ТЕХНОЛОГИЯ ЛЖИ

ТЕХНОЛОГИЯ ЛЖИ

Не так давно в Америке одна за другой вышли в свет две объемистые (почти по пятьсот страниц каждая) книги: «Русские»[19] Г. Смита и «Россия. Народ и власть»[20] Р. Кайзера. И тот и другой провели по три года в Москве в качестве корреспондентов американских газет («Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост»).

Издатели не скупились на щедрые похвалы: «Превосходный и новый портрет русских… представляет Россию такой, какой ее на Западе никогда не представляли» (о книге Г. Смита «Русские»); «Уникальное исследование России и русских» (о книге Р. Кайзера «Россия. Народ и власть»).

Шквал хвалебных рецензий обрушился на читающую американскую публику. «Русские» Г. Смита в течение долгого времени числились «книгой месяца», вышли несколькими изданиями, а автор получил за них Пулитцеровскую премию.

В предисловии к своей книге Г. Смит обещает осветить «частную жизнь русских», а Р. Кайзер грозится раскрыть наконец-то, «кем же на самом деле являются русские и как они живут».

Правда, Г. Смит сразу же поясняет, что имена и фамилии многих лиц, которые давали ему «нужную информацию», он в книге изменил, «закамуфлировал» (по его выражению) с тем, чтобы «не подставлять их под удар»[21]. Уже одно эта сообщение заставляет задуматься о характере «информации», которую отыскивал американский журналист в СССР.

Г. Смит и сам не скрывает, что он искал связей прежде всего с такими людьми, которые «были бы способны видеть свое общество в критическом свете… и жаждали контактов с иностранцами»[22]. В числе «информаторов» Г. Смита, конечно же, оказались различного рода отщепенцы, так называемые «диссиденты» и лица, уже выехавшие или собирающиеся эмигрировать из СССР. «Многие из них, — замечает горделиво Г. Смит, — стали моими очень близкими друзьями»[23].

Почти аналогичный круг «информаторов» и у Кайзера, и он, как и Г. Смит, с безусловным доверием излагает разного рода побасенки об «ужастях» советской жизни, которыми его охотно снабжали осевшие ныне в Израиле и других странах бывшие граждане СССР да разные опустившиеся и озлобившиеся неудачники.

О характере «знакомых», к примеру Р. Кайзера в Москве, можно судить хотя бы по описанию быта и образа жизни одного такого «информатора», о котором Р. Кайзер пишет буквально следующее: «Я часто бывал в одной двухкомнатной квартире, обычной для московской интеллигенции. Деревянные полы никогда не красились и не натирались воском. За пять лет они приобрели ужасный грязно-серый цвет. Постели в квартире никогда не убирались, беспорядок в комнатах был всеобщий — одежда, игрушки, книги, кассеты для магнитофона валялись повсюду, стекла в окнах были разбиты, стены разрисованы углем, обои ободраны… жизнь протекала главным образом на кухне, маленькой комнате, размером, пожалуй, восемь квадратных футов (то есть 2,4 квадратных метра (?). — А. Б.). Тут же на веревках сушилось белье, карликовая раковина всегда забита грязной посудой… Хозяйка дома вечно ходила в джинсах, не снимая их месяцами. Это было чудное место, в котором было приятно провести вечер»[24].

Ну, как говорится, о вкусах не спорят! Только позвольте сразу же поставить большой знак вопроса на утверждении Кайзера о том, что перед нами «обычное жилье московской интеллигенции». Автор явно путает московскую интеллигенцию с американскими хиппи.

Видимо, не случайно Р. Кайзер оговаривается: «Читателям может показаться, что я умышленно оклеветал СССР в своей книге, что я являюсь еще одним из сторонников «холодной войны», старающимся доказать превосходство западного образа жизни»[25]. Р. Кайзер уверяет, что это не так и сам он вовсе не таков.

Что же, односторонность, тенденциозность в освещении советского образа жизни — явление в западной журналистике не новое, и книги Смита и Кайзера не являются в этом смысле исключением.

Важно отметить признание Р. Кайзера в том, что книга готовилась и писалась по прямому заказу его хозяев. «Я потратил пять лет на подготовку, а затем и на написание книги. С помощью фонда Форда я с женой целый год провел в Колумбийском университете, изучая Россию, прежде чем мы отправились в эту страну. А когда вернулся, то газета «Вашингтон пост» предоставила мне целый год для написания книги»[26].

Известно, что в руководстве так называемых «благотворительных» фондов США альтруистов не держат. И если они выделяют кому-то солидную годовую стипендию да еще и жену зачисляют на «денежное довольствие», значит, знают и верят, что их деньги даром не пропадут.

Итак, перед нами работы, написанные по заказу и финансированные определенной категорией крупного капитала США.

Авторы приехали в СССР с уже сложившейся концепцией о жизни советского общества и с задачей «накопать» побольше фактов, подтверждающих эту концепцию, основанную на стандартных антикоммунистических схемах, кормивших не одно поколение советологов.

На суперобложке книги «Русские» обозначено: «Выводы Г. Смита потрясут благодушие, вызываемое детантом (разрядкой. — А. Б.)».

Видимо, в этом и следует понимать главную задачу книг Смита и Кайзера: потрясти среднего американского обывателя, запугать его и посеять в его душе недоверие и подозрительность к советским людям и Советскому государству.

