Глава 2 «Сто дней» Берии, или О чём умолчали Млечин и другие

Глава 2

«Сто дней» Берии, или О чём умолчали Млечин и другие

«Фантасмагория» Млечина — не более чем политико-историческая инсинуация. Но сама по себе виртуальная «реконструкция» возможного развития событий в послесталинском СССР не только научно допустима — она даже необходима с точки зрения как полноты исторического анализа, так и насущных потребностей нашего сегодняшнего и завтрашнего дня.

При этом вопросом: «Как всё могло быть при Берии во главе СССР?» задавались и задаются очень разные люди. Для того же, чтобы давать на такой вопрос обоснованный ответ, необходимо вначале посмотреть — как разворачивались события в СССР после смерти Сталина тогда, когда Берия реально был одним из высших руководителей страны? Ведь вектор, как говорится, возможных собственных реформ Берия обозначить сумел. По тому, как он начал, можно было вполне судить и о том, как и чем он продолжил бы…

Так как же реальный Берия начал действовать в стране, живущей уже без Сталина? Куда указывал «вектор Берии» 1953 года — вверх, вниз, вправо, влево?

До 6 марта 1953 года все инициативы и замыслы Берии должны были пройти обязательную апробацию у Сталина. Теперь Сталина не было, и место дирижёра управленческого ансамбля СССР оказалось вакантным. Кто-то должен был подхватить выпавшую из рук Сталина «дирижёрскую палочку», и хотя формально её получил не Берия — о чём ниже, самим ходом событий определился тот несомненный факт, что обновлённые партитуры для управленческого ансамбля СССР способен писать лишь Берия.

И он их тут же коллегам по «ансамблю» предложил. Причём инициатив, выдвинутых Берией, хватило бы на всех остальных — так энергично начал действовать Лаврентий Павлович в условиях, когда эффективность его идей оценивалась отныне не Сталиным, а самой жизнью.

Но положительными ли — объективно — были тогдашние усилия Берии? Как ни странно, даже самые большие ненавистники Берии, изображающие его в виде монстра, не могут отказать ему в положительном потенциале деятельности весной и летом 1953 года.

Вот, например, современный официозный профессор-«историк» В. Наумов. В своей статье «Был ли заговор Берии?», опубликованной в № 5 журнала «Новая и новейшая история» за 1998 год, он писал, что «ряд современных авторов, выступая против штампов советской (точнее было бы сказать «хрущёвской». — С. К.) историографии, положительно оценивают деятельность Берии после смерти Сталина…»

Наумов также пишет, что действия Берии «трактуют как первую попытку десталинизации и… первые шаги к оттепели».

Ещё до профессора Наумова Александр Фролов опубликовал в 1992 году в «Советской России» статью с характерным заголовком: «Неизвестная перестройка. 113 дней из жизни «верного ученика и ближайшего соратника».

Фролов в отличие от экс-коммунистов типа Наумова был и остался коммунистом, и он в небольшой, но ёмкой публикации отметил все положительные и назревшие инициативы Берии после смерти Сталина, которыми Берия, по выражению Фролова, «фонтанировал». Однако в феномене Берии Фролов разобрался не до конца — да тогда это и сложно было сделать, время тогда ещё не пришло для качественного всестороннего анализа деятельности Л. П. Берии.

Так, Фролов упомянул практически все «послесталинские» действия Берии, но утверждал, что «бериевские «либерализация», «деполитизация», «национальное возрождение» и «новое мышление» явно имели двойное дно…»

И вот тут автор «Советской России» явно ошибался, начиная с того, что понятия «либерализация», «деполитизация», «национальное возрождение» и «новое мышление» — не из словаря Берии. Это — ложные фетиши горбачёвской «перестройки», метко названной «катастройкой».

И вот как раз горбачёвская политика имела двойное дно, в котором скрывались до поры до времени развал СССР, реставрация капитализма и деградация России и Советского Союза.

У деятельности же Лаврентия Павловича Берии двойного дна не было.

А что было?

А были как раз те «Сто дней», о которых писали многие (и я в том числе) и которые нам будет нелишним окинуть внимательным взглядом ещё раз.

