Гибель русского слова

Гибель русского слова

Как уже сказано, с начала 1990-х годов началось вторжение зарубежных СМИ, несущих идеологическую и информационную составляющую западной модели демократии, на российский информационный рынок. Это быстро сказалось на отечественной теле-, радио-, газетно-журнальной продукции, начиная от калькирования западных программ, оформительских моделей газет и журналов до коверкания родного языка. Названия наших передач тоже испытывают западное влияние: их создатели не могут теперь обойтись без слов «шоу» и «хит».

Кабы разговор шёл только о появлении в обиходе новых слов, можно было бы махнуть рукой. В прошлом веке кое-кто возражал против слова галоши, предпочитая мокроступы. Теперь брюзжат при звуке слов дилер, брокер, эксклюзив и других. Однако известно, если вещь или понятие пришли от иноязычного народа, то вместе с ними придут и слова для обозначения этой вещи или этого понятия. Например, не нами был изобретен компьютер, и незачем придумывать «русскоязычное» название для него и других связанных с ним приборов. Хотя, конечно, печататель может показаться кому-нибудь словом более пригожим для русского уха, нежели принтер.

Русский язык принял огромное множество слов из десятков языков. «Класс – слово латинского происхождения. Школа – слово греческое. Портфель – французское, ранец – немецкое, карандаш – тюркское, тундра – финское, пионер – английское, томагавк – алгонкинское, конфета – итальянское, чай – китайское. Из голландского – люк, малайского – орангутанг, хинди – сахар, персидского – сироп, турецкого – киоск, японского – каратэ, ацтекского – шоколад, еврейского – бегемот»[25].

Но! Вынуждены сказать здесь очень большое «но». То, что происходит в России сейчас, только внешне похоже на приток новых слов, которые обогатят язык, со временем встроившись в его грамматику и ономасиологию. На самом деле идет замена словарного запаса русского языка. Эволюция эта – одно из проявлений массовой американизации страны.

Россия с потрясающей скоростью превращается в сырьевой придаток США и Европы. Основные доходы от внешней торговли даёт теперь не промышленная продукция, а продажа сырья. Мы брали у США кредиты, чтобы развивать добывающие отрасли, и вот наступает год, когда начинаем возвращать не только проценты, но и основную сумму долга. Приходит время, когда Россия будет вывозить в Америку свои богатства, а вдогонку – деньги, потраченные на добычу этих богатств! И это надолго; это навсегда. Мы посадили себе на шею нового хозяина.

Для общения с хозяином и вырабатывается язык-сленг. Нам, аборигенам, надо знать меньше тысячи слов, чтобы хозяева нас понимали. И мы видим (и слышим), что нужные для общения русские слова заменяются на английские, при сохранении русской грамматики. Фразы произносятся по радио и телевидению хоть и по-русски, но с английской (американской) артикуляцией, чтобы приучать к их англоязычному звучанию. Прекрасный инструмент для этого – реклама.

Наши дети уже научились произносить звуки, растягивая губы до ушей: «ди-ди-ди». Они легко произносят «ригли спермит». Они приветствуют друг друга словом «хай». В минуты удачи кричат «йес!» и вскидывают вверх кулак. Не отстают и взрослые. Ныне выброшены на свалку Квалификационные справочники должностей служащих, и теперь не найти завхозов, продавцов, инспекторов, консультантов. Сплошь менеджеры, провайдеры и супервайзеры. Даже директор, оказывается, не самое главное лицо, а руководитель директории – начальник отдела «по-старорусски». Деградирующие сообщества всегда обезьянничают. О таких шутках, как табличка «Минисупермаркет» или «open круглосуточно» на захудалом ларьке где-нибудь в Капотне, даже говорить не хочется.

Однажды нам довелось участвовать в записи телепередачи. Мы сказали обо всём этом, предварительно отметив, что нет плохих народов, плохих культур, плохих языков и религий. Все хорошие, но на своём месте. Присутствовало много иностранцев; толковище было посвящено дружбе между культурами России и США. Публика изнывала от счастья: культура жива и взаимообогащается! Мы всё ещё красим яйца на Пасху! А в Америке знают наших матрёшек!.. Какое «взаимное обогащение»? – спросили мы. Бродит ли по Чикаго наш Дедушка Мороз? А Санта Клауса можно встретить в каждой московской витрине. Попадает ли сделанная в России реклама на американские экраны? Ведут ли проповеди заезжие из России православные батюшки по центральным телеканалам Америки? А у нас… эх…

С нами не все согласились, а пожилой академик, который ещё Ленина видел, призвал Россию встречать трудности с её традиционным достоинством. Вот, – сказал ведущий, – вы пугаете, а не страшно. Ему не было страшно. На русском телевидении он вёл не беседу, не разговор, а ток-шоу. Понятно, что в окончательный вариант передачи этот эпизод не вошёл; разговор о сохранении русского языка не вписывался в праздничное токование о слиянии культур.

