5.7.4. Воспроизводство дефективной психики людей и общества под воздействием киноискусства
5.7.4. Воспроизводство дефективной психики людей и общества под воздействием киноискусства
Перед тем, как говорить о проведении стратегии в жизнь, рассмотрим ещё некоторые вопросы психологии, которые, на наш взгляд, следует рассмотреть при освещении принципов стратегии искоренения террористической угрозы, а не во взаимосвязи с какими-то иными фактами. Причина этого в том, что дефективная психика людей и общества — главная предпосылка к терроризму и она же — основа эффективности его воздействия на общество. Поэтому надо знать социальные факторы, порождающие дефективность психики множества людей и общества в целом, для того, чтобы осмысленно целесообразно строить политику государства и общественных инициатив в отношении них.
Прежде всего необходимо понимать, что терроризм рождается из недовольства людей своею жизнью и жизнью толпо-“элитарного” общества в целом. И способен терроризм поразить тоже только толпо-“элитарное” по организации личностных взаимоотношений людей общество.
Т.е. именно толпо-“элитарное” общество всегда «беременно» тем или иным терроризмом и находится под его угрозой, и это одно из неотъемлемых качеств толпо-“элитаризма”.
Однако если затюканный идиотско-вредительской политикой государства мелкий предприниматель покупает где-то гранату, а во время поездки на разборку с партнёрами роняет её на эскалаторе в метро в «часы пик», то взорвись граната [462], — это всё же не было бы террористическим актом, хотя какая-нибудь “Аль-Каида” могла бы заявить, что имел место очередной “подвиг шахида”, а изрядная доля толпы ей бы поверила; а ещё бoльшая доля той же толпы — испугалась бы и некоторое время избегала бы поездок в метро, а потом, загнав свои страхи в глубины психики, продолжала бы ездить в общественном транспорте, усугубляя свои неврозы.
Также из истории известны случаи, когда люди, под давлением идиотско-вредительской политики государства и «стихии рынка», достаточно хорошо управляемой на принципах коллективного своекорыстного сговора биржевых и банковских , впадали в депрессию и сводили счёты с жизнью не в одиночку, а так, что жертвами их самоубийства становились не только они сами, но и другие люди. Однако это — тоже не терроризм, хотя в определённых обстоятельствах какая-нибудь “Красная бригада” [463] могла бы объявить, что кто-то из её членов совершил “подвиг”, и при соответствующих политических обстоятельствах многие бы в такого рода заявление поверили бы, в результате чего заурядное самоубийство повлекло бы за собой вполне террористический эффект воздействия на общество.
Также средства массовой информации регулярно сообщают, что в том, или ином городе группа подростков забила насмерть (или почти насмерть, нанеся тяжкие телесные повреждения) кого-то из иностранцев или из числа граждан России с нетипичной для места происшествия внешностью. При этом расследование обычно показывает, что попытки представить такого рода криминальные эпизоды как идейно вызревший нацизм и ксенофобию [464], уже якобы действующие в России на молодёжно-организационной основе [465], оказываются несостоятельными даже при наличии какого-то подобия организации и соответствующей символики потому, что кроме одного — двух вожаков-организаторов все остальные (при разбирательстве с каждым из них персонально) предстают как обыкновенные безъидейные и безвольные сопляки, которые выпендривались друг перед другом, стараясь показать друг другу,«подружкам» и прочим окружающим свою «крутизну» и «значимость».
Т.е. хотя внешне всё это и выглядит как идейно оформившийся нацизм и ксенофобия, но это всё же — обыкновенная для всякого толпо-“элитарного” общества подростковая преступность, в которую вовлекаются подростки на основе инстинктивно обусловленных эффектов стадно-стайного поведения [466].
Происходит это потому, что к подростковому возрасту, когда в процессе нравственно-психического становления личности должна начать проявляться осмысленная воля и человек с её помощью должен научиться обуздывать свои — общеживотные — инстинкты, у подростка нет ни нравственных идеалов, ни мечты о смысле своей собственной жизни и смысле жизни своего народа и человечества, ни задатков личностной воли, для того чтобы воплотить эту мечту в жизнь. Зато он уже воспринял из культуры взрослых “идеал бытия”— «жрать», «иметь», «трахаться», «ловить кайф» и достигать удовлетворения в разнообразном самодовольстве за счёт окружающей социальной и природной среды.
