Политическія права.

Политическія права.

Буржуазная пресса ежедневно твердитъ намъ на вс? лады о значеніи политической свободы и „политическихъ правъ челов?ка”: всеобщей подачи голосовъ, свободы выборовъ, свободы печати, союзовъ, собраній и т. д., и т. д.

— „Зач?мъ возставать, зач?мъ приб?гать къ оружію, — говоритъ она, — когда у васъ есть вс? эти права, а сл?довательно, и возможность произвести вс? необходимыя реформы!” Оц?нимъ же эти пресловутыя политическія права съ нашей точки зр?нія, т. е., съ точки зр?нія того класса, который ничего не им?етъ, ник?мъ не управляетъ и у котораго очень мало правъ и слишкомъ много обязанностей.

Мы не скажемъ, какъ это говорилось раньше, что политическія права не им?ютъ въ нашихъ глазахъ никакой ц?ны. Мы прекрасно знаемъ, что со временъ кр?постного права и даже съ прошлаго в?ка въ этомъ отношеніи кое-что сд?лано. Французскій рабочій уже не то существо, лишенное всякихъ челов?ческихъ правъ, какимъ онъ былъ раньше, когда аристократія смотр?ла на него, какъ на рабочаго скота; вн? своей мастерской, онъ считаетъ себя равнымъ вс?мъ остальнымъ гражданамъ. Французскаго крестьянина нельзя с?чь на улицахъ, какъ это д?лается еще въ Россіи. Бурными революціями и пролитой кровью народъ завоевалъ себ? н?которыя личныя права, умалять значеніе которыхъ мы не хотимъ.

Но есть права и права, и надо ум?ть ихъ различать; н?которые изъ нихъ им?ютъ реальное значеніе, другіе же лишены его; кто см?шиваетъ, только обманываетъ народъ. Есть права, какъ, наприм?ръ, равенство передъ закономъ аристократа и крестьянина, т?лесная неприкосновенность каждаго гражданина и т. п., которыя достались народу посл? упорной борьбы и настолько дороги ему, что мал?йшая попытка нарушить ихъ вызоветъ возстаніе. И есть такія права, какъ всеобщая подача голосовъ, свобода печати и т. п., къ которымъ народъ былъ всегда равнодушенъ, такъ какъ онъ чувствуетъ, что эти права, защищая буржуазію отъ самовластія правительства и аристократіи, служатъ орудіемъ въ рукахъ господствующихъ классовъ для порабощенія народа. Ихъ даже нельзя назвать политическими правами, такъ какъ они не охраняютъ интересовъ народа; это только нашъ политическій языкъ — жаргонъ, выработанный правящими классами исключительно для своихъ нуждъ, — величаетъ ихъ этимъ громкимъ именемъ.

Въ самомъ д?л?, что такое политическое право, какъ не оружіе для защиты независимости и свободы т?хъ, которые сами не могутъ внушить уваженія къ этимъ своимъ правамъ? Каково его назначеніе, если оно не можетъ дать свободы вс?мъ т?мъ, которые должны ею обладать? Люди, подобные Гамбетта, Бисмарку и Гладстону, не нуждаются ни въ свобод? печати, ни въ свобод? собраній; они и такъ пишутъ все, что хотятъ, устраиваютъ какія угодно собранія, испов?дываютъ т? ученія, которыя имъ больше по вкусу; они и такъ, свободны. А если кому-нибудь и нужно дать эту свободу слова, печати и собраній, то только т?мъ, которые сами не могутъ обезпечить себ? этихъ правъ и проводить въ жизни свои идеи, свои принципы. Таково происхожденіе вс?хъ политическихъ правъ.

Но въ наше время даются-ли эти права т?мъ, кто въ нихъ нуждается?

Конечно, н?тъ. Всеобщее избирательное право можетъ до н?которой степени оградить буржуазію отъ злоупотребленій центральной власти, не заставляя ее приб?гать къ оружію. Оно можетъ служить для умиротворенія соперниковъ, оспаривающихъ другъ у друга власть и удержать ихъ отъ кровопролитія. Но это право безсильно тамъ, гд? надо низвергнуть или ограничить власть и уничтожить господство привилегированныхъ. Прекрасное орудіе для мирнаго разр?шенія недоразум?ній между правителями, какую оно можетъ принести пользу подданнымъ?

