть свидетельство другого повара Ленина - Гаврилы Волкова. После смерти Ленина он был арестован и всю жизнь, подобно человеку в железной маске, просидел в тюрьме. "Меня не только никогда не допрашивали, но никому не было даже позволено разговаривать со мной о моем деле", - рассказал Волков Елизавете Лермоло, с которой случайно встретился в тюрьме на прогулке. Вот что вспоминала об этой встрече Лермоло:

"В один из дней ко мне присоединился спутник. Им оказался коммунист Гаврила Волков, который уже давно пребывал в тюрьме. До сих пор ему было разрешено выходить на прогулки только в полном одиночестве. Через окошко в моей камере я много раз видела, как он, сутулясь, одиноко бродил по пустынному двору. Хотя он находился всего в двух камерах от меня, мне ни разу не представилась возможность перекинуться с ним хоть словом. Он выглядел испуганным и в то же время устрашающим. В нем присутствовало нечто, отчего не хотелось завязывать беседы. Ходили слухи, что его держат в "строжайшей изоляции", подотчетной непосредственно Кремлю. И никто не знал, в чем его обвиняют и почему посадили. […] У нас был долгий разговор. Он рассказал мне, что он старый большевик и принимал участие в большевистском восстании 1917 г. в Москве. До 1923 г. он служил в Кремле в качестве заведующего столовой для высокопоставленных партийных функционеров. Затем его сделали шеф-поваром кремлевского санатория в Горках. […] Волков был арестован и доставлен сюда в тюрьму в 1932 г. Как раз миновала третья годовщина его пребывания в изоляторе. На мои простые вопросы о сроке его заключения и о причине он дал весьма странные ответы. Ему ничего не было известно о сроке. Что же касается причины, то он мог только догадываться. Суда над ним не было, его ни разу никто не допрашивал. В ответ на мое удивление он объяснил, что люди, имевшие какоелибо отношение к Кремлю и впавшие в немилость, редко подвергались допросу или представали перед судом. Обычно приговор выносился заочно. […] В течение одиннадцати лет глубоко в душе я хранил страшную тайну, о которой не поведал ни единому человеку. […] Я знаю, что живым меня отсюда не выпустят. Я должен рассказать вам свою историю…

Когда в 1923 г. Ленин заболел, было решено госпитализировать его в кремлевском санатории в Горках. Волкова направили туда в качестве личного шеф-повара Ленина. […] 21 января 1924 г. […] в одиннадцать утра, как обычно, Волков принес Ленину второй завтрак. В комнате никого не было. Как только Волков появился, Ленин сделал попытку приподняться и, протянув обе руки, издал несколько нечленораздельных звуков. Волков бросился к нему, и Ленин сунул ему в руку записку […] В записке, начертанной неразборчивыми каракулями, было сказано:

"Гаврилушка, меня отравили… Сейчас же поезжай и привези Надю [Крупскую]… Скажи Троцкому… Скажи всем, кому сумеешь" [42].

Есть свидетельство Троцкого. В 1939 г., после того как состоялись в Москве открытые судебные процессы над руководителями коммунистической партии и государства, после того как были расстреляны высшие военные чины Красной армии, уничтожены соратники и друзья Троцкого, а также члены его семьи, наконец, после того как Сталин пошел на союз с Гитлером, Троцкий написал сенсационную статью, в которой рассказал о возможном отравлении Ленина Сталиным. Не исключено, что это была первая осторожная попытка Троцкого поведать правду. Если б его откровения, граничащие с разглашением государственной тайны, были бы приняты Западом и заинтересовали его, Троцкий, кто знает, мог оказаться более разговорчивым. Но общественные и политические круги свободного мира молчали. В разоблачениях Троцкого никто не был заинтересован. Сочувствовавшие Советскому Союзу "левые" не хотели компрометировать Сталина и социалистический строй. Антисоветские "правые" подозревали Троцкого во лжи точно так же, как и любого другого коммуниста. И абсолютно никто не понимал глобальности и масштабности сталинского уголовного режима.

