Наблюдения за ходом военных действии

Наблюдения за ходом военных действии

Писать сегодня о преступности — что наполнять переполненную бочку. Информация переливается через край и уже не усваивается. Лавина публикаций захлестнула прессу, читатель растерян — огромный вал преступности катится на него. Явный перебор со стороны средств массовой информации. У нас всегда так. Всегда, как у неудачливого игрока в «двадцать одно» — каждый раз перебор.

В мрачной картине есть и темный мазок, положенный автором этих строк. Статья «Война с преступностью» — «Советская культура» от 29 июля 1989 года. Но мне хотелось не эпатировать общество, а привлечь внимание правительства. Потому что об актуальнейшей проблеме не говорилось тогда ни на Съездах народных депутатов, ни на первых заседаниях Верховного Совета.

Цель вроде бы была достигнута: появилось постановление «О решительном усилении борьбы с преступностью». Оставалось надеяться, что его не постигнет участь других премудрых бумаг, таких как «Об улучшении снабжения населения продовольственными товарами» и т. д.

Война была объявлена.

На этом можно было бы и успокоиться, но… Но меня не покидало ощущение, что объявлена она была не тому противнику. К такому парадоксальному выводу я пришел после недолгого наблюдения за «ходом военных действий».

Чтобы объяснить свою мысль, начну издалека. И давайте не будем брать громкие факты уголовной хроники, возьмем события более мелкого масштаба. Преступность нынче коснулась своим крылом каждого, и повсюду в стране картина одна и та же. Поэтому нет нужды колесить по России в поисках примеров поубедительнее, поярче. Достаточно взять маленький регион, знакомый автору, — крошечную территорию нашей столицы, ну, например, «Мосфильм».

Многие знают, что наша группа работает над проблемами преступности, поэтому и к нам, как на Петровку, 38, стекаются все факты местной уголовной хроники — что с кем случилось. Посмотрим «мосфильмовскую сводку» за два месяца и намеренно отберем только самое незначительное (а были и крупные происшествия — например, несколько дерзких ограблений квартир ведущих кинематографистов).

Начнем с преступлений кровавых.

Работник нашего объединения Юра Шумила был чуть не убит человеком, которого любезно согласился подвезти до дома. Выручили спортивная подготовка, быстрая реакция и заботливо припасенная на такой случай монтировка. Защищаясь от ножа, Юра поранил обе руки, у него было разрезано сухожилие, но, обливаясь кровью, преступника все-таки скрутил и сдал в милицию. Так что — занимайтесь спортом, развивайте реакцию и… вооружайтесь!

Пришла недавно, вся в слезах, мой монтажер. Построили они дачу под Москвой (знаю, как строили: каждый день подъем в пять утра — и на электричку, чтобы успеть что-то сделать до службы; и так два тяжелых года). И вот дача наконец построена. Тут является молодой человек, говорит:

— Красивая дача. Нужна охрана.

— Не надо нам никакой охраны.

— Ошибаетесь. А то… Недолго ей и сгореть.

Вот такой получился у супругов, летний отдых в новом доме. На дачу они больше не ездят, о том чтобы везти туда детей и разговора нет.

Милиция ищет вымогателя.

Меня, кстати, как и многих среди милиции, больше устраивает вот такое исконно русское и абсолютно полное определение этой воровской профессии — вымогатель. Именно «вымогатель», а никакой не «рэкетир». Нет нужды награждать отечественных подонков звучным иностранным словом, которое действует на них самым возбуждающим и вдохновляющим образом. Некоторые уже знакомятся с девушками эдаким манером. «Я рэкетир!» — представляется молодой дурак, и девица млеет от восторга. Так на нас, молодежь шестидесятых годов, действовало слово «космонавт».

Словечко это — «рэкетир» — запущено в обиход журналистами. Предлагаю собратьям по перу загладить вину перед обществом — не употреблять больше в репортажах заморское словечко. Посмотрим, получится ли у молодых людей, знакомящихся с девицами, с гордостью произносить фразу: «Я вымогатель!».

Но продолжим перечень происшествий в артистическом мире.

Заглянула в кабинет известная актриса. Жалуется: соседи не дают житья.

— Знают, что мы с матерью ответить не можем, вот и… Обзывают такими словами, что повторить их никак невозможно. А теперь придумали такую забаву: прибили гвоздь к палке и снизу, со своего балкона, разбивают нам стекла. Я сначала не поняла. «Пулями, — думаю, — пробиты, что ли?»

