Глава 5 Реформы Путина Путин идет на выборы. — Коммунистов «отжали». — Греф придумывает реформы для России. — Кудрин и Греф в новом правительстве. — Снижение налогов: 13 % — хорошая примета. — Россия расплачивается по долгам. — Илларионов скандалит. — Как нефтяники уходили от налогов. — Конец ЮКОСа.

Глава 5

Реформы Путина

Путин идет на выборы. — Коммунистов «отжали». — Греф придумывает реформы для России. — Кудрин и Греф в новом правительстве. — Снижение налогов: 13 % — хорошая примета. — Россия расплачивается по долгам. — Илларионов скандалит. — Как нефтяники уходили от налогов. — Конец ЮКОСа. — Империя Сечина

1999, сентябрь — теракты в Москве и других городах

1999, октябрь — Дума принимает первый «путинский» бюджет

1999, декабрь — начинается разработка долгосрочной экономической стратегии России

1999, декабрь — отставка Ельцина

2000, март — победа Путина на президентских выборах

2000, май — премьер-министром назначен Михаил Касьянов, Греф и Кудрин становятся министрами

2000, июль — Путин заявляет о снижении налогов

2001, январь — принято решение о досрочном погашении долга Парижскому клубу

2001, осень — правительство договаривается с нефтяными компаниями о ставке налога на добычу полезных ископаемых

2003, октябрь — арест Михаила Ходорковского

2003, декабрь — налоговые претензии ЮКОСу на 98 млрд рублей

2004, февраль — отставка правительства Касьянова; премьером становится Михаил Фрадков

2004, декабрь — «Роснефть» покупает «Юганскнефтегаз»

«1999–2003 годы были вполне успешным периодом для страны. В 1999 году стал устойчиво расти ВВП. Это был период романтизма и вдохновения. Казалось, все условия для экономического рывка есть, можно было все делать по плану и результат должен был сказаться. В 2000 году подготовили программу Германа Грефа. Это была реальная программа реформ. Планировали постоянный очень умеренный уровень расходов консолидированного бюджета — около 31 % ВВП (сейчас около 37 %) и серьезное дерегулирование экономики.

Снижению налогов помогли экономический рост, увеличение цены на нефть, увеличение налогов на нефть (введение налога на добычу полезных ископаемых) и улучшение администрирования. Нефтяники до 2002 года уходили от налогов. НДПИ в первый же год дал дополнительно до 5 млрд долларов.

Проблема внешнего госдолга была реальной. На 2003 год приходился пик платежей. Тщательно готовились к этому. Но цены на нефть помогли.

ЮКОС действительно уходил от налогов через офшоры. Требовалось расследовать эти схемы. Я сделал заявление, что правовую оценку давать не буду, но моральную ответственность менеджеры ЮКОСа несут. Полную оценку давать до сих пор не могу. Дело в том, что мои слова могут вызвать дополнительное рассмотрение в суде. Дело еще не закрыто. Сейчас считаю, что по совокупности обстоятельств Ходорковского нужно выпустить».

Из интервью Алексея Кудрина

КУДРИН СИДЕЛ ЗА СТОЛОМ, подперев щеку рукой. Задача предстояла непростая — «протащить» бюджет через бурлящую Думу. Путин, который был премьером чуть больше месяца, пообещал политическую поддержку — сказал, что подъедет и представит бюджет депутатам. Они повстречались накануне, и Путин коротко расспросил о бюджете. Времени было очень мало, и было ясно, что Путину не до бюджета. Финансы отошли на второй или даже третий план. Только что произошли взрывы жилых домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске. Впереди были парламентские выборы и старт президентской гонки, в которой Путин должен был стать фаворитом.

«Как убедить шесть разных партий проголосовать за бюджет?» — размышлял Кудрин. Он вышел из своего кабинета и решил прогуляться в библиотеку. Там никого не было, он в задумчивости взял с полки книгу. Это было бюджетное послание 1900 года тринадцатого министра финансов Российской империи графа Сергея Витте императору. Стал читать. Чем больше читал, тем больше удивлялся. Прошло сто лет, а как будто ничего не изменилось: почти такие же просьбы о списании долгов, о выдаче льгот. Витте убеждал императора, что не нужно безоглядно списывать долги, что это порождает плохую практику и неэффективность. Кудрин вернулся в кабинет и сел готовить тезисы для завтрашнего выступления Путина перед Думой.

28 сентября Путин вошел в здание Государственной думы на Охотном ряду. Обсуждение бюджета заканчивалось, и Путин уже знал, что депутаты не настроены его принимать. Премьер убеждал парламентариев не отклонять проект, а продолжить дебаты в согласительной комиссии. Депутаты требовали новых расходов и льгот. Аграрии просили отсрочить, а лучше даже списать все долги агропромышленному сектору. Сумма была немаленькой: 26 миллиардов рублей. Путин закончил свой доклад цитатой из Витте 1900 года: «Огульное применение льгот противоречило бы требованиям справедливости. В населении не только укреплялось бы сознание своих обязанностей перед государственной казною, но, напротив, возникла бы уверенность в возможности не платить налогов в надежде на новые льготы».

Дума отклонила бюджет, но все-таки отправила его на доработку в трехстороннюю комиссию.

Голосов все равно не хватает, понимал Кудрин перед повторным первым чтением. Месяц в согласительной комиссии потратили не зря, но коммунисты заняли глухую оборону: нет — и все тут. Либеральное «Яблоко» тоже не собиралось голосовать «за». Договариваться с коммунистами не хотелось, да и вряд ли это было возможно. Кудрин пошел к главному «яблочнику» Григорию Явлинскому просить голоса. Тот славился своим упрямством.

— Ну, что ты ко мне пришел? Вы ж и без меня соберете голоса.

Казалось, дай Явлинскому волю, он бы с удовольствием вытурил старого знакомого из своего кабинета.