Напомню, что само понятие «Сто дней» изначально относилось к краткому периоду деятельности Наполеона как императора Франции от его бегства в 1815 году со средиземноморского острова Эльба на материк, во Францию, и до поражения под Ватерлоо и вторичного, уже окончательного, отречения.

Позднее понятие «Сто дней» приобрело характер нарицательного и стало означать начальный период деятельности того или иного политического деятеля после его прихода к власти легитимным или не очень легитимным путём.

При этом показательно вот что…

Хотя формальными руководителями СССР после смерти Сталина стали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов, Председатель Совета Министров СССР Георгий Маленков и секретарь (с осени 1953 года — Первый секретарь) ЦК КПСС Никита Хрущёв, никому и никогда не приходила в голову мысль говорить о «Ста днях» кого-то из упомянутой выше троицы.

А вот о «Ста днях» Берии говорят и пишут как его недоброжелатели, так и те, кто оценивает его объективно, то есть — положительно. Уже это показывает подлинный масштаб Берии — полностью самобытной фигурой в «команде» Сталина был только он.

Распределение новых обязанностей между членами этой «команды» произошло на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР 6 марта 1953 года. Заседание прошло на следующий день после дня официальной кончины Сталина и санкционировало «ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства»…

15 марта открылась 4-я сессия Верховного Совета СССР, которая одобрила решения, принятые 6 марта, и придала им силу закона.

Ворошилов заменил на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР Шверника, «рекомендованного» председателем ВЦСПС.

Председателем Совета Министров СССР вместо Сталина стал Маленков, его первыми заместителями: Берия, Молотов, Булганин и Каганович.

Сегодня порой утверждают, что Берия совершил хитрый ход — первым из членов Президиума ЦК КПСС предложил избрать Председателем Совмина Маленкова, и тому ничего не оставалось, как назвать фамилию Берии первой, предлагая кандидатуры своих первых заместителей.

Но спрашивается — а кому же было быть в Совмине СССР «первым среди равных», если не Берии, который в первую голову «тянул» Совмин ещё при живом Сталине? Кого другого мог предложить Маленков в «рабочие лошади» Совмина вместо Берии?

Сейчас нередко пишут о том, что, как до смерти Сталина, так и — особенно — после его смерти, для высшего советского руководства были характерны разного рода интриги. По отношению к непосредственно «команде» Сталина это, конечно, неверно. А точнее — почти неверно, а почему «почти» я скажу чуть позже.

В целом во времена зрелого Сталина, то есть — довоенного Сталина, подавившего внутренних врагов социализма, его ближайшее окружение не было приучено интриговать и бороться за власть, потому что дополнительная власть тогда давала не «пироги и пышки», а «синяки и шишки». И даже поздний Сталин начала 50-х годов никого из своих соратников лбами намеренно не сталкивал. И не в натуре Сталина было подобное, и не в духе тогдашней власти.

Однако сама смерть Сталина стала результатом интриги. И именно поэтому я чуть выше поставил слово «почти»…

Увы, единственный, но ловкий и умело замаскировавшийся интриган в «команде» Сталина всё же был. И это был Хрущёв. Все последующие события в политической жизни СССР это убедительно доказали. Причём Хрущёв после смерти Сталина сумел вовлечь в свои мелкие шкурные делишки и остальных бывших сталинских соратников — кроме Берии, против которого Хрущёв и вёл свой подкоп.

Вопрос о якобы интригах в сталинских «коридорах власти» запутан сегодня донельзя как недобросовестными, так и некоторыми добросовестными, но плохо понявшими суть того времени историками. Пример последних — Юрий Жуков, автор книг «Иной Сталин» и «Сталин: тайны власти». Не вдаваясь в анализ его воззрений, просто скажу здесь, что неправомерный подход приводит Юрия Жукова к объяснению процессов в период незадолго перед смертью Сталина и вскоре после смерти Сталина исключительно «интригами» разных «группировок».

Многоходовыми интригами и жаждой власти, а не принципиальными соображениями, объясняет Юрий Жуков и поведение Лаврентия Павловича Берии весной и летом 1953 года.

Как уже было сказано выше, с уходом Сталина интриги в среду высшего руководства СССР привёл Хрущёв. То есть интриги начались-таки. Однако их характер сегодня искажается, а масштабы раздуваются.