— Чем же вы им не угодили?

— Ну не нравимся мы им, и все. Не нравимся. А потом… — актриса смутилась: — Я утром сажусь за инструмент и распеваюсь час-полтора.

Ну тогда понятно! «Тут голова с утра трещит, свет не мил, а эта, птица расфуфыренная, песни поет… Надо проучить!»

Только что разговаривал с девушкой, сотрудницей «Мосфильма». Вышла погулять с собакой. Молодые подонки стали тыкать собаке в нос зажженную сигарету. Хозяйка бросилась защищать своего маленького друга. Ее жестоко избили, поранили глаз. Глаз удалось спасти, а вот вернется ли полностью зрение — еще неизвестно.

Откуда же появляются на свете эти двуногие твари? Кто их рождает на свет? Может, это их родители считают, что если мяса в магазинах нет, то его сожрали собаки? И разбрасывают в парках отравленную пищу, чтобы «буржуйские» псы посдыхали?

И вот что характерно. Пострадавшая хозяйка собаки в милицию обращаться не стала. Ездят с мужем вечерами по кварталу, ищут обидчиков. Правильно! Наказание должно быть неотвратимо.

Все-таки не удержался, спросил:

— Почему не обратились в милицию?

И услышал то, что услышать ожидал:

— А что толку? Ну обратились бы — что их, ловить будут, что ли? А если поймают, разве сделают что-нибудь? Накажут?

Выбирая из «мосфильмовской сводки» происшествия, я нарочно взял вроде бы мелочевку, потому что считаю — на самом деле это отнюдь не мелочи и не пустяки. Для меня таинственное исчезновение в самом центре столицы французского миллионера (скорее всего, убийство) и избиение в темном дворе девушки, хозяйки собаки, — события одного ряда. Больше того, последнее происшествие гораздо опаснее по своей тенденции.

Безнравственность нашего общества так выросла, что многие преступления мы перестали даже замечать, они для нас как бы уже и не преступления.

Унизили человека, оскорбили его, облили женщину помоями самых бранных слов, возможных только в нашем «великом и могучем» языке, — кому придет в голову обращаться в милицию? Засмеют.

Дали по морде без свидетелей — просто так, ни за что, «Только за то, что слабее, — ты что, понесешь заявление в суд? Побежишь за помощью к милиционеру?

Порядка и организованности у нас нет на производстве. Нет в пожарной охране: вызови «пожарку» — приедут без воды. Позвони в «скорую помощь» — опоздают на полчаса и вместо кислородной подушки привезут клизму. Порядка и организованности нет даже в армии (кто-кто, а киношники с этим сталкивались не раз). А в преступном мире есть?

Нет уж, позвольте не поверить. Так не бывает. Не такая уж она организованная, наша преступность. Хотя и прибавляет в организованности с каждым днем. И именно поэтому с ней нужно бороться сейчас, а не завтра.

Точнее было бы сказать: у нас есть — пока — недостаточно организованная преступность. Не в состоянии с ней бороться — только еще хуже организованная милиция.

Сейчас пресса усиленно распространяет новую утку, словно запутать всех хочет: мол, преступники наши настолько высокой квалификации, что они себя и за рубежом показали. В частности, в Америке.

Это не совсем так. Преступники, выходцы из России и СНГ, не по дням, а по часам укрепляют в Америке свои позиции. Они и власти беспокоят все больше, но отнюдь не «высокой квалификацией».

Много писали в нашей прессе о грязных махинациях с бензином, устроенных русскими эмигрантами. Мол, американцы до такого додуматься не могли — разбавлять бензин водой. Додумались! Они до всего раньше нас додумались. Только наши неумехи делишки свои проворачивали нагло и неуклюже. Потому и оскандалились.

Гулял я по набережной океана рядом с Брайтон-Бич. Сплошным потоком, как по Дерибасовской, идут русские люди. Типичная Одесса. Милая мирная Одесса. Все как в Одессе. Даже музыка в ресторане, названном именем города на Черном море, такая же громкая, как в Одессе. Только русская кухня в Америке получше.

На улицах толчея и суматоха:

— Покупайте шубы! Последний день дешевой распродажи! Покупайте дешевые шубы! — выкрикивают укутанные в меха симпатичные девушки. Рекламируемый товар — прямо на них самих.