— Не соберем. Не хватает буквально несколько голосов. Собираю по голосу. Дай хотя бы пять-шесть.

— Пойди возьми у коммунистов.

Кудрин завелся:

— И ты меня просишь пойти сейчас к коммунистам, пообещать им что-нибудь. Посылаешь меня продаться, да?

Явлинский немного оттаял и пообещал, что партийной жесткости при голосовании не будет, проголосуют свободно.

Бюджет в первом чтении был принят, хотя коммунисты вообще не голосовали. Перевес дали те самые несколько голосов яблочников. Увидев Явлинского в коридоре после голосования, Кудрин с улыбкой подошел к нему:

— Ты видел? Без вас бы не обошлись никак.

— Ты был прав. Молодец, — улыбнулся в ответ Явлинский. Он тоже был доволен.

— Коммунисты не голосовали вообще, а мы утвердили бюджет. Ты это понимаешь? Впервые отжали коммунистов. Начинается новая эпоха.

Кудрин был уверен, что это знак, либеральный перелом. Коммунисты уходят в тень, на сцену выходят новые силы. А если повезет, и давний коллега Путин станет президентом, то многое удастся сделать, надеялся Кудрин.

— Посмотрим, посмотрим.

Явлинский особых надежд на будущее с Путиным не возлагал.

Новые либералы

Новость о том, что его бывший питерский коллега Герман Греф займется формированием экономической предвыборной программы для Путина, Кудрина обрадовала. Грефа — энергичного и язвительного молодого человека — он знал давно. Греф больше года был заместителем министра государственного имущества России, а до этого тоже работал в администрации Санкт-Петербурга в команде Маневича.

Работой в министерстве имущества Греф был недоволен и уже подумывал оттуда уволиться. Путин с отставкой давнего знакомого как будто согласился, но предложил ему «дембельский аккорд»: составить долгосрочную экономическую программу для следующего президентского срока. Предложение Грефу показалось интересным: шутка ли — сделать программу для всей страны. «Хороший менеджерский проект. Сделаю программу, отдам к выборам и уйду в бизнес», — решил Греф и пообещал Путину взяться за дело. Путин Грефа знал хорошо: он понимал, что Германа можно взять «на интерес». Расчет сработал.

Греф засел в отреставрированном особняке на Большой Якиманке. Снаружи — старое здание на набережной, внутри современный бизнес-центр, много переговорных комнат и залов для конференций. Решили, что программой займется специально созданный некоммерческий фонд, совет которого возглавит Греф. Фонд назвали красиво: «Центр стратегических разработок» (ЦСР).

Греф решил подключить к работе широкий круг ученых: известных академиков, разные научные школы.

— Что ты, Герман, у нас нет времени на придумывание концепций и теорий, тем более они все известны. Известны и люди, которые могли бы эту программу подготовить.

Кудрин уговаривал Грефа сильно не разгоняться и предложил сконцентрироваться на конкретных реформах. Греф Кудрина послушал, но еще около месяца встречался с известными в академических кругах экономистами. Потом они вместе с Кудриным составили список людей, которые будут писать программу на ближайшие десять лет. Их оказалось не так много. В список попали, в частности, Аркадий Дворкович, Сергей Игнатьев, Олег Вьюгин, Сергей Шаталов, Андрей Шаронов, Эльвира Набиуллина, Алексей Улюкаев, Сергей Васильев и Михаил Дмитриев. Работали над программой и сотрудники министерств. Разбились на группы: Кудрин взял на себя бюджетную политику, Улюкаев — монополии и налоги, Греф — общую координацию.

Позже подключился к работе однокурсник Кудрина Андрей Илларионов. Во время учебы Кудрин и Илларионов общались нечасто, Илларионов с людьми сходился трудно. С Путиным его познакомил именно Кудрин. Уверенный в себе интеллектуал Илларионов произвел благоприятное впечатление, он выглядел не просто экономистом, а нестоящим «мешком со знаниями»: беспрестанно сыпал сравнениями, цитатами, цифрами и фактами. Путин взял Илларионова в советники, несмотря на его репутацию конфликтного человека.

Путин задачу поставил очень просто: программа должна обеспечить быстрый экономический рост. Молодые экономисты с готовностью взялись за дело.

1 декабря 1999 года Путин подписал распоряжение о разработке долгосрочного стратегического плана развития России, готовить который будет ЦСР. «Общество сделало выбор в пользу демократических ответственных сил и стоит на пороге перемен. Ему нужны идеология и стратегия. Нам нужны программы, рассчитанные не на 500 дней, а на десять лет. Хватит работать в режиме пожарной команды!» — произнес торжественную речь на презентации ЦСР руководитель правительственной рабочей группы по разработке программы, старожил российского правительства Виктор Христенко.

«За новое время!»

2000 год семья Кудриных решила встретить необычно, чтобы надолго запомнить круглую дату. С друзьями они отправились в Париж. И в первый же день стало ясно, что этот Новый год запомнится всем россиянам, где бы они ни находились.

О том, что Ельцин решил уйти на полгода раньше, Кудрин узнал в парижской гостинице. Распаковывая чемодан, он включил телевизор. Первая же новость СNN была о России: Ельцин сложил полномочия, исполняющим обязанности президента стал премьер Путин. Кудрин не поверил своим ушам, стал переключать каналы, чтобы найти другие выпуски новостей.

Удивление и замешательство сменила радость. Кудрин спустился в бар к друзьям и сообщил им новость. Решили отметить начало новой жизни. В баре продавали русскую водку — ее и заказали.

— Мне говорили, что все русские всегда пьют водку, даже по утрам. А я не верил, — официант делился своими мыслями с барменом, который с удивлением смотрел на русскую компанию. — Эти вот, например, вроде приличные с виду мужчины, и женщины — хорошенькие и молодые.

— Да, да. Водка для русских — любимый напиток.

— Вечером на Новый год они тоже будут водку? — сделал круглые глаза официант. Бармен не ответил, а только утвердительно качнул головой.