«Россия — таинственный и мрачный континент… далекий, недоступный пониманию иностранцев, необъяснимый даже для самих русских. Таков миф о России, охотно поддерживаемый самими русскими»[27]. Это написано на первых страницах книги Кайзера, но само суждение принадлежит не ему. Задолго до него о «загадочной» душе русских, о «скрытности» советских людей и их образе жизни много писали предшествующие поколения американских советологов, сочинения которых Р. Кайзер с супругой кропотливо изучали в течение целого года в Русском центре Колумбийского университета на деньги фонда Форда. Р. Кайзер считает, что миф этот «верен лишь отчасти», что его собственный опыт заставляет его сказать о том, что «многое в этом мифе преувеличено»[28].

Г. Смит в своих суждениях более крут и размашист. Он решительно и безапелляционно делит жизнь советского общества на две явно неравные части. Одна часть — это «Россия официальная». А другая — это, мол, повседневная жизнь простого народа, неофициальная, эмоциональная, импульсивная, человечная и… «непредсказуемая».

Впрочем, оба автора изредка признают и кое-какие достижения Советского государства и социалистического строя. Смит более скупо: «Русские переживают сейчас лучшее десятилетие советской истории»[29], Кайзер более щедро: «Советский Союз является государством всеобщего благосостояния. Он обеспечивает дешевое жилье (хотя его еще не хватает), гарантирует работу, бесплатное обучение на всех уровнях, бесплатную медпомощь… Русским не приходится опасаться финансовых последствий в случае серьезного заболевания, или думать о том, на какие деньги учить своих детей, или опасаться безработицы. Государство старается… обеспечить надежность и стабильность главных элементов повседневного существования своих граждан»[30].

Однако подобные признания делаются в книгах походя, скороговоркой и тонут в огромном потоке негативной информации, разных небылиц и анекдотов, почерпнутых авторами из весьма сомнительных источников.

Поскольку в обеих книгах собеседники авторов, как правило, лица «закамуфлированные», задают они американским журналистам порой столь глупые вопросы, что и Смит и Кайзер ощущают себя некими миссионерами, терпеливо разъясняющими туземцам очевидные истины.

Например, некая «пожилая женщина» в гостинице города Ялты спрашивает у Р. Кайзера: «Скажите, а выпускают ли в США, как и у нас в СССР, газеты, в которых печатаются статьи и иллюстрации?»[31]

Такой поистине редкостный вопрос нужен был автору для того, чтобы подчеркнуть: «Русские, которым довелось побывать в США, приходили в ужас от невежества американцев по поводу различных аспектов жизни в СССР, и ужасались они, бесспорно, справедливо. Но, кажется, это невежество существует взаимно»[32].

Вероятно, и в Советском Союзе есть люди, недостаточно полно представляющие себе «различные аспекты» жизни в США, хотя широта информированности советских людей об Америке всегда поражала американцев и они не раз это подчеркивали. Возможности же удовлетворения интересов по всем аспектам жизни американского народа в СССР неизмеримо богаче, нежели в США о Советском Союзе. Приведем только несколько цифр. Если в США за шестьдесят лет существования Советского государства издано всего около 500 названий книг русских и советских авторов, то в СССР за эти же годы издано свыше 6300 книг американских авторов, то есть почти в 13 раз больше только по названиям, не говоря уже о тиражах. Тут разница достигает астрономических цифр не в пользу США. Ежегодно советский зритель видит на киноэкранах страны 20—25 американских фильмов, а в США в последние годы советские фильмы в прокате отсутствовали вовсе. И даже сделанный под руководством Романа Кармена совместно с одной американской фирмой 20-серийный телефильм «Неизвестная война» (у нас он идет под названием «Великая Отечественная») ныне не показывается на американских экранах, а сама фирма, как сообщают, закрыта. На сценах советских театров постоянно идут около 40 пьес американских драматургов, в то время как в США идут 3—4 пьесы русских дореволюционных авторов, а из советских пьес в последние годы вдруг промелькнули лишь «Восхождение на Фудзияму» Айтматова и Мухамеджанова, да «Эшелон» М. Рощина.

И Смит (особенно рьяно) и Кайзер (с некоторыми оговорками) пытаются доказать американскому читателю существование двух непересекающихся, параллельных потоков жизни в советском обществе, двух неравных образов Советской России. Первый, по Смиту, это образ России научных открытий и достижений, рабочей социалистической демократии и государства всеобщего благосостояния. Это, мол, официальный, общественный лик Советской России, в которой любят все грандиозное — высотные дома 50-х годов, отель «Россия», главные проспекты Москвы в 10, 12 и 14 полос шириной, то есть такой ширины, что Пятая авеню в Нью-Йорке кажется окраинной улочкой. Здесь и грандиозные мемориалы в Волгограде, покорителям космоса в Москве, громадные грузовики, металлургические комбинаты, огромные межконтинентальные ракеты… Все это, мол, нужно для того, уверяет Смит, чтобы внушить населению ощущение мощи власти. «Размер олицетворяет силу»[33], — пишет Г. Смит.

В то же время, уверяет Смит, в своей частной, личной жизни советские люди живут той же самой жизнью, какую вели их предки тысячелетиями, то есть в самой сущности русского народа и его образа жизни Советская власть, дескать, ничего изменить не смогла. «Под маской современности, ракет, реактивных самолетов и развитой промышленной технологии скрывается отпечаток веков русской истории, который влияет как на структуру советского общества, так и на привычки и характер советского народа… Груз прошлых веков России давит на современную советскую жизнь»[34], — глубокомысленно подводит туманно-философский итог Г. Смит.

Двойственность — таков, по Смиту, характер советского образа жизни, а отсюда ретивый журналист подводит к мысли о лживости как якобы главной черте характера советских людей.