Конечно, на персональном составе руководящей группы и перераспределении обязанностей, произошедших 6 марта 1953 года, сказались как объективные потребности ситуации, так и личные симпатии или антипатии.

Переплетаясь, объективные и субъективные факторы программировали, увы, появление в будущем в высшем руководстве СССР неких «блоков». Но в период между смертью Сталина и арестом Берии никаких жёстких «группировок» ещё не наблюдалось — раскол был впереди. А общий характер послесталинских кадровых и управленческих перемен был во многом обоснованным и разумным.

Так, было вполне логичным, что МВД и МГБ вновь объединялись в одно Министерство внутренних дел под рукой Берии — единственного профессионального чекиста среди всех последних крупных соратников Сталина.

Логичными были назначение Маленкова председателем Совмина и даже Ворошилова — Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Достаточно оправданным был и возврат вместо многочисленного Президиума ЦК, избранного после XIX съезда, к такому «урезанному» составу Президиума ЦК, который фактически повторял старое Политбюро.

Первый «послесталинский» Президиум составили: Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин. Кандидаты в члены: Шверник, Пономаренко, Мельников, Багиров.

Такой возврат к узкому составу позволял обходиться без особых споров. Все друг друга хорошо и давно знали, а сплочённость в сложный период в жизни СССР дорогого стоила.

Но вот Молотов вновь стал министром иностранных дел вместо Вышинского, заменившего Молотова в МИДе в марте 1949 года. Такой «ренессанс» Молотова мог быть как-то оправдан в том случае, если бы Вышинский сохранил пост первого заместителя министра. Однако Андрея Януарьевича — дипломата сильного и жёсткого, отправили «к чёрту на кулички» — постоянным представителем СССР в ООН. И это уже явно было проявлением личных антипатий Молотова.

При этом Молотов, не имея натуры прожжённого интригана, в интригу мог быть втянут в силу хотя и тщательно скрываемой, однако наличествующей у него политической амбициозности (в житейском смысле Вячеслав Михайлович был, напротив, весьма скромен).

Ещё более справедливым было такое утверждение в отношении Микояна, под рукой которого объединили Министерства внешней торговли и торговли. У Микояна были поводы завидовать Берии, а уж Молотов ему завидовал и вовсе нехорошо — в том сегодня оснований сомневаться нет. В такой зависти тоже крылась опасность схода Молотова с принципиальных позиций и перехода его на позиции деляческие.

Булганин сменил на посту Военного министра маршала Василевского, перемёщенного в первые замы, а вторым заместителем был назначен возвращённый с Урала маршал Жуков, тоже потенциально не чуждый интриг. Берия рассчитывал на его поддержку, но будущее показало, что маршал предпочёл поддержать Хрущёва.

О Хрущёве в совместном Постановлении от б марта 1953 года было сказано следующее:

«Признать необходимым, чтобы тов. Хрущёв Н. С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского Комитета КПСС».

В дни перед убийством Сталина, к которому Хрущёв оказался несомненно причастным, «Мыкыта» явно терял доверие Сталина — недаром в своих воспоминаниях Хрущёв так настойчиво пытался доказать обратное.

Не мог Хрущёв пользоваться особым авторитетом и у своих давних коллег по управлению. Можно было ожидать, что он пока что будет работать в ЦК за неимением лучшей кандидатуры, а тем временем управленческий «тандем» «Берия — Маленков» по факту переведёт стрелки принятия решений из ЦК в Совмин — как это и предполагал сделать Сталин.

Явное деловое и любое другое превосходство Маленкова и Берии над Хрущёвым и отсутствие теплоты в отношениях Хрущёва со всеми остальными членами высшего руководства, казалось бы, гарантировало успех такой управленческой реформы.

Тут всё было разумным с позиций укрепления социализма, но Берия, как и ранее Сталин, веривший Хрущёву как коллеге, не мог и в голову взять, что для Хрущёва имеет значение лишь укрепление его личных позиций.

И Берия, уверенный в том, что давние товарищи всегда поддержат его разумные предложения, к тому же лежащие во многом в русле задумок товарища Сталина, ринулся навстречу своим «Ста дням»…

Чем же они были отмечены?

Под знаком чего прошли?