Вечером компания слушала новогоднее прощание Ельцина. «Я ухожу… Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми», — говорил Ельцин. «За новое время!» — сказал Кудрин и поднял рюмку. Он хорошо знал Путина и был уверен, что в случае его победы реформы пойдут гораздо быстрее.

Работа на прием

С выработкой стратегии надо было спешить. Путин прошел президентские выборы легко, ему срочно требовался внятный экономический курс. Поговорить о генеральном направлении решили в спокойной обстановке. На майские праздники 2000 года питерские либералы — Греф и Кудрин — отправились к Путину на дачу «Бочаров ручей» в Сочи.

Солнце палило по-летнему, но в беседке у моря было комфортно, чувствовался свежий бриз. Разговор предстоял длинный. Греф достал толстую пачку листов. Смелая, можно сказать, отчаянная программа. В ней было было все: реформы власти, социальной сферы, банков и фондового рынка, естественных монополий, налогов, упрощение движения капитала, защита прав собственности, ограничение государственных расходов, дерегулирование хозяйственной деятельности.

Путин не скрывал, что в экономике разбирается плохо, своей экономической стратегии у него не было. Но кто же подскажет, если не свои коллеги? Путин слушал внимательно: «работал на прием». «А как в других странах?» — спрашивал он, если предложение ему казалось сомнительным.

Путин соглашался, что надо вдохнуть новую жизнь в экономику, надо пробовать облегчить жизнь бизнесу и людям.

— Дерегулирование? — Путин смотрел с сомнением. — Слово какое-то непонятное. Давайте подберем другое слово, которое будет понятнее нашим гражданам.

Греф и Кудрин переглянулись. Повисла пауза. Путин помолчал и внес предложение сам:

— Давайте вместо «дерегулирование» всегда будем использовать «дебюрократизация».

Дебюрократизация так дебюрократизация. Ударили по рукам.

Для либеральной программы нужна команда. Греф и Кудрин предложили назначить на ключевые посты экономистов-разработчиков из «короткого списка». Путин согласился:

— Раз написали, пусть и делают. Берите себе на работу этих людей.

План был таким: Греф станет вице-премьером и министром экономики, Кудрин — министром финансов. На ключевые посты в министерства они возьмут главных составителей стратегии. Ну а премьер-министром станет Касьянов — это было заранее известно, его кандидатуру поддерживал Ельцин.

18 мая 2000 года Греф и Кудрин сидели в кабинете у председателя бюджетного комитета Госдумы Александра Жукова. Всегда спокойный, даже немного флегматичный Жуков внимательно слушал. Они же горячо доказывали, что вторую часть Налогового кодекса надо успеть рассмотреть в весеннюю сессию, откладывать нельзя.

— Ребят, куда спешить? Вы еще ничего не внесли, а уже хотите раньше рассмотреть. Впереди много времени. Куда гоните?

У Кудрина бренькнула эсэмэска. Он посмотрел сообщение.

— Ты, Саша, не упирайся. В ходе совещания наша позиция поменялась. Теперь ты разговариваешь с двумя министрами.

— Что, уже назначили? Поздравляю.

Греф своим статусом был не очень доволен. Он не был уверен, что должность министра даст ему возможность реализовать программу. Тем более что когда кандидатуру Касьянова рассматривали в Госдуме, будущий премьер лихо дистанцировался от программы Грефа, сказав, что правительство сделает свою программу.

Греф — резкий и прямой — открыто шел на конфликт. Несколько дней спустя депутаты спросили его: «Для кого вы делаете программу, если правительство будет делать что-то другое?» Греф выпалил, не раздумывая: говорить Касьянов может что угодно, а делать придется именно то, что написано в программе: «Ему деваться некуда. Нет альтернативы».

Касьянов, узнав о таком ответе, вознегодовал. Их отношения с Грефом сразу не сложились. Касьянов согласился, чтобы Кудрин стал вице-премьером, а вот назначать на такую же позицию Грефа он не хотел.

Хоть Кудрин и не был Касьянову близок, они все же успели вместе поработать в Минфине и как финансисты друг друга понимали. Не последнюю роль сыграл характер Кудрина: он всегда разговаривал мягко, резкостей не позволял. Касьянов с кандидатурой Кудрина согласился.

13 % — хорошая примета

Налоговую нагрузку надо снижать резко и кардинально — тогда, наконец, начнут платить налоги. Это предложение Егора Гайдара нравилось Грефу. Надо сделать что-то красивое, чтобы бизнес поверил в новую жизнь, вышел из тени. В то время действовали три ставки подоходного налога: 12 %, 20 % и 30 %. Плоскую шкалу подоходного налога в размере 13 % придумали в Центре стратегических разработок. «13 % — хорошая примета», — смеялись там.

— Как тебе 13 %? — Греф смотрел на Кудрина в упор.

— Обескураживающе, — поджал губы Кудрин. — А вдруг не станут платить? И провалимся по доходам?

— Вот и Путин меня спрашивает, если провалимся по доходам, что будет?

— Что будет? — повторил вопрос Кудрин.

— Я подам в отставку, — ответил Греф.

— Ну-у-у-у, отставка — это слишком легко.

— Вот и Путин сказал: «Ты плохо подумал. Отставка ничего не значит, надо искать замену». Найдем замену?

— Поискать есть где. Уберем льготы для силовиков, поднимем нагрузку на нефтяников, — предложил Кудрин.

Он бы, конечно, снижал налоговое бремя помедленнее, все-таки казна — его ответственность. «Но вдруг потом шанса не будет», — подумал он и Грефа поддержал, пусть и с колебаниями.

— Ого, предложения у тебя. Нас же сожрут, — засмеялся Греф.

Нефтяники тогда были сильнейшим лобби в Госдуме, способным блокировать любые законодательные инициативы. Тогда никого не удивляло, что сотрудники нефтяных компаний числятся помощниками депутатов, а сами депутаты не скрывают аффилированности с крупными олигархами.