И тут же, рядом, другая женщина, постарше, с плакатом в руках:

— Не покупайте шубы! Каждая шуба — это 29 убитых животных!..

Подходим поближе, интересуемся:

— А вам платят за это?

— Платят? — вскидывает возмущенные глаза она. — Нет, я делаю это только потому, что искренне в это верю. Детей надо учить любить животных. Потому что если они их жалеют, то не способны на жестокость по отношению к людям. А если вы не любите животных, вы не можете любить и людей.

Вокруг — не только реклама, но объявления наподобие нашей наглядной агитации:

«$2000 тому, кто поможет арестовать человека, который ломает или грабит автоматы».

«$10 000 наличными за любую информацию об убийстве полицейского в Нью-Йорке».

Другое объявление, на стене церкви:

«Помогите нам бороться с преступностью, алкоголизмом, наркоманией».

Но вернемся на родную грешную землю. А если представить невозможное? Вот такое: на производстве — анархия, на овощной базе — бардак, в горсовете — неразбериха, а в среде преступности — идеальный порядок и организованность. Вроде как на заводах ФРГ или Японии. Что тогда?

И тогда с такой преступностью бороться можно. Организованная преступность — это как бы цивилизованная преступность. Она существует во всех цивилизованных странах. И везде с ней борются. Где лучше, где хуже. К тому же интересы честных граждан она, как правило, не задевает. Раз преступность организованна, значит у нее есть структура, есть стратегия, тактика, какие-то свои методы. Это в свою очередь означает, что их можно понять, вычислить, опередить, можно рассчитать ее действия на ход вперед. То есть можно бороться. И бороться успешно. Задача эта по плечу хорошо организованному полицейскому аппарату.

Как мы знаем о закулисных махинациях в Нью-Йорке, так американцы осведомлены о темных делишках в Москве. Вот как обстояли дела с авиабилетами на рейс Москва?Нью-Йорк по свидетельству самих американцев. Очередь на год-полтора вперед. Человеку без связей вообще не достать билета. Граждане из Закавказья, уезжающие за рубеж насовсем, покупают себе билет на каждую неделю. Если визы ко дню вылета еще нет, билет продается. Или пропадает. (Кстати, в самолете всегда есть свободные места). Взятка за один билет достигает десяти тысяч ($ 1000)!

За информацию не ручаюсь. Возможно — как мы врем про них, так они врут про нас.

Организованная преступность, конечно, опасна для общества. Но не менее страшна преступность, возникающая стихийно, когда не знаешь, чего ожидать, за каким углом тебя подстерегает опасность, когда все возможно.

Если мать волнуется, сходит с ума, когда ребенок задерживается из школы… Если муж не находит себе места, выглядывает в окно, спускается на улицу, когда жена запаздывает с работы… Если дочь, возвращаясь из театра, звонит матери, та берет соседку, такую же старушку, как она, и две старые женщины выходят на темную улицу встречать девушку… Вот это — и есть разгул преступности, или, выражаясь ученым языком, опасное состояние уличной среды.

Если молодую девушку среди бела дня тащат в кусты, насилуют и избивают там, и никто не слышит, не хочет слышать ее крика… Если большого писателя в подъезде собственного дома избивают до полусмерти, чтобы снять джинсы… Это и есть страшный лик уголовщины.

Если женщина носит в сумочке пузырек с серной кислотой, потому что знает — никто не заступится за нее… Если владельцы автомобилей, не надеясь на милицию, устанавливают в гаражах арбалеты и самострелы, а хозяева квартир расставляют силки и волчьи капканы на воров… Это все, крайняя точка. Предел. Или, как выражаются уголовники в зоне, — Беспредел.

Разве это не настоящая преступность?

В конце концов журналиста, литератора понять можно. Он акцентирует внимание на тяжком преступлении, скажем, на обдуманном убийстве, потому что в таком материале всегда есть, во-первых, элемент сенсационности, во-вторых, сильный характер (расчетливый и решительный убийца), в-третьих, вообще как бы не к лицу бойкому перу писать о мелочевке.

Труднее понять ученого, который движется подобным путем. К правоведу прислушиваются на самом верху, его слово может изменить всю политику войны с преступностью.