Психологически же они в своём большинстве — носители животного типа строя психики, хотя вожаки (их один — два на всякую стаю-стадо: действующий и активист-заместитель [467]) могут быть носителями типа строя психики зомби или демонического.
При этом всем нечеловечным типам строя психики может сопутствовать опущенность в противоестественность вследствие употребления разнородных дурманов и психотропных веществ (всё, что расценивается в подростковой среде как «круто», т.е. представляет собой идеал, — фактически становится неизбежным в их жизни). И на этой нравственно-психической основе всё, проистекающее (вследствие безволия и бессмысленности бытия субъекта) из инстинктов и из пороков культуры, может прикрываться в каждую эпоху какими угодно идеями, способными придать тень возвышенного благородства проявлениям обыкновенной жестокости и злобы «недоделанных» подростков, а потом и «как бы людей» [468].
Причины же всего описанного выше и многого другого известного всем по жизни лежат в особенностях воспитания детей в самом раннем детстве [469].
И с этим утверждением по существу соглашается “Независимая газета” в статье Марины Лозинской “Из чего вырастает «образованное животное»”, опубликованной 8 сентября 2004 г. Относящийся к рассматриваемому вопросу фрагмент этой статьи представлен ниже:
«Совесть и сострадание
формируются у человека в возрасте от 3 до 5 лет
Один из самых загадочных для рядового обывателя феноменов современного общества — необъяснимый, казалось бы с точки зрения нормальной человеческой логики всплеск подростковой (даже порой детской) и женской преступности. О социально-психологических корнях этого явления мы беседуем с доктором медицинских наук, профессором Фёдором Кондратьевым. Без малого сорок лет он работает в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского.
— Фёдор Викторович, известно, что преступность меняется вместе с обществом. Какие перемены произошли в структуре криминала за последние 15 — 20 лет с позиции психиатрии?
— Наш институт, основанный в 1921 году, работает не только с психически больными, но и со здоровыми людьми, направленными на экспертизу. Мы имеем огромную фактуру социальных модусов поведения и можем писать «историю государства Российского», изучая истории болезни наших пациентов. В последние годы мы занимаемся и проблемами людей, переживших вооруженные конфликты, теракты, катастрофы.
Важным направлением стала психическая реабилитация людей, подвергшихся индуктивному воздействию тоталитарных сект. Помните «белое братство»? Занимаемся проблемами этнической и культурной интерпретации психического состояния человека.
Те преступления, которые сейчас совершаются, лет 15 — 20 назад были невообразимы даже для судебных психиатров. Прежде всего это детская преступность. Она была и раньше, но выглядела приблизительно так: мальчик-олигофрен украл батон. Сегодня к нам поступают убийцы, насильники, истязатели в возрасте от восьми (!) лет.
Вспоминается группа подростков, которые убивали беззащитных людей просто ради того, чтобы убить, а потом хвастаться, кто это сделал наиболее жестоко. Конечно, среди них встречаются наркоманы и пьяницы, но изначально это психически здоровые дети [470]. Особо тяжкие преступления, как это ни парадоксально, совершают не бродяги, а домашние дети [471]. Спрашиваешь: «Почему ты это сделал?» Ответ у всех один: «По телеку видал…»
Это не единичные случаи. Это массовая тенденция. [472]
— В чём причина?
— В России всё было: голод, война, репрессии, тотальная нищета, но никогда планка общественной нравственности не падала так низко. Звериный образ жизни — всё получать здесь и сейчас [473] — приводит к саморазрушающему поведению подростков. Общаясь с ними, понимаешь, что уних нет критерия добра и зла [474]. Он не сформирован воспитанием. Такие качества, как милосердие, сострадание, совесть формируются у человека в возрасте от 3 до 5 лет [475]. Если человеческое не заложено вoвремя, вырастет образованное животное (выделено нами при цитировании [476]). Наказание его испугает, озлобит, но не изменит к лучшему [477]. Был у меня четырнадцатилетний убийца. У него крестик на груди. Спрашиваю: «Зачем тебе?» Отвечает: «Может, поможет, может, срок скостят». Видели рецидивистов, исколотых целыми иконостасами?» (приводится по публикации на сайте: http://www.ng.ru/science/2004-09-08/12_kondratev.html)
По существу в России наших дней это означает, что:
· если большинство родителей не занимаются осмысленно целесообразным воспитанием детей, многие из которых — просто побочный продукт половой распущенности старших поколений и помеха своим родителям, препятствующая взрослым заниматься потребительством,
· то государственная политика искоренения террористической (и уголовной в целом) угрозы должна начинаться с тщательного отбора выходящих в эфир мультиков и сюжетов программы “Спокойной ночи, малыши!”, которые напрямую оказывают воздействие на психику малышей всякий раз, когда родителям и старшим родственникам некогда или недосуг уделить время своим детям и исполнить свой родительский долг перед детьми и Богом.