— Сожрут. Прикроем друг друга, — твердо ответил Кудрин.

Греф и Кудрин ударили по рукам. Они понимали, что такие кардинальные перемены — риск, и что их прикрытие может оказаться слишком слабым. Но решили попробовать.

Кудрин предложил заодно разобраться с льготами для силовиков. Казалось бы, зачем военным платить налоги? Ведь они получают довольствие от государства. Получается, что часть его они тут же должны возвращать. Дело было в том, что подоходный налог уплачивается в региональный и местный бюджеты, а там, где стояли воинские части, всегда не хватало денег. Семьи офицеров пользовались инфраструктурой, которую не оплачивали. Во многих регионах военных и силовиков стали считать нахлебниками. Введение налога могло изменить отношение к ним со стороны местных властей и дать дополнительные средства на местах.

Подоходный налог не платили ни военные, ни милиционеры, ни прокуроры, ни даже судьи. Минфин пошел на размен: чтобы эти льготники согласились на уплату налога, им было предложено повышение зарплат. Силовики долго думали, упирались, но в итоге согласились.

Путин прикрыл Грефа и Кудрина, согласился с ними. Вскоре после своей инаугурации, в июле 2000 года, он направил в Госдуму послание: с 2001 года ставка подоходного налога должна быть 13 %, отчисления во внебюджетные фонды снижены, налоги с оборота отменены.

Греф — по натуре самоед — очень нервничал: а вдруг они ошиблись? «Что все-таки будет?» — ждал он с нетерпением первых результатов по уплате налогов. В апреле 2001 года, наконец, выяснилось, что 13 % — хорошая примета. Налоговые платежи стали расти, деньги медленно выползали из тени. Ликованию Грефа не было предела.

Конечно, тогда сработало сразу несколько факторов — не только плоская шкала налога. Это были и отмена льгот для многих категорий плательщиков, и рост доходов людей, связанный с началом экономического роста в стране. Произошло еще одно важное изменение: 1 % подоходного налога, который перечислялся в Пенсионный фонд, теперь был перераспределен в пользу региональных бюджетов.

13 %-ный налог помог росту популярности Путина. Эта цифра стала не только хорошей приметой, но и символом нового времени.

«Делаем ЕСН»

Либерализм Путина теперь выглядел убедительно. Вместе с плоской шкалой подоходного налога грефовские стратеги предложили унифицировать отчисления во внебюджетные фонды. Вместо отчислений в три государственных внебюджетных фонда — Пенсионный фонд, Фонд обязательного медицинского страхования, Фонд социального страхования — для работодателей решили ввести единый социальный налог. Ставка этого налога уменьшалась по мере увеличения суммы годового дохода работника с 36 % до 2 %.

Глава Пенсионного фонда Михаил Зурабов был вне себя от ярости, когда узнал, что Минфин уже внес в правительство предложения по объединению платежей в единый налог. Председатель Пенсионного фонда в то время был весьма значительной фигурой: он контролировал все пенсионные деньги страны. А тут вдруг выяснилось, что сбор пенсионных платежей станут администрировать налоговые органы.

— Вы что себе позволяете? Вы хотите остановить выплату пенсий? — размахивал листами с расчетами Зурабов.

— Администрирование в одном центре — это правильно. Легче платить, легче собирать, легче контролировать, — пересказывал аргументы ЦСР Кудрин.

— Нет, неправильно. Нельзя пенсионные платежи считать налогом, а значит, нельзя отдавать администрирование налоговикам.

Спор о природе платежей в фонды еще много лет оставался головной болью правительства. В 2000 году Кудрин и Греф сумели перевести деньги в под контроль налоговых органов. Путин принял окончательное решение: «Делаем ЕСН». Со временем ставка социального налога уменьшилась до 26 %.

Но прошло десять лет, ЕСН отменили, и фонды вернули себе деньги. В 2010 году администрировать страховые платежи стали Пенсионный фонд и Фонд медицинского страхования. Путин согласился на отмену ЕСН, несмотря на отрицательное мнение Кудрина. А повернула историю вспять и обошла уже опытного Кудрина Татьяна Голикова — когда-то его правая рука, а потом — влиятельный министр здравоохранения и социального развития. Это она провела вторую пенсионную реформу, вернула отчисления в фонды и повысила их. Но споры о природе этих платежей и о том, кто их должен собирать, похоже, на этом не закончились.

В долговой удавке

Ключи, как назло, куда-то запропастились. Кудрин стоял у дверей с чемоданом в руке и осматривался по сторонам. Отпраздновав наступление 2001 года на подмосковной даче, Кудрин с семьей собирались в пятидневный отпуск. Супруга с сыном уже сидели в машине, а Кудрин никак не мог найти ключи, чтобы запереть дверь. Прошел в комнату и на кухню, вернулся. Увидел ключи, они лежали, как обычно, на комоде. Кудрин обрадовался, подхватил чемодан и отправился к выходу. В дверях услышал телефонный звонок. «Если спецкоммутатор звонит 2 января — не жди ничего хорошего», — подумал Кудрин. Брать или не брать? Несколько секунд он терзался в сомнениях и потом все-таки поднял трубку. Звонил премьер Касьянов.

— Знаю про твой отпуск, я не могу тебя уговаривать остаться. Но завтра у Путина совещание по выплате долга. Прими решение сам: остаешься ты или уезжаешь.

— Хорошо.

Кудрин стоял с чемоданом в руке. «И как я могу уехать, если я министр финансов и решается ключевой вопрос экономической политики?» — думал он. Наконец, закрыл дверь, спустился в машину. Отправил семью в аэропорт, сам остался.