Как-то в «Неделе» было опубликовано интервью с ведущим криминологом страны доктором наук И. Карпецом. Среди прочего профессор указал: «Усиливая борьбу с преступностью, ни в коем случае нельзя… идти по легкому пути, вылавливая «мелкую рыбешку»».

«— Профессор! — сказал бы Маяковский. — Снимите очки-велосипед!». О чем вы говорите? Неужели вы не понимаете, что как раз «мелкая рыбешка» — вор, хулиган, пьяница — отравляют жизнь гражданам, делают ее невыносимой!

Я выхожу из гостиницы маленького провинциального городка и вижу такую картину. С нового, только что купленного «Москвича» снято лобовое стекло, изрезан уплотнитель. Рядом поник головой хозяин — из «бардачка» украдены деньги, документы на машину, права, нет и магнитофона.

Воры, обокравшие машину, по мнению профессионала-юриста — «мелкая рыбешка». А для пострадавшего — злейшие, ненавистные преступники. Ну что ему теперь делать? Парень — слесарь из Магнитогорска, два года вкалывал на Севере, заработал деньги на машину и право купить ее вне очереди. Еще вчера был счастлив. А сегодня… Лобовое стекло с уплотнителем стоит на черном рынке полторы тысячи рублей ($150). Еще попробуй достать…

Говорят, истории войн известно сражение, в котором был убит один-единственный солдат. Но для него, для погибшего, это была величайшая война в мире.

Нет, не бывает значительных и незначительных преступлений. Все они одинаково опасны для общества. Не бывает воров маленьких и больших, мелкой рыбешки и крупных хищников. Вор есть вор. «И он должен сидеть в тюрьме!» — говорил мой любимый Глеб Жеглов.

Какую статью, какое исследование о преступности ни возьмешь — везде цифры. Уголовную статистику наконец открыли и теперь ею охотно пользуются, делают научные выводы. Но можно ли пользоваться нашей статистикой? Тем более для научных целей?

Специалисты говорят, что официальную цифру они обычно умножают на четыре — таким образом учитывается латентная (скрытая) преступность. Не знаю, не знаю… Кабы так — жить бы еще можно было.

Как-то в еженедельнике «Новое время» была напечатана статья Александра Изюмова, где утверждалось, что уровень преступности у нас гораздо выше, чем в большинстве стран Запада. В вышедшем следом номере «Аргументов и фактов» сотрудник пресс-центра МВД в пух и прах разбил доводы Изюмова. Но «разбил» не очень убедительно.

То, что в Англии, Франции, не говоря уж о каком-нибудь Кувейте, уровень преступности значительно ниже, чем у нас, сотрудник МВД не стал отрицать. Что очевидно, то очевидно. Но зато в США…

Нужно сказать, что миф «Америка — страна преступности» у нас в стране долгое время был очень популярен. Он крайне вреден, этот миф. Мы так устроены: пока знаем, что где-то, тем более в стране прогресса и цивилизации, преступность выше нашей, сами и не почешемся.

Между тем поверхностного взгляда на эту заокеанскую страну достаточно, чтобы понять: от преступности она не задыхается. Во всяком случае она отнюдь не парализована. Все функционирует: работают кондиционеры, движется транспорт, магазины нараспашку, в парках целуются, в ресторанах едят, а не стреляют, счастливые дети гуляют по Диснейленду. Вряд ли какому-нибудь российскому туристу посчастливилось видеть не то чтобы драку, но хотя бы пьяного на улице. Бомжей — выражаясь по-нашенски — сколько угодно, но пьяных — нет. Коренное население вообще чуть ли не поголовно бросает пить и курить.

Существуют, правда, города (Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Вашингтон), где статистика удручающая. Есть кварталы, куда белым ходить не рекомендуется — например, Гарлем. Впрочем, автор этих строк там был (гулял, слушал уличный негритянский оркестр), и ничего с ним не случилось. Возможно, просто повезло. Один из самых страшных районов Нью-Йорка — это Южный Бронкс, печальная слава которого превзошла славу Гарлема. Грязь, мусор, запустение, наркобизнес… Неисчерпаемый кладезь, из которого черпали материал для своих репортажей поколения советских журналистов. Но при нас тоже никто ни в кого не стрелял.

Преступность в Нью-Йорке сосредоточена в двух районах, где живут негры и эмигранты из Латинской Америки. 90 % преступников в Америке — цветные. Как это случилось — отдельный разговор. Корни далеко-далеко в истории. Когда-то африканских рабов привезли сюда в кандалах. Теперь Белая Америка расплачивается за давние грехи.

