ЧЕРНИЛЬНЫЕ КУЛИ АМЕРИКАНСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА

ЧЕРНИЛЬНЫЕ КУЛИ АМЕРИКАНСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА

Кто боится разрядки?

Уроки истории ничему не научили заправил империализма. Казалось бы, не так уж и давно, в 1946 году, один английский политический деятель, оставшийся не у дел, выступил в американском городке Фултон с печально известным призывом объявить «крестовый поход» против мира социализма. Тогдашний президент США Гарри Трумэн горячо аплодировал оратору.

Последовали годы «холодной войны». Изнурительной для народов. Выгодной для военно-промышленного комплекса США, вовсю раскрутившего маховик гонки вооружений, нажившего на этом миллиарды сверхприбылей за счет ограбления трудящихся, за счет налогоплательщиков.

Под влиянием объективных факторов возросшей мощи социализма, под давлением миролюбивых народов в конце шестидесятых — начале семидесятых годов руководящие круги США вынуждены были трезво оценить сложившуюся обстановку примерного равенства сил и искать путей перехода от конфронтации к деловому взаимовыгодному сотрудничеству с СССР и другими странами социализма. К этому их вынуждали и требования экономии, и борьба здоровых сил нации за самосохранение.

Вершиной позитивного развития отношений стран с различным социальным строем, как известно, явился Заключительный акт Хельсинкского совещания. Народы мира вздохнули с надеждой и облегчением. Существенно расширялись разнообразные взаимовыгодные связи между СССР и США, в том числе в области культуры.

Именно в десятилетия шестидесятых и семидесятых годов советская художественная культура получила некоторые возможности (разумеется, на взаимной основе) выйти впрямую к народам западных стран и в том числе к народу Америки. Высокий уровень советского искусства способствовал преодолению многих антисоветских предубеждений и предрассудков среди общественности западных стран.

Очень показательной в этом отношении была реакция американских читателей на специальный номер журнала «Атлантик», который вышел в 1961 году в Америке и впервые широко и довольно объективно представил американскому читателю современную советскую литературу и искусство. Житель Калифорнии Губерт Филлипс написал тогда редактору журнала: «Сэр! Спасибо Вам за июньский номер «Атлантика», в котором столько места отведено русскому искусству. На меня как бы повеяло свежим ветром. Этот номер служит залогом того, что оковы, державшие в тисках наши умы, шоры, мешавшие нам видеть все, что касается новой России, будут убраны»[200].

Однако надеждам честных американцев не суждено было сбыться. Правдивая информация о советском образе жизни, его литературе и искусстве, достижениях советской науки и техники, социальных достижениях советского народа опрокидывала замшелые догмы антисоветчиков, пробуждала в сердцах простых тружеников Америки добрые чувства к советскому народу. Пропагандистский аппарат крупной буржуазии США был напуган перспективой потери жесткого контроля над умами американского народа.

Противодействие взаимовыгодному сотрудничеству проявлялось в экономической, политической, научной сферах. Особенно нервически и шумно вели себя антикоммунисты-советологи, профессией которых является извращение, искажение и фальсификация советской художественной культуры, ее ценностей и устремлений.

Не успели еще высохнуть под Заключительным актом подписи государственных деятелей, а американский советолог Фр. Баргхорн поторопился выпустить книгу, предупреждающую Запад «об опасности разрядки». Фр. Баргхорн истошно призывал своих соотечественников «…осознать угрозу, которую несет американским национальным интересам и демократическим ценностям во всем мире советская внешняя политика, провозглашающая задачу «снижения международной напряженности»…[201].

Нарастание пропагандистской обработки населения Америки в антикоммунистическом и антисоветском духе сопровождалось завинчиванием гаек во всех сферах внутренней жизни страны, вплоть до жестких административных и репрессивных мер по отношению к несогласным с политикой тотального антикоммунизма с ее подавлением гражданских свобод и прав человека, с политикой, ведущей в конечном счете к открытой конфронтации с миром социализма, к термоядерной катастрофе.

Тюрьмы США наполнились тысячами политических заключенных, прогрессивно настроенные американцы подвергались преследованиям и репрессиям — вспомним судьбу и страдания, через которые прошла несгибаемая Анджела Дэвис, вспомним расстрелы национальными гвардейцами непокорных студентов в кемпингах Кентского и Джексоновского университетов Америки или кровавую бойню, учиненную полицией над неграми в Майями с сотнями убитых и раненых американских граждан с черной кожей, вспомним долгие-долгие годы тюремных мытарств «уилмингтонской десятки» и судьбы сотен других прогрессивно настроенных американцев…

Обстановка в США ужесточилась с появлением на политической сцене США президента Рональда Рейгана, ставленника самых воинственных кругов Америки. И самых антикоммунистических. Менее чем за два года своего правления Рейган сумел разорвать почти все связи между СССР и США — культурные, научные, экономические, торговые.

И, наконец, подобно Черчиллю, перелетев Атлантический океан на этот раз с запада на восток, выступил в британском парламенте в июне 1982 года с истерической речью, призвав все к тому же черчиллевскому «крестовому походу» против идей коммунизма и стран социалистического содружества.