В начале 2000-х годов долговая проблема мучила правительство: долгов было много, обязанность по ним платить не давала возможностей для маневра в экономической политике. Через несколько лет Россия войдет в долговой кризис, предрекали многие. Экономисты даже придумали термин, «Проблема 2003 года»: это год, когда платежи по внешнему долгу достигнут пика, износ производственных фондов дойдет до максимума, а демографическая ситуация обострится. Пресса пестрела мрачными прогнозами: Россию, удушенную долгами, накроет обвальная волна техногенных катастроф.

Парижский клуб кредиторов — неофициальная межправительственная организация развитых стран-кредиторов, которая в свое время щедро давала взаймы Советскому Союзу, — ни в какую не хотел реструктурировать долг. Неплатежи во время дефолта 1998 года по займам Парижского клуба были урегулированы в августе 1999 года без списания. На 1 сентября 2000 года долг России перед этим клубом составлял почти 34 млрд долларов.

Другой клуб — Лондонский — долги России реструктурировал. В Лондонский клуб, в отличие от Парижского, входят не страны-кредиторы, а негосударственные, коммерческие банки. В 1997 году Внешэкономбанк выпустил долговые обязательства PRINs (реструктурированные кредиты) на сумму 28,89 млрд долларов и IANs (процентные облигации) на 6,79 млрд долларов. Их обслуживание началось в 1998 году, но в августе из-за кризиса закончилось.

После кризиса начались переговоры, которые закончились в феврале 2000 года. PRINs и IANs как долговые инструменты ВЭБа было решено обменять на облигации внешних облигационных займов Российской Федерации. Это означало, что уровень облигаций повышался, они становились евробондами. С учетом этого обстоятельства и кризиса удалось добиться частичного списания сумм долга — на 36,5 %. В августе 2000 года Россия начала по нему выплаты.

Реструктуризация долгов Лондонским клубом считалась достижением Касьянова. Он лично руководил первыми раундами переговоров и курировал их до самого окончания.

Получалась несуразица: частные компании долги реструктурировали, а сильные государства — не хотели. Касьянов еще до назначения на пост премьера предлагал «Большой семерке» (США, Японии, Великобритании, Германии, Франции, Италии, Канаде) реструктурировать долг на тех же условиях, что и Лондонский клуб — то есть списать не менее трети суммы. Но тогда «семерка» не согласилась.

Долг Парижскому клубу кредиторов сильно давил на Россию. Цены на нефть опять стали угрожающе снижаться: еще чуть-чуть, и упадут ниже 20 долларов за баррель. В Минфине сделали расчет: если среднегодовая цена на нефть составит 21 доллар за баррель, то федеральный бюджет не сможет обслуживать свои долги.

На новогоднее совещание у Путина по долгам собрались члены правительства, руководство Центробанка, сотрудники администрации президента. Все понимали, что если не решить вопрос с долгами сейчас, потом страна задохнется в долговой удавке, когда уже ничего не сделаешь. Кудрин сделал доклад: дополнительные доходы в бюджетную систему начали поступать, но ситуация неустойчивая и каждый квартал приходится сводить концы с концами.

Касьянов стоял на своем:

— Парижский клуб обещал реструктурировать долги, пусть реструктурируют и не выкручивают России руки. Обещания надо держать.

Илларионов кипятился:

— «Семерка» приняла Россию в свой клуб, мы теперь в «восьмерке». Но разве могут сильнейшие страны мира просить о реструктуризации?

— Могут.

Было видно, что Илларионов раздражал Касьянова.

— Сильный всегда платит. Если мы сильные — надо платить, — возражал Илларионов.

Было видно, что Путину импонировала позиция экспрессивного Илларионова, но если денег нет, то ничего не поделаешь. Решили, что Россия уведомит все международные финансовые организации об отсрочке платежей по внешнему долгу. Парижскому клубу решили направить письмо о приостановке платежей.

После совещания правительство объявило, что в первом квартале Россия ограничится выплатой процентов по долгу СССР и будет договариваться о рассрочке по основной сумме. В 2001 году Россия должна была выплатить Парижскому клубу 5,9 млрд долларов, из которых 3,5 млрд приходилось на советские долги. В бюджет же Кудрин заложил на эти цели лишь 1,24 млрд долларов.

Кредиторы Парижского клуба такое решение Москвы не поддержали. Они неустанно присылали в Минфин письма, что с учетом благоприятной экономической ситуации Россия обязана в полном объеме обслуживать все категории обязательств.

А в середине января 2001 года Минфин Германии сделал официальное заявление: если Москва откажется полностью платить свои долги Парижскому клубу, то Берлин выступит против полного членства России в «восьмерке». Это был удар. Экономическая проблема, доставшаяся в наследство России от СССР, могла перерасти в политическое поражение еще не окрепшего лидера Путина. Присоединение России к «семерке» в 1997 году считалось одним из главных достижений Бориса Ельцина в международной политике.

«Значит, плати»

— Найдем, чем заплатить? — буравил Путин Кудрина взглядом.

Политическое давление подстегнуло Путина. Было понятно, что он злился. Теперь долговые совещания в разных форматах шли нон-стоп.

— Найдем.

Кудрин еще не знал, где именно, и допускал, что придется поступить жестко. Может быть, даже «порезать» какие-то статьи бюджета. Он прекрасно понимал, что нельзя выходить на неплатежи, если их не согласовывают кредиторы. Это плохая практика, недостойная страны. К тому же, если подходить рационально, то любая реструктуризация только увеличивает общую сумму долга: реструктурируешь сейчас, потом заплатишь больше. Вопреки опасениям, цены на нефть медленно росли, а это было и плохо, и хорошо одновременно. Хорошо, что появлялись деньги. Но плохо, что они укрепляли реальный курс национальной валюты и могли приостановить экономический рост. Такой эффект в экономике хорошо известен, описан во всех учебниках и называется «голландской болезнью». Лечить эту болезнь нужно стерилизацией, т. е. устранением избыточной денежной массы. Выплаты по долгам могут стать той самой стерилизацией, понимал Кудрин. Так что лучше поджаться, найти деньги и решить сразу две проблемы: назревшую политическую и только назревавшую макроэкономическую.

