Глава первая. СРАМ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Глава первая. СРАМ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Заключительная часть книги, как вы видите из названия, посвящена разного рода трагикомичным, абсурдным и нелепым явлениям жизни нашего общества в 1990-е годы, которые стали прямым следствием развала Советского Союза. Собственно говоря, вся ельцинская эпоха была сплошной чередой народного разочарования, но были, как бы поточнее выразиться, вещи нарочито гротескные, изумлявшие и убивавшие наповал. И ярче всего они проявлялись в непоследовательности, алчности, «демократической» суетливости и странной погони за временем экс-кумиров советского народа. Попадавшие то и дело впросак герои вчерашних дней разочаровывали, лишали веры в будущее и отнимали своими поступками у народа прошлое, ибо были когда-то его воплощением.

О спортсменах мы поговорили в соответствующей главе, теперь предлагаю рассмотреть под историческим микроскопом людей творческого предназначения, властителей и инженеров советских человеческих душ, так сказать.

Когда Андрей Макаревич стал вести на телевидении кулинарную передачу, лично я, без преувеличения, был поражен, сражен и морально раздавлен. Вы уж простите, но никак не мог по моим тогдашним меркам кумир юности, андеграундный мученик КГБ, хиппи и антисоветчик, принародно и добровольно взять в руки поварешку. Нет, конечно, я подозреваю, что даже в дефицитное советское время питался Андрей Вадимович не небесными рок-н-ролльны-ми картошками, а даже, как показывает его «Занимательная наркология», гурманом и сибаритом стал в довольно молодом возрасте [30], но, согласитесь, одно дело кухня у кумира дома, а совсем другое — кумир на кухне в телевизоре.

Это спустя несколько лет благодаря СМИ мы узнали, что западные рок-звезды, несмотря на то что дергают струны в рваных джинсах и на словах сплошь хиппи да бессеребреники, оказывается, вполне состоятельные люди и, что важнее, хваткие и циничные бизнесмены, переложившие, впрочем, это нетворческое бремя на менеджеров. Быть может, такой мягкий обман небогатой в своей массе аудитории и полезен для рок-имиджа, не спорю, но мне в начале

1990-х, увидев Макаревича в поварском колпаке, стало не по себе, ей-богу, господа. Лично для меня Макаревич в поварском переднике, наверное, и стал тем последним камушком в той лавине абсурда, которая унесла в тартарары остатки моей веры в разумность всего происходящего вокруг. Ибо не за что стало держаться, господа! Если уж Макаревич и — туда же...

Конечно, виновато в этом было кондовое советское воспитание, ведь именно оно внушало, что Павка Корчагин не может быть одновременно героем и владельцем ресторана, а Штирлиц, конечно, погиб при бомбежках Берлина, а не стал, вернувшись на родину, секретарем обкома. Наивные люди, чего говорить. Ведь мы были лишены золотой возможности лицезреть «простонародное» (взгляните, кто сидит в зале!) паясничание какого-нибудь Галкина, а потом, после концерта, прочесть в «Комсомолке», что на достройку стомиллионного особняка (в долларах, конечно) последнему любовнику пенсионерки Пугачевой не хватает денежек. Треклятая советская власть наделила народ здоровым чувством предубеждения, вместо того чтобы с детства воспитывать равнодушие.

Но, с другой стороны, ведь в то же самое время, когда вся страна узнала о кулинарных талантах Андрея Вадимовича, он, а никто иной, в своей книжке «Все очень просто» посетовал на то, что свежие ветры перемен унесли его зрителя прочь, к «Ласковому маю» и прочей клюкве. С обидой поведал, с болью в сердце, мол, мы боролись-боролись за свободу, а вы, наши фаны и поклонники, перекинулись с серьезной музыки на попсу.

Думаю, это была ваша плата за «Смак», Андрей Вадимович. Справедливая реакция ваших бывших поклонников. Ибо в противном случае получалось, что вы можете одной рукой наигрывать «Свечу», а другой ковыряться ножом на разделочной доске. Так не бывает.

Вообще рок-личности в 1990-х тотально разочаровали. (Повезло только Виктору Цою, погиб до срока, в 1990-м.) Взять хотя бы тот факт, что их стало можно банально купить. Если у кого-то из читателей этой книги есть большие деньги, то он может выписать себе на несколько часов хоть самого Макаревича, называться это будет корпоративная вечеринка, гонорар за нее будет исчисляться десятками тысяч долларов, зато вы сможете, вприкуску с салатом, насладиться «Поворотом». Демократия, матерь божья!

Вадим Самойлов из «Агаты Кристи» будет доказывать вам, что на договорниках все-таки можно блюсти рок-н-рольную честь. Нельзя, Вадим Рудольфович. (Да и не пойму, на кой они вам были нужны, небось не бедные уже были люди.) Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Нельзя провести прекрасную «Агату» сквозь жестокие законы шоу-бизнеса 1990-х, не запеть фальцетом и не сесть в самолет под названием «Голосуй или проиграешь», а потом в одночасье продаться Суркову за Общественную палату. Ну, в самом деле, зачем она вам? Или отказать побоялись? Ну, уж не страшнее советской власти господин Сурков, под нее не прогибались, зачем под него-то? Ведь никуда теперь не деться от «Полуостровов»!

Срам творческой интеллигенции открылся миру в конце 1980-х — начале 1990-х, что называется, по полной программе. Известный художник, верующий человек, Никас Сафронов (интервью ниже) в погоне за славой умудрился даже написать икону с голыми девками. Поимел эпатажное внимание у экзальтированной публики, правда, мимоходом убил веру в святое у нормальных людей. Или. Помню сообщившего мне разве что не шепотом приятеля: «А ты знаешь, что Кобзон — мафиози?» Усмехнулся в ответ, а вскоре воспоследовала знаменитая статья Кислинской в «Советской России» о дружбе народного артиста СССР с «вором в законе» Япончиком и бандитом Квантришвили, затем, как в одноактной пьесе, уже все СМИ сообщили, что в гостинице Интурист взорван офис компании «Московит», которая принадлежит Иосифу Давыдовичу Кобзону, потом выдающегося певца арестовали в Израиле, не пустили в США... Успевай только переводить дыхание, несовременный советский обыватель! И ведь не могу сказать, что, подобно Макаревичу, Иосиф Кобзон был моим кумиром. Скорее наоборот. Антикумиром.