Может, Г. Смит не очень четко представляет себе назначение мемориалов, крупных промышленных комплексов, тяжелых грузовиков, широких городских проспектов? Почему вдруг размеры предприятий, отелей, широта проспектов стали так противостоять «личной» жизни человека? Разве величественность мемориалов хоть как-то мешает семейной жизни? Смит в данном случае нарочито, как говорится, путает божий дар с яичницей, сознательно противопоставляет одно другому для подтверждения лживой идейки о двойственной жизни советского человека.

И Кайзер и Смит назойливо пытаются внушить читателю мысль о необходимости относиться с подозрением ко всему тому, что видишь воочию в Советском Союзе. И красивые города, и прекрасная работа общественного транспорта, особенно метро, и огромное жилищное строительство, и бесплатная система здравоохранения, и великолепное советское искусство, и заводы, и колхозы — все это, мол, миф, обман, мираж…

И, как всегда, американские журналисты «случайно» встречают в Москве некоего таинственного «старого человека», который, конечно же, обладая глубокой «проницательностью», охотно подтверждает суждения, к примеру, Кайзера. Да, говорит этот «старый человек», мы, русские, любим играть в обман, мы вот, мол, даже «создали три великих мифа, на которых основывается наше новое общество: миф о Ленине, миф об Октябрьской революции и миф о Великой Отечественной войне»[35].

Кайзер весьма эмоционально иллюстрирует эти, по его терминологии, «мифы»». Он описывает свое посещение Горок Ленинских. Если помнит читатель, там есть скульптура: рабочие несут тело вождя. Кайзер вместе с женой Ханной подошел к этой скульптуре, которая, конечно же, по его мнению, «огромна и ужасна». Супруги сели на скамейку около памятника, развернули привезенные свертки и стали закусывать, или, выражаясь по-американски, «устроили пикник» на природе.

В это время к скульптуре подошел отряд пионеров, намереваясь возложить цветы к подножию памятника. Две девочки, пишет Кайзер, осуждающе «посмотрели на нас с женой» и сказали — подумать только! — что Кайзеры «выбрали неподходящее место для пикника»[36]. К мемориалу, сказали девочки, приходят люди почтить память вождя, возложить цветы, а закусывать можно и в другом месте. Разумеется, Кайзеры были шокированы, они усмотрели в этом проявление «тоталитарного» воспитания, они усмотрели в этом чуть ли не посягательство на их «свободу», или, что теперь стало модным, посягательство на их «права человека».

У каждого народа есть священные места, которые он чтит и сохраняет. Есть выработанные временем ритуалы и обычаи. Они могут не нравиться кому-то, но уважать их обязан каждый цивилизованный человек.

Кайзер пытается набросить тень и на память о самом Ленине. Каких только небылиц не наплел ретивый журналист: и что Ленин, мол, не хотел верить в то, что простой народ России окажется способным подняться и свергнуть царизм; и что, став во главе государства, Ленин… «сомневался в том, как надо управлять той Россией, которую завещала ему его же революция… у него не было реального плана превращения отсталой России в социалистическое государство»[37]. По мнению Кайзера, советская пропаганда «превратила Ленина в супермена, который не только понимал каждый аспект жизни, политики, революции и марксизма своего времени, но и отчетливо провидел будущее страны»[38].

Что ж, как известно, злоба и раздражение плохие советчики. О Ленине написано много, в том числе и советологами. Но, пожалуй, до Кайзера никто еще не ставил под сомнение величие Ленина как теоретика, как вождя, как политика. Ибо шесть десятилетий существования основанного Лениным Советского государства, грандиозные успехи советского народа говорят сами за себя и как нельзя лучше подтверждают жизненность и всесильность учения ленинизма, гениальность разработанных Лениным планов построения социалистического общества. Сила и непоколебимость Советского государства, советского общества как раз и заключается в верности ленинской политической стратегии построения нового общества.

О «случайности» Великой Октябрьской социалистической революции, о том, что она не носила якобы народного характера и была навязана народу горсткой «фанатиков-большевиков», советологи назойливо писали многие годы.

В канун 50-летия Великого Октября Дж. Кеннан и Адам Улам словно подвели черту под многолетними лживыми писаниями советологов, дав наконец реалистическую, трезвую оценку характера Октябрьской революции в России.

Дж. Кеннан, например, заявил веско и определенно: «…необходимо признать, что она (Октябрьская революция 1917 года в России. — А. Б.) является величайшим политическим событием нашего века. Она заслуживает этой характеристики в силу того огромного влияния, которое она оказала на обширные территории земного шара; в силу изменений, которые она вызвала во взаимоотношениях России с великими державами Запада, и в силу перемен, которые она внесла в жизнь одной из величайших наций мира»[39].

Еще более решительной была характеристика Великой Октябрьской социалистической революции в России, данная Адамом Уламом: «Революция (Октябрьская. — А. Б.) — это отнюдь не насилие, совершенное меньшинством над целой нацией и в конечном счете над всей европейской цивилизацией. Революция произошла потому, что старый порядок прогнил и не способен был к возрождению. Какой бы ценой ни была совершена революция, она зажгла светоч надежды для всех угнетенных…»[40].

Делать подобные признания советологов заставляют необходимость, реальные успехи социализма, которых добился под руководством ленинской Коммунистической партии советский народ, за короткий исторический срок превратив отсталую Россию в высокоразвитое промышленное государство с высоким уровнем науки и культуры. Твердить и дальше о том, что социализм насильственно «навязан» России маленькой группкой фанатиков-большевиков, становилось опасным и вело к неизбежной компрометации всех оценок советологов.