— Иди считай, где брать деньги, — Путин принял окончательное решение об уплате. — Трех дней хватит?

— Хватит.

На том и порешили: Кудрин разработает план, как собрать недостающие деньги, потом решение о выплате объявят публично.

— Что это ты такой расточительный? Что так заторопился платить? — злился Касьянов. Его многолетние попытки реструктуризации пошли коту под хвост. Он не удержался, хотел высказать свое негодование Кудрину. Подчиненный, который до сих пор казался мягким и уступчивым, пошел наперекор.

— Это моя позиция. Сможем заплатить, — тихо ответил Кудрин. Он не смел ерничать в ответ.

— Раз можешь, значит, плати.

Почти всегда степенный Касьянов не мог сдержать агрессии. Он отвернулся. Подавленный Кудрин вышел из кабинета премьера.

Решение по Парижскому клубу стало для Касьянова первым сигналом об ослаблении его позиций. До этого всем казалось, что премьер в России такая же сильная фигура, как и президент.

«Не переругайтесь»

Пока Минфин просчитывал варианты возможных выплат, Илларионов устроил 17 января 2001 года пресс-конференцию. На ней он заявил, что платить нужно в полном соответствии с требованиями Парижского клуба, а лучше даже опережающими темпами. Пресс-конференция всем показалась сенсацией: во власти раскол — советник президента идет наперекор Кабинету министров. На самом деле никакого раскола не было. Илларионов проводил конференцию, прекрасно зная об уже принятом Путиным и правительством решении.

Кудрин был раздосадован: «Ну, зачем Андрей так подвел?» У него еще не готовы расчеты, а после пресс-конференции Илларионова Минфин заваливали вопросами — как же Россия собирается все заплатить? Илларионов — не только однокурсник Кудрина, но и близкий ему по духу человек. В конце 1980-х годов Илларионов был участником либерального клуба «Перестройка», который возглавлял Чубайс, и клуба «Синтез», во главе которого стоял другой либеральный питерский экономист Борис Львин. Кудрину казалось, что он и Илларионов делают одно дело. Во всяком случае, об этом они договаривались.

Годом ранее, весной 2000-го, Чубайс говорил Кудрину и Илларионову:

— Я свалил. Меня больше нету. Дальше вы отвечаете за экономическую политику. Что делать, сами знаете.

У Кудрина и Илларионова эта реплика вызвала улыбку. Казалось, что завещание Чубайса звучит слишком пафосно. Чубайс продолжал:

— Только есть у меня просьба к вам обоим.

— Какая? — не выдержал Илларионов.

— Не переругайтесь, пожалуйста. Других пожеланий нет.

Кудрин и Илларионов рассмеялись.

Чубайс как в воду глядел. Не прошло и года, как малочисленный лагерь либеральных экономистов перестал быть лагерем. Илларионов гнул свою линию: жестко критиковал правительство. Он задирал любого из членов правительства, кто попадался ему под руку. Илларионов был как кошка, которая гуляет сама по себе. Он и не собирался быть командным игроком. Поспешный выход Илларионова на публику в связи с выплатой внешних долгов стал первым досадным моментом для Кудрина, но с годами таких разочарований будет все больше и больше. Когда спустя несколько лет Илларионова все-таки уволят из Кремля, никто — и Кудрин в том числе — не встанет на его защиту.

В конце января 2001 года Путин перед телекамерами заявил: «Россия никогда не отказывалась и не отказывается исполнять свои финансовые обязательства перед кредиторами». В феврале средняя цена нефти держалась на невиданной до того отметке — 27 долларов за баррель. Кудрин подготовил поправки к бюджету, позволяющие правительству в первую очередь платить по долгам Парижскому клубу. Госдума утвердила эти поправки в оговоренный Путиным срок.

Россия заплатила кредиторам сполна, и по итогам года бюджет впервые стал профицитным. Именно в 2001 году правительство перестало согласовывать свою экономическую программу с Международным валютным фондом. Нефтяной дождь, пролившийся на Россию, помог рассчитаться не только с «парижанами», но и с самим МВФ, который Россия еще три года назад слезно умоляла дать стабилизационные кредиты. В течение 2001 года Центробанк перечислил фонду 2,8 млрд долларов — весь остаток от кредита, полученного в кризис 1998 года, хотя по изначальному графику в 2001 году достаточно было отдать лишь 300 млн.

Расплатившись раньше срока с долгами, Россия доказала свою самостоятельность, ее финансы окрепли. Но обида на международные финансовые организации у Путина осталась надолго. Парижский клуб преподал ему урок: условия диктует сильный. А свобода от долга обеспечила правительству Путина пространство для маневра во время следующего кризиса, в 2008 году.

8 долларов за баррель

Снижение налогов надо было чем-то компенсировать. Греф обещал Путину замену — и предложил ее: получить компенсацию от сырьевого сектора. Цена на нефть уверенно ползла вверх, нефтяники богатели на глазах. Путин поддержал идею увеличить налогообложение нефтяников и обещал «в случае чего прикрыть».

Придумывать страховку для бюджета от возможных проблем поручили активному сотруднику Центра стратегических разработок, помощнику Грефа — Аркадию Дворковичу. Ему еще не было и тридцати, он олицетворял новое поколение экономистов — молодых людей, получивших образование за рубежом, более смелых и свободных в суждениях.

Гибкую шкалу пошлин, привязанных к цене на нефть, назвали налогом на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Смысл ее был таков: чем выше рыночная цена на полезные ископаемые, тем больший налог компании придется уплачивать.

Расчетами формулы и торгом с нефтяниками занялся заместитель Кудрина Сергей Шаталов — интеллигентный математик с тихим и монотонным голосом. Опыт и авторитет Шаталова позволяли ему вести переговоры даже с самыми упертыми лоббистами. Он считался автором первой части Налогового кодекса, принятого еще при Ельцине, и руководил подготовкой всех глав его второй части.