С беспримерным цинизмом и лицемерием Рейган патетически восклицал в этой своей речи: «Оглядываясь на наше время, историки отметят постоянную сдержанность и мирные намерения Запада…»

…Сдержанность и мирные намерения Запада…

Пятьсот тысяч вооруженных до зубов американских солдат, тысячи самолетов, танков, орудий, военных кораблей в течение десяти лет изо дня в день демонстрировали эти «сдержанность и мирные намерения Запада» во Вьетнаме, залив маленькую страну морем напалма, химических отравляющих веществ, забросав ее миллионами тонн бомб, снарядов, мин…

Весь мир содрогнулся в наши дни в ужасе от чудовищных зверств израильского фашизма на многострадальной земле Ливана, от хладнокровного, заранее спланированного и безжалостного истребления целого народа Палестины американским оружием. Кровь десятков тысяч убитых палестинцев и ливанцев, она также и на совести Рейгана и его администрации. Им никогда не отмыть эту кровь.

Список кровавых злодеяний американского империализма против человечества, совершенных в наше время, этими примерами не исчерпывается. На фоне подобных преступлений фарисейские заверения Рейгана о «сдержанности» и «мирных намерениях» Запада звучат бесстыдной издевкой над человеческой совестью и разумом.

Время страхов и запретов в Америке

Курс, взятый администрацией Рейгана во внешней политике на конфронтацию с миром социализма, на ужесточение отношений и свертывание контактов, сопровождается разнузданной антикоммунистической и антисоветской пропагандой внутри страны. Правители Америки хотели бы вколотить намертво в сознание каждого американца нерассуждающую ненависть к идеям коммунизма, запугать его насмерть несуществующей «советской военной угрозой», заставить бояться даже самих слов «социализм», «коммунизм», «советский человек».

Завинчивание идеологических гаек внутри страны идет по всем линиям. Вновь возрождена так называемая подкомиссия сената США «по безопасности и терроризму», которая, в сущности, является точной копией комиссии по расследованию антиамериканской деятельности начала пятидесятых годов, созданной бесноватым сенатором Маккарти. В Белом доме все государственные служащие проходят проверку на политическую благонадежность. Средства массовой информации создают нервическую обстановку шпиономании, запугивают народ будто бы нависшей над США угрозой советского нападения…

Запрещаются книги американских писателей, в которых содержится хоть какая-то критика американского образа жизни. По данным Американской библиотечной ассоциации, только за период с сентября 1980 года по август 1981 года в США зарегистрировано в различных штатах страны около тысячи (!) таких запретов на «предосудительные» книги. Так, запрещены и изъяты из школ и библиотек книги Скота Фитцджеральда «Великий Гетсби», Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!», Пьера Сэлинджера «Над пропастью во ржи», запрещен Марк Твен с его незабываемыми Томом Сойером и Гекльбери Финном…[202].

Жесткая пропагандистская риторика пропагандистских служб Рейгана действует и на умы некоторых деятелей американской литературы и искусства. Буржуазные писатели Америки, любящие хвастать своей якобы «свободой» и «независимостью», на этот раз словно воды в рот набрали, они испуганно молчат.

Рейган бесцеремонно уволил со службы всех диспетчеров гражданских авиалиний страны за то, что они посмели объявить забастовку в борьбе за свои права. Рейган добился запрета этого профсоюза, оштрафовав его лидеров на громадные суммы.

И ни один из именитых писателей Америки не посмел и пикнуть в защиту попираемых прав трудящихся Америки. Совсем недавно президент Рейган запретил проводить забастовку железнодорожных машинистов страны. И опять же не слышно было голосов протеста американских писателей. О пресловутой «свободе» американской забыто напрочь.

И в то же время средства массовой информации США публикуют немало различного рода «заявлений» и «писем протеста» в защиту прав человека, которые якобы нарушаются в СССР и странах социалистического содружества. Подписываются эти заявления и протесты часто именами различных американских ученых, писателей, деятелей искусства. И как не раз уже обнаруживалось, люди, подписывающие подготовленные спецслужбами США клеветнические тексты, подчас ничего не знали о существе дела, против которого их понуждали протестовать. Отчего и попадали впросак, компрометируя свои имена и подрывая доверие к своему авторитету.

Более того, некоторые американские литераторы поспешили угодливо поддакнуть разнузданной антисоветской риторике Рейгана и его пропагандистских служб. Делается это по-разному. Скажем, полупорнографический журнал «Плейбой», имеющий очень большой тираж, задает престарелому американскому литератору Миченеру вопрос в лоб: «Вы, несомненно, убежденный антикоммунист. Что Вы думаете о поведении (!) Советов в восьмидесятых годах и о будущем этого общества?»

Ответ Миченера очень похож на многочисленные высказывания по этому поводу самого Рейгана: «…Поведение советского государства чудовищно… Я думаю, что Россия продержится лет сорок, а потом постепенно начнет распадаться»[203]. (Сравните хотя бы с предвыборными кликушествами Рейгана: «Проблема состоит в том, что русские — чудовища, что они не питают такого уважения к жизни человека, как мы, и поэтому они могут примириться с потерей 20—30 или 40 миллионов человек»[204], или с его же хвастливыми утверждениями: «Советский эксперимент переживает упадок. Наш противник начинает выдыхаться»[205].)

Право, становится неловко за человека, называющего себя писателем, политическое мышление которого не подымается выше крикливой демагогии нынешней администрации Америки и который буквально пресмыкается перед самыми реакционными силами американского общества, захватившими ныне власть в стране.