Все основные инициативы Берии уже многократно и неоднократно перечислялись и описывались — в том числе и мной в моих прошлых книгах. На каждой из «знаковых» инициатив Лаврентия Павловича («знаковыми», впрочем, были практически все они) я остановлюсь более подробно в соответствующих главах. Сейчас же просто о них напомню…

Отталкиваясь от этих реальных идей, предложений и действий реального Берии, можно не авантюрно, не злопыхательски или апологетически, а вполне обоснованно, по сути — научно сделать выводы относительно того, какой политической и государственной линии можно было ожидать в будущем от виртуального Берии, если бы его не убили в 1953 году.

Итак, вот что сделал и предложил Берия за период с начала марта по конец июня 1953 года — за свои «Сто дней».

Уже 26 марта после соответствующей проработки вопроса внутри МВД — Берия ничего не делал «с кондачка» — была направлена записка Маленкову в Президиум ЦК КПСС о необходимости проведения амнистии для той части заключённых, которые не совершали тяжких преступлений, а также о соответствующем смягчении всего уголовного законодательства. О последнем предложении историки, как правило, забывают, а зря.

4 апреля 1953 года Берия издал приказ по МВД СССР № 0068 «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия». Этим отменялась испрошенная Игнатьевым у Сталина «следственная» практика.

Берия быстро провёл ряд предложений по реабилитации Михаила Кагановича, маршала артиллерии Яковлева, генерала Волкотрубенко, авиационных генералов Репина, Шиманова, Селезнёва, бывшего наркома авиационной промышленности Шахурина, бывшего замминистра вооружения Мирзаханова и других.

Подал в Президиум ЦК КПСС записки об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей, а также — об ограничении прав Особого совещания при МВД СССР.

Подал хорошо аргументированные, с конкретными цифрами, записки МВД о неблагополучном политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской и Белорусской ССР и Литвы. По этим запискам, где предлагалось, в частности, исправить явные кадровые перегибы (так, в Литве из 85 начальников районных отделов милиции лишь 10 были литовцами), принимаются Постановления Президиума ЦК КПСС, после ареста Берии отменённые.

В конце марта Берия направил в Президиум Совета Министров СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации ряда объектов, «осуществление которых в ближайшие годы не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства», в том числе — самотечного канала Волга — Урал, тоннеля под Татарским проливом с материка на Сахалин, Большого Туркменского канала и др.

Уже к 28 марта Берия обеспечил принятие Постановления Совмина СССР «О передаче из Министерства внутренних дел СССР в Министерство юстиции исправительно-трудовых лагерей и колоний» (особо напоминаю о том Млечиным всех сортов).

Одновременно Берия настоял на передаче всех производственных народнохозяйственных структур (предприятий, организаций, трестов и т. д.), находившихся в ведении МВД СССР, в соответствующие отраслевые министерства по принадлежности (об этом тоже напоминаю всем любителям создавать антиисторические «фантасмагории»).

9 мая 1953 года Берия инициировал принятие Постановления Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников». По Постановлению отменялось оформление колонн и зданий портретами вождей, а также отменялась практика провозглашения с правительственной трибуны призывов, обращённых к демонстрантам. (После ареста Берии и это Постановление было отменено.)

В связи с невзвешенной политикой властей в Чехословакии, которая привела к выступлениям 1–4 июня 1953 года, Берия предложил ликвидировать неоправданное дублирование межгосударственных координационных органов по линии Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) и Военно-координационного комитета и создать единый орган из представителей стран народной демократии и СССР.

Берия подготовил такую реформу МВД, которая должна была преобразовать МВД из прежде всего репрессивного органа в прежде всего контролирующий орган, обеспечивающий объективной информацией о положении дел в обществе и в экономике высшее и региональное партийно-государственное руководство.

5 мая Берия инициировал отмену Постановления Совмина СССР от 20 мая 1950 года о расширении посевов зерновых в республиках Закавказья. Эта отмена позволяла использовать уникальные в географических условиях СССР сельскохозяйственные площади Азербайджана, Армении и Грузии для выращивания таких культур, которые могли расти только там (цитрусовые и другие субтропические культуры, табак, чай и т. д.). С другой стороны, такая мера укрепляла взаимную зависимость союзных республик, что объективно укрепляло Советский Союз.

