Глава десятая Отпор

Глава десятая

Отпор

Сейчас, в восьмидесятые годы, КГБ все еще твердо придерживается ленинского указания шестидесятилетней давности: коммунисты должны терпеливо, настойчиво и умело использовать каждую трещинку, какой бы ничтожной она ни казалась, в стане противника. И недаром, анализируя советскую тактику, бывший майор КГБ Станислав Левченко говорит: «Присмотритесь повнимательнее, где у вас уязвимые места — и вы повсюду в них обнаружите присутствие КГБ».

Определенные слабости, характерные для демократического строя, можно устранить без ущемления принципа свободы, которая является сущностью, опорой и целью демократии. Посмотрим, как это должно выглядеть, на примере Соединенных Штатов.

В первую очередь Соединенные Штаты должны резко сократить присутствие КГБ на своей территории, прибегнув к массовой высылке его агентов. Нелепо допускать, чтобы Советы держали у нас полчища офицеров КГБ, которые, пользуясь дипломатическим статусом, повсюду бы шныряли, проникали в Конгресс, правительственные учреждения, университеты, орудуя как проводники советского влияния, пробирались в лаборатории, исследовательские центры и на промышленные предприятия, стремясь похитить наши технологические достижения, вылезали по ночам из своих гнезд на встречи с ими же завербованными шпионами.

Советское консульство в Сан-Франциско, нависшее над одним из важнейших в мире центров научно-технического прогресса, представляет собой, в сущности, не что иное, как рассадник шпионажа. Его давно пора закрыть. В этом случае весь его персонал уберется восвояси. Кроме того, Соединенным Штатам пора осознать права, вытекающие из суверенитета нашего государства, и дать знать Объединенным Нациям, что они не могут больше содержать на американской территории полчища шпионов из стран советского блока, что служащие ООН обязаны подчиняться законам страны, оказавшей им гостеприимство.

СССР и его сторонники, несомненно, отзовутся на массовое выдворение кагебешников всякого рода обвинениями Соединенных Штатов в «раздувании холодной войны», «угрозе делу разрядки», «подрыве принципов мирного сосуществования» и т. п. Но все это быстро стихнет — как это было, например, когда Великобритания выгнала сразу 105 советских «дипломатов» (дело происходило в 1971 году). Эта решительная акция ни в малейшей степени не отразилась на нормальных дипломатических отношениях между Советским Союзом и Соединенным Королевством.

В качестве следующего шага Соединенные Штаты во взаимодействии со своими союзниками должны ужесточить правила, регламентирующие экспорт передовой технологии, и добиться безусловного соблюдения этих новых правил.

Американская разведка и службы безопасности, в частности Центральное разведывательное управление и Федеральное бюро расследований, должны быть подняты на уровень, соответствующий сегодняшней обстановке в мире. Опросы общественного мнения показывают, что население нашей страны готово содержать вооруженные силы, достаточно мощные, чтобы защитить Америку и дать отпор любой акции враждебных сил.[19] Но самая могучая военная сила неэффективна в войне того рода, что ведет КГБ. Американцы, достаточно хорошо снаряженные для борьбы с КГБ на «невидимом фронте», — это всего лишь несколько тысяч мужчин и женщин, составляющих штат ЦРУ и ФБР. Оба ведомства все еще не оправились от тех опустошений, какие были произведены в рядах их служащих в 70-е годы.

Единственное звено американской разведки, ведущее поединок с КГБ по всему миру, — это оперативный отдел («служба тайных операций») в составе ЦРУ. Но и его сильно ослабили нелепые сокращения штатов, относящиеся к 70-м годам. Так, в октябре 1977 года тогдашний директор ЦРУ Тернер распорядился уволить из этого отдела 820 служащих.

По данным одного из авторитетных источников, в конце 70-х годов ЦРУ потеряло в общей сложности 2800 человек. Они ушли, унося с собой бесценный оперативный опыт, знание языков и чрезвычайно детальное знакомство с различными уголками земного шара. Результаты этого не замедлили сказаться, хотя их и скрывают от широкой общественности.

Когда аятолла Хомейни, сидя в Париже, еще только готовился к захвату власти в Иране, его ближайший помощник Садек Готбзаде дважды пытался установить личный контакт с ЦРУ. Оба раза ЦРУ бездумно игнорировало эти усилия, не предвидя, что наступает время, когда Америка будет отчаянно нуждаться в разведывательной информации, касающейся Ирана.

Контрразведывательные возможности ФБР во второй половине 70-х годов также пострадали, — главным образом, ввиду атак, которым ФБР подвергалось в Конгрессе, и соответствующей реакции общественного мнения. В то время как угроза безопасности Соединенных Штатов в областях контрабандной доставки наркотиков, организованной преступности и иностранной подрывной деятельности резко возросла, количество агентов ФБР, борющихся с этими видами преступлений, сократилось с 8619 в 1976 году до 7844 в 1980-м. На протяжении сорока лет ФБР тщательно собирало информацию о явно подрывных организациях; в их числе были и те, через которые КГБ проводит свои так называемые «активные мероприятия». ФБР собирало также данные об отдельных лицах, связанных с подрывной деятельностью, терроризмом или иными преступлениями на политической почве. Но в апреле 1976 года генеральный атторней Эдвард Леви постановил, что отныне ФБР не имеет права расследовать деятельность тех внутриамериканских организаций, в отношении которых нет доказательств, что они совершили какие-либо конкретные преступления или готовятся их совершить. Больше того, Леви распорядился также, чтобы ФБР не заводило досье на членов подрывных или террористических организаций.