Статья, законченная для журнала "Лайф" 13 октября 1939 г., так и не была там опубликована. 10 августа 1940 г., потеряв десять месяцев, отчаявшийся Троцкий издал статью в урезанном виде в журнале "Либерти". Через десять дней он был убит агентом Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) Рамоном Меркадером.

Мы уже привыкли к тому, что в России все время переименовывали спецслужбы. НКВД это прообраз КГБ, той самой организации, которая сегодня называется ФСБ. Обратим внимание на то, что в августе 1940 г. по поводу убийства Троцкого не было публичной дискуссии между Мексикой и Советским Союзом, подобной дискуссии между Великобританией и Россией по поводу убийства в ноябре 2006 г. Александра Литвиненко. Москва не утверждала, что убивший Троцкого агент НКВД на самом деле является сотрудником мексиканской разведки или представителем отколовшейся от ФСБ группы бывших сотрудников; генпрокуратура СССР не заявляла, что сама осудит убийцу Троцкого, если в советском суде будет доказано, что он действительно виновен в убийстве. И уж, конечно же, никому не приходило в голову выдвигать Рамона Меркадера - так никогда и не сознавшегося в том, что он убил Троцкого по приказу советской разведки, - в члены Верховного совета СССР (аналога нынешнего российского парламента). Все делалось тихо и неофициально, без публикаций. Но с полным понимаем того, что отдать приказ убить Троцкого мог только Сталин, а провести спецоперацию по убийству могло только советское НКВД.

6 июня 1941 г. нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия подал на имя Сталина рапорт за № 1984/6 с просьбой о награждении убийц Троцкого высокими государственными наградами:

"Группой работников НКВД в 1940 г. было успешно выполнено специальное задание. НКВД СССР просит наградить орденами Союза ССР шесть товарищей, участвовавших в выполнении задания. Прошу Вашего решения".

Сталин наложил резолюцию: "За (без публикации)".

Закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР орденами Ленина были награждены мать Рамона Меркадера агент советской разведки Каридад Меркадер (Caridad Mercader) и организаторы операции: сотрудники НКВД Л. П. Василевский, П. А. Судоплатов, И. Р. Постельняк, И. Р. Григулевич, Н. И. Эйтингон.

Сам Меркадер - непосредственный убийца Троцкого - отсидел 20 лет в мексиканской тюрьме, был освобожден 6 мая 1960 г., после освобождения доставлен сначала на Кубу, затем в СССР. 31 мая 1960 г. закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР Меркадер был награжден званием Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая звезда" (№ 11089); получил квартиру в Москве, дачу в Кратово (престижное подмосковное место) и пенсию, соответствующую пенсии генерала КГБ - 400 рублей в месяц (в те годы в СССР это была очень высокая пенсия). Некоторое время Меркадер с женой Ракелией Мендоса (Raquelia Mendoza), которая, видимо, тоже работала на советскую разведку, жили в Москве. Меркадер работал в Институте марксизмаленинизма, а его жена была диктором в испанской редакции московского радио. В середине 70-х годов по приглашению Кастро Меркадер уехал на Кубу, был советником Министерства иностранных дел. Умер в 1978 г. от рака легких. Прах Меркадера был перевезен в Москву и захоронен на Кунцевском кладбище под именем Рамон Иванович Лопес.

Наум (Леонид) Эйтингон (в написании его имени встречается несколько вариаций) был высокопоставленным сотрудником советской разведки, руководителем секции нелегальных операций. Работал в Китае, в Париже, в Испании во время гражданской войны. Был возлюбленным Каридад Меркадер, воспитателем ее сына Рамона. Предполагалось, что после убийства Троцкого Рамон сможет уйти из особняка, где жил Троцкий, а поджидавшие его Каридад и Эйтингон вывезут Рамона из Мексики. Однако Рамон был схвачен. Каридад и Эйтингон уехали сначала на Кубу, затем в США и Китай. В Москву они вернулись в мае 1941 г. Сталин лично принял Эйтингона, поблагодарил его за организацию операции и обещал, что пока он, Сталин, жив ни один волос с головы Эйтингона не упадет. Через 10 лет Эйтингон, к тому времени генерал-майора МГБ (Министерство государственной безопасности, бывшее НКВД и будущее КГБ) был отстранен от работы и помещен под домашний арест. Его действительно не арестовали и не расстреляли.