Обычным советским приспособленцем, от песен которого тянуло зевать. Но что же тогда получается? Хиппи Макаревич, который, как Кобзон, комсомол не воспевал, в годы демократической анархии ограничивается всего лишь корпоративами да сменой рок-имиджа, в то время как партийный соловей Кобзон оказался по уши в криминале, а в друзьях держит бандита и убийцу, на котором проб негде ставить.

Если вы скажете, что, всерьез задумываясь над такими вещами, у вас не шла кругом голова, уж извините, я вам не поверю. Конечно, шла. Беда в том, что именно тогда и именно потому, чтобы не сойти на досуге с ума, и перестал в массе своей постсоветский народ задумываться. (Спасибо вам, наши кумиры в том числе!) А с недумающим, в каком времени он живет, народом, как известно, справиться, как два пальца обслюнявить. Что говорить, недаром ели свой хлеб сотрудники семидесяти (sic!) советологических институтов в США. В их лабораториях прорабатывались нюансы тайного договора Госдепартамента США с товарищем Ельциным.

Кстати, сами кумиры вовсе не прочь брать на вооружение политику, если им надо оправдаться. Тот же Кобзон, как и скульптор Церетели — тоже присутствующий в этой главе, изуродовавший благодаря дружбе с Лужковым постсоветскую Москву немыслимых размеров поделками (вот дали волю-то!), причины своих проблем с правоохранительными органами, журналистами, общественным мнением объясняет в этой книге тем, что на самом-то деле, мол, мстили не ему, белому и пушистому, а Лужкову, до которого добраться впрямую у врагов руки были коротки. Полноте, Иосиф Давыдович! Только одного вашего рукопожатия с Япончиком довольно, чтобы отныне делить вашу биографию на «до СССР» и после его гибели. К слову, сам Иосиф Давыдович считает, в отличие от Макаревича, разрушение Советского Союза злом, и хорошо, если к такому выводу он пришел не в минуты травли и общественного остракизма, а на основании объективных наблюдений и впечатлений. Хотя в последнее мне, честно говоря, верится с трудом, ибо помнит Россия заливающегося соловьем у Белого дома в августе 1991 года Иосифа Давыдовича Кобзона, новоиспеченного защитника демократии и ее будущую жертву.

Выходит, поделом?

Вопрос, признаюсь, сложный. Конечно, можно снисходительно пожать плечами: сложное время, общий раздрай в умах, занесло мальца творцов не туда, куда надо, так ведь все наладилось, сидят они теперь смирно: один с орденом на лацкане пиджака, другой в Госдуме, про Общественную палату мы уже вспоминали. Так-то оно так. Но, во-первых, прикиньте, если бы, скажем, время сейчас на дворе стояло не стабильное путинское, а демократическое чубайсовское, как бы вели себя наши кумиры? Быть может, сливались бы в общем хоре у стен Кремля по поводу очередной годовщины независимости Московского государства. (Макаревич, кстати, тоже пел в августе 1991-го у Белого дома). Им-то что страна? Пространство для чеса, а он и за границей — в Уральском, например, государстве — чес. Напоминаю, моя книга посвящена последствиям распада Советского Союза, а не анализу творчества уважаемых певцов. А их роль и в разрушении Советского Союза, и в последующих разрушительных уже для российской государственности процессах вполне осязаема.

Косвенно идеологическую ее сторону мы уже рассмотрели, но ведь были у наших героев и вполне антигосударственные, так сказать, дела. Макаревич вместе с «Машиной», например, несколько лет поддерживал Союз правых сил, выступал с концертами в его поддержку и даже, если верить Подгородецко-му, выгнал его прочь из группы по просьбе Чубайса. Правда, сегодня, когда антигосударственная суть СПС нашла официальное подтверждение у власть предержащих, Макаревич от этой партии и ее наследницы шарахнулся как черт от ладана, сидит и аполитично поит пивом Медведева. «Я не занимаюсь политикой», — сказал мне Андрей Вадимович за рамками интервью. Давно ли? Политика отныне вас сама найдет. Даром, что ли, коготок увяз? Как это там у вас? «Он пробовал на прочность этот мир каждый час. Мир оказался сильней». Советский мир.

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ

Макаревич Андрей Вадимович — певец, поэт, композитор. Родился 11 декабря 1953 г. в Москве. В 1969 году основал группу «Машина времени». В дни ГКЧП выступал перед защитниками Белого дома. Бывший ведущий телепередачи о кухне и пище «Смак». Имеет орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Народный артист России.

— Почему у Вас ордена не надеты, Андрей Вадимович?

— Я в них только сплю, а когда просыпаюсь — сразу снимаю.

— В связи с юбилеем рассчитываете на очередную правительственную награду?..

— Я похож на идиота или нет?.. Нет?! Ну, тогда давайте дальше...

— Тысячи моих ровесников вместо уроков разучивали аккорды на гитаре к Вашим песням, учили Ваши и писали свои стихи под влиянием Ваших стихов. Вы несете моральную ответственность за то, что тысячам советских выпускников школ испортили аттестаты и не дали поступить в вуз?

— Нет, конечно. Я, можно сказать, из-за «Битлов» практически вылетел из института. Мне что, сейчас к ним счет предъявлять или моральные претензии? Во-первых, если я и был идиот, то сам. Во-вторых, не жалею ни о чем абсолютно!

— Где Вам в Москве будет памятник стоять?

— Я еще раз задаю вопрос: я похож на самодовольного идиота?