Да, поистине история ничему их не учит. Сколько уже было этих пророков, подобных Рейгану и Миченеру! После победы Великой Октябрьской социалистической революции в России посол США в Петрограде Френсис уверял свое правительство: «Большевики продержатся несколько дней».

Душили Советскую Россию голодом, тотальной блокадой, прямой военной интервенцией, в том числе и американских войск. Ничего не получилось. Власть большевиков, власть трудового народа окрепла, выросла и успешно развивается вот уже шестьдесят пять лет.

В июне 1941 года после вероломного нападения гитлеровских фашистских полчищ на СССР военный министр США Г. Стимсон заявил, что минимум через месяц, а максимум через три месяца Советская Россия будет разгромлена.

Разгромленным оказался немецкий фашизм.

Теперь вот Рейган и Миченер «отмеряют» срок жизни советскому обществу. Но еще в далекие годы гражданской войны в России вождь революции В. И. Ленин твердо и уверенно сказал: «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда»[206].

Другой американский писатель Уильям Стайрон в своем выступлении в Дьюкском университете поспешил словно бы присягнуть в лояльности рейгановекой антинародной политике и бубнил что-то маловразумительное о том, что, «как я понимаю, мы должны… ненавидеть коммунизм… Ненависть к коммунизму должна быть… необходимой потребностью…»[207].

И в то же время по тексту его выступления чувствуется, что Стайрон, похоже, понимает, куда могут завести страну подобные человеконенавистнические проповеди. Времена сенатора Маккарти еще у многих американцев на памяти, и Стайрон опасается, как бы в США вновь не началась «охота на демонов и ведьм».

Увы, выступления напуганных американских литераторов показывают, что охота там уже началась и первыми ее жертвами стали они сами, ибо страх уже ослепил их разум и они старательно исполняют свои лакейские обязанности перед денежным мешком крупной буржуазии, танцуя под дудочку Рейгана и его оголтело-антикоммунистической команды.

Да, похоже, и в самом деле близко придвинулась в Америке опасность того, что линию поведения определенных слоев ее населения все больше и больше будет определять страх, парализующий здравый смысл. Писатели, любящие называть себя «независимыми» и «свободными», покорно идут на поводу антикоммунистических пропагандистских служб, выступают пособниками мракобесия и вражды между народами, позволяют использовать свой авторитет и имя для подкрепления имперских амбиций правящих кругов США, выступают пособниками политики конфронтации, чреватой войной, в которой победителей не будет…

Известный советский писатель Виталий Коротич, вернувшись в конце 1982 года из США, где он провел несколько месяцев, с горечью рассказывает «о нацеленной против нас школе ненависти, о ее бесчеловечности и разрушающем действии на множество человеческих душ», с которой ему пришлось встретиться в Америке, о повседневном и ежечасном нагнетании там духа агрессивности по отношению к советскому государству и советскому человеку. Для этого используются все каналы воздействия на умы и психику человека — телевидение, радио, кинофильмы, статьи, книги. «И не за себя мне стало обидно, когда я листал размножившиеся за последнее время издания, стремящиеся нас оскорбить, — пишет В. Коротич. — Это позор Америки, а не мой позор — литература такого рода. Не стану перечислять огромное количество книг, где мы, советские, представлены полулюдьми, существами необразованными и неразвитыми; не стану цитировать статей американских авторов, где ненависть к нам обосновывается теоретически… Складывается впечатление, что страна «сошла с колес»… В очень уж крутое антисоветское пике вошли нынешние правители Америки…» («Правда», 28 февраля 1983 г., статья «Шрамы на душе»).

Горькие обиды Карла Проффера

Подал свой голос в журнале «Нью Рипаблик» (14.02.1981 г.) и завзятый антикоммунист — советолог Карл Проффер, который служит официально в Мичиганском университете в качестве профессора славянских языков и литератур, подвизается на страницах антикоммунистического журнала «Проблемз оф коммьюнизм» и на радиостанции «Голос Америки», этих главных инструментах психологической войны с миром социализма. Кроме того, является, ну конечно же, «совершенно независимым» издателем диссидентской литературы на русском языке в Америке. На чьи деньги существует подобное издательство, явно не имеющее никаких шансов на прибыльность, полагаю, догадаться нетрудно.

Что касается знания и понимания советской литературы, то прямо скажем: Профферу здесь похвастаться нечем. Суждения его о советской литературе односторонни, убоги и невежественны, и об этом уже писалось в «Литературной газете» (статья А. Мулярчика в № 29 от 21 июля 1982 года). А вот самонадеянности и чванливости Профферу занимать не требуется.

Главный же удар в статье направлен Проффером против ставших традиционными творческих встреч советских и американских писателей. Их состоялось начиная с 1977 года уже пять: три на советской земле и две — на американской. Эти двусторонние встречи возникли по инициативе некоторых американских писателей и Союза писателей СССР как раз в тот момент, когда правые силы в США повели активную атаку на разрядку и стали свертывать все связи и контакты с СССР.

Писатели Америки, которым дороги взаимопонимание и профессиональное сотрудничество со своими советскими коллегами, преодолевая огромные трудности, подчас подвергаясь травле в американских средствах массовой информации, мужественно продолжают поддерживать эти контакты. Вот это-то и не нравится Карлу Профферу. Как так, гневается самозваный наставник американских писателей, как это можно позволять себе регулярно встречаться с советскими писателями? Ведь это же — страшно подумать! — может создать впечатление о том, что хельсинкские договоренности все еще проводятся в жизнь! Ну, сами понимаете, подобная практика идет в совершеннейшем разрезе с политикой рейгановской администрации, которой верно и преданно старается служить литературный политикан Карл Проффер.