После смерти Сталина Эйтингон был освобожден от домашнего ареста и с мая 1953 г. восстановлен на работе в должности заместителя начальника 9-го отдела МВД СССР. В конце 1957 г. его вновь арестовали - за преступления, совершенные в годы сталинского режима, - и приговорили к 12 годам тюрьмы. В 1964 г. он был амнистирован, но на службу возвращен не был. Работал старшим редактором в издательстве "Иностранная литература". Умер в 1981 г.

Павел Судоплатов к моменту смерти Сталина имел чин генерал-лейтенанта МГБ, был начальником Бюро № 1 МГБ СССР. После смерти Сталина назначен заместителем начальника 2-го Главного управления Министерства внутренних дел (МВД) - контрразведка. С мая 1953 г. по указанию Берии стал начальником новосформированного 9-го отдела МВД СССР (разведывательно-диверсионный отдел, занимавшийся индивидуальным террором и диверсиями). 31 июля 1953 г., вскоре после ареста Берии, отдел был расформирован, а сам Судоплатов 21 августа арестован.

Судоплатов симулировал помешательство и до 1958 г. находился в психиатрической больнице. В 1958 г. он был приговорен к 15 годам заключения за производство опытов над людьми, похищения и многочисленные убийства. Освобожден в 1968 г., умер в 1996-ом. Посмертно были изданы его мемуары, ставшие для многих руководителей ФСБ настольной книгой.

Иосиф Григулевич происходил из литовских караимов. В начале 30-х годов, будучи гимназистом, связался с комсомольским подпольем, отсидел небольшой срок в польской тюрьме, затем уехал добровольцем в Испанию, где был завербован советской контрразведкой. Из Испании Григулевич перебрался в Латинскую Америку, где продолжал работу в качестве советского агента. После смерти Сталина был отозван в Москву, стал доктором исторических наук, членом-корреспондентом Академии наук СССР, специалистом по Латинской Америке, автором многих книг.

Именно этой группе в конце 1930-х гг. была поручена организация убийства Троцкого. Но что же стало последней каплей, переполнившей терпение Сталина? Почему сразу же после публикации статьи 10 августа 1940 г. советскому агенту Меркадеру, вхожему в окружение Троцкого с марта 1940 г., был дан приказ Троцкого убить?

"Я собираюсь говорить на этот раз на особенно острую тему", - писал Троцкий. "Не принял ли ученик" Ленина Сталин "коекаких мер для ускорения смерти учителя? Лучше чем кто-либо, я понимаю чудовищность такого подозрения. Но, что же делать, если оно вытекает из обстановки, из фактов и особенно из характера Сталина? Ленин с тревогой предупреждал в 1921 г. "Этот повар будет готовить только острые блюда". Оказалось - не только острые, но и отравленные, притом не в переносном, а в буквальном смысле.

Два года тому назад я впервые записал факты, которые были в свое время (1923-1924) известны не более как семи-восьми лицам, да и то лишь отчасти. Из этого числа в живых сейчас остались, кроме меня, только Сталин и [нарком иностранных дел СССР Вячеслав] Молотов. […]

Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 г., Сталин на собрании членов Политбюро (Григория Зиновьева, Льва Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ленин вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яд. […] Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске. Несоответствие между выражением лица и речью приходилось наблюдать у него и прежде. На этот раз оно имело совершенно невыносимый характер. Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы выжидая, что скажут другие. […]

- Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! - воскликнул я. - […] Ленин может поправиться.

- Я говорил ему все это, - не без досады возразил Сталин, - но он только отмахивается. Мучается старик. Хочет, говорит, иметь яд при себе… прибегнет к нему, если убедится в безнадежности своего положения. […] Мучается старик, - повторял Сталин, глядя неопределенно мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону.