Кстати, не раз, а многажды и про Петра I писали, что он виновен во внедрении множества чужых слов в наш язык. Но здесь лишь частица правды. Он, конечно, ввёл немало терминологизмов, типа «фортеция», «кавалер», «ассамблея», «мортира», «бриг», «мичман». И он же велел отыскивать в языке русском достойные переводы, а тех, кто чрезмерно усердствовал в засорении русского языка чужесловием, одёргивал и вразумлял.

«Так писать, как внятнее», – приказывал Пётр. В одном из повелений своих посланнику за рубежом он пишет: «В реляциях своих употребляешь ты зело много польских и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов».

Позже Ломоносов, избегая излишних заимствований из иностранных языков, ввёл в науку слова и речения: воздушный насос, законы движения, зажигательное стекло, земная ось, огнедышащие горы, преломление лучей, равновесие тел, удельный вес, кислота, квасцы, щелочь, основание, крепкая водка, негашеная известь, наблюдение, движение, явление, частица… Однако он же счёл нужным оставить иностранные слова: диаметр, квадрат, пропорция, минус, горизонтальный, формула, сферический, атмосфера, барометр, микроскоп, оптика, сулема, селитра, поташ и т. д. Это были слова и речения международного, интернационального порядка, идущие почти сплошь от греческих и латинских слов.

Ещё позже Владимир Иванович Даль писал: «…Мы не гоним общей анафемой все иностранные слова из русского языка, мы больше стоим за русский склад и оборот речи; дурная привычка ходить за русскими словами во французский и немецкий словарь делает много зла… Язык не пойдёт в ногу с образованием, не будет отвечать современным потребностям, если не дадут ему выработаться на своих дрожжах…»

Именно к этому всё время призываем и мы: бороться следует не против чего-либо, а за что-то. Не против иностранных слов, а за русский склад и оборот речи. Наш язык не беднее других!

Здесь нам представляется уместно привести рассказ Алексея Югова, как раз на эту тему:

«Вспоминаю наши дружеские беседы с одним выдающимся физиком. В языке мы были с ним единомышленники. И, конечно, без особых поисков и страданий «диссипацию энергии» перевели как «рассеяние энергии», «интерференцию волн» – как «наложение волн», «дифракцию» – как «огибание» и т. д. Словом, переубеждать друг друга нам не приходилось. Но вот что сказал мне мой физик с грустью: «Я-то убеждён и вижу… да и не только я, а и многие из моих товарищей, что засорение языка науки, техники, да и языка житейского, бытового иностранщиной поистине превращается в какую-то вакханалию… Как будто если он скажет «конфитюр», то варенье от этого станет слаще!.. – Он засмеялся. – Примеров я мог бы сотни привести этих ненужностей, – продолжал он. – Но вот один забавный случай, забавный и поучительный. «Сварка под флюсом» то и дело встречается в нашей повседневной печати. Флюс – слово немецкое. И, конечно, не этим оно мне неприятно. А тем, что, сколько я его ни слышу, каждый раз мне представляется… распухшая от флюса щека, повязанная платком. А ведь чтобы замену ему найти, русскую, совсем и выдумывать ничего не надо, а просто надо вернуться к давно уже созданному слову плавень. Это наши рабочие-доменщики его создали. И какое же чудесное слово! Сколько в нём этой самой нашей вещественности: вещества, способствующие сварке, плавке, – и вот вам плавень!.. А все эти «флюсы», «салютайзеры», «квенчинги» – они же, конечно, затрудняют и самоё работу и рост рабочего».

Затем Алексей Югов приводит ещё один замечательный пример, но уже из анатомии. Есть у каждого из нас две мышцы на шее: одна справа, другая слева. Латинское их название, по точкам прикрепления, довольно неуклюже: мускулюс стерно-клейдомастоидеус. Ну, а когда сделали русский буквальный перевод – кальку, то получилось еще хуже: грудинно-ключично-сосцовая мышца. Так вот, есть совсем иное название этой мышцы – лёгкое, изящное и вдобавок прямо означающее, что именно эта мышца делает: кивателъная мышца. Ибо она действительно осуществляет кивок, наклон головы; но это название забыто.

В давние теперь, советские времена в «Литературной газете» были приведены вопиющие примеры засорения терминологии нефтяного дела (дробной перегонки нефти) английскими словами. Без всякой нужды втащили в дробную перегонку нефти, где неоспоримо русское первенство, сотни таких слов, как лубрикетинг, микстер, стреппинг, чиллер, ресивер, рисайкл, квенчинг, кулинг, салютайзер, инхибитор и т. д. Какой поток писем хлынул в редакцию! Жаловались люди разных профессий и разного образования. У всех одна беда: замещается русский язык.

А ведь это было задолго до всех перестроек!

Мнение Виссариона Белинского: «И мы первые скажем, что употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово – значит, оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус. Так, например, ничего не может быть нелепее и диче, как употребление слова «утрировать» вместо «преувеличивать».

Тургенев: «Берегите чистоту языка как святыню. Никогда не употребляйте иностранных слов, Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас».

А вот – Герцен: «Я первый снимаю с себя вериги чужого языка и снова принимаюсь за родную речь».

