ВОЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

ВОЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

Мне было приказано явиться к 9 часам утра. Институт располагался в нескольких шагах от станции метро «Бауманская». Я быстро нашел его и прибыл за несколько минут до указанного времени. С письмом и удостоверением офицера ГРУ меня пропустили к начальнику Военного института генерал-полковнику Андрееву.

Докладываю как положено: старший лейтенант Н.Ф. Пушкарев войсковой части за таким-то номером прибыл в ваше распоряжение. Подаю в руки пакет, он вскрывает его, бегло читает, а затем нажимает внизу стола кнопку, и через минуту входит высокий, с большими залысинами, полковник Тимофеев. Генерал дает ему указание: вот этого офицера из ГРУ, указал он на меня рукой, в течение года, максимум — двух лет, надо обучить арабскому языку для выполнения им специального задания в одной из арабских стран. Полковник только ответил: «Есть обучить!» и спросил разрешение для выполнения приказа.

Из кабинета генерала мы вышли молча, прошли в кабинет полковника. По прямому телефону он кого-то вызывает, при этом разговор ведет на арабском языке. Входит молодой капитан. Полковник представляет меня ему и говорит: «Вам, капитан Майбуров, предстоит обучить арабскому языку лейтенанта из ГРУ». Он не назвал мою фамилию и настоящее мое звание. Может быть, потому, что я прибыл в институт в гражданском костюме, как мне было приказано моим генералом.

Капитан Майбуров повел меня в другой кабинет, в котором находились преподаватели арабской кафедры. Лишних вопросов не задавали, так как о ГРУ не принято выспрашивать какую-либо информацию. Они проверили мои познания в арабском языке, раскритиковали мое произношение и пришли к заключению, что меня можно подключить к занятиям на 2-м курсе вместе с основными курсантами. Но здесь возник деликатный вопрос: ходить ли мне в форме старшего лейтенанта, что рядовых курсантов могло смутить, или же посещать занятия в гражданском костюме. Разумеется, последнее меня больше устраивало. Решили, что я утром доложу своему командованию о решении, а на следующий день, как и все курсанты, встану в строй, но только в гражданском костюме.

На следующее утро меня представили учебной группе курсантов института, с которыми предстояло мне продолжить изучение арабского языка. Это были замечательные ребята, некоторые из них успели послужить в Советской Армии, а большая часть поступили в ВИИЯ сразу после окончания школы.

Разумеется, арабский язык они знали гораздо лучше, чем я. Правда, и учебный процесс здесь был отлажен как-то по-другому. В течение учебного дня сменялось четыре, а иногда и пять преподавателей. Среди них были: подполковник Мингалев, майор Рахтиенко, капитан Майбуров, полковник Тимофеев и др. Курс египетского диалекта вела Наталия Дмитриевна, очень очаровательная молодая женщина, к которой у всех нас пробуждалось тайное желание.

Как-то однажды она написала на доске длинное арабское предложение и попросила нас, курсантов, его прочитать, а затем одним взмахом руки его стерла с доски. После этого спросила: «Курсант Безрук, скажите, что было написано мною на доске?». Безрук, нисколько не смущаясь, ответил: «Я не помню, что было». «Куда же вы смотрели, курсант Безрук?» — удивилась молоденькая преподавательница. Ответ его был более чем оригинальным: «На ваши красивые ножки». Всякий раз, когда Наталия Дмитриевна что-то писала на доске, коленку ноги она ставила на табуретку, которая стояла рядом, и игралась своей туфлей. А позади нее в классе сидело полтора десятка молодых, пышущих здоровьем курсантов. Естественно, в такие моменты нам было не до арабского языка.

В связи с тем, что я слабее остальных знал арабский язык, мне приходилось дополнительно заниматься с опытным преподавателем. Это был капитан Николай Майбуров, чуваш по национальности. Он прекрасно говорил по-арабски. Его называли «Соловьем Востока», и эту кличку он получил от самих арабов, когда был личным военным переводчиком у Президента Египта Гамаля Абдель Насера.

Надо сказать, капитан Майбуров серьезно за меня взялся. Во-первых, я отрабатывал искаженное в ИВЯ произношение, во-вторых, разучивал военно-политическую лексику, особенно связанную с советским вооружением, поставляемым в те годы на Ближний Восток. Каждое занятие он начинал с отработки произношения арабских звуков. Так, например, он произносил арабские предложения с сильным гортанным придыханием. Я должен был повторять эту фразу, но у меня ничего не получалось. Тогда он требовал, чтобы я как можно длиннее вытягивал свою шею, еще раз произносил эту же фразу и говорил мне: «Повторяйте!». Я начинаю повторять, и в том месте, где должен быть гортанный звук, он бил меня ребром ладони по горлу, и тогда я глотал этот злополучный арабский гортанный звук. Так продолжалось ежедневно, пока я не научился произносить арабские звуки. После таких занятий у меня все внутри клокотало и я мысленно представлял себя арабом или, в крайнем случае, арабским бедуином. Память о его уроках арабского языка осталась у меня на всю жизнь. Моя рубашка, пиджак с подкладкой и майкой становились мокрыми, я был похож на выжатый лимон. Капитан Майбуров всегда говорил: «Ты заговоришь у меня как настоящий араб. Всегда помни о задании и ни на минуту не забывай, война оставляет живыми тех, кто знает дело, верит в себя и хорошо к ней подготовлен».

Еще раз повторю: нас, офицеров военной разведки, готовили для участия в специальных военных операциях арабских стран против израильской армии. СССР играл не последнюю роль в этом конфликте: в район Египта была переброшена наша 20-тысячная армия со всем вооружением, солдатами, офицерами и генералами. В основном они выступали в роли военных советников или инструкторов.

Хочу отметить, что обучение в Военном институте не освобождало меня от выполнения моих прямых служебных обязанностей. Я почти сутками не бывал дома — часто приходилось оставаться на службе и урывками вздремнуть пару-тройку часов, пока бодрствуют мои коллеги. Время было напряженное, спрессованное в твердый камень, и все наши мысли были связаны с войной на Арабском Востоке.

Многие мои друзья уже были в спецкомандировках, в основном в Египте и на кораблях нашей военной эскадры, которая находилась в Средиземном море, вблизи берегов Израиля и Египта. Наш флот был готов принять открытое участие в военных действиях на стороне Египта, Сирии, Иордании.

Вскоре с Арабского Востока через израильские радиостанции в эфир стала поступать информация такого рода: «Внимание, внимание, в израильском небе появились пилоты с русским прононсом!» Да, это действительно были наши парни, но они были лишь переводчиками у арабов-пилотов, бомбивших израильские боевые позиции. Как впоследствии выяснилось, среди тех переводчиков были и мои коллеги по Военному институту иностранных языков. Некоторых из них я встречал потом в Москве с медалями и орденами египетской и сирийской армии.

Мне бы не хотелось излагать ход военных событий, полагаю, что военные историки, а также бывшие командиры Советской Армии, находившиеся в это время в Египте и принимавшие непосредственное участие в боях, более правдиво опишут эти события. Я же занимался тем, чем мне было положено — сбором разведданных, обработкой их на компьютерной технике и подготовкой прогнозов возможного развития событий в мире.

Ранее я писал, что к нам стала поступать информация на не понятном никому из офицеров спецслужбы иностранном языке…