Беспокойный мир миграции

Беспокойный мир миграции

Если бы мы следовали экономической логике, мы бы жили в мире предельно мобильных атомов. Вместо этого культурные предпочтения и государственное регулирование формируют материальный мир, в значительной мере более локальный, нежели глобальный, пусть даже на первый взгляд в этом не так просто убедиться. Однако, если артефакты глобализации могут отвлечь нас от более сложной реалистичной картины, наиболее жаркие споры о глобализации порождает передвижение людей. Если нам сложно осознать незавершенность материальной глобализации, то понять реальную картину миграции еще сложнее. Все упирается не в какой-то тренд, но в сложную схему, которая прячется за навязчивым и весьма расхожим представлением о миграции как о сугубо современной проблеме. Когда этот вульгарный нарратив застит нам глаза, мы не замечаем одного простого факта – развитым странам миграция выгодна больше, чем кому бы то ни было.

Враждебное отношение к мигрантам в европейских странах стало уже общим местом. Политические партии правого толка, такие как французский «Национальный фронт» или греческая «Золотая заря», становятся влиятельными политическими игроками и входят в коалиционные правительства. В других странах либеральное миграционное законодательство пересматривается в свете растущего количества иммигрантов-мусульман – европейцы боятся, что они не смогут интегрироваться в общество так же успешно, как эмигранты предыдущей волны. В Соединенных Штатах в результате длительной рецессии некоторые безработные объясняют свое положение наплывом нелегальных эмигрантов. Движение за запрет паранджи во Франции и придание английскому языку статуса государственного в Соединенных Штатах говорят о том, что образы и речь, напоминающие о миграции, досаждают людям не меньше, чем само явление.

Поддержка подобных инициатив, а также популярность политиков, выступающих за свертывание программ иммиграции, могла бы означать, что эти страны переживают небывалый наплыв переселенцев. В действительности сегодняшний уровень глобальной миграции значительно ниже, нежели 100 лет назад. Перед Первой мировой войной примерно 10 % людей жили не в тех странах, где родились.[82] Массовая миграция из Италии, Ирландии, Норвегии и Германии, когда за три десятилетия перед Первой мировой войной за океан перебрались 27 миллионов европейцев, оказала серьезное влияние на Соединенные Штаты, Канаду и Аргентину. До этой волны добровольной миграции китайских и индийских подневольных работников отправляли в Африку и на Карибские острова, а африканцев – в Северную и Южную Америку. Сегодняшняя миграция кажется нам высокой только потому, что после Второй мировой процессы глобального перемещения замедлились почти до полной остановки, и до сих пор эти показатели много ниже исторических максимумов.

В 1910-м немецкому фермеру, покидавшему родину, чтобы отправиться в Миннесоту, предстояло опасное путешествие, за которым было туманное, полное тревог будущее, коварные неприветливые соседи и практически полный разрыв социальных связей. Технологии, развившиеся в последние десятилетия, предлагают современному мигранту совсем другие перспективы. Авиаперелет – это (легальное) практически лишенное риска путешествие и практически мгновенное по сравнению с путешествием через океан или по земле. Нигерийский эмигрант может позвонить домой из Хьюстона за несколько центов в минуту или связаться по скайпу практически бесплатно. Он может читать в интернете газеты из Лагоса и скачивать последние «нолливудские» фильмы. Вернуться домой или съездить туда на время тоже стоит сравнительно недорого. Некоторых социологов уже беспокоит тот факт, что стало возможно эмигрировать физически, но не культурно, свои доводы они подкрепляют примерами из турецких и курдских сообществ Северной Европы, в которых преобладают родные языки, и люди больше смотрят спутниковое телевидение, нежели местные каналы.[83] Феномен физической мобильности в отсутствие культурной дает почву политикам, требующим запрета чадры и введения преподавания только на английском.

Притом что связь с домом сегодня поддерживать легче, чем когда-либо, эти технологические новшества не привели к заметному росту международной миграции. По оценкам Международной миграционной организации, по всему миру насчитывается 214 миллионов мигрантов, что составляет 3,1 % от населения земли. После послевоенного нижнего порога эти цифры растут, но медленно. Между 2000 и 2010 годом показатели по миграции возросли с 2,9 до 3,1 % от населения земли.[84] Желание эмигрировать испытывают значительно больше людей, однако их сдерживают миграционные ограничения.