Нравится это “демократизаторам” и “свободным художникам” или же нет, но теле— и радиовещание как предназначенное для детей младшего возраста, так и просто доступное детям и несовершеннолетним, — в демократическом государстве, выражающем долговременные стратегические интересы народа, — область компетенции не только родителей, но и спецслужб государства (типа КГБ-ФСБ): дети в обществе должны быть не только защищены от растления их нравственности потоком теле— и радиовещания, но теле— и радиовещание должно восполнить то, чего детям не могут дать [478].
Соответственно, для решения этой общечеловеческой задачи спецслужбы (в России это — прежде всего ФСБ) должны быть наделены не только необходимыми властными полномочиями, но должны быть обеспечены кадрами психологов и педагогов высочайшей квалификации с нравственно-этическими качествами (насколько это возможно в больном обществе), по возможности более близкими к нормальным человеческим. [479]
Речь идёт не о том, чтобы малообразованные «искусствоведы в штатском», которые сами бесплодны в художественном творчестве, учили деятелей искусств, какие идеи и как тем воплощать в своих произведениях. Речь идёт о том, что искусство должно сеять разумное, доброе, вечное, а не ублажать те или иные страсти недоделанных субъектов, растлевая при этом подрастающие поколения. А если последнее имеет место в жизни, то общество в праве защититься от такого искусства, а государство обязано ему в этом помочь.
И для того, чтобы искусство выполняло миссию сеять разумное, доброе, вечное в толпо-“элитарном” обществе, в нём необходима государственная цензура, и она должна быть именно идейно-политической цензурой в широком культурологическом аспекте термина «идейно-политическая цензура» [480]; а если кто оказывается недоволен её решениями, то эти решения должны оспариваться не в суде, а органе типа общественной палаты по нравственно-этически обусловленному произволу её членов.
Пока же мультики, в которых Дональд Дак и прочие диснеевские [481] герои рыщут в поисках кубышки с долларами или клада золота, забытого пиратами или джином, программируют психику детей младшего возраста на приверженность “идее” «Жить на всём готовом — потреблять всё и всех!».
И такая идейная политика телевещания и кинопроката для детей создаёт предпосылки к тому, чтобы множество людей вошло во взрослость при животном типе строя психики, почти что не имея шансов когда-либо перейти к необратимо человечному типу строя психики.
Потом дети вступают в возраст постарше и на их психику, уже подготовленную рисованными кошмарами мультфильмов к восприятию кошмаров «большого кино» , обрушиваются мордобойно-убийственные “шедевры”, в которых «хорошие» парни и барышни если и не высокопрофессионально, то как минимум зрелищно-эффектно, безжалостно и беспощадно калечат и уничтожают «плохих» парней и барышень [482]: всё отснято и смонтировано так, чтобы зрители могли посмаковать или «потрястись от страха», а персонажи могли упиваться своей «крутизной».
Но при более пристальном и осмысленном рассмотрении содержания сюжетов большинства фильмов (как говорят искусствоведы-“демократизаторы”, — «мэйн стрима» — «основного потока» [483]) оказывается, что:
· «Плохие» парни и барышни плохи только тем, что — в силу социально обусловленных причин - они не только не состоялись в качестве носителей человечного типа строя психики, но им ещё и не досталось места у «корыта», из которого на законных основаниях хлебают «хорошие», в силу чего «плохие» всё ту же “идею” одинаково свойственную и «плохим», и «хорошим» — «иметь и употреблять всё и всех в своё удовольствие!» — реализуют по своему усмотрению не законными путями.
· Либо «хорошие» персонажи подаются зрителю как неподкупные люди долга и чести, которые защищают от «плохих» персонажей демократию по-американски и жизнь в ней «нормальных людей».