— Нет, конечно! Но вот Кобзону уже стоит же в Донецке.

— Я не Кобзон.

— Хорошо. Высоцкому стоит памятник.

— Я не Высоцкий. Моя фамилия Макаревич. Я не думаю ни о каком памятнике, мне хватает вопросов по жизни.

— Ваша первая книга «Все очень просто» заканчивается на пессимистической ноте, смысл которой в общих словах в том, что, к Вашему разочарованию, на волне гласности и перестройки вместо притока молодежи в ряды поклонников качественного рока немало молодых людей ломилось на концерты «Ласкового мая»...

— Это не самый конец книги, но такой момент в ней действительно есть.

— Это я к тому, что мог бы тот же Джон Леннон вести кулинарную передачу?

— Не знаю. Я абсолютно не могу предположить, чем бы он занимался, дожив до 55 лет. Кроме того, я не проецирую свою жизнь на других людей, даже если они мне сильно симпатичны и интересны. Я — это я, а Леннон — это Леннон. Я не собирался с него писать свою жизнь и никому не советую свою жизнь писать с меня.

— Макаревич со «Смаком» вписывается в свой образ, который был до «Смака»?

— Я терпеть не могу создавать какой-то образ.

Я тот, кто я есть! Всю жизнь я занимался, занимаюсь и буду заниматься тем, что мне интересно, и тем, что я считаю нужным. И мне, извините, безразлично, кто и что на этот счет думает. Все, что я делаю, я делаю исключительно для себя. Если вокруг находится какое-то количество людей, которым это интересно, я счастлив вдвойне.

— То есть и в данном случае Вы не несете моральной ответственности перед поклонниками за свое творчество? Я, к примеру, был несколько разочарован, увидев Вас в «Смаке»...

— Я несу ответственность за свое творчество, но не за своих поклонников. Как я могу нести ответственность за вас?! Творчество и поклонники — это разные вещи: субъект и объект. И не надо подменять одно другим! Я отвечаю за качество того, что я делаю, перед самим собой. Один будет с моей песней молиться, а другой с этой же песней бабушку убьет. Я не собираюсь вам нравиться, разочаровались — это ваша проблема. Я не собираюсь всю жизнь жить в соответствии с вашими представлениями о том, какой я, по-вашему, должен быть. Тем более я не имею ни малейшего представления о том, что вы обо мне в этот момент думаете. Вот и все! Более того, я считаю, что «Смак» — это мой самый рок-н-ролльный поступок, потому что рок-н-ролл предполагает свободу. И я поступил абсолютно свободно, так, как хотел! Люди с седыми прядями, боящиеся вылезти из своей косухи, вызывают у меня сожаление — нельзя цепляться за образ тридцатилетней давности ноготками. Они все равно не похожи на двадцатилетних и выглядят при этом жалко.

— Удовольствие от прослушанной в советское время песни на затертой пленке было больше, чем сейчас, в эпоху изобилия музыкальной техники? Обилие не девальвирует удовольствие?

— Сейчас мне ровно такое же удовольствие доставляет делать какую-то новую песню, как и тогда. Как только мне надоест играть на гитаре, я прекращу это делать. А то, что сейчас легче достать мою запись, чем 35 лет назад, — это я понимаю. Но это вам добавляло дополнительной сладости. Я же не специально создавал трудности, через которые вы доставали наши подпольные записи... Наоборот! Я мечтал, чтобы наши пластинки продавались в магазинах! Вот мечты и осуществились. А оказалось, что вам было интереснее биться за пленки, чем само содержимое пленок.

— Не согласен!.. К тому же Вы сами писали, что если считать популярностью количество буйнопомешанных поклонников вокруг группы «Машина времени», то пик популярности у Вас пришелся на начало 1980-х.

— Согласен. Но в тот момент случилась сенсация, которую никто не ждал: «Машину времени» вдруг пустили на стадионы и во дворцы спорта. С ее репертуаром, а не с песнями советских композиторов! Поэтому девять десятых молодежи от этого обалдело, а одна десятая стала кричать, что «Машина времени» продалась. Правда, неизвестно кому и неизвестно за что. «Они играли в подполье, а теперь выступают на советской сцене!..»

— Вы имеете в виду Росконцерт? Ну и что?

— А мы в Росконцерт в 1980 году и попали. И я тоже говорил: «Ну и что?» Но крику было масса! А потом, когда за нами другие команды пошли, крики как-то поутихли. Мы всю жизнь брали на себя первые удары. Меня это не удивляет — так получалось. Поэтому мы всегда очень спокойно относились ко всяким экстремальным реакциям на свои поступки, включая «Смак» и прочее.

— Давайте про Ваши книги... Аннотация на «Занимательную наркологию»: «Алкоголь... Курение... Наркотики... Что заставляет человека искать все новые способы расслабления? О своем опыте, хотя он, по словам автора, «небогат и крайне субъективен», рассказывает легендарный музыкант Андрей Макаревич».

— Ну... с сильным перекосом! Потому что процентов на девяносто там речь идет об алкогольных напитках. Я пробовал все что угодно, но это никогда не было главной составляющей моей жизни. Кстати, и алкоголь, и никотин — это тоже наркотики, причем не самого лучшего пошиба по всем категориям. Просто алкоголь официально разрешен, но это совершенно не меняет его качеств. А поскольку, в силу советских обстоятельств, с этим прошла молодость и юность, то здесь есть чем поделиться и что вспомнить. Кстати, в конце ноября «Занимательная наркология» выходит в дополненном и расширенном издании. И будет она называться теперь «Мужские напитки». Это красивая, со знанием истории и хорошим юмором оформленная книга, такого же формата, как моя «Мужская кулинария». Так что их можно будет поставить рядом на полку.

— Жизнь, условно говоря, малосоциальной «Синей птицы» долгосрочней, чем, к примеру, исполненной гражданского пафоса «Родины-уродины» Шевчука?