Он раздраженно поучает известную американскую писательницу Джойс Кэрол Оутс, которая после встречи с советскими писателями в Нью-Йорке отправила Профферу письмо. В этом письме американская писательница спрашивала «знатока» советской литературы: почему «эти славные серьезные наши коллеги — писатели из Советского Союза, не известны у нас, в США»?[208]

Проффер спешит разубедить писательницу. Откуда, мол, могло возникнуть у нее такое благоприятное впечатление о советских писателях? «Американские писатели введены в заблуждение», — бьет тревогу советолог. Эти «коварные» русские, по мнению Проффера, «используют» имена американских писателей. Для чего и как, спросите вы. Проффер поясняет: русским-де эти встречи нужны для того, чтобы… создать у своих читателей впечатление равноправного партнерства. «Когда имена американских писателей появляются в официальных советских газетах наряду с именами писателей советских… то тем самым предполагается, что советский читатель подумает: ну вот, все нормально, наши писатели едут туда, их писатели — едут к нам, они разговаривают на равных»[209]. А этого-то разговора на равных больше всего и не желает Проффер!

Он опасается: «Средний советский читатель может воспринимать подобные отчеты о встречах американских и советских писателей как подтверждение справедливости оценок текущих политических событий, даваемых советской прессой. То есть что именно Америка стремится разжечь мировой военный психоз…, а советская политика направлена на мир и подтверждает, что мы, русские, стремимся к миру. И даже хорошо известные американские писатели согласны с нашей точкой зрения»[210].

Что ж, в отличие от Проффера многие «хорошо известные американские писатели» на самом деле хорошо видят и понимают все безумие развязанной Рейганом гонки вооружений, взятого им курса на глобальную конфронтацию с миром социализма, допускающую возможность термоядерной катастрофы. Эта возможность действительно исходит только от одной стороны — от Соединенных Штатов Америки. Советское правительство перед всем миром торжественно заявило о том, что оно не применит первым ядерного оружия. Американское же правительство сделать подобное заявление наотрез отказалось. И каждый честный человек на земле, будь он писателем или простым рабочим, не может не видеть и не понимать, кто на самом деле стремится к миру, борется за мир, предлагает конструктивные решения для этого, а кто, наоборот, всю свою политику строит на имперских амбициях и ради достижения мирового господства готов пойти на риск термоядерной войны.

И если встречи советских и американских писателей вызывают раздражение у Проффера и у прочих «услужающих» буржуазии США — значит, подобные встречи на самом деле служат делу взаимного понимания и укрепления мира, значит, такие встречи подтверждают правоту и жизненность хельсинкских соглашений и принципов мирного сосуществования государств с различными социальными системами.

Проффер беззастенчиво и нагло делает выговор сопредседателю подобных встреч с американской стороны — почтенному литератору и многолетнему редактору журнала «Сатердей ревью» Норману Казенсу. Советолог презрительно называет Казенса легковерным, которого-де эти коварные русские обводят вокруг пальца.

Проффер гневается на Нормана Казенса потому, что редактируемый Казенсом журнал категорически отверг беспочвенные притязания Проффера напечатать на страницах этого журнала некое «опровержение», сочиненное лично Проффером по поводу публикации отчета Нормана Казенса о встрече американских и советских писателей в Пицунде в 1980 году. Среди прочего Казенс в своем отчете счел уместным разъяснить своим читателям истинную историю с пресловутым «альманахом» под названием «Метрополь». (Кстати сказать, не последнюю роль, похоже, сыграл в этом грязном деле лично Проффер. Именно у него в Америке оказался один экземпляр этого «альманаха» задолго до того, как о его существовании стало известно московским писателям. Именно Проффер выпустил вскоре этот так называемый «альманах» на русском языке в «своем», как он уверяет, издательстве. Тем самым стало очевидным, что вся эта затея с «альманахом» носила чисто политический спекулятивный характер, к тому же инспирированный из-за океана. Художественный уровень напечатанных Проффером материалов оказался настолько убогим и низким, что не осталось никаких сомнений в дурных художественных вкусах издателя.)

Проффер обвиняет Нормана Казенса в «наивности», в том, что почтенный редактор был «удовлетворен»[211] теми разъяснениями и материалами по этому вопросу, с которыми его любезно познакомили московские писатели.

До смерти огорченный отказом журнала «Сатердей ревью» напечатать его «опровержение», Проффер рвет и мечет: «Можно только гадать, чье влияние убило истину… Люди, подобные Казенсу, скорее предпочитают говорить о разоружении, чем задуматься над своим легковерием»[212].

Только напрасно Карл Проффер разыгрывает эдакого простачка и изображает скорбную мину по поводу своего якобы неведения о том, кто же в Америке убивает истину о Советском Союзе и о советской литературе. Ежедневно и ежечасно ее убивают там профферы и прочие советологи, чьей профессией и смыслом жизни являются клевета и ложь о социализме, о процессах в советской литературе.