Исторія отв?чаетъ намъ на этотъ вопросъ. — Пока буржуазія думала, что всеобщая подача голосовъ будетъ въ рукахъ народа оружіемъ для борьбы съ привилегированными классами, она вс?ми силами противилась ей. Когда же, въ 1848 году, она поняла, что это право не только не грозитъ ея привилегіямъ, но даже не м?шаетъ ей властвовать надъ народомъ, она сразу ухватилась за него. Теперь буржуазія стала его ярой защитницей, такъ какъ она знаетъ, что это лучшее средство, чтобы удержать въ своихъ рукахъ господство надъ массами.

То же самое относительно свободы печати. — Какой доводъ былъ самымъ уб?дительнымъ въ глазахъ буржуазіи въ пользу свободы печати? — Ея безсиліе! Ея несостоятельность! „Когда-то”, — говоритъ Жирарденъ, — „сжигали колдуновъ, потому что им?ли глупость ихъ считать всемогущими; теперь д?лаютъ ту же глупость относительно печати. Но печать такъ же безсильна, какъ среднев?ковые колдуны. И потому — долой пресл?дованія печати!” Вотъ, что говорилъ когда-то Жирарденъ. А какой аргументъ выставляетъ теперь буржуазія въ защиту свободы печати? —„Посмотрите”, — говоритъ она, — „на Англію, Швейцарію, Соединенные Штаты. Тамъ полная свобода печати, а между т?мъ нигд? такъ не развита эксплоатація, нигд? такъ властно не царитъ капиталъ. Пусть нарождаются вредныя теченія. Мы всегда сум?емъ заглушить голосъ ихъ органовъ, не приб?гая даже къ насилію. А если когда-нибудь, въ моментъ возбужденія, революціонная пресса и станетъ опасной, мы всегда усп?емъ уничтожить ее подъ какимъ-бы то ни было предлогомъ”.

На счетъ свободы собраній т? же разсужденія.

— „Дадимъ полную свободу собраній”, говоритъ буржуазія; — „народъ не см?етъ коснуться нашихъ привилегій. Мы должны больше всего бояться тайныхъ обществъ, а публичныя собранія лучшее средство, чтобъ положить имъ конецъ. Если же въ моментъ сильнаго возбужденія публичныя собранія и стали бы опасными, мы всегда можемъ ихъ воспретить, такъ какъ въ нашихъ рукахъ правительственная власть”.

„Неприкосновенность жилищъ? — Пожалуйста! записывайте ее въ кодексы, прокричите повсюду!” говорятъ хитрые буржуа. — „Мы не им?емъ ни мал?йшаго желанія, чтобы агенты полиціи тревожили насъ у семейнаго очага. Но мы учредимъ тайную канцелярію, мы заселимъ страну агентами тайной полиціи, мы составимъ списки неблагонадежныхъ и будемъ зорко сл?дить за ними. Когда же мы почуемъ, что опасность близка, плюнемъ на неприкосновенность, будемъ арестовывать людей въ постеляхъ, допрашивать ихъ, обыскивать жилища. Не будемъ останавливаться ни передъ ч?мъ и т?хъ, кто посм?етъ слишкомъ громко заявлять свои требованія, упрячемъ въ тюрьмы. Если же насъ будутъ обвинять, скажемъ: „Что же д?лать, господа! A la guerre comme ? la guerre”!

Неприкосновенность корреспонденціи? — Говорите вс?мъ, пишите, что корреспонденція неприкосновенна. Если начальникъ почтоваго отд?ленія въ глухой деревн? изъ любопытства распечатаетъ какое-нибудь письмо, лишите его тотчасъ же должности, кричите во всеуслышаніе: „Чудовище! преступникъ!” Остерегайтесь, чтобъ т? мелочи, которыя мы сообщаемъ другъ другу въ письмахъ, не были разглашены. Но если вы нападете на сл?дъ предумышленнаго заговора противъ нашихъ привилегій, — тогда нечего ст?сняться: будемъ вскрывать вс? письма, учредимъ ц?лый штатъ спеціальныхъ чиновниковъ, а протестующимъ скажемъ, какъ это сд?лалъ недавно при апплодисментахъ всего парламента одинъ англійскій министръ:

„Да, господа, съ глубокимъ отвращеніемъ вскрываемъ мы письма, но, что же д?лать, в?дь отечество (в?рн?е, аристократія и буржуазія) въ опасности!”