Расцвет аутсорсинга можно понимать и как реакцию на мир, где рабочие места оказываются более мобильны, чем люди. Многие из индийских служащих, отвечающих на телефонные звонки в центрах обслуживания клиентов где-нибудь в Бангалоре, не отказались бы жить и работать в Европе или Соединенных Штатах. Их дистанционная работа оказывается возможна, потому что силы, сдерживающие их физическое передвижение, не распространяют свое влияние на биты, перемещающиеся между компьютерами и по телефонным линиям. Весьма вероятно, что при смягчении или полной отмене эмиграционных ограничений миллионы людей переехали бы туда, где экономические и политические условия на их взгляд лучше, а такие глобализационные технологии, как развитое авиасообщение и недорогая телекоммуникационная, связь им бы только помогли. Однако это вероятное переселение сдерживается законодательствами, цель которых – сохранение культур, экономик и систем социальной поддержки от слишком резкого выравнивания.

В результате мы имеем чрезвычайно разнообразную миграционную картину. Есть государства, большую часть населения которых составляют иммигранты, поскольку экономика этих стран нуждается в гастарбайтерах – людях, которые длительное время живут и работают в стране, не имея гражданских прав. В Катаре таких 87 %, в Объединенных Арабских Эмиратах – 70 %, в Кувейте – 69 %. В других странах иммигрантов практически нет в силу отсутствия экономических возможностей (Индонезия – 0,1 %, Румыния – 0,6 %) или наличия культурных или правовых барьеров (Япония – 1,7 %, ЮАР – 3,7 %). Уровень миграции в странах Северной Америки и Западной Европы объяснимо выше, поскольку эмигранты, как правило, уезжают из бедных стран в более благополучные. 9,39 % населения Европейского союза живут не в той стране, где родились, в США таких 13,9 %, а в Канаде – 21,3 %.[85]

Четкого порога, при котором миграция вызывает в обществе напряжение и дискуссии, не существует. В ЮАР иммигранты подвергались насилию, несмотря на то что коренные жители составляют 96 % населения, в Канаде же, напротив, 21 % населения составляют иммигранты, а правительство продвигает мультикультурализм как часть национальной идеи. Однако важнее абсолютных чисел или процентных составляющих оказываются представления о том, как миграция изменяет общество.

В Европе при обсуждении иммиграции нередко упоминается «мина замедленного действия», суть которой сводится к тому, что к 2050 году мусульмане будут составлять 20 % населения ЕС.[86] Такие прогнозы основаны на экстраполяции существующей статистики по рождаемости и характеру миграции. Прогноз, по которому пятую часть населения Европы в скором времени будут составлять мусульмане, – «наивный» сценарий, предложенный в весьма противоречивой статье малоизвестного венгерского ученого. Более основательные исследования (учитывающие, что рождаемость в мусульманских семьях Европы падает соразмерно повышению уровня образования членов этих семей, что является установленным демографическим явлением) прогнозируют куда меньший рост мусульманского населения.[87]

Стоит также отметить, что за последние полвека ислам стал одной из самых быстрорастущих религий мира. По прогнозам «Форума исследовательского центра “Пью” по вопросам религии и общества», к 2030 году мусульмане будут составлять 26,4 % населения земли. Это предполагает, что, даже если концепция европейской «бомбы замедленного действия» и подтвердится, в процентном отношении мусульманское население Европы будет заметно меньше, чем по миру в целом. По прогнозам центра «Пью», среди европейцев к 2030 году будет 8 % мусульман, а мусульманское население США будет пропорционально больше, чем во всех европейских странах, за исключением России и Франции.[88]

За последние 40 лет миграция заметно росла по мере того, как от послевоенной изоляции мы двигались к показателям, сравнимым с данными за 1900 год. Миграция, безусловно, ставит перед правительствами и обществами серьезные задачи. Однако важно иметь в виду, что наши иллюзорные представления о мобильности населения могут заслонить от нас реальные демографические проблемы. Одна из причин, по которым европейские страны не торопятся устанавливать жесткие ограничения для иммиграции, – это старение собственного населения. Без наплыва молодых налогоплательщиков страны рискуют оказаться в ситуации, когда их социальные системы будут не в состоянии обеспечить армию пожилых пенсионеров. Чем более мы концентрируемся на завиральной идее мусульманского господства в Европе, или иллюзии плоского мира с супермобильной рабочей силой, тем сложнее разглядеть, а тем более взяться за решение таких проблем, как сохранение жизнеспособного баланса работающих и пенсионеров. В плоском мире индийцы, сегодня работающие в колл-центрах, могли бы хлынуть в Японию, чтобы ухаживать за пожилыми. В нашем полуглобализованном мире иммиграционные ограничения и культурные барьеры не дают им сдвинуться с места.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.