Казалось бы, вопрос о характере Великой Октябрьской социалистической революции в России прояснен метрами советологии с достаточной ясностью.

Но вот открываем книгу Р. Кайзера и с изумлением читаем в ней давно, казалось бы, похороненные и скомпрометированные суждения. Р. Кайзер пишет буквально следующее: «Большевистская революция выросла из иностранных идей, частично финансировалась немцами и достигла успеха потому, что Россия была вовлечена в мировую войну»[41].

Не знаем, какие отметки были у Кайзера по истории в школе и в колледже. Но историю России, о которой он взялся писать книгу, и особенно историю развития революционного движения и революционной мысли в России он определенно не знает или знает только по сочинениям самых махрово-реакционных советологов. Называть учение марксизма «иностранным» — значит безнадежно путать форму предмета с содержанием, ибо учение марксизма интернационально, оно является общим для всех трудящихся, угнетенных властью капитала, для всех, кто создает своим трудом материальные блага и духовные ценности человечества, для всех, кто борется за экономическую, социальную и политическую свободу, для всех, кто борется за социализм.

А если говорить конкретно о России, то ее путь к марксизму Ленин характеризовал короткой фразой: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала…»[42]. За этой фразой стоит вся история передовой революционной мысли России, боровшейся с гнетом помещиков-крепостников, с гнетом царизма и капитализма. И только соединение передовой общественной мысли России с марксизмом, создание Лениным подлинно революционной пролетарской партии позволило трудовому народу России добиться свержения царизма и буржуазии и взять власть в свои руки, в руки подлинных хозяев земли русской. На базе марксизма в России возникло интернациональное учение ленинизма, являющееся ныне знаменем всех угнетенных народов в борьбе за освобождение от оков капитала.

Во-вторых, миф о «финансировании» немцами Октябрьской социалистической революции не может восприниматься иначе как скверный анекдот. Давно уже ни один из маститых советологов не пытается оживить этот безнадежно скомпрометированный миф антикоммунистов. Однако новички на стезе антисоветизма не гнушаются подбирать даже и такое дурно пахнущее гнилье, мертвечину, давно уже выброшенную за ненадобностью и ввиду своей полной несостоятельности.

В-третьих, даже если бы Россия и не оказалась одним из главных участников первой мировой войны, развитие революционного движения в стране остановить было невозможно, победа партии Ленина неизбежно должна была свершиться, ибо она руководствовалась единственно верной научной теорией общественного развития, за партией Ленина шли массы трудового народа, чьи интересы и чаяния как нельзя лучше выражала именно партия большевиков.

Что же касается более чем странных рассуждений Кайзера о том, что Ленин якобы не знал, что делать после победы революции, за что браться, куда вести народ и страну, то спорить здесь с Кайзером не о чем. Эти суждения со всей очевидностью показывают абсолютное невежество автора в вопросах, о которых он с такой легкомысленностью взялся судить и рядить. Общеизвестны многочисленные статьи Ленина, посвященные вопросам строительства социализма после победоносного восстания пролетариата. Они опровергают лживые суждения американского журналиста.

Кому выгодно?

Не могут не вызвать возмущения развязные разглагольствования Смита и Кайзера о трепетном отношении советских людей к памяти о Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

Г. Смит в издевательских тонах высмеивает традиционные встречи советских фронтовиков в День Победы, с сарказмом пишет об обычае ветеранов в этот день надевать свои боевые ордена. «Для большинства американцев вторая мировая война предстает ныне некой далекой и малозначащей абстракцией, главой из почти уже древней истории»[43], — с малопонятной кокетливостью утверждает Смит.

Р. Кайзер также с нарочитым удивлением пишет о том, что «спустя тридцать лет» после окончания второй мировой войны она, то есть война, все еще постоянно присутствует в мыслях советских людей и составляет часть их эмоциональной атмосферы. «Власти… поощряют живость памяти о войне»[44], — многозначительно подчеркивает Кайзер.

Напрашивается естественный вопрос: кому в Америке выгодно забыть о совместной с советским народом героической борьбе против общего врага — фашизма? Кому выгодно предать забвению и изобразить в качестве «некой далекой и малозначащей абстракции» годы плодотворного военного и иного сотрудничества американского и советского народов? Ответ будет только один: это выгодно врагам мира, это выгодно врагам разрядки, это выгодно силам реакции, всячески препятствующим и саботирующим развитие взаимовыгодных экономических, социальных, культурных и иных отношений между народами наших двух стран.

Да, видимо, в США есть определенные и могущественные силы, желающие напрочь вытравить из памяти людей годы совместной с советским народом борьбы с фашизмом. Видимо, эта память все еще здорово мешает кое-кому в Америке. Ибо советские люди, коммунисты были самыми стойкими и самоотверженными борцами с фашизмом; именно советские люди, именно коммунисты сыграли решающую роль в спасении мира от угрозы фашистского порабощения.

Только на каком основании Смит и Кайзер пытаются представить мнение этих сил в Америке в качестве эталона? На каком основании Смит и Кайзер позволяют себе кощунствовать над трепетным отношением советских людей к памяти о жестокой битве с фашизмом, в которой советские люди понесли самые тяжелые потери? Как можно глумиться над священной памятью народа о двадцати миллионах погибших в Великой Отечественной войне? Одной нравственной и моральной глухотой подобное отношение журналистов к обычаям и традициям народа, гостеприимством которого они пользовались в течение нескольких лет, этого не объяснить, здесь еще и вырисовывается откровенная политическая предвзятость, заранее определенный нигилистический и высокомерный подход ко всему советскому.

