Главка семнадцатая

Главка семнадцатая

17

Я давно понял, что у меня нет слов. Вообще-то есть они, конечно, но какие-то другие, а слов, способных объяснить мою правоту – нет. То есть объяснить все единомышленнику у меня слов полно, даже, возможно, лишние есть, так как ему и объяснять почти ничего не надо, он и так все понимает. А заставить поверить оппонента – нет, кишка тонка. А ведь хочется сказать порой о самых простых вещах, которые, казалось бы, очевидны, хотя и открываются, как известно, в последнюю очередь. Но вот здесь и появляется проблема диалога, или сильное сомнение, что главная задача речи – информативная. Ибо на самом деле никто чаще всего ни в какой информации не нуждается, а более всего не хочет, чтобы ему объяснили, как и почему он не прав; человек это даже услышать не в состоянии, кроме того, что ты сообщаешь ему что-то неприятное, которое он не принять, не понять не может.

Скажем, можно кому-то объяснить, что на силе и насилии (что одно и то же) ничего нельзя построить надолго? Что если вы тетку или соседа заставляете себя любить насильно (то есть делать вид, что они вас в засос любят), то все это до поры, до времени, не дай Бог, погода переменится, и ветер подует в другую сторону. Что тот же богоспасаемый Израиль стоит только на том, что именно сейчас сильнее и может навязывать свою волю окружающим; но сила, она, не знаю, как электричество, что ли, обязательно рано или поздно даст сбой. И что тогда? Тогда вас, дорогие мои москвичи (бывшие, конечно), перережут аки овец. И весь мир, конечно, опять в едином порыве встанет грудью на вашу сторону, но свет-то уже мигнул, лампочка Ильича – кирдык, и ваших нету. А пока миротворцы презираемой вами ООН будут проводку налаживать, вас в минуту этой слабости, то есть ремонтных работ, и настигнет возмездие. За что? За то, что не захотели договариваться с соседями, что смотрели на них свысока, что решили изгнать палестинских арабов (а не надо войну начинать, войну-то кто начал, они и начали!); вместо того, чтобы абсорбировать их если не в душе своей (ваша душа для меня – потемки), то в своем государстве, которое никак уж не надо было называть и делать еврейским, потому что нет и не может быть на земле устойчивого националистического режима, так как моргает свет, мигает, и сила не может быть вечной. Короче, скромнее надо быть, братья вы мои и сестры (акцент Иосифа Виссарионовича или патриарха Алексия II каждый добавляет по вкусу).

А тем временем об одном еще очень даже красноречивом лукавстве, рифме оперенной и парной к тому, что я сказал. То есть о количестве, перерождающемся в качество. Ну и о самом качестве тоже. Речь о качестве еврейской эмиграции в Америку и ее патриотизме. А также о смысле этого патриотизма и его направленности. Сначала смотрим со стороны Иерусалима. И помня, что мы сказали, что с самого начала плотность еврейского контингента была недостаточна, понятно, зачем нужна была эмиграция в Израиль из Европы. Никакая, конечно, не поддержка советских и прочих евреев, а просто увеличение пропорции чистых евреев по сравнению с нечистыми арабами. То есть, хотя всегда после 1949 года надежда была уже только на силу, которая, мол, сама отстоит свою правду, про себя-то знали, что рано или поздно придется ответ держать перед теми, кого согнали со своей земли. И чтобы не раствориться сразу среди нечистых, надо было только одно: чтобы белых грибов было в лукошке побольше поганок. На всякий пожарный.

И все слова про права человечков, правильные, конечно, они одновременно были в роли того томатного соуса про демократию, с помощью которого советская номенклатура заглатывала наиболее крупные куски собственности, быстро так, быстро и смело приватизируя все, что не украла еще при Советах и Горбачеве. Демократично так, под громы и молнии против подлых коммунистов (хотя сами из того же вонючего бачка), опаньки, и мы уже в дамках; то есть при капитализме, в котором у кагэбешной и комсомольской сволочи все, а у всех остальных – дырка от бабла, то есть от бублика, что одно и то же.

Ну, то есть - зачем нужна эмиграция в Израиль, понятно. Количество надо было превращать в качество, то есть националистическое государство подделывать под демократическое. Ибо если вдруг, по решению этой глупой ООН (а точнее – по телеграмме-молнии из Вашингтона: все, сливай воду, отцы), окажется нужным дать право голоса тем, кто родился и жил в Израиле на момент его основания (то есть по закону), то - чтобы евреев побольше оказалось. Да и в армии надо, чтобы кто-то свою жизнь драгоценную отдавал за наши интересы.