Теперь уже редко вспоминают А.М. Горького: «Нет смысла писать «конденсация», когда мы имеем своё хорошее слово – «сгущение».

Совсем «устарелый» ныне Маяковский считал одной из важнейших задач поэтов – «…сделать язык русским».

Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык перешли в огромном количестве слова-«амёбы», прозрачные, настолько не связанные с конкретной действительностью, что могут быть вставлены практически в любой текст. Скажет иной коммуникация вместо старого слова общение, и эмбарго вместо блокада – и вот, довольно банальные мысли вроде бы зазвучали. Можно даже подумать, что эти слова выражают самые фундаментальные понятия нашего мышления, а если вдумаешься – за ними нет ничего. Вот фраза, сказанная совсем недавно одним из наших руководителей: «Правительство должно соответствовать тем функциям, которые возложены на государство в современных условиях». О чём речь? Хорошо работает правительство, или нет? Чего от него ждать народу?.. Загадка. Или: «Проводим налоговую политику». Думаете, мы постесняемся назвать автора? Ничуть. Это из пресс-конференции, которую президент Путин дал 18 июля 2001 года.

И общеполитические, и деловые газеты и журналы увлекаются западной лексикой. К месту, и не к месту всобачивают массу таких терминов, как эксклюзив, консенсус, нонсенс, саммит, легитимный, электорат, хотя у них есть синонимы в русском языке, причём в большом выборе. Например, нонсенс легко заменяется отечественными словами вздор, чепуха, ерунда, бредни, чушь, нелепица, дичь, ахинея и т. д. Но журналист предпочитает ввернуть заморское словцо. А чем законный и избиратели хуже легитимного и электората?

Не припомним, кто, но какой-то известный политик сказал, что когда социальный класс использует язык тех, кто его угнетает, он становится угнетён окончательно. Перемена языка не безобидна! Так, пресса неслучайно выводит из употребления слово руководитель, ведь оно исторически возникло для обозначения человека, который олицетворяет коллективную волю, он создан этой волей. А заместившее руководителя слово лидер возникло из философии конкуренции, оно отражает индивидуализм предпринимателя. По тем же причинам происходит вытеснение слова избиратели словом электорат. Когда депутат говорит «мои избиратели», скрытые смыслы слова указывают, что депутат – производное от того коллектива, который его избрал (иными словами, создал). А выражение «мой электорат» воспринимается как «мой персонал» (моё предприятие). Электорат – общность пассивная и ведомая.

Когда мы слышим слова биржевой делец или наёмный убийца, они поднимают в сознании целые пласты смыслов, мы опираемся на эти слова в нашем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если сказать брокер или киллер, человек воспримет лишь очень скудный, не пробуждающий никаких чувств смысл.

Часто создаются заведомо неприемлемые для русского языка конструкции – лишь бы нарушить строй языка, испортить его. Вдруг стали говорить «протестный электорат». Сразу возникает образ озлобленной массы, голосующей в пику властям. Вроде бы не избиратели определяют, какую политику следует проводить избранным ими деятелям, а наоборот, сами политики решают, кто тут «правильный электорат», а кто – «протестный».

Самый большой парадокс – со словом менталитет. Олег Арин, много лет работающий в Канаде и не понаслышке знающий тему, пишет о нём:

«Слово mentality означает «умственный» в контексте психологического состояния человека. Чаще всего это слово употребляется с добавкой mentally-ill – умственно-отсталый. Ни разу я не встречал употребление этого слова в связке со словом нация – менталитет нации, менталитет русских. Если бы кто-то произнес фразу mentalityofAmericans, любой подумал бы, что речь идёт об умственной болезни американцев, что возбудило бы все СМИ. Наши же прозападники вовсю говорят о ментальности русских, не подозревая истинного значения этого слова. То, что они хотят сказать, в русском языке обозначается словом умострой (структура мышления) или словом душа, духовность, поскольку мышление русских заложено в душе».

Более двухсот лет тому назад сказано М.В. Ломоносовым, а как будто именно к этому случаю: «Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему трудов прилагали!»

Сегодня особенно телевидение оказывает на язык огромное разрушительное действие. Оно не только унифицирует его, но и засоряет новыми, будто бы «русскими» словами. Это отнюдь не безобидная вещь! Став привычным, неуважение к языку перерастает в неуважение собственной культуры. А в Израиле, например, даже для слова «компьютер» придумано еврейское слово, чтобы не засорять свой самобытный язык.

Творец языка – народ. Разумеется, писатели, юмористы могут играть словами, как хотят. Но нельзя допускать, чтобы любая сволочь безнаказанно засоряла русский язык, внедряя через ТВ словечки типа «сникерсни», «жаждались» и прочие «хрустики» ради собственного обогащения. Тут никакие «комиссии по защите культуры и нравственности на ТВ» не помогут. Нужен Закон, по которому за введение в оборот слов, отсутствующих в словарях, с рекламных агентств брали бы штрафы минимум в пять миллионов долларов за каждое звучание по ТВ. Свой язык надо ценить ОЧЕНЬ высоко. Кстати, и казне прибыль.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.