Однако при рассмотрении по существу этой самой “демократии” она оказывается всего лишь бездушной машиной, предназначенной для воплощения в жизнь “идеи” «иметь и употреблять всё и всех в своё удовольствие!» цивилизованным способом на законных основаниях, подавляя и уничтожая тех, кто пытается реализовать её “нецивилизованным” (с точки зрения её норм) путём или же незаконно.
То, что эта же “идея” в некоторых фильмах подаётся «под соусом» “идеи” мести за совершённое в прошлом зло, — идейной сути сюжетов не меняет [484].
· Если же в голливудских фильмах и отображаются проблемы личностного становления и созидательного (а не разрушительно мстительного) разрешения нравственно-этических проблем во взаимоотношениях людей [485], то действие сюжетов разворачивается либо в среде “элиты” [486], либо это фильмы о прорыве в “элиту” «золушки» (хотя в сюжетах пол «золушки» может быть не обязательно женским, но и мужским, однако сути сюжета эта вариация тоже не меняет).
“Элита” же «всё и всех имеет и употребляет в своё удовольствие» в силу эксплуатации своего социального статуса, так или иначе дающего её представителям потребительские преимущества перед так называемым «простонародьем», к которому принадлежит большинство людей во всяком толпо-“элитарном” обществе. Вследствие преимуществ такого рода возникает иллюзия, что “элита” в целом и её представители свободны и что, только приобщившись к “элите”, можно заняться если не своим собственным личностным развитием, то обеспечить эту возможность своим потомкам.
О том, что такого рода мнения — в действительности иллюзорны, лучше всего повествует фильм “Крёстный отец”, хотя он повествует о жизни семьи, принадлежащей к нелегитимной (незаконной) иерархии, но тоже живущей идеей «иметь и употреблять всё и всех в своё удовольствие!», точно так же, как и законная. Однако для того, чтобы это понять, — надо иметь совесть: при бессмысленно же бессовестном просмотре многие завидуют тому уровню вседозволенности, которого достигли «крёстные отцы», и норовят воспроизвести его в своей жизни, сея зло вокруг себя.
Тем не менее итог зрим: уже во втором поколении семьи, идущей по этому пути, главный герой достигает беспросветного одиночества и несчастья, пребывая на одной из вершин внутрисоциальной власти над другими людьми с нечеловечными типами строя психики, если судить по их поведению в сюжетных линиях.
Но то же самое — только в других декорациях — происходит и на легитимных вершинах той или внутрисоциальной иерархии (фильм “Римские каникулы” — об этом, хотя и в жанре комедии).
Но вот фильмов о том, как состояться человеком и жить просто по человечески, помогая в личностном развитии другим, без «дворца» и прислуги — таких фильмов Голливуд не производит.
А в эпоху “демократизации” и реформ отечественное кино тоже не сняло ни одного идейного фильма, который бы был принят народом: в отечественном «мэйн-стриме» только жалкое подражательство Голливуду. А сериал “Московская сага” [487], рекламируемый как нечто высокое — идейно-нравственное, по существу своих сюжетных линий оказался экранизацией московских сплетен за несколько десятилетий, в подборке которых выразился страх и «комплекс неполноценности» некоторой части советской и постсоветской “элиты”, а также незнание ею событий реальной истории и её непонимание. И хотя реквизит в фильме подобран высоко профессионально так, чтобы произвести впечатление достоверной передачи «духа эпохи», но “Московская сплетня” (то бишь «сага») эпоху оболгала: правдоподобно оболгала, как и всякая сплетня. Но если из “Московской саги” с помощью обычных средств киномонтажа изъять страшилки про Сталина и НКВД-МГБ, то останется пропаганда всё той же идеи паразитизма — «жрать, иметь и “трахаться” с комфортом на всём готовом, пребывая рабами иллюзии собственного благородства и значимости»…
В СССР же в сталинские времена «Совкино» (во многом благодаря «искусствоведам в штатском», главным из которых был сам И.В.Сталин) фильмы о том, как состояться человеком в самых трудных житейских обстоятельствах, производило. И именно они составили эпоху в мировом киноискусстве: были же они не лживой пропагандой, не “лакированием” «совковой» действительности, а экранизацией пока ещё не воплощённой в жизнь мечты всех тружеников о лучшей жизни всех людей без разделения общества на “элиту” и толпу. При этом сюжеты многих фильмов всё же имели реальную основу в жизни страны [488].