Это они, профферы и им подобные, всеми силами стараются преградить доступ к американскому читателю любой объективной информации о советском образе жизни, которую несет в себе и каждое талантливое произведение советской литературы. С беспримерным чванством и высокомерием они рядят и судят, врут и клевещут на советскую литературу, стремятся опорочить творчество выдающихся ее мастеров.

Это они, американские советологи, вот уже много десятилетий воздвигают своего рода бумажный занавес вокруг литературы социалистического реализма, ожесточенно внушают школьникам и студентам Америки клеветническую мысль о том, что советская проза «дешевая», поэзия — «незамысловатая», драматургия — «стандартная» (М. Фридберг). Или «…подавляющая часть советской литературы простодушна, провинциальна, адресована в основном детям», а «…деревенская проза провинциальна, однообразна и сентиментальна» (К. Проффер)[213].

Голословные оценки советологов американский читатель проверить не в состоянии — по-русски он не читает, а советская литература в переводе на английский язык в США практически не издается. И за этим — чтобы советскую литературу не издавали на английском языке — бдительно следят советологи и другие спецслужбы США.

Как в Америке «закрывают» советскую литературу

В последние годы в писаниях советологов начинают проскальзывать псевдотеоретические рассуждения на тему: а существует ли на самом деле советская литература? Нужно ли употреблять этот термин — советская?

Вот, к примеру, Деминг Браун в своей книге «Советская русская литература после Сталина» (1979 г.) как само собой разумеющееся утверждает: «В последние годы (? — А. Б.) термин «советская литература» становится все более непригодным». Принимая позу некоего судьи, он объявляет приговор: «…Термин «советская литература» стал, в сущности, бессмысленным»[214].

Вот так-то. Ни больше ни меньше — «стал бессмысленным». Нет ее, оказывается, для Брауна, этой советской литературы, и советолог желает, мало того, он требует, чтобы ее не существовало и для других. И выдает, как видим, лично им желаемое за якобы общепризнанное, свершившееся, не требующее никаких доказательств.

Аргументация этого «закрытия» советской литературы носит у Д. Брауна сугубо спекулятивный характер. Разыгрывая наивного простачка, советолог вопрошает: а что, мол, разве не являются сочинения Солженицына или некоего Амальрика «советской литературой»? Ах, не являются? Ну тогда, мол, от современной советской литературы в СССР ничего и не осталось, и таким образом она прекратила, по Брауну, свое существование. Подобно другим своим коллегам-советологам, он бубнит все то же: все публикуемые в Советском Союзе в журналах и в виде книг сочинения советских писателей представляют, по его «просвещенному» мнению, лишь «претензию на литературу». Он обвиняет советских писателей в некой «бесчестности» и «поверхностности», все их творчество он перечеркивает, объявляет «скучным, заданным и лишенным художественного воображения».

Войдя в обличительный раж, Д. Браун заявляет, что советским писателям вообще, мол, присущ «недостаток образования и эрудиции» (!), и обвиняет в этом Советскую власть, которая, дескать, «не разрешает им (то есть советским писателям. — А. Б.) стать просвещенными»[215].

Как видим, Деминг Браун вкупе со своим коллегой Рональдом Хинли торопятся «закрыть» советскую литературу.

Согласно Д. Брауну и Р. Хинли, литературы советской больше не существует. Отделяя советских писателей от своего социалистического Отечества, оба советолога пытаются совершить ловкую подмену ясного и идейно определенного понятия «советские писатели» абстрактным «писателем» вообще, который сегодня может «проживать» в СССР, а завтра оказаться совсем в ином, не связанном с СССР, месте.

Свою лепту в эту «дискуссию» внес и Морис Фридберг. В статье, опубликованной в антикоммунистическом журнале «Проблемз оф коммьюнизм» (V—VI, 1980 г.), он с упоением говорил о наличии «эмигрантской русской литературы», которая, мол, «создается сегодня в Западной Европе, Израиле (!), США». Не в меру распаленному воображению советолога уже грезятся дивные видения, и он, подобно своему коллеге Профферу, заявляет, что именно эта «эмиграционная» русская литература обещает-де создать произведения, не менее существенные, «чем наследство старых эмигрантов, появившихся в Париже, Берлине, Варшаве и Праге в 20-е годы»[216].

Право, смешно читать подобные гадания. Об эмигрантах двадцатых годов и их творчестве писал еще князь Д. Мирский в книге «Современная русская литература: 1881—1925», вышедшей в 1926 году в Лондоне и Нью-Йорке. Писал с горечью: «В целом видные писатели, оказавшиеся вне советских пределов, не сохранили своих творческих возможностей. Потеря связи с родной землей есть тяжелое испытание для писателя… русские писатели за пределами России мало что создали… Ни одного поэта или прозаика, хоть сколько-нибудь значимого… за пределами России не появилось»[217].

Еще ранее, в 1919 году, парижский журнал «Новая Европа» заметил по поводу эмигрировавших из Советской России писателей: «Писатели-беглецы потеряли всякий контакт с родной страной, и, оторванные от ее почвы, они потеряли свою силу и свой гений… Русская литература жива, но не будем искать ее здесь, за границей, на чужбине…»[218].

Это говорилось о Бунине, о Куприне, то есть о писателях признанных, творчество которых было уже известно не только у себя на родине… Так что Морису Фридбергу надеяться ныне просто не на кого.

«…в эмиграции была собачья тоска… Ни одного нового имени в литературе эмиграция не дала»[219] — так оценивал положение и перспективы русской литературной эмиграции 20-х годов Алексей Толстой, вернувшись на Родину.