Прожив по три года в Советском Союзе, ни Смит, ни Кайзер не нашли в жизни советских людей почти ничего достойного уважения, кроме, разумеется, взглядов тех отдельных индивидуумов, которых оба журналиста туманно именуют «информаторами», да отщепенцев, выдворенных в разное время за пределы СССР.

Все не нравится американским журналистам в Советской России, даже и сама природа России им очень не по душе. Г. Смит, например, заявляет, что природа России его «разочаровала», ибо в ней он не обнаружил «ничего драматического». Он поясняет: «Россия Представляет собой обширное плоское пространство от горизонта до горизонта… Ей не хватает захватывающих перспектив Швейцарии, живописных холмов Баварии или живых изгородей и оград из дикого камня, которые придают особое очарование сельской местности Англии…»[45].

Ну как не вспомнить блаженной памяти Агафью Тихоновну из пьесы Н. В. Гоголя «Женитьба» с ее знаменитыми сентенциями: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас бы решилась. А теперь поди подумай! Просто голова даже стала болеть»[46].

Правда, у Н. В. Гоголя это произведение носит подзаголовок «Совершенно невероятное событие…». Смит же на манер купеческой дочки Агафьи Тихоновны излагает американскому читателю свои прожекты относительно того, чего «не хватает» пейзажу России, совершенно серьезно, а по части капризной чванливости американский журналист далеко перещеголял гоголевскую купчиху.

Хулить природу другой страны — занятие в высшей степени неблагодарное и неблагородное. Чарующую красоту России Г. Смиту понять не дано…

Выдающийся советский писатель Константин Паустовский так писал о природе России: «…Я не знаю страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно живописной — со всей своей грустью, спокойствием и простором, — как средняя полоса России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку воды из лесного колодца, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждый крик петуха и каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу.

И если мне хочется иногда жить до ста двадцати лет, как предсказывал дед Нечипор, то только потому, что мало одной жизни, чтобы испытать до конца все очарование и всю исцеляющую силу нашей русской природы»[47].

Так отзывался о русской природе признанный мастер художественного слова. И мы бесспорно верим в искренность его чувств, ибо в них выражены и наши чувства, и наше понимание, и наша любовь к природе России. А Смит? Что ж, его забубенное фанфаронство говорит лишь о непомерной гордыне и плохо скрываемой злобе.

В тени «развесистых клюкв»

Судя по всему, ненависть к коммунизму настолько ослепила Смита, что он изрыгает хулу на все и на вся в СССР. Везде его угрюмый взгляд находит только одни недостатки, и всегда его сравнения идут только в пользу, конечно же, Америки.

Вот что он пишет, например, о системе здравоохранения в СССР, которую «они (русские. — А. Б.) считают… одной из наиболее положительных черт советского социализма»[48].

Оказывается, «многие русские» жаловались ему, Смиту, на низкую квалификацию советских врачей, которая, мол, гораздо ниже квалификации врачей американских. Откуда эти «многие русские» знают уровень квалификации американских врачей, известно одному только Смиту.

Г. Смит иллюстрирует подобные «жалобы» ссылкой на некоего безымянного врача из Нью-Йорка, который будто бы рассказывал Смиту о своем опыте общения с советским коллегой, стажировавшимся в одной из детских клиник Нью-Йорка и не знавшим, как пользоваться отоскопом — инструментом врача-отоларинголога, применяемым для исследования уха. Удивленный американский врач спросил якобы у советского стажера: как же тогда в Советском Союзе определяют, здоровое или больное ухо у ребенка? И услышал он, по словам Смита, поистине потрясающий ответ: «Нас (то есть советских врачей. — А. Б.) учили потянуть за ухо ребенка, и если он заплачет, значит, ухо больное»[49].

Подобную, извините, брехню преподносят широкому американскому читателю сегодня, в последней четверти XX столетия! Преподносят в явном расчете на абсолютную неинформированность американского обывателя о реальной постановке народного здравоохранения в СССР и уровне квалификации советских врачей. Скажем прямо, подобного рода «клюква» встречается в американской прессе разве только в изданиях самого оголтело-реакционного толка.

Много «клюквы» встречается и у Кайзера. Но если Смита питал «информацией» некий врач из Нью-Йорка, то источником информации Кайзера выступают, как это у него принято за правило, выехавшие из СССР в Израиль люди. Вот, к примеру, описывает Р. Кайзер свое посещение Братска. Хорошо и тепло его там принимали жители этого города. И вдруг Р. Кайзер вне всякой связи начинает тут же излагать пространные жалобы некоего Вовы Азбеля, проживающего ныне в государстве Израиль, о том, как тяжело ему, Вове, жилось в городе Иркутске. Оказывается, в студенческие годы его посылали на уборку картофеля в область. «Надо было ехать 24 часа по железной дороге на север от Иркутска», чтобы добраться до колхоза и там выкапывать картофель и морковь из мерзлой земли, ибо, как уверяет Вова, в середине сентября в Иркутской области «начинается мороз, настоящий мороз, который губит весь урожай…».

Р. Кайзер, конечно же, с огромным сочувствием передает жалостный рассказ своего «информатора» и верит его словам безоговорочно.

А зря!

Во-первых, никаких железных дорог на север от Иркутска не было и пока нет. Есть только на запад и на восток. Так что, в какую сторону ездил Вова и ездил ли вообще — не ясно.