Но что касается “идеи” «существовать на всём готовом — жрать, иметь и потреблять, трахаться, ловить кайф…!» [489], — в каких сюжетах и декорациях её ни подавай, она всегда соответствует именно животному типу строя психики. А выражающие её сюжеты способствуют переходу к животному типу строя психики носителей всех других неустойчивых иных типов строя психики.
И поток такого кино, льющийся во все дома с экранов телевизоров, способствует воспроизводству в реальной жизни в преемственности поколений именно животного типа строя психики в процессе бездумного сопереживаниязрителей персонажам при просмотре фильмов.
И утверждение о господстве в обществах Запада (откуда пришли эти фильмы) именно животного типа строя психики — не наш вымысел: об этом же объективно говорят результаты научных исследований в самих же США:
«Яичница с беконом
превращает людей в хищников и наркоманов [490]
Американские исследователи установили, что запах и вид любимой еды возбуждают те же отделы мозга, что активно работают у наркоманов в ожидании новой дозы, сообщает Reuters. Также, благодаря любимым блюдам, активируются участки мозга, что у животных отвечают за охотничьи инстинкты. А человек эти стимулы ошибочно воспринимает как чувство голода.
В исследовании приняли участие 12 человек, средний возраст которых составил 28 лет. С помощью томографии учёные определяли биохимическую активность мозга в покое, а также его реакцию на зрительные, вкусовые и обонятельные стимулы, связанные с любимой едой. Оказалось, что при виде вкусного блюда весь [491] активность головного мозга повышается в среднем на 24 процента. Самые большие изменения происходят в височной и островковой областях коры, а также в глазничной извилине.
Причём, продукты, которые больше всего возбуждали мозг, трудно назвать диетическими. Среди них яичница с беконом, сэндвичи, гамбургеры, пицца, мороженое и сладости [492].
“Полученные нами результаты свидетельствуют об опасности постоянной «пищевой» стимуляции мозга. Люди видят автоматы по продаже сладостей, красивые витрины, смотрят кулинарные телепрограммы” [493], — комментирует свою работу руководитель исследования Дзин-Джек Ван (Gene-Jack Wang) из Брукхейвенской национальной лаборатории (Brookhaven National Laboratory) в Нью-Йорке.
Результаты этого исследования опубликованы на страницах журнала NeuroImage. В своих выводах авторы работы пишут: “Повышенная чувствительность мозга к таким стимулам и их распространенность однозначно способствуют эпидемии ожирения”» (приводится по публикации на сайте: http://mednovosti.ru/news/2004/04/22/egg/).
Однако, по нашему мнению, американские исследователи подменяют причину следствием:
В действительности объективно носители животного типа строя психики реагируют на «жратву» так, как это и свойственно животному. [494]
Животное в естественной среде обитания далеко не всегда знает, когда в будущем оно насытиться, и потому почти всегда готово есть «про запас», сметая всё на своём пути для реализации открывшейся возможности «съесть, сколько влезет» [495]. Представитель же вида «Человек разумный», если он объективно — носитель животного типа строя психики, — реализуя в условиях «общества потребления» [496] открытую возможность есть всегда, когда хочется в соответствии со сформировавшейся у него биоритмикой (или когда вывеска «Мак-Дональдс» возбуждает его пищеварительную физиологию вне биоритмики), и сколько влезет, — попросту систематически «ужирается» и в течение нескольких лет наживает себе кучу болезней, начиная от эпизодического «несварения желудка» до склероза сосудов, влекущего за собой инфаркты, инсульты, старческое слабоумие, всевозможную онкологию и т.п. Но у этой проблемы есть и психо-этические аспекты, вследствие чего «эпидемия ожирения» — ещё не самое худшее, что может произойти в обществе таких человекообразных.
Однако реакция на вид пищи — это всего лишь рефлексы, многие из которых — условные, т.е. выработанные самими людьми или непроизвольно сложившиеся в их психике под воздействием обстоятельств. А основной инстинкт всякого биологического вида — инстинкт продолжения рода, включающий в себя все врождённые программы поведения представителей каждого из полoв в видовом процессе воспроизводства новых поколений. И формирование правильного, — т.е. жизненно состоятельного, — отношения к этой стороне жизни личности и общества [497] — одна из задач воспитания подрастающих поколений.
Оборотная сторона этого же вопроса о половых инстинктах — отношение в обществе и в политике государства к субкультурам порнодействий.
* * *