Берия вплотную подошёл к рассмотрению вопроса о введении новых союзных орденов и ряда республиканских орденов для награждения, прежде всего, деятелей культуры — орденов Шевченко, Низами, Навои, Руставели и т. д.

20 мая по предложению Берии было принято Постановление Президиума ЦК КПСС «О реорганизации аппарата Уполномоченного МВД СССР в Германской Демократической Республике», по которому значительно сокращался бюрократический аппарат.

По инициативе Берии, предварительно глубоко проработавшего со своими помощниками и экспертами этот вопрос, 2 июня было принято также актуальное Распоряжение Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР».

Особо надо отметить деятельность Берии по развитию в 1953 году атомных работ в СССР — как оружейных, так и народнохозяйственных. Кроме большой общегосударственной работы Берия после смерти Сталина — как и до смерти Сталина — повседневно уделял внимание не только «атомным», но и ракетным работам.

Собственно, лишь Берия — один (кроме умершего Сталина) из высшего руководства СССР — свободно и компетентно ориентировался в этих делах. Те же, например, Маленков и Булганин имели принципиальную возможность быть в курсе проблемы, однако не делали этого.

25 марта 1953 года было принято распоряжение Совмина СССР «О плане работ КБ-11 на 1953 год». КБ-11 — это единственный тогда в СССР центр разработки ядерного оружия, дислоцированный в посёлке Саров на стыке Мордовии и Горьковской области. В 1953 году там заканчивалось создание первой советской термоядерной («водородной») бомбы РДС-бс, и Берия внимательно и деятельно отслеживал состояние этой и других разработок КБ-11.

Если мы посмотрим на то, чем занимались в этот же период остальные члены высшего руководства, то увидим, что они были склонны просто сохранять то положение и тот ход дел, который был заведён при Сталине, но уже без той жёсткости, которая была свойственна позднему Сталину.

Смерть Сталина в той или иной мере оказалась для всех членов его «команды» чем-то вроде смерти очень строгого отца. И отца жаль вроде, и какое-то облегчение чувствуется. Так ощущали себя все, все — кроме Берии.

Он испытывал не облегчение, а ещё большую, чем при Сталине, ответственность и потребность в активном преобразовании жизни в СССР и в мире к лучшему. И работал в этом направлении. Он был действительно верен делу Сталина в самом высоком смысле этого слова — в своих практических действиях. При этом Берия лучше кого другого отдавал себе отчёт в том, что если бы Сталин был жив, то и в этом случае в СССР уже с весны 1953 года происходили бы серьёзные перемены, задуманные самим Сталиным. Причём задуманные совместно с Берией.

В связи с вышесказанным, обращу внимание читателя на ещё одну «оценку» тех дней, данную неким Петром Вагнером. В марте 2004 года он разместил в Интернете обширную публикацию «Несколько замечаний по поводу деятельности Л. П. Берии после смерти И. В. Сталина».

В целом Вагнер — как «либераст» (то есть как соединение гнилого либерала с политическим извращенчеством) — Берию не любит, а советский строй ненавидит. Вагнер отдаёт должное уму и масштабу Берии, но заявляет, что вести дискуссию о реформаторских замыслах Берии — значит «стоять на достаточно тонком льду», поскольку, мол, «до сегодняшнего дня не был найден, если вообще существует, документ, который бы нас однозначно убедил о каком-либо комплексном плане реформ, которым мог бы располагать Берия…»

И далее Вагнер прибавляет: «… П ытаться на основе некоторых частичных реформаторских шагов Берии сделать из него едва ли не апостола перестройки — погрешить против истории».

Пётр Вагнер вряд ли догадывался, насколько он был прав в своём последнем утверждении!

Апостолы перестройки сидели в западных советологических центрах, в силу чего горбачёвская «перестройка», подаваемая как реформа социализма, стала «катастройкой» — заказным убийством социализма и Советского Союза.

Берия же думал и действовал, имея в виду именно реформу социализма. Напомню, что понятие «политическая реформа» означает некие изменения, нововведения, не затрагивающие основ существующего государственного строя и направленные на его укрепление.

Вот именно во имя укрепления Советского Союза и социализма в нём работал Берия — как при Сталине, так и после его смерти.

Что же до «комплексного плана реформ», которым якобы, по убеждению вагнеров, Берия «не располагал», то на самом деле такой план был во многих своих основных чертах выработан ещё при жизни Сталина!