— Не знаю... Во-первых, зачем сравнивать вещи, которые совершенно не сравнимы? Зачем? Вы сравнивайте песню Шевчука с другой песней Шевчука. Тогда будет понятно, что у него получилось лучше, а что хуже. Почему вы Шевчука с Пахмутовой не сравниваете? С Полом Маккартни? Делать, что ли, нечего?.. Зачем?

ИОСИФ КОБЗОН

Кобзон Иосиф Давыдович — советский и российский эстрадный певец, народный артист СССР. Родился в 1937 г. в Часов Яре, Украина. Депутат Государственной думы РФ. Член правления Федерации еврейских общин России. Почетный гражданин 28 городов.

— В 1994 году Всемирная лига евреев признала Вас лучшим евреем мира.

— И что? У них надо спросить.

— За что? Вы, наверное, спрашивали или догадываетесь... Ведь не просто так?

— Ну, я так думаю, я так предполагаю, что достаточно широко пронес, так сказать, еврейскую фамилию и еврейское имя. Я никогда не менял ни имя, ни фамилию и никогда не скрывал своего еврейского происхождения. Я думаю, за это. За то, что проявлял мужество...

— ...не брать псевдоним, грубо говоря?

— Не только это... Но, во всяком случае, я не был никогда в антисионистском комитете. Что тоже важно, потому что я был против этой идеологии... Сион — это звезда еврейская. Если был бы комитет по борьбе с израильской агрессией — это один комитет. А когда борьба с еврейством — это не для меня. Я не религиозный человек, я не хожу в синагогу. То есть я прихожу иногда в синагогу...

— Вы — не верующий?

— Я — верующий, но не религиозный, я бы так сказал. Я хожу в храм православный... Мне больше всего нравятся православные храмы. Я ощущаю какое-то отдохновение. У меня два крестных ребенка, хотя я никогда не крестился и не положено неправославному, некрещеному человеку крестить ребенка, но... так уж сделали исключение для меня. Я награжден многими церковными орденами. И православными, и буддийскими... Но, еще раз повторяю, я не религиозный, но уважающий веру.

— Иосиф Давыдович, в принципе, прошло уже много лет... пятнадцать лет. Помните, возникала тема о связях...

— ...с русской мафией?

— Ну да. У меня, знаете, общий вопрос... Дружить можно с кем угодно. Тогда, может быть, это было в диковинку людям...

— ...для меня никогда не было в диковинку.

— У меня более пространный вопрос: что общего Вы находили в общении с этими людьми? Что Вам было интересно?

— Мне был интересен человек. Такой вопрос мне задавал мой сын. Когда, скажем, у меня за столом сидел министр обороны...

— ...ну вот! Вы же могли и с Дмитрием Лихачевым, и с любым министром общаться.

— Я мог и общался. А что вызвало недовольство в обществе и дало основание потом пресловутому окружению Ельцина посылать кляузные файлы в Соединенные Штаты, куда я уже 15 лет не езжу...

— ...из-за Иванькова?

— Нет, не из-за Иванькова, а из-за Отария Квантришвили. А потом прибавили и Иванькова. Но это личности! Знаете, и тот, и другой — личности! Я бы ни в коем случае не подал бы руки уголовникам, которых я знаю. Хотя есть оступившиеся люди, а есть профессиональные уголовники. Это разные совершенно понятия. Но, например, Иваньков, которого вы назвали, — очень интересная личность. Очень! Я помню, когда в Нью-Йорке — я много раз был в Америке до 1994 года — Вайнберг, хозяин «Нового русского слова», умолял меня представить его Иванькову

Вячеславу Кирилловичу, которого я тогда еще не знал и который тогда там находился, в Америке. Для беседы. И на Брайтоне я разыскал Вячеслава Кирилловича, познакомился с ним и предложил такую встречу. Он от нее не отказался. После чего Вайнберг сказал: «Господи! Я вообще-то думал, что он неординарный человек, но что настолько интересный — я не предполагал». Человек, который знает наизусть Есенина, Блока. Человек, который рассказывал, как он провел эти тюремные годы. Это действительно очень интересная личность, с характером хорошим. Я не говорю уже об Отари Квантришвили, с которым создавали ассоциацию по оказанию помощи спортсменам... Действительно! Страна аплодирует нашим спортсменам, восхищается... Вот стали мы опять чемпионами мира по хоккею. А почему в нынешнем составе чемпионов мира 14 человек из состава сборной прошлого года? А почему не сказали, где остальные? Какова судьба остальных? Почему их не взяли? Потеряли ли они форму. Спились ли. Ушли ли...

— Вы что-нибудь знаете о них?

— Вот мы об этом заботились. О семье Боброва. Заботились о семье Яшина. С Отарием Квантришвили. У него четверо детей — два сына и две дочери. И его безжалостно расстреляли. Притом его не уголовники расстреляли. То, что он мешал, так сказать, создавая партию спортсменов, мешал режиму, — это однозначно.

— Говорили, что он что-то плохое сказал о Рушайло и его убили?

— Да, совершенно верно.

— Из-за этого?

— И Рушайло, кстати, отправил на меня компромат в Америку.

— Вы еще тогда говорили, что и для Вас киллера нанимали? Это все реально было?

— Все это реально было...

— Я перечитал недавно Ваше интервью того времени с Карауловым... Помните? Он говорит, что все это вокруг Вас возникло потому, что Вы пошли в бизнес с нефтью, с «мигами»... Нет?

— Во-первых, нефтяного бизнеса у меня никогда не было. Был бизнес — концертно-зрелищная дирекция «Москва». А потом — акционерное общество «Московит». Занимались бизнесом, да...

— Из-за этого давление на Вас было? Вы же и раньше общались, с кем хотели...

— Потому что я был в окружении Юрия Михайловича Лужкова. Они боролись с Лужковым, но очень сложно было бороться с мэром, а вот с окружением его... Ведь в Америке вышла статья: «Царь русской мафии певец Кобзон, в банду которого входит мэр Москвы Лужков, замминистра обороны Громов, банкир Гусинский и другие...» Я сказал, что я готов быть таким царем-предводителем такой банды. Время такое было. Пресса заказная делала то, что ей говорили из Кремля.