Но вернемся к статистике и к статье Изюмова, в которой тот утверждает, что мы перегнали Запад. Разбивая доводы Изюмова, пресс-центр МВД приводит цифры, в итоге которых оказывается, что преступность у нас (из расчета на 100 000 человек) в семь раз выше, чем в США.

В семь раз выше! Не шутка. Далее приводятся такие данные. У нас отбывают наказание 800 тысяч осужденных. По этому показателю в расчете на сто тысяч человек населения мы примерно сравнялись с США.

Значит, в тюрьмах у них сидит столько же, сколько у нас. Но преступлений в семь раз больше. По логике, и преступников должно быть в семь раз больше. А сидит столько же.

Какой получается вывод?

Американская полиция работает в семь раз хуже нашей милиции. Чувствую, что читатель поперхнулся.

Сколько ни дурили ему голову, сколько ни рассказывали баек про плохую Америку, но что такое американский полицейский, он знает. Хотя бы по фильмам.

Рассказывать об американском капе можно долго (кап — от слова «капор», каска; раньше полицейские носили каски). Давайте, ради интереса, я опишу вам, что висит у него на поясе. На широком кожаном поясе, чуть пониже брючного ремня.

Итак: «Смит и Вессон». Элегантное, легкое, точное, надежное оружие. В открытой кобуре, чтобы вытащить пистолет за секунду. Если же за рукоятку дернет преступник, вытащить пистолет из гнезда ему не удастся — внутри есть замок с секретом. Полицейские специально тренируют это движение.

Пойдем дальше: две запасные обоймы с патронами, газовый пистолет или баллон с крепким газом, фонарик с узким сильным лучом, швейцарский перочинный нож в кожаном чехле, портативная рация, записная книжка в кожаной сумке, короткая (не как у наших) дубинка, наручники (кстати, страшный дефицит у наших милиционеров).

Экипирован американский кап неплохо. Если сюда добавить внушительный рост, отличную спортивную подготовку (найдите-ка курящего полицейского!), если добавить его машину, оборудованную современной техникой, включая компьютер, если учесть, как дорожит полицейский своей работой (зарплата 44 тысячи долларов в год, плюс всевозможные льготы, плюс бесплатное медицинское обслуживание), то трудно поверить, будто американская полиция хуже нашей.

О том, как действуют американские полицейские в серьезной переделке, нам еще предстоит как-нибудь рассказать читателю, а пока вспомним наших бедолаг.

Как-то по телевидению демонстрировался эпизод о героическом противоборстве милиционера с опаснейшим преступником-убийцей. Помните эти кадры? Убийца приставил пистолет к груди милиционера и спустил курок. Пистолет дал осечку. Потом он выстрелил в милиционера дважды, но не попал — тот спрятался за столбом. И только тут страж порядка вытащил свое оружие и стал стрелять. По ногам!

Обратите внимание: скрывающийся от возмездия преступник — в упор, в грудь, а его преследователь — издалека, по ногам.

Каким-то чудом милиционеру удалось попасть в машину и ранить успевшего в нее заскочить преступника. Через день-два, после обращения к врачу, преступник был задержан. Повезло. А могло бы — что более вероятно — не повезти. И жестокий садист-убийца гулял бы на свободе.

Как-то в Красноярске произошел такой случай. Двое сотрудников МВД преследовали машину с угонщиками. На их глазах преступники сбили постового милиционера, старшего сержанта Мурашова. Удар был столь силен, что несчастному оторвало ногу. Лишь после этого убийства преследователи вспомнили об оружии. Они связались по рации с начальством и запросили разрешения стрелять. Стрелять им разрешили. По колесам.

Мы были на похоронах погибшего. Молодой симпатичный парень. Стала вдовой жена, сиротами — дети… Как она будет кормить их на нищенскую пенсию — неизвестно.

Увы, живая практика работы нашей милиции мало убеждает нас в том, что она работает в семь раз лучше американской. Скорее наоборот: американская полиция действует в семь раз эффективнее.

Но если с этим согласиться, то надо признать и что итоговая цифра нашей уголовной статистики приуменьшена в четырнадцать раз!

Что тут еще можно добавить? Надеюсь, у читателя не возникло подозрения, что автор против борьбы с организованной преступностью, что он подкуплен мафией? А вообще с ней бороться надо? Представляет она опасность для общества?