Я имею в виду и подготовку Сталиным при помощи «Тройки» во главе с Берией (при членах Маленкове и Булганине) несостоявшегося Пленума ЦК КПСС 2 марта 1953 года, и Директивы XIX съезда по новому пятилетнему плану.

Не надо забывать и о набросках новой редакции программы КПСС, как и о сталинских «Экономических проблемах социализма…» — о чём ещё будет сказано позже.

При этом Берия, хотя он не мог не понимать, что Сталин прав уже не во всём, оставался учеником Сталина, в полной мере сознающим его масштаб и величие.

По страницам «мемуаров» гуляют побасенки типа того, что якобы когда кинорежиссёр Михаил Чиаурели принёс Берии сценарий нового фильма о Сталине, Берия якобы отшвырнул сценарий и грубо заорал: «Забудь об этом сукином сыне! Сталин был негодяем, мерзавцем, тираном!»

Даже если исходить из того, что Берия расценивал Сталина именно так (а мы имеем очень убедительные доказательства обратного), то всё равно он не повёл бы себя так в период между 5 марта и 26 июня 1953 года, потому что это было бы политически глупым, а Берия глупцом не был.

Вне сомнений, он оценивал Сталина трезво, но именно поэтому он не мог не относиться к фигуре Сталина с огромным уважением. В любом случае открытое «позиционирование», как сейчас выражаются, себя как ненавистника Сталина перед Чиаурели — человеком, профессионально на язык не сдержанным, было более чем неуместным и попросту преждевременным.

По страницам «мемуаров» гуляют и побасенки типа той, что якобы Молотов «вспоминал», что Берия якобы шепнул ему на трибуне Мавзолея во время похорон Сталина, что это, мол, он, Берия, убил Сталина и «всех нас спас»…

Однако сегодня можно уверенно заявлять, что подлинное отношение Берии к Сталину было глубоко уважительным. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прочесть письма Берии «из бункера», написанные им после ареста.

Если бы Берия был антисталинистом и не скрывал этого от коллег по послесталинскому руководству и даже от фигур типа Чиаурели, то в письмах в Президиум ЦК он так и писал бы — мол, мы же вместе терпели от тирана и мечтали от этого мерзавца избавиться! А я вас от него избавил.

И резюмировал бы в духе «молотовских» «откровений»: так что же вы меня в кутузку засадили, я же свой, антисталинский!

Но Берия писал иначе. Уже в первом кратком письме от 28 июня 1953 года он напоминал, что «был беспредельно предан партии Ленина — Сталина» и желал коллегам «больших успехов за дело Ленина — Сталина».

В развёрнутом же письме Маленкову и другим от 1 июля 1953 года Берия писал так:

«В числе других товарищей я тоже крепко и энергично взялся за работу с единственной мыслью сделать всё, что возможно, и не провалиться всем нам без товарища Сталина…»

Да одна эта фраза ставит крест на всех антисталинских инсинуациях в адрес Берии! Во всяком случае — для любого человека, имеющего ум и сердце. Ведь это написано в состоянии сильнейшего стресса! Написано в «момент истины» — когда вольно или невольно, у пишущего прорываются только искренние интонации!..

И все последующие, весьма частые, упоминания Л. П. Берией имени Сталина в письме по тому или иному поводу и ссылки на Сталина проникнуты искренним уважением к личности Сталина и к его памяти. Отрицать это, зная полный текст письма от 1 июля 1953 года, просто невозможно — для минимально честного и вдумчивого человека.

И мог ли Берия, если бы он ненавидел Сталина, в своём третьем и последнем письме в Президиум ЦК КПСС от [2] июля 1953 года настаивать на вмешательстве бывших своих товарищей в его судьбу, «во имя памяти Ленина и Сталина»?

Ну, в самом-то деле, господа псевдоисторики, врите, врите, но не завирайтесь!

Великий высший лидер СССР, старший товарищ и вождь Берии умер.

Берии же для того, чтобы заявить о себе как о потенциальном высшем лидере СССР, было отведено судьбой всего «Сто дней».

Однако у этих его «Ста» (а точнее — ста тринадцати) дней был, вне сомнений, сталинский базис.