Не так давно американский журнал «Ньюсуик» напечатал статью о нынешних эмигрантах — бывших советских писателях с многозначительно звучащим заголовком: «Голоса в пустыне». Вот что в ней говорилось: «Всецело занятые проблемами приспособления к новым условиям жизни… они… не создали в эмиграции ни одного заметного произведения, а то немногое, что они написали на Западе, оказалось низкого качества и не прозвучало… отрезанные от своих корней, они, похоже, не способны что-либо создать… Вместо того чтобы продолжать писать… они сидят во французских кафе, болтая по-русски и строя планы освобождения своей старой родины (ну чем не «союз меча и орала» с блаженной памяти Остапом Бендером! — А. Б.)… Пока они были в Советском Союзе, они считали себя страдальцами. Но здесь они потерялись. Их голоса — это голоса в пустыне»[220].

Похоже, что и американцы не очень-то жалуют потерявших родину сочинителей. Недаром один из таковых пожаловался как-то в еженедельнике «Нью-Йорк таймс бук ревью» (1980, 7 сентября): «Я в Ленинграде встречался с бо?льшим количеством американцев, чем здесь, в Америке».

В своей статье М. Фридберг взялся также доказать, что в советской литературе 60-х — 70-х годов произошло якобы «падение романа». Он считает, что «…вся послесталинская советская литература, ныне уже насчитывающая четверть века, дала мало новых романистов». А если, мол, и появилось «несколько интересных русских романов», то все они «были написаны диссидентами и опубликованы за пределами официальных советских каналов»[221].

Чем же было вызвано обнаруженное Фридбергом «падение» советского романа? Оказывается, желанием советских писателей «обойти политические вопросы». Именно это, считает советолог, и способствовало тому, что советские писатели отвернулись от романа «во имя короткой прозы»[222].

Степень понимания Фридбергом отличия романа от рассказа видна хотя бы в том, что он объявляет «небольшими рассказами»… весьма объемистые романы Ф. Абрамова «Две зимы и три лета» и роман Ю. Трифонова «Дом на набережной»!

Чуть ли не единственным романом, достойным внимания, он признает «Доктора Живаго» Б. Пастернака. Фридберг объявляет это сочинение «поэтическим романом», который, мол, «обходил открытые политические проблемы»[223].

«Поэтический роман»… «обходил открытые политические проблемы». Ложь и фальшь словесных ухищрений советолога применительно к этому роману становятся особенно очевидными на фоне вполне конкретных и определенных оценок произведения Б. Пастернака, которые давались тем же журналом «Проблемз оф коммьюнизм» в 1964 году: «…роман… несет в себе нечто большее, чем просто антисоветскую… полемику… каждая его строчка пронизана антиреволюционным зарядом»[224].

Несколько позже другой американский советолог — Эдвард Браун — цинично признавал, что роман Б. Пастернака «…использовался в качестве психологического оружия в «холодной войне»[225].

25 октября 1958 года «Литературная газета» напечатала письмо К. Симонова, К. Федина, Б. Лавренева, А. Кривицкого и Б. Агапова, которое они направили Б. Пастернаку еще в сентябре 1956 года. Авторы письма дали четкий анализ этому роману и объяснили мотивы отказа редколлегии журнала «Новый мир» печатать его на своих страницах. В письме говорилось: «Вы написали роман сугубо и прежде всего политический, роман-проповедь. Вы построили его как произведение, вполне откровенно и целиком поставленное на службу определенным политическим целям… Ваш роман… глубоко антидемократичен и чужд какого бы то ни было понимания интересов народа. Все это, вместе взятое, проистекает из Вашей позиции человека, который в своем романе стремится доказать, что Октябрьская социалистическая революция не только не имела положительного значения в истории нашего народа и человечества, но, наоборот, не принесла ничего, кроме зла и несчастья.

Как люди, стоящие на позиции, прямо противоположной Вашей, мы, естественно, считаем, что о публикации Вашего романа на страницах журнала «Новый мир» не может быть и речи».

И вот теперь, спустя десятилетия, М. Фридберг лепечет: «поэтический роман»… «обходит политические проблемы»… Советолог прекрасно понимает политическую суть романа Б. Пастернака. И она его вполне устраивает с классово-буржуазной точки зрения. «Поэзия» и «обходы» тут ни при чем, они служат как бы дымовой завесой, призванной скрыть подлинные намерения антикоммунистов. Очень уж им хочется «поруководить» советской литературой, дать ей направление, желаемое советологами, разъяснить, на чем, на каких проблемах следовало бы сосредоточить внимание советских писателей, чтобы их произведения получали одобрение с «того берега».

М. Фридберг считает, что для советской литературы «нет необходимости заниматься социальными проблемами»[226]. Вот если бы советские писатели отошли возможно подальше от «больших общественных проблем», а социальные вопросы оставались бы «на заднем плане», да если бы сюжеты касались исключительно «земных событий в жизни негероического (!) народа», если бы писатели целиком сосредоточились на «индивидуальных, зачастую интимных отношениях мужчин и женщин…»[227] — вот тогда бы и советологи сменили свой гнев на милость и, может быть, даже признали бы без оговорок существование советской литературы.