Я по сей день рассчитываю... Вот Примаков вел переговоры с Олбрайт, Иванов Игорь Сергеевич вел переговоры с Колином Пауэлом... Я рассчитываю, что сейчас министр иностранных дел — после того как пленарное заседание Госдумы приняло решение защитить честь и достоинство депутата Кобзона — Сергей Викторович Лавров с новым госсекретарем Хилари Клинтон будет разговаривать. Я готов поехать в Америку, встать перед судом и, так сказать, ответить на все вопросы. Если там есть эти вопросы.

— Вы даже в суд на Госдепартамент США подавали.

— Полтора года я судился. Адвокаты сказали: здесь искать нечего, все концы в России. Я собрал все данные по запросу Думы всех ведомств... Они не могут доказать... Они даже не открывают файл. Они даже не говорят, что в файле. И когда я в Страсбург обратился, у меня не приняли документы. Сказали: Америка вас не обвиняет, она вас подозревает. А подозревать они могут любого гражданина и не выдавать ему визу. Но они подозревают не только меня, но и мою жену и моих детей. Они никого не пускают. Ну и ничего, тем не менее... Я стал почетным гражданином Москвы. Самое высокое звание, которое получил в жизни.

Москва, май 2009 г.

ЗУРАБ ЦЕРЕТЕЛИ

Церетели Зураб Константинович — российский художник и скульптор. Родился 4 января 1934 г. в Тифлисе (ныне Тбилиси). Народный художник СССР. Президент Российской академии художеств. Автор столичных памятников Российско-грузинской дружбе, Петру I и многих других.

— Не так давно Вы заявили о своем желании создать нечто более высокое, нежели Эйфелева башня: «Высота Эйфелевой башни 300 метров, а это будет 400-метровой высоты». И Петр I, и Центральный монумент Победы в Москве тоже далеко не самые Ваши маленькие памятники, Зураб Константинович. Как Вы относитесь к обвинениям в гигантомании?

— ... Мы с вами сейчас пойдем в музей, и вы увидите, что там достаточно моих скульптур маленького размера. Размер произведения искусства я не выдумываю просто так, его мне диктует архитектура и пространство местности. Масштаб какой-то конкретной скульптуры или памятника вырабатывают архитектурные институты, создается макет, а потом я уже получаю заказ на эту работу. То есть в одном месте памятник должен быть одной высоты, а в другом месте схожий памятник может быть уже иного размера. Возьмите, к примеру, мой памятник жертвам теракта в Беслане, который стоит в Москве. Он что — большой?

Обвинения меня в гигантомании были специально инспирированы группой людей, чтобы дискредитировать в моем лице представителей высшего политического руководства, которые одобрили ряд моих проектов. Так что все это смешно! Я даже считаю, что эти люди создали мне определенную рекламу. Кстати, многие из простых людей, задействованных в нападках на меня, пишут мне письма с извинениями. Многим из них давали деньги за то, чтобы они подписывали письма протеста против моего творчества в Москве. Ко мне потом приходили родители студентов архитектурного института и рассказывали, что их детям давали деньги, чтобы они выходили на митинги протеста против установки моего памятника Петру. Мой Христофор Колумб гораздо выше московского Петра — я на днях улетаю в Пуэрто-Рико устанавливать этот 126-метровый памятник в океане. По идее, Колумб должен был стоять уже давно, но помешала как раз эта кампания в России против меня. Американцы — они же в этом смысле, как дети — на время заморозили установку. Сейчас просят возобновить. Кстати, на создание больших скульптур уходит гораздо больше времени и нервов, создание их — процесс очень тяжелый...

— ...в котором не последнюю роль играет, очевидно, государство. Насколько велика зависимость творца от власть предержащих? Вы, один из самых удачливых и востребованных скульпторов современности, сами пришли к правителям или они Вас нашли?

— Я приведу вам пример... Когда я жил в Тбилиси, главный архитектор города попросил меня принять участие в планировании строительства детского кинотеатра. Я сделал эскиз, в котором отразил близкую к детской пластику. Этот эскиз висел в кабинете главного архитектора до тех пор, пока из столицы не приехал заместитель главного архитектора Москвы Мдоянц. И как мне потом рассказали, Мдо-янц, увидев мой эскиз, поехал к Посохину — они строили тогда объекты в Пицунде, — говорит ему: «Я нашел художника, которого мы ищем — он мыслит монументально». Меня приглашает к себе Посохин и говорит: «Видите, у нас все здания получаются одинаковые. Если у вас родится идея, как можно придать им индивидуальность, — дайте мне, пожалуйста, знать».

Я начал размышлять... И знаете, что мне помогло? То, что в свое время я изучал этнографию и археологию. Первым моим местом работы был тбилисский Институт истории, этнографии и археологии, в котором я проработал 7 лет. Мое творческое мышление было сформировано таким образом, что я начал с того, что изучил эпоху, когда возникла Пицунда. Так я наткнулся на идею использовать мозаику: выяснил, что в свое время в Пицунде были известнейшие в тех краях красиво оформленные бани... Корпуса домов я тоже назвал нестандартно: «Колхида», «Амра»... Семь корпусов — семь оригинальных названий.

Все эти свои задумки я вынес на обсуждение в Моспроект, куда представили свои проекты по этим объектам и другие молодые художники. Выиграл конкурс. Так было сформировано и впервые воплощено в жизнь мое творческое мышление — синтез монументальной архитектуры и искусства. В Пицунду часто приезжало высшее руководство страны. Там были их госдачи. Косыгин нередко даже проводил в Пицунде выездные правительственные заседания. Там заседало и ВЦСПС (аббревиатура названия центральной профсоюзной организации в СССР. — Прим. авт.). Естественно, они могли видеть мою работу. Только я закончил работу в Пицунде, сверху поступило распоряжение направить меня в Адлер, участвовать в строительстве детского городка. Потом меня приглашали работать в Сочи, Мисхор, Хосту...

