Тропик раком
Тропик раком
Что делать родителям, если в школьном портфеле своей пятнадцатилетней дочери они случайно обнаружили ее фотографии не только в голом виде, но и в неприличной позе? Что делать мужу, когда в таком же виде снялась его сорокалетняя жена, случайно забывшая свои «обнаженки» на кухне в хозяйственной сумке?
Не секрет, что у нас в стране все больше и больше людей с каждым годом снимаются голыми. Об этом знают работники фотолабораторий, учителя средних школ, галерейщики, милиция, спецслужбы. Если раньше «обнаженка» считалась прекрасным поводом для компромата, то теперь обнаженное тело — это, прежде всего, эстетическая категория, на которую каждый волен наложить свои собственные представления об эротике и порнографии. Из истории фотографии видно, что она чуть ли не самого начала потянулась к голому телу: обитательницы парижских борделей и марсельские морячки обозначились в самых обольстительных позах.
Буржуазная мораль долгое время считала половые органы отвратительными, недостойными не только изображения, но и обсуждения. Особенно отвратительным был мужской член, как бы его ни славили античная и ренессансная культуры. Короче, члену особенно не повезло, и если его все-таки изображали художники, то он был таким невинным и возвышенным (в лучшем смысле этого слова), что отнюдь не соответствовал реализму. С другой стороны, существовали каноны изображения женского тела, по которым никак нельзя было изображать наклонившуюся обнаженную женщину сзади.
Живопись XX века заглянула женщине в анус. Она устроила из голого тела большую провокацию, играя со всевозможными табу. Кончилось тем, что табу рухнули. Все стало возможным. Невозможное перекочевало на тела знакомых людей. Это раззадорило любительскую фотографию. Снять голой учительницу по географии или главного редактора любимого журнала куда интереснее, чем анонимно загорающее бревно на нудистском пляже. Идея красоты половых органов все больше завоевывает массовое сознание. Люди бросились сниматься голыми, зеркала на потолке им уже не хватает. Зеркало не сохранит их изображение на старость или для друзей. Фотография гарантирует им приватную вечность, которую они готовы разделить с разными, иногда случайными людьми.
Если бы Дантес был фотографом, что стало бы с Натали? Но Пушкин умер на пороге фотографии. Где теперь находится демаркационная линия между приличием и неприличием? Она у каждого своя, не поддается унификации. Граница запрета, измены, предательства не то отодвинулась, не то вообще стерлась. Мы оказались в новом мире с расширенными понятиями о прекрасном. Мы дошли до тропика раком — девушки пожелали сниматься в самых смелых позах. Кто скажет, что эти положения выглядят отвратительно, вызывают рвотную реакцию? Нередко вид девушки сзади интереснее и загадочнее ее лица. Почему в мире изменившегося представления о красоте стесняться того, о чем мечтают большинство мужчин? Почему, наконец, девушкам не снимать своих кавалеров с раскрытыми ногами? Там что — нет красоты? Мы долго спорили, почему в нашей стране тело находится под запретом. Тело раскрепостилось, не спросив нас. Мы еще долго будем искать психологическую подоплеку поступков, которые невольно совершаем. Нам явно не хватает слов для самооправдания. Мы долго ждали, когда мир изменится к лучшему, мы называли это, помнится, коммунизмом. Мир изменился так, как ему захотелось, опять-таки не спросив нас. Даже самая радикальная «обнаженка» не отменяет семейных ценностей, хотя не всегда укрепляет их. Девочки и сорокалетние дамы мечтают о любви не только к фотографии, однако с их фотографиями придется считаться, как с капризом, который не запретит даже самая сплоченная Дума.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.