Стратегические цели антикоммунистов заключаются не только в том, чтобы внедрять в сознание своих соотечественников априорно негативное отношение к литературе социалистического реализма, представлять ее в искаженном, клеветническом плане, но и попытаться косвенно повлиять на умонастроения советской художественной интеллигенции. Оторвать творческие интересы советских писателей от жизни своего народа, от партии, от задач коммунистического строительства, замкнуть эти интересы на «индивидуальных, зачастую интимных отношениях мужчин и женщин» — вот о чем вожделеют фридберги, профферы и иже с ними.

Они прекрасно понимают громадную и незаменимую роль и значение советской литературы и искусства в формировании коммунистического мировоззрения, высоких нравственных и моральных качеств строителей нового общества, в укреплении основ социализма, советского образа жизни. И потому ищут исторические параллели, которые можно было бы хоть как-то использовать в качестве аргументов в попытках скомпрометировать партийность и народность литературы социалистического реализма.

К примеру, М. Фридберг противопоставляет, конечно со знаком «минус», современную советскую литературу русской дореволюционной литературе. Он пишет: «Чтобы завоевать симпатии читателей к своим героям, дореволюционные русские писатели считали необходимым хотя бы отчасти поставить под сомнение разумность общества или правосудия государства…»[228]

Почти двадцать лет назад подобное спекулятивное противопоставление русской дореволюционной литературы современной советской литературе было сделано советологом Марком Слонимом, который писал: «…в течение полутора веков русская литература была «подрывной», она противостояла власти и выступала против государства и его представителей. Теперь же коммунисты требовали от литературы поддержки власти, службы государству и покорности правительству. Порывая с долгой традицией бунтарства, писатели должны были превратиться в защитников закона и порядка. А это означало большее, чем просто перемена психологии и политической позиции, ибо встает коренной вопрос: может ли литература существовать без конфликтов, несогласия, трагедий? Не нанесет ли непоправимого вреда художественному творчеству согласие писателей стать постоянными проводниками оптимизма и утилитарного рационализма?»[229].

Разумеется, М. Слоним и М. Фридберг предпочитают не уточнять, против какого государственного устройства и против какой власти боролась передовая русская литература «в течение полутора веков»; М. Слоним и М. Фридберг делают вид, будто им неизвестно, какая власть и какое государство возникли в России в результате победы социалистической революции в октябре 1917 года. А ведь в этом-то и вся суть!

Да, творчество великих русских дореволюционных писателей-реалистов было антибуржуазным по самой своей сути. Эту благородную традицию хранят и энергично развивают советские писатели. Их творчество также насквозь антибуржуазно. В этом господа советологи могут не сомневаться!

Приемы М. Слонима и М. Фридберга заключаются в абстрактном толковании таких конкретно-исторических понятий, как «власть», «государство»; в абстрактном противопоставлении литературы власти и государству вообще. Авось, мол, не разберутся и поверят.

Все дело именно в точке зрения. И когда М. Слоним и М. Фридберг пытаются подставить на место пролетарской свою, буржуазную, антикоммунистическую точку зрения и выдать ее за всеобщую и обязательную для всех времен и социальных устройств, то это попытка с негодными средствами. Она рассчитана на людей с примитивным уровнем политического сознания.

О несбывшихся надеждах советологов

Однако надежды советологов противопоставить советских писателей своему советскому обществу, партии, социалистическому государству несбыточны, и это понимают и некоторые советологи. Как писал в 1976 году Фр. Баргхорн: «К сожалению (!), подавляющее большинство советской интеллигенции поддерживает социализм…» и «…готово работать в рамках коммунистической политической системы, соблюдать ее правила…»[230]

Надо сказать, что и раньше отдельные советологи были вынуждены признавать, что расчеты на «оппозиционность» российских писателей Советской власти не имели под собой никакой основы. «Из преданности Советскому Союзу выросла преданность Коммунистической партии, которая руководит страной. Было бы ошибкой сомневаться в лояльности старшего поколения писателей». Такое признание мы можем встретить, к примеру, у Эрнеста Симмонса. Более того, Симмонс пришел к выводу, что и «…новое поколение писателей, не исключая и так называемых «сердитых молодых людей», выражает такую же преданность своей стране и партии»[231].

«…Бесполезно искать свидетельства… отрицания коммунизма или даже основных форм советского общества»[232], — меланхолически констатировал в конце шестидесятых — начале семидесятых годов Эдвард Браун.

Нелишне напомнить, что наиболее дальновидные буржуазные политологи Америки предупреждали своих коллег: «Рассчитывать на падение Советской власти… конечно, не приходится. Продолжать подобную политику и дальше означало бы иметь дело не с реальностью, а с фантазией и химерами, которые и так уже играли слишком большую роль в американо-русских отношениях после 1917 года»[233].

Эти слова были сказаны еще в 1928 году американским буржуазным историком Фредериком Шуманом. Как показывает опыт, история и тут ничему не научила антикоммунистов.

Стремясь подорвать доверие, снизить интерес западного читателя к советской литературе, советологи не останавливаются ни перед чем. В ход идет все: подтасовки, фальсификации, искажение реальных фактов советского литературного развития, клевета и вранье не только по поводу творчества советских писателей, но и по поводу отношения советских читателей к произведениям своих писателей.

Вот, например, тот же Морис Фридберг. Он давно и упорно пытается внушить общественному мнению Америки отрицательное отношение к советской литературе, заклинает не проявлять к ней интереса. Фридберг утверждает, что современную советскую литературу даже и в Советском Союзе почти не читают, предпочитая ей любую западную, любого качества.