— Недоброжелателей на этом пути хватало?

— Позже, когда я уже работал в Ульяновске. Там был огромнейший бассейн в виде отражения от огромнейшего здания гостиницы «Венец». Что я мог сделать с этим бассейном? Конечно же, создать на его дне «морской мир». И вот тогда я вдруг почувствовал, что против меня начинаются какие-то интриги. Я закончил работу, все почистил и улетел домой. Вскоре меня вызывают в ЦК к Шауро (в то время завотделом культуры ЦК КПСС. — Прим. авт.). Захожу в кабинет. Рядом с Шауро сидит человек из Ульяновска и зло на меня смотрит. Потом он напал на меня: «Как можно было в ленинском городе сделать каких-то рыбок, какое-то морское дно!» Я испугался и спрашиваю: «А что я, по-вашему, должен был там изобразить?» — «Как что?! Революцию! Ленина!» Я вдумываюсь в его слова: «Как это — Ленина под водой в бассейне?»

Шауро моментально встал со своего места, пожал мне руку, проводил до дверей. Вот так бывало. (Смеется.) Это была другая эпоха. Эти люди просто не представляли себе свободную пластику, свободный цвет... И в этом не их вина, виноваты чиновники, не разбиравшиеся в искусстве. Они мыслили исключительно политически. Однако в СССР было много хорошего. Развивалась монументальность, было много ярких художников... Возьмем президента Академии художеств Томского, Вучетича, Кербеля — это были гиганты. Мощнейшая школа!

Сразу после этого разговора мне поручили оформление советского посольства в Бразилии. По окончании работ меня пригласил Громыко (в то время министр иностранных дел СССР. — Прим. авт.). Благодарил. И приказал назначить меня главным художником МИДа. Вскоре я получил звание народного художника СССР. После этого я работал над посольствами СССР в Португалии, Сирии... В посольстве СССР в Вашингтоне я делал огромное панно с историческими видами Москвы. Опять же, мне сильно помогало то, что я когда-то изучал этнографию. Представительство в Нью-Йорке оформлял тоже я. Будете там, посмотрите мои витражи.

Что мне помогало? То, что дали мне мои учителя. Предмет по конституционному праву нам в школе читала Вера Лордкипанидзе. Сейчас она ушла из жизни. Мы не пропускали ни одного ее урока. Почему? Потому что, прочитав нам пять минут для порядка лекцию непосредственно по теме урока, она переходила к истории России и Грузии. Откуда я знал в советское время так много о русских царях? Из ее уроков. Мы слушали, но, конечно, думали, что то, что она рассказывает — так и нужно по учебной программе. И только позже я понял, что происходило на самом деле. Ведь тогда нельзя было и слова сказать о Елизавете, о Екатерине, мало что знали даже о Петре. Мои домашние мне очень помогали, которые были художниками: мама, дядя... Все! Больше никто. Я работал, трудился... Все произошло как-то само собой.

— Вас, насколько я помню, упрекали когда-то еще и в монополизации монументальных проектов в столице, Зураб Константинович. Как реагируете на эти упреки?

— ...Вы не можете себе представить, как мы дружим сейчас с теми, кто писал эти вещи, и как они извиняются передо мной, когда бывают у меня в мастерской. Все нападки подобного рода на мою творческую деятельность на меня не действуют. Я давно знаю, что я делаю правильно, а чего делать не стоит.

Моя мудрейшая бабушка процитировала мне как-то в детстве слова из Библии: «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую». Мы гуляли с ней в лесу, я был еще маленький и не мог тогда понять всей глубины этого выражения. Теперь же оно стало для меня одним из главных принципов, которыми я руководствуюсь в жизни.

Москва, июль 2010 г.

НИКАС САФРОНОВ

Сафронов Никас Степанович — российский художник. Родился 8 апреля 1956 г. в Ульяновске. Действительный член Российской академии искусств. Написал портреты множества известных людей в России и за рубежом. Имеет орден «Во имя России».

— Насколько далеко можно заходить в экспериментах в живописи. Вы, верующий человек, в начале восьмидесятых сделали три картины в коллажной технике — в истертые временем иконы, наряду с едва сохранившимися ликами святых, ввели элементы полуобнаженного женского тела... Не было ли это кощунством?

— Я позже покаялся в этом, построил храм, построил часовню, помогаю всему, что связано с православием, но вот тогда было какое-то чувство, что надо сделать эту работу. Я был молод. И у меня было базаровское восприятие мира, поиск Бога... но было ли это кощунством? Дело в том, что я тогда отчетливо видел, что творится с русской культурой: русские люди сжигают иконы, выбрасывают их, используют для каких-то подставок под бочки с солеными огурцами... Меня это возмутило, а сам я тогда собирал иконы. Я сделал те три работы, о которых вы сказали — конечно, как я сейчас вижу, заблуждался, считая, что таким образом смогу привлечь внимание к этой проблеме, заставить людей понять, что они творят со своей культурой. И это задело кого-то, хотя я и покаялся уже давно, но вместе с тем этот эпизод мне все время вменяют в вину. Есть и еще один момент. В то время я, как и многие мои коллеги, полагал, что иконы — это часть общей культуры человечества, а не предмет культа, поэтому и использовал их, исходя из такого понимания ситуации. Разумеется, сегодня я так не считаю.

— Мир высокой живописи — одновременно и мир больших денег. Л где большие деньги, всегда, как известно, жесткая конкуренция. Каковы правила игры внутри Вашего корпоративного круга, да и есть ли они?