Вотъ, къ чему сводится эта, такъ называемая, политическая свобода.

Свобода печати, свобода собраній, неприкосновенность жилищъ и вс? остальныя права признаются только до т?хъ поръ, пока народъ не пользуется ими, какъ орудіемъ для борьбы съ господствующими классами. Но какъ только онъ дерзнетъ посягнуть на привилегіи буржуазіи, вс? эти права выкидываются за бортъ.

Это вполн? естественно. Неотъемлемы лишь т? права, которыя челов?къ завоевалъ упорной борьбой и ради которыхъ готовъ каждую минуту снова взяться за оружіе.

Сейчасъ не с?кутъ на улицахъ Парижа, какъ это д?лается въ Одесс?, лишь потому, что позволь себ? это правительство, народъ растерзаетъ своихъ палачей. Аристократы не прокладываютъ себ? пути ударами, щедро раздаваемыми лакеями, лишь потому, что лакеи самодура, позволившаго себ? что-либо подобное, будутъ убиты на м?ст?. Изв?стное равенство существуетъ сейчасъ на улицахъ и въ общественныхъ м?стахъ между рабочимъ и хозяиномъ, потому что, благодаря предыдущимъ революціямъ, чувство собственнаго достоинства рабочаго не позволитъ ему снести обиды со стороны хозяина. Писанные же законы тутъ не причемъ.

Въ современномъ обществ?, разд?ленномъ на рабовъ и хозяевъ, не можетъ существовать настоящей свободы; о ней не можетъ быть и р?чи, пока будутъ эксплоататоры и эксплоатируемые, правители и подданные. Но изъ этого не сл?дуетъ, что до того дня, когда анархическая революція уничтожитъ вс? соціальныя различія, мы согласны, чтобъ печать была порабощена, какъ въ Германіи, свобода собраній пресл?дуема, какъ въ Россіи, неприкосновенность личности пренебрегалась, какъ въ Турціи.

Какими-бы рабами капитала мы ни были, мы хотимъ печатать все, что найдемъ нужнымъ, собираться и организоваться по своей вол? и все это, главнымъ образомъ, для того, чтобъ, какъ можно скор?е, свергнуть постыдное иго капитала.

Но пора понять, что не у конституціоннаго правительства мы должны просить помощи. Не въ кодекс? законовъ, который можетъ быть уничтоженъ по первому капризу правителей, мы должны искать защиты своихъ естественныхъ правъ. Только, когда мы станемъ организованной силой, способной внушить уваженіе къ своимъ требованіямъ, мы сум?емъ постоять за свои права.

Захотимъ-ли мы свободы печати, свободы слова, собраній, союзовъ — мы не должны просить ихъ у парламента, не должны ждать отъ сената, какъ милостыни, изданія соотв?тствующаго закона. Станемъ организованной силой, способной показать зубы каждому, дерзнувшему посягнуть на наши права; будемъ сильны, и никто не посм?етъ тогда запретить намъ говорить, писать и собираться. Въ тотъ день, когда мы сум?емъ вселить единодушіе въ среду эксплоатируемыхъ, въ эту молчаливую, но грозную армію, объединенную однимъ желаніемъ — пріобр?сти и защищать свои права, никто не дерзнетъ оспаривать ихъ у насъ. Тогда и только тогда, мы завоюемъ себ? эти права, которыя мы тщетно бы просили десятки л?тъ у какого бы ни было конституціоннаго правительства, тогда они будутъ принадлежать намъ в?рн?е, ч?мъ если бы ихъ гарантировали писанные законы.

Правъ не даютъ, ихъ берутъ!