Кредитное плацебо

Кредитное плацебо

Оголтелая экспансия потребительского кредитования – еще один, кроме бесхребетной социальной политики, фактор развития современного вещизма. Низкие доходы россиян как главное препятствие на пути достижения иллюзорной цели «не хуже, чем у других» нивелируются потребительскими кредитами, раздаваемыми буквально в подворотнях. Банкиры при полном попустительстве, а то и при поддержке властей подсадили нас на долговой наркотик, последствия общественной ломки от которого неизмеримо тяжелее традиционной наркозависимости. Причем цели участников процесса ясны: государство гонится за уменьшением социального расслоения, финансисты – за прибылью, заемщики – за статусом.

Оппоненты могут возразить: в тех же США показатели потребительского кредитования (ипотечные жилищные кредиты, автокредиты, иные потребительские ссуды) не в пример выше в сравнении с Россией. Это правда: в США к концу 2013 г. совокупный объем потребительских кредитов составлял порядка 102 % ВВП, тогда как в России – всего 27 % ВВП. Но в США львиная доля (более 81 %) кредитов, выданных физическим лицам, приходилась на ипотеку, тогда как в России – чуть больше четверти (27 %), включая не только ипотечные жилищные кредиты, но и любые кредиты под залог жилья. В отличие от американцев наш народ занимает преимущественно на приобретение продукции с быстро линяющими ценниками («Только паспорт – и желания сбудутся!»), причем уценка часто случается значительно раньше погашения ссуды.

К слову, в США старт потребительского бума пришелся на начало 80-х, во времена президентства Рональда Рейгана. Тогда потребительство, подогреваемое резко возросшей кредитной доступностью, стало наиболее простым и необременительным ответом политиков не только на обострившиеся экономические и финансовые проблемы, но также на растущее социальное расслоение. В те годы американская экономика задыхалась в тисках стагфляции (стагнации промышленности, высокой, по американским меркам, инфляции и большой безработицы). Борясь с последствиями «нефтяного шока» и стремясь обуздать инфляцию, глава ФРС США тех лет Пол Волкер методично повышал процентную ставку ФРС (в 1981 г. ставка ФРС поднялась до 21,5 % при среднем значении за предыдущие 14 лет в 7,6 %), что поставило на грань разорения многочисленные сберегательные и кредитные ассоциации, активы которых состояли в основном из долгосрочных ипотечных закладных с минимальной доходностью.

Для исправления положения власти США были вынуждены, в частности, либерализовать процесс кредитования: предоставить ФРС право менять резервные требования, отменить процентные «потолки» по кредитам, расширить спектр кредитных продуктов (Закон о дерегулировании депозитных учреждений и денежно-кредитном контроле 1980 г. и Закон Гарна – Сен-Жермена 1982 г.). К тому же в команде Рейгана быстро поняли, что развитие потребительского кредитования – очень хороший способ обманным путем уменьшить видимость социального расслоения.

После окончания эры Рейгана все последующие американские президенты не только не противились, но наоборот всячески поощряли разгул кредитной стихии, следствием чего стал бум ипотеки, логично приведший к глобальному кризису во второй половине нулевых[118]. Сегодня Америка уже не в силах отказаться от потребительской манеры социального поведения, тем более что к продолжению этой линии Штаты подталкивают их внешние кредиторы, готовые в угоду своим собственным, часто краткосрочным политическим и экономическим интересам (рост занятости, повышение уровня жизни, развитие экономики в целом) участвовать в поддержании американской потребительской пирамиды.

Но вернемся в Россию. Был ли в 2013 г. пузырь на российском рынке потребительского кредитования? Несомненно. Этот вывод подтверждается и Банком России: на середину 2013 г. средняя задолженность российского заемщика достигала 260 тыс. руб. В долгах перед банками «купались» 34 млн россиян (более 45 % экономически активного населения), причем, по данным Национального бюро кредитных историй, 450 тыс. заемщиков «повесили» на себя по пять и более кредитов и за год число таких должников выросло на 52 %. На кредитной игле целые регионы – в Башкирии, Кемеровской, Свердловской, Челябинской областях, в Хабаровском крае практически все экономически активное население живет в условиях неподъемной кредитной задолженности.

Взрыва пузыря на рынке потребительского кредитования и, как следствие, возникновения финансовой неустойчивости в банковском секторе в России, скорее всего, не произойдет. Эффективная процентная ставка по предоставленным кредитам столь высока, что позволит российским банкам относительно безболезненно пережить дефолты даже половины частных заемщиков. Чего не скажешь о психологической устойчивости должников-банкротов: депрессия, апатия, алкоголизм, наркомания – не самые страшные социальные последствия потребительского плена. Уход из жизни как крайняя мера решения долговых проблем – вот одна из наиболее серьезных социальных угроз, порожденная потребительской стихией. Однако купировав следствие (кредитную вакханалию), государство оставляет нетронутой причину (то самое социальное неравенство), которая рано или поздно даст о себе знать в новой, неведомой и, возможно, более серьезной по своим социальным последствиям форме.

Общественному распространению инфекции потребительства в огромной степени способствуют СМИ (прежде всего – телевидение), финансовая зависимость от рекламы у которых стала всеобъемлющей. И это несмотря на то, что в России абсолютное большинство телеканалов финансируются либо за счет бюджета, либо за счет приближенных к власти олигархов. Зная об этом, государство палец о палец не ударило, чтобы оградить людей от липких предложений воплотить в жизнь свои прихоти, искушения или иллюзии.

Российская телеиндустрия не перестает всучивать нам всевозможные финансовые инструменты, высокотехнологичную технику или «элитную» недвижимость. Телевизионщики не останавливаются и на потребу тем же финансистам формируют ложные представления об экономике. Если в названии телевизионной программы присутствует слово «экономика», с большой долей уверенности можно ожидать, что практически весь эфир нам будут рассказывать о фондовых трендах, валютных спрэдах или фьючерсной волатильности. При том что те, кому, казалось бы, адресованы подобные передачи, знают положение дел в этой сфере не в пример лучше псевдонаучных телеспикеров, а потому дилетантские умничания презрительно игнорируют.

Демонстративное потребление, конечно же, способствует росту экономики. Однако если в основных странах-производителях это выражается в росте промышленного производства, создании новых рабочих мест, привлечении инвестиций, то в России, где до 80 % товаров народного потребления и до 90 % высокотехнологичной продукции приходится на импорт, в выигрыше в лучшем случае оказывается торговля и частично – строительство. Никаких долговременных стимулов экономического роста в России не фиксируется, а улучшение благосостояния людей на поверку оказывается ложным.

Пелена материального потребительства, при попустительстве государства все плотнее окутывающая российский социум, привела к деградации общественных благ, в первую очередь в сферах образования, здравоохранения, культуры. Качественные образовательные или медицинские услуги со все большей скоростью становятся той же роскошью (налогообложение которой, думаю, не за горами), доступной минимальному числу наших сограждан. И это при том, что бюджетное финансирование общественного сектора с каждым годом увеличивается. Столь уродливое развитие социальной сферы привело к возникновению практически не изученного современной экономической наукой феномена: импорту социального потребления, когда медицинские, образовательные, культурные, творческие потребности людей удовлетворяются за границей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.