— Кое-что я могу рассказать. Сегодня историю искусства в мире решают около ста человек. Они диктуют правила, о которых вы спрашиваете. Приведу пример. На передаче Александра Гордона я поспорил с Ольгой Свибловой, которая занимается старинной фотографией, что мои работы в течение ближайших пяти лет будут во всех музеях мира. Гордон обвинил меня тогда в том, что моих работ якобы нет в Эрмитаже. Сразу после передачи мне перезвонила мой секретарь и уточнила, что у нас существует официальное письмо Пиотровского, где он благодарит меня за мои работы, сделанные специально для Эрмитажа. И есть каталог Эрмитажа, где представлены эти мои четыре работы.

Спустя какое-то время после эфира некий Каменский, который представляет «Сотбис» и «Кристис» от России и стран СНГ в Англии — решает, что туда попадет, а что нет, — вдруг заявляет: «Я сделаю все, чтобы Никас не попал на аукцион в Лондон!» И знаете, почему? Потому что те, с кем я спорил, оказались его друзьями. Получается, не дружишь с ними — будь ты хоть Сальвадором Дали, не попадешь никогда! Та же Свиблова сегодня занимается фотографией, хотя раньше занималась продажей живописи. Почему? Потому что ее вытеснили с этого денежного рынка! В этом мире очень жестокие правила. Я могу быть гениальней Леонардо да Винчи... все равно не пустят: у них там свои интересы. Помните, когда лейтенанта спрашивают: «Хотите стать генералом?» Он отвечает: «Нет, у каждого генерала есть свои дети». Так приблизительно и получается...

— ...что некий Никас из Ульяновска...

— ...который не входит к тому же ни в одну их группировку, вдруг начнет продаваться и деньги, которые они могли бы получить за пятый или восьмой «черный квадрат», вдруг пойдут ему. Понимаете? И дело не в том, что я плохой. Если мои картины покупают люди, которые даже не знают меня, в Америке, в Англии, в Италии за 40—50 тысяч евро — это о чем-то говорит? Значит, я знаю, как и что надо писать, чтобы мое искусство было востребованным. Приведу вам забавный пример. Как-то в Лондоне я решил купить плакаты. Выбрал три плаката из пятисот представленных в рекламе. А продавец мне отвечает: «Как раз этих трех и нет. Их раскупили. Есть другие...» В данном случае мой выбор говорит о том, что я знаю, что нравится людям. Иногда я сталкиваюсь с шокирующим натурализмом, где художники рисуют, скажем, кишки, разорванные тела, по которым ползут черви... Такие вещи мне откровенно не нравятся. Если хочешь показать страдания — нарисуй лучше плачущего ангела на развалинах. Ведь плачущий ангел не менее печален. Или. Меня иногда просят нарисовать что-то, связанное с нефтью. Несут мне фотографии нефтяников, нефтяные вышки, а я рисую некое странное водное чудовище, выходящее из воды в виде фонтана.

— Вы упомянули портреты президентов, которые Вам довелось писать. Насколько я знаю, аж 26 штук. Злые языки утверждают, что если бы Вы с четверть века назад не ступили на эту «президентскую» стезю, то не видать, мол, Вам Вашей сегодняшней славы и денег. Так ли это?

— Это не так. Во всяком случае, не совсем так. В 1984 году я приехал из Вильнюса в Москву, участвовать в одной эротической выставке в Японии. Я сказал, что я не эротический художник, на что мне возразили: «Но у тебя же есть обнаженные девушки!» Я ответил: «Они есть у всех художников. Это же студенчество, натура, тело...» — «Вот и дай их». Я чуть-чуть доработал и дал. Потом эти работы попали в Италию, в Канаду, в Париж... Спустя несколько лет я уже работал в Италии совсем в другой технике, тема обнаженного тела уже была мне неинтересна. Но тем не менее в 1990 году во Франции выпустили книгу «Ведущие эротические художники мира», куда вошли и мои работы. Вот так я и попал в ведущие эротические художники мира, хотя я к эротике не имею никакого отношения до сих пор. Иногда я использую в картине обнаженное тело, но это не эротика. Это, скорее, философия. Когда я ехал писать президента Алиева, я был уверен, что он обо мне уже все знал как о художнике. Ельцин был чуть позже... Так что «президентская» стезя не имела решающего значения. Любому хорошему художнику могут предложить выполнить подобные работы. У меня это произошло само собой. Это не значит, что один президент сознательно «передавал» меня другому, хотя позже эффект цепной реакции присутствовал. Я думаю, что «президентское» направление в моей живописи лишь один из факторов моего общего успеха. Как-то, тоже случайно, написал президента Эквадора, этот портрет у него увидел президент Перу — тоже захотел, да еще и рассказал обо мне бразильскому президенту. Тот тоже выразил желание попозировать мне.

Кто такие президенты? Как мне часто пытаются внушить: неискушенные в искусстве люди, вокруг которых тоже сидят ограниченные искусствоведы и помощники. Это глупость! Да, некоторые президенты не всегда хорошо разбираются в искусстве, но их окружение?.. То есть окружение, к примеру, говорит: «Ваш портрет на вас не похож!» И что — он после этого будет мне платить? За счет чего же я тогда живу? Может, президенты и не очень искушены в искусстве, но их окружение уж точно следит за их уровнем в искусстве. Если Мадонна заказывает портрет мне, значит, разбирающиеся в искусстве люди подпускают ее только к конкретному художнику. Искушенное окружение решает ее пиар, ее «подъем».

— Есть мнение, что «...для того, чтобы получить эти заказы, надо бывать в тех местах, где бывают твои потенциальные заказчики: знакомиться и флиртовать с красивыми женщинами, общаться и заводить дружбу с мировыми знаменитостями. Никас по этому «предмету» — «отличник»: сам знаменитый светский лев, завсегдатай всех многих модных тусовок. Он также дружит со многими «сильными мира сего»... Про Вас?