Надо. Представляет.

Делается что-нибудь для этого?

Безусловно. Создаются даже специальные службы, подразделения, во главе которых ставятся решительные, энергичные люди. Готовятся кадры, набираются опытные рядовые бойцы. Пожелаем им успеха на их трудном поприще!

Но квартиры все-таки грабит не мафия. И машины «раздевает» не мафия. И насилуют — в лифте, в подъезде, в подземном переходе — не организованные группы уголовников. И нож к горлу в темном углу приставляет не атаман банды. Что уж говорить о миллионах преступлений, совершаемых по пьянке или из озорства, чтобы себя показать, по праву сильного.

Отъевшееся в идеальных условиях, мурло хулигана, сквернослова, пьяницы имеет миллионы рож. Они смотрят нам в глаза на каждом перекрестке, из-под арки каждого двора, у входа на стадион, в парк, на станцию автообслуживания. Как фреоны пожирают озон, прожигая дыры в атмосфере, так эти ненасытные твари глотают кислород, которым дышат здоровые люди. Уже нечем дышать! Атмосфера на улицах наших больших городов, в наших маленьких поселках становится невыносимой для честных людей. Просто выживать им становится все труднее.

Что делать с преступностью таких неслыханных масштабов?

Ну, во-первых, надо признать ее за преступность. Признать юридически. Она, эта преступность, и жива-то ощущением своей безнаказанности.

Во-вторых, бороться с ней профессионально. Повышая профессионализм работника милиции, его компетентность, общий уровень его развития. Нужно чтобы каждый участковый, постовой усвоил: не бывает мелкой преступности — и «мелкая рыбешка», и убийцы-насильники одинаково опасны для общества. Первые — по тенденции, вторые — по факту содеянного.

И еще: если в руках у преступника нож, кастет, обрез, милиционер должен не бояться — обязан стрелять первым. Иначе мы долго будем совершать печальные обряды по героически погибшим на посту{К моменту выхода этой книги из печати милиции было даровано право стрелять первой. В случае явной угрозы жизни для стража порядка. То есть без предупреждения и злополучного выстрела в воздух, который подчас оказывался последним в жизни буквально следовавшего инструкциям милиционера.}.

Вот такой ракурс рассмотрения проблемы мы хотели бы предложить. И так, только таким образом у нас есть шанс оздоровить атмосферу в стране. Правда, при этом придется распроститься с ласкающей взор обывателя статистикой. А от умиротворения общества высосанной из пальца цифирью перейти к умиротворению другого рода, но уже лишь части общества, с обществом в целом не очень «ладящей».

Но мы из всех возможных путей выбираем самый трудный. Так нас учили, слишком долго учили, чтобы сразу от этого отказаться: жизнь — борьба. Вместо выработки профессионализма мы то и дело встаем на путь бесшабашного дилетантизма. Во многих городах страны время от времени начинают создавать рабочие отряды. К борьбе с опаснейшим врагом подключаются десятки тысяч дилетантов. Интересное решение проблемы! И совершенно в нашем, советских времен, стиле: путь неясный, безумно трудный, но зато по нему никто не ходил. Опять — первооткрыватели.

Добровольцы-дилетанты, которым предстоит бороться с преступностью, работать не будут. Но средства на них уйдут немалые. И это вместо того, чтобы повысить зарплату работникам милиции в два-три раза, оснастить милицию всем необходимым, бросить туда лучшие достижения отечественной и западной техники!

Н-да…

Попрошу читателя вспомнить известное полотно художника Брейгеля: группа слепцов под руководством вожака-слепца бодрым шагом идет… к пропасти.

Теперь должен признаться читателю, что рассказа-то я не начинал. Это все было только вступление к нему. Сам рассказ, ради которого я отставил в сторону неотложные дела и сел к пишущей машинке, — еще впереди.

В предыдущей главе я высказал такую нехитрую мысль: мол, для изучения преступности не надо нынче никуда ехать — окружающая жизнь сама в избытке поставляет криминальный материал. Но мы все-таки поехали. Куда — для нас особого значения не имело. Криминальная обстановка сегодня везде примерно одинакова. Взяли географическую карту, ткнули наугад пальцем и попали… в Пермь.

Об этой интересной поездке мы и поговорим дальше.