Весной, летом и осенью 2001 года правительство вело переговоры с нефтяниками. Бюджетный комитет Госдумы, где проходили многие встречи, был не лучшим местом для дискуссий. Глава налогового подкомитета, бывший топ-менеджер ЮКОСа Владимир Дубов не скрывал своей аффилированности с нефтяниками. Его так и называли — «смотрящий от ЮКОСа».

С правительством Дубов вел переговоры очень цинично, мог чиновнику сказать в лоб: «Эти ваши предложения мы можем рассмотреть, а эти — нет, потому что у меня обязательства перед нефтяными компаниями, и если я их не выполню, меня убьют». Почему-то все верили, что он не шутит. Дубов открыто хвастался поддержкой высокопоставленных чиновников. В таких условиях проводить налоговую реформу, увеличивающую нагрузку на нефтяников, было делом непростым.

Почти полгода ушло на нескончаемые обсуждения с нефтяниками и депутатами. Кудрин сам переговоры не вел, но внимательно следил за всеми деталями. Как только возникали непреодолимые препятствия, он тут же выносил вопрос на обсуждение президента.

Нефтяники упирались, они не желали увеличения налоговой нагрузки. Правительство искало способ, который бы позволял при разных значениях цены на нефть более-менее справедливо делить нефтяные доходы между бизнесом и государством. И, в конце концов, во время одной из дискуссий в подкомитете Дубова родился компромисс.

Главная идея нефтяников состояла в том, чтобы застраховаться от низких цен на нефть. Еще свежи были в памяти ужасы низких цен конца девяностых, промышленники боялись, что это повторится. В итоге родился первый вариант НДПИ: если цена на нефть будет ниже 9 долларов за баррель, то в этом случае налог просто-напросто не будет взиматься. Нефтяники посчитали, что при 8 долларах за баррель добыча нефти становится нерентабельной.

— Если девять — будет ноль? Заманчивая формула.

Дубов хлопнул ладонью об стол и взял несколько дней на размышление.

Нефтяники дали добро. Правительство рискнуло и выиграло: цена нефти ни разу не упала до 8 долларов. Она устойчиво росла и приносила дополнительные доходы в бюджет.

Новые правила взимания ресурсных платежей начали действовать с января 2002 года. Базовая ставка была установлена в размере 340 рублей за тонну нефти с корректировкой на среднемесячную цену нефти Urals и курс рубля к доллару. Нефтяники называли налог жестким, прогнозировали, что нефтедобыча сильно упадет. Но этого не произошло.

НДПИ корректировался еще не раз. Следующие серьезные поправки были внесены в 2003 году: нефтяники согласились изменить линейную зависимость. Точкой отсечения сделали теперь 25 долларов за баррель: если цена меньше 25 долларов, то нефтяники платят небольшой налог, если больше, то высокий. Нефтяникам это показалось выгодным. Правительство рискнуло — ведь при низкой цене на нефть бюджет мог недосчитаться доходов, — и опять выиграло. Кто тогда мог подумать, что цена нефти превысит сотню долларов? Но за счет этого безудержного роста НДПИ и другие ресурсные платежи принесли в бюджет лавину денег и заложили базу экономической стабильности следующего десятилетия.

Лекция о нефти

Это был не обычный проектор для просмотра слайдов. В новом офисе ЮКОСа все было оборудовано по последнему слову техники: специальный кинотеатр, трехмерные изображения.

Это сейчас все знают о 3D-формате, а в 2003 году такую фантастику в России мало где можно было увидеть.

Каждый слайд был произведением искусства. Вот так из разных частей пласта извлекается нефть: на экране появлялись объемные картинки с разноцветными пластами, на них указывали какие-то стрелки, высвечивались таблицы и графики. Могло показаться, что это обычная, только очень красочная лекция на тему: «Как добывается нефть». Однако лектор и его единственный слушатель были совсем не обычными. Лектор — молодой, уверенный в себе генеральный директор крупнейшей нефтяной компании страны. Слушатель — вице-премьер и министр финансов.

Ходорковский давно зазывал Кудрина к себе в офис: «Я подробно расскажу, как мы проектируем и разрабатываем месторождения». ЮКОС обвиняли в том, что компания хищнически эксплуатирует свои месторождения. Современные технологии позволяют делать такие изъятия, доказывал Ходорковский: мало того, подобные изъятия необходимы, и ничего хищнического в такой добыче нет. Кудрин посмотрел на красивые картинки, поблагодарил Ходорковского. Но уверенности в том, что нефтяной магнат прав, не прибавилось. Он хорошо знал, что за красивым фасадом ЮКОСа может скрываться что угодно.

Публичные отношения Кудрина и Ходорковского были формальными, непубличные — чрезвычайно холодными. Ходорковский — некоронованный король, искусный лоббист, человек с большими ресурсами, который напролом шел к своим целям. Ходорковский мог позвонить премьеру Касьянову или главе администрации Александру Волошину, которые всегда выслушают и поддержат. Кто для него Кудрин? Тихоня-министр финансов, который вечно лезет не туда, куда надо: то затеял эпопею с ресурсными налогами, то порывается закрыть внутренние офшоры.

Кудрин знал, что очень многие крупные сырьевые компании платили налоги по так называемым индивидуальным схемам. Каждая договаривалась с каким-нибудь губернатором о том, что будет платить налоги в его регионе, открыв там свою торговую компанию. Губернатор получит свою долю нефтяных доходов, а за это обеспечит компании налоговые послабления и не будет вникать в детали ее бизнеса.

Добывающая компания продавала сырье своей региональной «дочке» по заниженной цене, а эта торговая компания, в свою очередь, перепродавала его уже по реальной цене, в том числе на экспорт. Вся прибыль сосредоточивалась в торговой компании, которой регион давал максимум льгот.