В статье, опубликованной в Журнале «Проблемз оф коммьюнизм» (1980 г.), М. Фридберг вновь, хотя и в сноске, а все же не преминул еще раз подчеркнуть: «Предпочтение публики к русским переводам западноевропейской и американской прозы, поэзии и драмы в послесталинскую эпоху в общем было зеркальным отражением отношения и к советской литературе»[234].

Опровергнуть и это клеветническое утверждение Фридберга не составит большого труда, так как в СССР систематически публикуются данные многочисленных социологических исследований по этому вопросу.

Сошлемся хотя бы на статью известного исследователя данной проблемы Ю. Андреева «Массовая культура и культура масс», опубликованную в журнале «Звезда» (1982, № 7). На основании тщательного изучения социологических трудов, изданных в СССР за последнее десятилетие, Ю. Андреев сделал важные и неопровержимые выводы по вопросу о том, что и как читают из художественной литературы в городах и селах нашей страны. Вот эти выводы: «…наибольший интерес читатели проявляют прежде всего к литературным новинкам, а если говорить шире, к современной советской литературе. До 70—75 процентов читаемой литературы составляет советская литература (выделено мной. — А. Б.). Около 20 процентов читаемой литературы — это книги зарубежных авторов».

Фридберговское «зеркальное отражение» отношения советских читателей к современной советской литературе, как видим, разбивается вдребезги при первой же проверке фактами социологических исследований.

Идеологическая война против мира социализма, пресловутый «крестовый поход», объявленный Рейганом против стран социалистического содружества, далеко выходит за рамки борьбы идей и принимает характер тотальной психологической войны, основным оружием в которой являются запугивание, подтасовка фактов, фальсификация, ложь и клевета.

«Россия под руководством рабоче-крестьянского правительства не такая, какой ее рисуют в Америке буржуазные журналисты, дипломаты и бизнесмены»[235], — писал в 1918 году Джон Рид.

«99 процентов печатающихся в России материалов либо абсолютно лживы, либо пристрастны»[236], — в октябре 1919 года писал американский художник Роберт Майнор, побывавший в те годы в революционной России.

В 1930 году в США вышла книга «Голоса Октября. Искусство и литература в Советском Союзе». Авторы ее с горечью отмечали, что в США продолжает «…существовать своего рода интеллектуальная блокада, извращающая культурные достижения революции». В результате этой блокады, отмечали авторы книги, в респектабельных журналах Америки «даже сегодня возможно появление… таких заявлений о советском искусстве, которые они отвергли бы как незрелые, если бы это касалось советской политики или экономики. Не далее как в прошлом году, спустя двенадцать лет после революции, либеральный нью-йоркский еженедельник напечатал статью, оплакивающую «трагедию современной русской литературы», в которой темы творчества «ограничены узким официальным коммунистическим взглядом», а писатели должны «отказаться от всех индивидуальных или психологических проблем»…

Один из авторов книги, Джозеф Фримен, призывал непредвзято посмотреть на произведения советской литературы и искусства для того, чтобы убедиться в существовании «богатой и многоцветной литературы и искусства Советского Союза»[237].

Джозеф Фримен ужаснулся: как это можно было в 1929 году, «спустя двенадцать лет после революции», обманывать американский народ, пичкая его чудовищными небылицами о советской культуре!

Увы, Джозеф Фримен не мог даже и предположить, что кампания лжи и клеветы на советскую художественную культуру только начиналась в те годы, что спустя и двенадцать, и тридцать, и шестьдесят лет после Октябрьской революции в России американский народ будет во всевозрастающих масштабах получать невероятно искаженную, откровенно предвзятую и враждебную информацию о культуре реального социализма.

Идут годы, меняется жизнь, меняется политическое лицо планеты. А слова Джона Рида, Роберта Майнора, Джозефа Фримена ничуть не устарели для оценки сегодняшней деятельности профессиональных антикоммунистов, набивших руку на изощренной фальсификации фактов советской действительности и клевете на мир социализма.

Обманывать американский народ им помогает воспитанный в годы «холодной войны» большой отряд советологов, специально занятый дискредитацией советской литературы и искусства. Ничего, кроме вреда, деятельность эта народу Америки, разумеется, не приносит.

Мы уже упоминали книгу американского буржуазного журналиста Уильяма Ледерера под названием «Нация баранов». Автор был обеспокоен крупными провалами американской внешней политики, в результате чего «…большие районы мира, районы, в которых всего лишь пятнадцать лет назад нами (то есть американцами. — А. Б.) восхищались и на которые мы имели преобладающее влияние», вдруг стали относиться к Америке и американцам с отвращением, враждебно. Ледерер задался целью отыскать причину падения авторитета Америки и пришел к выводу: «…главной… причиной является невежество во всем том, что касается фактов, относящихся к остальному миру. Нация или индивидуум не могут выполнять своих функций, если правда им недоступна и непонятна…. Мы… должны стать информированными», но сделать это в Америке, отмечает автор, необычайно трудно, если не невозможно, ибо «…в Соединенных Штатах сегодня… правда в основном недоступна…».

Сказано сильно. Может, даже с перебором. Но верно и точно в основном: американский народ сознательно лишают правдивой информации о внешнем мире, и особенно о мире социализма.