Во-вторых, в Иркутской области за последние 15 лет «в середине сентября» не случалось «морозов, настоящих морозов». Согласно официальной справке Иркутского областного управления Гидрометслужбы за последние 15 лет средние температуры в середине сентября, а точнее, от 10 до 20 сентября даже в самых северных районах области — Чумском и Братском были: плюс 15 градусов днем и плюс 1,8 градуса ночью в первом, и плюс 13,8 градуса днем и плюс 4,4 градуса ночью во втором.

Если бы Р. Кайзер потрудился взглянуть на карту железных дорог СССР или почитать о природе и климате Иркутской области, то он легко бы мог убедиться в том, что любезный его сердцу «информатор» Вова просто-напросто наврал, наврал, видимо, заведомо предполагая, какую именно «информацию» ожидал от него американский журналист, разыскавший его в Израиле.

А вот еще такой же «информатор» Р. Кайзера. На этот раз некий Эмануэль Любошич, которого он также отыскал в Израиле. Любошич потребовался журналисту для «разоблачения» советской системы здравоохранения. Любошич с готовностью подтверждает все подозрения Кайзера о ее несовершенстве: да, система здравоохранения в СССР создана вовсе не для заботы о здоровье народа, а для… выполнения предписанных сверху планов! Потому, мол, частенько в советских аптеках ампулы наполнены не пенициллином, а… водой (так именно и написано — «водой, а не пенициллином»[50], хотя каждый имевший дело с подобными инъекциями знает, что в СССР продается в ампулах пенициллин кристаллический, а не жидкий). Делается подобное, конечно же, в погоне за перевыполнением плана.

Или возьмем пилюли разные. Их тоже, мол, в СССР делают неполноценными, в каждую пилюлю недокладывают необходимых ингредиентов. План, таким образом, перевыполняется, а медицинские препараты в СССР оказываются «малоэффективными».

Вот так вот Р. Кайзер легко «подорвал» доверие к советской системе здравоохранения и заодно и к плановой системе социализма.

По логике изложения Смита и Кайзера американские пилюли, американские ампулы, врачи и сама система медицинской помощи в США предстают в качестве недосягаемого образца.

Ну а как быть с тем фактом, что в Америке за лечение надо платить огромные деньги? Скажем, за хирургическую операцию по поводу аппендицита больному надо заплатить 1180 долларов; чтобы родить в условиях больницы, женщина должна заплатить 1150 долларов?..

А как быть с многочисленными примерами массового выпуска фармацевтическими фирмами США различных «модных» лекарств и препаратов, ничего, кроме вреда, здоровью больных не приносящих? Скандальных историй, получивших огласку в прессе, не перечесть.

Нелишне напомнить и о цене лекарств в США. Ведь это же трудно представить советскому человеку, что за одну только капсулу пенициллина в США надо заплатить 21 доллар, эритромицина — 26 долларов… А если надо провести полный курс лечения?

Американские журналисты молчат об этом и критикуют советскую систему здравоохранения. Бесплатную. Доступную равно всем трудящимся страны. Без исключения.

Американские журналисты молчат и о полном произволе владельцев частных клиник в Америке, идущих ради выкачивания денег даже на преступные действия. Недавно американцы с ужасом прочитали в своей прессе разоблачительные материалы о новом виде вымогательства среди медиков США. Оказалось, что десяткам тысяч граждан США хирурги предписали и осуществили заведомо ненужные операции, заработав на страданиях пациентов миллиарды долларов.

Р. Кайзер лицемерно сокрушается и сочувствует советским женщинам, которых на период родов стационируют в специализированные лечебные учреждения — роддома. В эти медицинские учреждения, как известно, не принято допускать посторонних, в них соблюдаются строгие правила гигиены в интересах здоровья ребенка и матери.

Р. Кайзер трагически вздыхает: «Русская женщина должна рожать в одиночестве»[51].

Право, хочется задать вопрос автору: а что, в США американские женщины совершают священный акт деторождения в присутствии толпы зевак?

И Смит и Кайзер пространно пишут о глубоком суеверии, свойственном якобы советской интеллигенции. Если верить Смиту, то русская интеллигенция живет чуть ли еще не во времена язычества — и дольки чеснока носят на шее, «чтобы отпугнуть простуду», и в ночь под Новый год кладут под подушку три листика бумаги с надписями: «Хороший год», «Плохой год», «Средний год», а утром вытаскивают листок и истово верят, что год будет именно таким, каким он обозначен на вытащенном листке, и т. д. и т. п.

Р. Кайзер рассказывает об «одном знакомом интеллигенте в Москве», который, мол, был одержим спиритизмом и безоговорочно верил в способности медиумов вести разговоры с потусторонним миром. Р. Кайзер надменно и назидательно поясняет: «Мой образ жизни не нуждается в… вере в потусторонние силы, я могу прожить и без них. А вот может ли русский интеллигент сказать то же самое?»[52]

Ну зачем же становиться в гордую позу, господин Кайзер, и судить по трусливому и торопливому контакту с «одним знакомым интеллигентом в Москве» о всей русской интеллигенции. Нельзя же, в самом деле, по патологическим аномалиям отдельной личности судить о целом слое населения. Это и ненаучно, и необъективно, и откровенно тенденциозно.

Что ж сказать тогда об американском обществе, в котором, как это явствует из опроса, проведенного в конце 1976 года институтом Гэллапа, девяносто четыре процента американцев считают себя верующими в сверхъестественную, а иными словами, в нечистую силу?