То есть, зачем нужна эмиграция в Израиль – понятно; а вот зачем нужны были те же евреи из Конотопа в Америке, ясно вроде бы, близко, но не сразу, а только после того, как прищуришься так на яркий сноп прекрасного хрустального света и постараешься отделить тень от занавеса. То есть мы же в театре – нет, насрать нам уже давно на постановку Федры в старинном и даже многоярусном театре, мы в театре демократическом: с наемными клакерами и плохими актерами. Почему - плохими, не надо вот с места в карьер ругаться, актеры играют, как умеют. Да и не актеры они вовсе, а обыкновенные жители Земли обетованной, которые борются с этой арабской саранчой, как Пушкин под Одессой или Лермонтов в Чечне. Но то, как именно борются, с каким успехом, насколько справедливо, заслуживают ли поощрения и помощи, или заигрались и пора им дать-таки линейкой по грязным рукам – это все долгое время решалось и решается за морем-окияном, в благословенной Америке. А у них решалка-то известная: выборы называется. И здесь опять же, чем наших больше, тем нашим же и лучше. И хотя, конечно, правильнее, чтобы эти самые советские евреи ехали к нам (это я как бы из самого центра молочных рек и кисельных берегов думаю) сражаться и умирать, но если они ни в какую, не хотят заживо погибать на Святой земле, а хотят жить в чинной и сытной Америке, ладно, пущай едут в Америку, но уж тогда и голосуют за нас, будто мы - агнцы Божьи, и весь мир нам после Холокоста обязан по гроб и даже больше.

Здесь и причина этого грандиозного надувалова, в результате которого советские евреи, за право на выезд которых боролись различные еврейские и правозащитные организации, получили право въезда прямиком в Америку как политические беженцы. В чем надувалово? В том, что политических беженцев среди этих сотен тысяч каждый год, начиная, скажем, с 1988, не было. То есть - практически не было. Ну, скажем, 1 на 100000. А остальные врали, изображая из себя политических, а еврейские организации покрывали их, потому что им нужны были голоса за люто воюющий Израиль, за друзей по музе и душе - республиканцев, безоговорочно поддерживающих (как все правые правых) наших. А Израиль они, то есть новобранцы-эмигранцы, поддерживали, конечно, не только из чувства благодарности, а потому все пропагандистское поле, в которое попадал новый беженец из России быстро, как пирожки горячая печь, готовило из него патриота Израиля. Понятно, что платил за все это американский налогоплательщик и платит до сих пор, потому что все эти сотни тысяч, воплотившиеся в результате в миллионы, продолжают сидеть у него на шее.

Вот и рифма, стрела, оперенная и обещанная, нашлась. Парная к тому насилию, что стало фундаментом необиблейского государства. Фундамента, как мы выяснили, увы, ненадежного, которому нужна была – хоть тушкой, хоть чучелом – подмога самого большого и сильного брата. А раз у брата принято всех по головам считать, то и понадобились клакеры из России. Это называется разделение труда и символический обмен. Мы будем на театре военных действий с врагами бороться, а вы нам подмогите, чем сможете. Вам дядя Сэм будет платить как будто вы политические беженцы, а так как вы не беженцы, а говно на постном масле, вы вместо этого будете нас поддерживать и в дождь, и в ветер, и в звезд ночной полет. Хотя говорил мне папа: не ври, не ври, сынок, ложь - она такая падла, что всегда в ненужном месте и в ненужное время голос подать может. Но тут так: раз выбрал фундамент, здрасьте соврамши, то и выбрал все остальное, но уже политическими мерами.

Повторю для особо недоверчивых: я не уверен, что в России советского образца можно было бы сыскать одного, путь даже совсем слепого еврея (пусть даже он инвалид с детства, от чего ни шахмат, ни математики, ни олимпиад, никакой интеллектуальной нагрузки, одни мышечные движения типа дрова рубить, хуй дрочить, рыбу фиш есть и кошерных кур резать) не подвергнувшегося при этом хотя бы раз в жизни дискриминации. Хоть по сусекам скреби, хоть под мышками – такого найти трудно. Но на интервью в американском посольстве этой сухой и скучной правды было определенно мало, потому что у каждого второго – партийный билет с во-о-от таким вот стажем, да и карьерка не на воде и не на песке построенная; и все эти тысячи и миллионы опытных конформистов, проваренных в чистках как соль, рисовали тусклой судьбе несчастного еврея, точно по лекалу, густые романтические усы и крылья Икара, изображая из себя жертв и борцов с режимом. И очень хорошо это помня, теперь, как стойкий оловянный, отчетливо выполняют функцию, ради которой были вызваны из тьмы совкового небытия, от души благодаря за то, что не попали на войну, а могут считаться как бы в благородном запасе. То есть воюют, но смотря не в прицелы, а на телевизионные экраны. Сражаются, но с теми, кто, точно блаженная нимфоманка Катерина, пытается пролить немного света в темную воду Брамса, где все шито-крыто, и концов не найдешь.

А если и найдешь, то разве можно объяснить человеку, что он не прав? Нет таких объяснений, то бишь есть, конечно, но без надобности они, так как не работают. Ибо у человека, взятого наугад из толпы - одна, но вечная и пламенная страсть: самообман. И ему нужно только то, что позволяет считать себя лучше, умнее и честнее, чем есть на самом деле. И здесь ни нимфоманка не поможет, ни даже я – правдоискатель, пиздострадатель и русский писатель с еврейским завитком во лбу. Бархатная, с белесым отливом иллюзия всегда побеждала прямо скроенную и просто сшитую реальность, побеждала, побеждает и побеждать будет.