Зачастую такая схема использовалась в закрытых территориальных образованиях (ЗАТО), которые могли давать льготы по федеральным налогам. Местным властям это было выгодно: есть постоянный источник налогов. Бизнесмену тоже — налоговая нагрузка становилась меньше.

Противозаконной эта схема не была, все проходило в соответствии с региональным законодательством. Кудрин же хотел изменить правила на федеральном уровне — запретить регионам давать льготы по налогу на прибыль. Бизнесу это очень не нравилось, а Ходорковскому — особенно. Его компания сотрудничала с Мордовией. На уровне регионов возможностей для льгот здесь было меньше, чем в ЗАТО, но нефтяникам и этого хватало. Глава Мордовии, энергичный Николай Меркушкин активно помогал ЮКОСу. Главный лоббист ЮКОСа Дубов попал в Госдуму в 1999 году благодаря тому, что от депутатского мандата отказался Меркушкин, прошедший по списку партии «Отечество — Вся Россия».

И хотя Ходорковский всегда был подчеркнуто любезен с Кудриным, министру передавали настоятельные советы от лиц, приближенных к нефтяному олигарху, — не лезть в тему. Были и угрозы: самая простая — что Кудрина снимут с поста министра, самая ужасная — что заведут уголовное дело.

— Леша, что у тебя с Ходорковским? Наслышан про войну на твое уничтожение.

Вопрос Чубайса Кудрину показался странным.

— Да ничего. Кино у него в офисе посмотрел. Нет никакой войны, все вроде спокойно. Есть разногласия, но их, надеюсь преодолеем. А что говорят?

— Да всякое говорят. Хорошо, что спокойно.

Чубайс оборвал разговор, но договорились, что надо будет встретиться и поговорить на тему налогообложения сырьевых компаний. Может, и Гайдара с Грефом пригласить, подумал Кудрин: нужно выработать системное решение.

Смена эпох

Об аресте Ходорковского в октябре 2003 года Кудрин узнал из СМИ. Хотя уже был арестован партнер Ходорковского Платон Лебедев, никто не думал, что за ним может последовать и глава ЮКОСа. Было ясно, что арест возмутит общество, особенно бизнес. С другой стороны, агрессия Ходорковского мешала его жалеть.

Версий об аресте Ходорковского ходило множество. Главной была политическая — Ходорковский заигрался. Путин собирался баллотироваться на второй срок, и его бесили «византийские игры» олигархов и некоторых чиновников. В кулуарах рассказывали, что Ходорковский собрался поставить под свой контроль новый парламент, что он уже финансирует всех подряд, без оглядки на их политические пристрастия: и правых, и коммунистов. Ходил даже слух, что Ходорковский намеревался выдвинуть тогдашнего главу Администрации президента Волошина на пост премьера. А вот версию о банальном переделе собственности в расчет почти никто не принимал. Считалось, что это слишком примитивно, чтобы быть правдой.

Политическая версия стала основной, в том числе потому, что вскоре один из ее центральных героев — Волошин — подал в отставку. Путин отставку принял. На смену ему пришел неизвестный широкой публике человек — тихий аппаратчик и юрист Дмитрий Медведев.

Кудрин не встал на защиту Ходорковского. Он воспринял его арест с облегчением — теперь противостояние налоговым новациям ослабнет, и проводить реформы станет легче. Дело ЮКОСа, по его мнению, было неизбежным — но не в персональном смысле, а в смысле выяснения правил игры. «Даже самые богатые компании в стране не должны навязывать власти свою волю в нарушении законов», — скажет он в одном из интервью. «Византийская» эпоха Ельцина закончилась, радовался Кудрин, наступает время развития честной конкуренции.

Кудрин был прав — времена сменились, прежняя эпоха действительно закончилась. Но реформы от этого быстрее не пошли, и время честной конкуренции не настало. Дальнейший ход событий доказал наивность рассуждений Кудрина. С уходом Волошина «византийские» интриги не исчезли, они видоизменились. Ельцинский двор сменился путинским.

«Отдельная песня»

Под Новый год — 29 декабря 2003 года — налоговики сделали ЮКОСу подарок: официальный акт налоговой проверки за 2000 год, в котором говорилось, что компания не заплатила в бюджет 98 млрд рублей налогов.

В начале 2004 года в отставку ушел всегда уверенный в себе Касьянов. На смену ему пришел вечно сомневающийся, послушный бюрократ с большим послужным списком Михаил Фрадков. Всем было ясно, что новый премьер полностью подчинен Путину и спорить с ним никогда не станет.

Первой «ласточкой» смены эпох в хозяйстве Кудрина стал новый глава Федеральной налоговой службы — приехавший из Санкт-Петербурга Анатолий Сердюков. С Кудриным, курирующим налоговые органы в правительстве, советоваться не стали. Путин вызвал Кудрина и просто его проинформировал: «Вот этот человек будет назначен».

Кудрин уже знал, что Сердюков — родственник его заместителя, главы Комитета по финансовому мониторингу Виктора Зубкова. Зубков — человек степенный и исполнительный, Путин его ценил еще за питерские заслуги — они вместе работали в мэрии. К Зубкову у Кудрина претензий не было, его зятя он не знал, и спорить с Путиным не стал. «Посмотрим, поработаем», — согласился он.

Но работать с Сердюковым было трудно. Очень быстро Кудрин понял, что Сердюков работает сам, на поставленные задачи и своего непосредственного куратора почти не реагирует. Сердюков занимался налоговой проверкой ЮКОСа, однако на запросы Минфина о ее ходе предпочитал не отвечать. Было очевидно, что у ЮКОСа есть возможность реструктурировать налоговую задолженность. Было очевидно, что варианты для рассрочек есть. Но Сердюков закрылся глухой стеной: письма из Минфина принимал, но на обратную связь не выходил.

Уже к весне стало ясно, что дело ЮКОСа превращается в банальный передел собственности. Воспоминания о давлении, исходившем от Ходорковского, стали уходить на второй план. На первый вышло беспрецедентное давление на сам ЮКОС.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.