II.

II.

Лужков объявил войну мелкооптовым (оптово-розничным) рынкам еще в 1996 году. Это, говорил, по сути ярмарки (ну не любит он, цивилизатор, этого слова), а будут, говорил, торговые центры, «цивилизованные оптовые структуры». На рубеже веков им принадлежало 65 процентов продовольственного рынка столицы, сейчас меньше. Еще к 2005 году звучали обещания все рынки выдавить, чиновники на голубом глазу убеждали Лужкова, что в торговых центрах цены будут снижаться на три-четыре процента в год - за счет снижения числа посредников и распределительных технологий. С другой стороны, совсем не выдавить - беднейшие слои населения «не поймут», компенсации дороже встанут. Вялотекущая борьба с рынками (ныне их не более сотни, в 2000-м было 240) проходит в режиме традиционной санитарной интервенции - ревизия-откат-оброк, подмести, подрихтовать, затереть лужу у входа, переклеить срок годности. Волна за волной, но без особых штормов: в прошлом году у грузчика-таджика нашли брюшной тиф - массовые облавы, в Химках обнаружили, что продукт биотуалетов сливается прямо на улицу - новые проверки, задумали большой секвестр иностранцев из СНГ - исключенные в большинстве своем вернулись, худо-бедно выправив бумажки.

Но оптово-розничные рынки не закроются никогда. Они - единственный действительно социальный формат в столице. Были, есть и останутся.

Недавно, в январе, глава Минсельхоза Гордеев сказал не поморщившись: «Цены на продовольствие не должны опережать рост доходов населения». Теперь уж, кажется, в государственном языке «доходы» без «роста» не употребляются: быстрее, выше, сильнее, богаче. Как они считают, чем, какими местами? Смотрят ли в глаза людей, которым предлагают выживать на 1880 рублей в месяц - самый низкий физиологический минимум?

Рацион отечественной бедности по преимуществу углеводный: макароны, крупы, блины. Картошка дорога, минимум полдоллара, ее покупка - ответственнейшее дело, надо каждую перебрать, посмотреть, иначе десяток рублей запросто улетит в помойку. Зимнее удорожание моркови на 5 процентов попадает в федеральные новости. Лук тоже перебирают, смотрят на свет. Но главный продукт, конечно, хлеб - на рынке он может быть аж на пять рублей дешевле, чем в магазине. «Хлеб - драгоценность, им не сори». Выборка по регионам практически единодушна: от 30 до 35 процентов расходов в структуре бедных семейств уходит на хлеб и хлебобулочные изделия, при том, что общие расходы на питание составляют от 47 до 51 процента.

Что- то теплое, ностальгически приятное есть уже в ассортименте оптовки. Здесь можно увидеть толстые серые макароны из нашего детства, ячневую крупу, просо, овсяное печенье и леденцы в развес, пельмени по полтиннику за кило и кривые котлеты «кордон-блю» по сто двадцать за кило же (одно из главных обаяний оптово-розничной торговли - в нефасованном товаре, в небрежной россыпи, создающей впечатление изобилия, вот в этом «взвесьте мне», такая редкость в нынешних магазинах с диктатом 900-граммовой упаковки чего бы то ни было). На удивление много мороженой рыбы - ассортимент, которому позавидует супермаркет, сортов тридцать минимум, - она, конечно, из плоти вечной мерзлоты, но ведь дешево. Покупаю пикшу - ну, съедобно. Кот прикасается с третьего подхода, смотрит на меня с подозрением, но жрет.

В детстве, помнится, интриговала фраза: «…лица, подобия жалких лачуг, где варится печень и мокнет сычуг». Печень была пусть не деликатесом, но продуктом нечастым - за ней ездили, например, за сто километров в Серпухов, и ее, конечно, жарили с луком, а вовсе не варили; сычуг же вообще был что-то книжное, архаическое, как, например, вязига. Сегодня образ получил некоторое обоснование - печень и сычуг (нижний отдел говяжьего желудка) вернулись в категорию требухи, субпродуктов для бедных. Черные кубы подтекают на поддоне, узловатая, бугристая плоть желудка - классово доступная белковая пища выглядит расчлененкой из анатомического театра. Кажется, нигде больше это не покупают, на оптовке идет на ура. «На три дня хватает», - говорит бодрого вида пенсионер, бережно укладывая в рюкзак полкило, на лице его - чувство удачи.