В книге Г. Смита особенно отчетливо бросается в глаза его неприкрытое стремление во что бы то ни стало принизить образ жизни советского народа, представить в искаженном, невыгодном свете житейские и бытовые обычаи и нравы его.

С нескрываемым презрением пишет Г. Смит о некоем «сентиментализме» русских, который почудился ему в особой популярности музыки П. И. Чайковского, его балетов «Лебединое озеро» и «Спящая красавица» с их сказочным, романтическим миром. Однако, высокомерно цедит Г. Смит, «современная интеллектуальная композиция хореографов типа Джерома Робинса оставляет русских холодными»[53].

Не доросли, мол, эти аборигены до понимания высот «интеллектуальной хореографии», и потому балет Дж. Робинса в Москве успеха не имел. Но, может, винить в этом надо отнюдь не московских зрителей? И потом, самая ли это плохая черта в характере народа — быть душевно чутким, отзывчивым на красоту и добро, уметь сострадать чужому горю и разделять его? Когда подобных качеств нет, то на смену им приходят черствость, жестокость, корысть, эгоизм, беспощадность к окружающим, к слабым, больным, обездоленным… Но эти последние качества культивируются и поощряются как раз в обществах, где правит капитал…

Констатируя щедрое гостеприимство советских людей, которым он, кстати, широко пользовался, Г. Смит и это золотое качество нашего народа стремится высмеять и изобразить в отрицательном свете. «Умеренность и бережливость не свойственны русским, — ухмыляется Г. Смит, — они живут сегодняшним днем…»[54]. Откуда Г. Смит сделал такой вывод? Что послужило ему поводом для столь обязывающего обобщения? Оказывается, подобный вывод Г. Смит извлек из посещения в качестве гостя так называемых «вечеринок» или дружеских пирушек, устраиваемых его советскими знакомыми.

Смит считает, что советские люди «выкладываются» на организацию таких вечеринок полностью, «не считаясь с затратами и благоразумием, — укоризненно покачивает головой Г. Смит, — с тем, чтобы этот… вечер безудержного веселья… провести на высоте»[55].

Что ж, советские люди умеют хорошо повеселиться, умеют и щедро угостить своих гостей, словом, умеют «провести на высоте» дружескую пирушку. И при этом хозяева не будут считать, сколько кто из гостей съел или выпил.

Этот житейский обычай советских людей, конечно же, никак не похож на деловую расчетливость американцев. Я вспоминаю, как во время визита в США нашу небольшую группу из Советского Союза пригласили однажды на вечеринку в один богатый дом в Оклахома-сити. Мы, четверо советских гостей, вдруг увидели, как приглашенные на эту же вечеринку американцы входят в дом хозяина и каждый приносит с собой то тепло укутанную кастрюлю, то сковороду с мясом, то картофель, то пирожки, то помидоры… А мы ничего не принесли с собой, ибо не знали, что в Америке принято ходить в гости со своей закуской и со своим питьем. И чувствовали себя в этом доме, скажем прямо, неуютно… Однако нам в голову не приходило смеяться над подобным «благоразумием» или расчетливостью американцев. Так, выходит, у них принято, таков обычай.

В одном из номеров журнала «Америка» рассказывалось о том, что и подобная манера приема гостей в США уже устарела. Теперь американцы выезжают в гости (так они это называют) с прицепленным трейлером. «Приехав на место, — с упоением рассказывает автор, — мы ужинаем в своем трейлере и затем идем… в гости. Им (хозяевам. — А. Б.) не нужно думать, чем нас накормить… И нам и им приятно — сплошное удовольствие».

И это «в гости»? Нет уж, увольте от подобного гостевания, в основе которого лежит голый расчет. Советское гостеприимство, к счастью, лишено мелочной меркантильности, столь свойственной «американскому образу жизни». Для нас, советских людей, принять гостей — это всегда радость: хозяева постараются и вкусно угостить, и завязать душевный разговор, и вместе песен попеть, и посмеяться, и потанцевать.

Как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Можно не любить тот или иной обычай в быте народа, но уважать чужие порядки положено каждому цивилизованному человеку, находящемуся к тому же в гостях. Уважать, а не заниматься высокомерным зубоскальством и пытаться нивелировать обычаи и нравы быта и жизни народов, возводя в эталон, в высший абсолют один-единственный «американский образ жизни». Он очень многим может прийтись не по душе.

Г. Смит отводит немало страниц подробным размышлениям, а точнее сказать, измышлениям о «тяжелом» пьянстве советских людей. Смит пускается в псевдоисторические экскурсы, вылавливая из книг разного рода зарубежных «визитеров», посещавших в разное время Россию, доказательства якобы издревле свойственной русскому народу склонности к беспробудному пьянству.

Г. Смит лицемерно жалуется: «За три года, что я провел в России, я употребил, алкоголя больше, чем за всю свою жизнь»[56].

Похоже, что Г. Смит действительно увлекался спиртными напитками. Он подробно, с особым смаком описывает свои многочисленные попойки в различных городах СССР и признается, что часто напивался, как говорится, «до положения риз» или, что Смиту, видимо, более импонирует, «до посинения пупа». Но, пардон, с какой же стати русские должны нести ответственность за недуг Смита?