[…] Я задаю себе ныне другой, более далеко идущий вопрос: действительно ли Ленин обращался к Сталину за ядом? Не выдумал ли Сталин целиком эту версию, чтобы подготовить свое алиби? Опасаться проверки с нашей стороны у него не могло быть ни малейших оснований: никто из нас троих не мог расспрашивать больного Ленина, действительно ли он требовал у Сталина яд. […]

У него везде были сообщники, судьба которых была полностью связана с его судьбой. Под рукой был фармацевт Генрих Ягода. Передал ли Сталин Ленину яд, намекнув, что врачи не оставляют надежды на выздоровление, или же прибегнул к более прямым мерам, этого я не знаю. Но я твердо знаю, […] когда я спрашивал врачей в Москве о непосредственных причинах смерти, которой они не ждали, они неопределенно разводили руками. Вскрытие тела, разумеется, было произведено с соблюдением всех необходимых обрядностей: об этом Сталин в качестве генерального секретаря позаботился прежде всего! Но яд врачи не искали, даже если более проницательные допускали возможность самоубийства. Чего-либо другого они, наверное, не подозревали. Во всяком случае, у них не могло быть побуждений слишком уточнять вопрос. Они понимали, что политика стоит над медициной" [43].

Есть свидетельство известного и уважаемого историка, крупнейшего собирателя архивов русской революции, хранящихся сегодня в Гуверовском институте Стенфордского университета, Бориса Николаевского:

"Троцкий […] рассказал один крайне важный эпизод, который, возможно, заставит историков признать Сталина убийцей Ленина […] в более непосредственном значении этого слова, убийцей-отравителем. […] Самый факт обращения Ленина с этой просьбой к Сталину вызывает большие сомнения: в это время Ленин уже относился к Сталину без всякого доверия, и непонятно, как он мог с такой интимной просьбой обратиться именно к нему. Этот факт приобретает особенное значение в свете другого рассказа. Автор этих строк встречался с одной эмигранткой военных лет […]. В Челябинском изоляторе ей пришлось встретиться со стариком-заключенным, который в 1922-1924 гг. работал поваром в Горках, где тогда жил больной Ленин. Этот старик покаялся рассказчице, что в пищу Ленина он подмешивал препараты, ухудшавшие состояние Ленина. Действовал он так по настоянию людей, которых он считал представителями Сталина. […] Если этот рассказ признать достоверным, то заявление Сталина в Политбюро, о котором рассказывает Троцкий, имеет вполне определенный смысл: Сталин создавал себе алиби на тот случай, если б стало известно о работе повара-отравителя" [44].

Еще есть пьяный рассказ Сталина, о котором мы узнаем от третьих лиц. Лидия Шатуновская, приговоренная к двадцати годам "за намерение эмигрировать в Израиль", отсидевшая семь лет в одиночной камере Владимирской тюрьмы и выпущенная вскоре после смерти Сталина (последовавшей 5 марта 1953 г.), встретила своего старого знакомого - партийного критика, журналиста, редактора и функционера Ивана Гронского (1894-1985). В 1932-1933 гг. Гронский был председателем Оргкомитета Союза советских писателей; в 1928-1934 - ответственным редактором "Известий ВЦИК", а в 1932-1937 - главным редактором "Нового мира". Кроме этого, Гронский был чем-то вроде комиссара по делам литературы при Сталине. "Через него Сталин получал информацию обо всем, что происходило в литературе, и через него осуществлялась связь Сталина с писательской средой. […] Гронский, как один из очень немногих близких людей, имел право входить к нему без доклада" [45].