— Это не про меня. Обстоятельства действительно вынуждают меня появляться на разных светских мероприятиях, потому что зачастую люди, устраивающие мероприятия, являются моими друзьями. Кроме того, на таких светских раутах также легче встретиться и со старыми знакомыми, которых редко видишь, а также дать интервью и, может быть, договориться о новом заказе. Но я никогда ни за кем не ухаживал ради выгоды. Никто никогда не скажет, что вот эта женщина помогла мне в карьере. Я никогда не следовал правилам: если будешь с кем-то жить или с кем-то дружить, вот тогда ты чего-то добьешься. Наоборот, я всегда был против этого. Мало кто знает, с кем я живу, какая у меня девушка. И никогда я не буду встречаться с кем-то из-за того, что это нужно — мне это в первую очередь лень, это моя жизнь, и мне жалко ее распылять на глупости. Я как-то давно коротко общался с Лолитой Миляв-ской, сразу скажу, что у нас чисто приятельские отношения... И вот до этого времени я только и слышал: Никас, извини, мне нужно бежать на чей-то день рождения — там будет нужный человек; потом опять: мне надо ехать на такие-то крестины — там будет полезный человек... У нее большая часть жизни уходит на то, чтобы кому-то нужному позвонить, с кем-то нужным встретиться. Я — ленивый, из-за этого иногда теряю отношения.

Если бы я сегодня занимался тем, что вы мне процитировали, вы бы у меня никогда не взяли интервью. До меня попросту было бы невозможно добраться. Я бы где-нибудь с Мадонной попивал коктейль. А я даже не выучил английский — из-за занятости и лени, хотя мог бы отложить на время искусство в сторону и выучить его. И, кстати, владение именно английским принесло бы мне море дивидендов: я бы мог резать полоски на холсте или капать на него пятна, подписывать «Никас Сафронов», и мир бы рукоплескал мне, а я бы получал миллионы. И все это — если бы я знал английский и хотел бы реализовать такого рода планы в жизнь. Нет проблем! Я хорошо знаком со многими сильными мира сего... но я никогда не углублялся в дружбу с ними, не стремился быть там, где они. Мне предлагают полететь на форум в Давос, где будут все они, но я мучаюсь ремонтом в квартире, недосыпая, все время работаю и получаю от этого больше удовольствия, чем от присутствия на престижном форуме. Мое хобби — моя работа, мое призвание. Поэтому, как говорил Сенека, я никогда не искал друзей в форуме и в сенате. Мне вот интересно с вами: комфортно, уютно... Люди разные, и я ищу только тех, кто мне близок по духу. Многие состоявшиеся люди капризны, и подстраиваться под них — не моя участь. Этого не обидь, этому угоди, тот реагирует на эти слова, а этот на те... С ума можно сойти! Я дружу с теми, кто мне действительно приятен: Виктор Мережко, Дроздов Николай Николаевич, Толя Трушкин... вот с ними мне уютно.

— О Вас, как, впрочем, и о любом знаменитом человеке, ходит масса слухов и легенд... Пишут, например, что Вы — в одном лице князь и граф.

— Некое российское дворянское общество пожаловало мне в 90-х годах эти титулы. Это, конечно, смешно — титул князя может дать только царь. Даже великая княгиня Мария Владимировна не имеет права давать такой титул.

Москва, июль 2010 г.

ВАДИМ САМОЙЛОВ

Самойлов Вадим Рудольфович - лидер рок-группы «Агата Кристи». Родился 3 октября 19Й г. в Свердловске. С 2007 г. — член Общественной палаты. Записал два музыкальных альбома «Полуострова» на стихи замглавы Администрации президента России Владислава Суркова.

— В Советском Союзе почему-то считалось, что советская власть мешает конвертации отечественного рока на Запад. Но нет давно СССР, а воз и ныне там. Не помогла ни тотальная свобода 1990-х, ни деньги... Значит, дело было не в плохой власти. А в чем?

— Эти вещи нельзя обсуждать в отрыве от интеграции национальных культур. В принципе, это скорее геополитический вопрос. Хотя, конечно, в причинах того, почему русский рок не нужен на Западе, есть и культурологическое объяснение. Истории рок-музыки около шестидесяти лет, а истории культур разных стран гораздо больше. Быть может, в шотландских напевах и переливах русских духовых инструментов что-то общее и есть, но национальная энергетика этих стран разная. Поэтому пока в мире главенствует англосаксонское восприятие рок-музыки и ее тенденции, всем остальным приходится двигаться в этом фарватере. Для меня успехом русского рока будет служить тот факт, когда на Западе выступление русскоязычной группы воспримут на том же уровне, что и выступления собственных групп. Пока такой феномен невозможен по целому комплексу исторических, культурных и других причин, о которых я сказал.

— Но есть же наши исполнители, которые отлично знают английский язык. Почему они таким образом не внесли свою лепту в мировой рок?

— Если бы «Агата Кристи» родилась в Лондоне, то мы бы, думаю, имели бы там, условно выражаясь, сатисфакцию. Я имею в виду, что сама модель исполнителя и сочинителя одинакова и у нас, и на Западе. Поэтому творческую идею, зародившуюся в русской культуре, в принципе, вполне возможно переформатировать и предложить западному слушателю. Самый больной вопрос — в адекватности перевода текстов, в произношении артиста, отчасти в его желании «ломать» себя. Большинству тех, кто состоялся в отечественном роке, заниматься этим переформатированием попросту лень.

— В советское время рок-музыканты были более консолидированы, чем сегодня. Что случилось с рок-сообществом в 1990-е?

— Сегодня этот термин потерял свою актуальность. Он имел смысл тогда, когда рок-группы находились на полулегальном или нелегальном положении. У их представителей тогда была общая жизненная платформа, они интуитивно собирались вместе и существовали таким вот «общим котлом». А после того, как группы смогли выступать без литовок (в советское время официальный документ, дающий разрешение на выступление с той или иной песней. — Прим. авт.), у каждого началась своя судьба. И это нормально.

— Вы упомянули об артистах, «балующих элиту». «Агата Кристи» выступала на корпоративах? Нет ли в корпоративах унизительного момента для артиста?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.