Что же касается масштабов потребления спиртных напитков, то американским журналистам, сочиняющим книги ужасов о России, хорошо бы обратить свой сарказм и гнев против гигантского организованного механизма одурманивания американского народа алкоголем и наркотиками. Как признает газета «Крисчен сайенс монитор», к категории хронических алкоголиков в США можно отнести более 5 процентов населения США. «Белая книга» о наркомании отмечает, что свыше ста тысяч американцев-наркоманов уже находятся на стационарном лечении в больницах, а всего в США «несколько сот тысяч человек ежедневно употребляют героин и избегают лечения». Плюс к тому почти пять миллионов человек помещены в психиатрические больницы на стационарное лечение… Подсчитаем: 5 процентов населения США — это более 11 миллионов человек (алкоголики), плюс 5 миллионов находящихся на стационарном лечении в психиатрических больницах (душевнобольные), плюс около миллиона наркотиками увлекаются… Получается свыше 17 миллионов американцев… Частная медицинская служба заинтересована в том, чтобы их было больше, ибо прибыли врачей тогда возрастут.

Бывший посол США в Италии госпожа Клэр Бут Люс, никогда не отличавшаяся передовыми взглядами, признавала: «Если нынешний рост преступности, алкоголизма, наркомании и коммерческого секса (то есть проституции? — А. Б.) сохранится до 1996 года, Америка будет к тому времени самым пьяным, самым одурманенным наркотиками, одержимым сексом и преступным обществом на земле…»[57]

А самое страшное — это постоянно давящий на психику людей страх потерять работу. Первое и священное право человека на труд хозяевами общества высокоразвитого капитализма попирается бесцеремонно, систематически и, видимо, сознательно. Когда в США свыше 12 миллионов здоровых, в полном расцвете сил мужчин и женщин лишены возможности осуществить свое право на труд и превращены в униженных просителей, которым разные благотворительные общества от щедрот своих дают раз в день тарелку супу или пакет продовольствия для семьи, становится как-то не по себе от морали подобного общества, заставляющего значительную часть своих граждан получать подаяния. Различные американские журналисты и радиоголоса с упоением расписывают эту раздачу подаяния безработным как некое социальное достижение: вот, мол, они не работают, а их даром кормят.

Не могу не привести здесь размышлений на этот счет, которые встретились мне в мемуарах Мариэтты Шагинян «Человек и время». Вот что писала известная советская писательница: «Есть что-то унизительное в понятии «даром», поскольку оно, как пощечина, идет к человеку без ничего обратного, кроме чувства собственного унижения… даже собаке даровая кормежка — без ничего, без дела, без лая, без охраны дома — противоестественна. И по-другому показалось слово, такое частое в газетах, — безработица… Бесконечная человеческая очередь с котелком для супа в руках — в Америке, Лондоне, Риме, Париже, Японии… Раньше казалось: слава богу, что хоть кормят! А сейчас оборачивается ужасом: нет работы, не дают работы, вымирает сущность человеческая, костенеет без выхода энергия — в руках, ногах, мускулах, в коре головного мозга, это очень страшная вещь, хуже гильотины, — безработица.

Мудрейшим образом, по наивысшему закону справедливости составлена формула человеческого бытия при коммунизме — ОТ КАЖДОГО ПО СПОСОБНОСТЯМ, КАЖДОМУ ПО ПОТРЕБНОСТЯМ, где уравновешиваются отдача и получение не механически, не поровну, а той математикой справедливости, что выше высшего и что действует, я не побоялась бы сказать, как народ говорит: по-божески»[58].

Безработица есть самый худший вид издевательства над человеком; систематическая безработица миллионов трудящихся в США, то есть безработица, возведенная в принцип жизни общества, есть жестокое попрание самого понятия «права человека».

Действительно, «страшная вещь, хуже гильотины — безработица». Она безусловно является одной из самых веских социальных причин широкого алкоголизма, наркомании, психических аномалий и преступности в американском обществе. Откровенное и циничное нарушение права человека на труд в США не может, естественно, не тревожить советских людей. И эту тревогу сумела волнующе и точно выразить старейшая советская писательница Мариэтта Шагинян.

Поход против советской культуры

Впрочем, для Смита и Кайзера мнение прославленной писательницы ровно ничего не значит. Оба этих журналиста вообще стараются «не замечать» голоса подлинной советской интеллигенции, в том числе и художественной, творчество которой вдохновляется идеалами социализма и которая вместе со всем советским народом отдает свои силы и талант благородной цели строительства коммунизма в СССР.

Для Смита и Кайзера это все представители «официальной культуры». Американские журналисты отыскивают себе «информаторов» из числа тех весьма немногих лиц, которые, по мнению Кайзера, «разделяли наши (то есть американские, буржуазные. — А. Б.) ценности»[59]. Ссылаясь на «информацию» нескольких таких отщепенцев, Смит и Кайзер строят размашистые, хлесткие выводы о жизни советского общества вообще и о развитии советской культуры, в частности.

Может, в их книгах прозвучали какие-либо новые мотивы в оценке советской художественной культуры?

Увы, и Смит и Кайзер показывают себя весьма прилежными и послушными учениками старших поколений советологов. Мы встречаем все тот же набор клише и штампов, которые призваны удостоверить антикоммунистическую благонадежность авторов.

Штамп первый: культурная жизнь в СССР в 70-е годы «деградирует», в ней иссякли «жизненные силы и таланты»[60].

О «деградации» советской литературы и искусства 20-х годов писали М. Истмен и Д. Биллингтон; о «деградации» советской литературы и искусства 30-х годов писали М. Слоним, Дж. Гибиан, Г. Ермолаев и другие; о «деградации» советской литературы и искусства 40-х и 50-х годов писали Г. Струве, Х. Маклин, У. Викери и другие… Теперь вот Смит бубнит о «деградации» уже в 70-е годы…