В 1937 г. Гронский был арестован, осужден, провел 16 лет в тюрьмах и лагерях. В 1953-м он был освобожден. И вот сейчас встретился с товарищем по несчастью - Л. Шатуновской, которая вспоминала:

"После того, как наше знакомство возобновилось, мы с Иваном Гронским часто гуляли и обо многом друг другу рассказывали. […] Во время одной из прогулок Гронский, человек очень умный и очень осторожный, поделился со мной, беспартийной женщиной, своими предположениями о смерти Ленина и о той загадочной роли, которую сыграл Сталин в ускорении этой смерти. […] Он прямо поделился со мной своей уверенностью в том, что Сталин активно и сознательно ускорил смерть Ленина, ибо, как бы тяжело ни болел Ленин, пока он был жив, дорога к абсолютной диктатуре была для Сталина закрыта" [46].

Что же рассказал Гронский? В начале 1930-х, во время одной из встреч с писателями, когда Сталин, как и все присутствующие, изрядно выпил и его "совсем развезло", Сталин "к ужасу Гронского, начал рассказывать присутствующим о Ленине и об обстоятельствах его смерти. Он бормотал что-то о том, что он один знает, как и отчего умер Ленин. […] Гронский […] на руках вынес пьяного Сталина в соседний кабинет и уложил его на диван, где тот сейчас же и заснул. […] Проснувшись, он [Сталин] долго, с мучительным трудом вспоминал, что же произошло ночью, а вспомнив, вскочил в ужасе и бешенстве и набросился на Гронского. Он тряс его за плечи и исступленно кричал: "Иван! Скажи мне правду. Что я вчера говорил о смерти Ленина? Скажи мне правду, Иван!" Гронский пытался успокоить его, говоря: "Иосиф Виссарионович! Вы вчера ничего не сказали. Я просто увидел, что вам нехорошо, увел вас в кабинет и уложил спать. Да к тому же все писатели были настолько пьяны, что никто ничего ни слышать, ни понять не мог".

Постепенно Сталин начал успокаиваться, но тут ему в голову пришла другая мысль. "Иван! - закричал он. - Но ведь ты-то не был пьян. Что ты слышал?" […] Гронский, конечно, всячески пытался убедить Сталина в том, что ничего о смерти Ленина сказано не было, что он, Гронский, ничего не слышал и увел Сталина просто потому, что все присутствующие слишком уж много выпили. […] С этого дня отношение Сталина к Гронскому совершенно изменилось, а в 1937 г. Гронский был арестован" [47].

Ответственным за операцию по отравлению Ленина, видимо, следует считать Ягоду, будущего руководителя НКВД. Один из сбежавших на запад бывших секретарей Сталина рассказывал следующий эпизод, относившийся к 20-21 января 1924 г. Сталин вызвал к себе Ягоду и двух лечащих врачей Ленина и приказал одному из врачей, Федору Гетье, и Ягоде немедленно ехать в Горки, где находился Ленин. Вскоре после приезда Гетье и Ягоды к Ленину, 21 января 1924 г., с Лениным случился очередной приступ и он умер. Когда в комнату к уже мертвому Ленину вошла его жена Надежда Крупская, она увидела, что на столике у кровати стояли несколько пустых пузырьков. В 7.15 вечера в кабинете Сталина раздался звонок: Ягода доложил по телефону, что Ленин умер [48].

22 января в одиннадцать утра, т. е. через 16 часов после смерти, состоялось вскрытие тела. На вскрытии присутствовали девять врачей; завершилось оно в четыре часа дня. В медицинском заключении констатировалось, что смерть наступила от "рассеянного склероза". Неделю спустя доктор Вайсброд, который присутствовал на вскрытии, писал в газете "Правда", что врачи пока еще не в состоянии собрать воедино все детали и создать общую картину о болезни Ленина. Вайсброд, повидимому, намекал на то, что не удовлетворен заключением, последовавшим за вскрытием. Действительно, не был осуществлен токсикологический анализ, не было описания содержимого желудка; указывалось лишь, что желудок пустой и стенки его сократились, хотя было известно, что в день смерти Ленин дважды ел. Не входя в подробности, упоминалось об отклонениях от норм в селезенке и печени. В целом врачи обошли обсуждение тех органов, где могли быть найдены следы отравления. Анализ крови тоже не сделали.