В результате число таких досье, постоянно пополняемых ФБР, сократилось с 21 тысячи в 1973 году до неполной сотни (!) в 1982-м.

Для восстановления дееспособности ЦРУ и ФБР Соединенные Штаты должны принять на себя общенациональное обязательство содержать мощную разведку и эффективные службы безопасности как обязательное звено обороны государства. Сейчас годовой бюджет службы тайных операций ЦРУ вместе с контрразведкой, входящей в состав ФБР, уступает затратам на приобретение и содержание всего лишь двух эскадрилий современных самолетов-истребителей.

Кроме того, Соединенным Штатам предстоит принять меры к разоблачению той «двойной бухгалтерии», двойной морали, во внедрении которых Советский Союз ухитрился так преуспеть во всем мире. В соответствии с этой двойной бухгалтерией считается, что Советы вправе красть, лгать, жульничать, заниматься подрывной деятельностью, вмешиваться во внутренние дела других стран, раздувать пламя терроризма, начинать и поддерживать войны в любой точке земного шара. Все эти акции, по советскому определению, способствуют делу мира». В то же время протесты против несоблюдения Советами Хельсинкского соглашения, против содержания в психушках и принудительного «лечения» действительных защитников мира и инакомыслящих, против тех или иных западных точек зрения квалифицируются как провокация и «недопустимое вмешательство во внутренние дела советского государства». Подобные действия, по советскому определению, подрывают разрядку и мир и толкают человечество к ядерной воине.

Но население земного шара вовсе не обязано слепо подчиняться советским правилам и определениям. Советский Союз неоднократно объявлял, что в отношениях со свободным миром он придерживается принципа упорной и бескомпромиссной борьбы на всех фронтах — экономическом, политическом и идеологическом. Но раз это так, Запад вправе превратить территорию самого Советского Союза в поле битвы битвы идей.

Запад должен наводнить эту страну произведениями вы дающихся русских писателей, которые правдиво свидетельствуют о советских реалиях и подчеркивают неугасимое стремление народа к воскрешению величия русской культуры. Запад должен обеспечить круглосуточное радиовещание на Советский Союз. Книги и статьи, обращающиеся в самиздате, воззвания к народу, исходящие от писателей и философов, должны с помощью Запада стать достоянием всего подсоветского населения. Их авторы уже не будут чувствовать себя духовно изолированными, одинокими и бессильными перед всеподавляющим могуществом государства.

Советская олигархия ничего так не боится, как подрывающего ее господство идей правды и свободы, особенно когда эти идеи провозглашают сами же граждане СССР. Вот почему крупнейшие русские писатели оказались, подобно прокаженным, изгнаны из страны, вот почему их произведения запрещены на территории Советского Союза: советские власти смотрят на них как на бацилл, разносящих смертельную болезнь.

До тех пор, пока СССР пытается атаковать свободные страны, Запад должен искать тайного союза со всеми советскими гражданами, кто готов пойти на такое сотрудничество. По свидетельству Левченко, никогда еще среди подсоветского населения, — даже в учреждениях разведки, в системе министерства иностранных дел, в самой партийной иерархии, — не было так распространено желание вступить в сотрудничество с Западом. Он приводит ряд красноречивых примеров, подтверждающих его мнение и заимствованных из секретной информации, имеющейся в распоряжении КГБ.

В середине 70-х годов пребывавший в Алжире полковник Анатолий Николаевич Филатов, видный сотрудник Главного разведывательного управления, вступил в контакт с ЦРУ и предложил Соединенным Штатам свое сотрудничество. Как профессиональный работник разведки, он прекрасно сознавал, на какой риск идет. Но в то же время он знал, как эффективнее всего можно навредить «родной и любимой» партии.

В результате четырнадцатимесячного сотрудничества с ЦРУ полковник Филатов передал американцам огромное количество советских секретов, относящихся к областям разведки и военной техники. В частности, он детально ознакомил ЦРУ с таким важным вопросом, как участие Советов в организации террористической деятельности и партизанских действий во многих районах мира.

После перевода на работу в Москву Филатов продолжал передавать ЦРУ секретные оперативные документы. Он продержался почти год, пока ищейки из КГБ не прихватили его в тот самый момент, когда он загружал тайник. Местонахождение тайника было обнаружено ими в результате слежки за одним из агентов, державшим связь с Филатовым. Следствие по делу Филатова шло несколько месяцев, после чего военный трибунал вынес ему смертный приговор.

В другом случае главным действующим лицом был Александр Дмитриевич Огородник, служащий министерства иностранных дел, превратившийся из коммуниста-идеалиста, каким он был в ранней молодости, в ярого противника коммунизма. Огородник работал в советском посольстве в Боготе, столице Колумбии. Сотрудничать с ЦРУ он начал в 1974 году. В дальнейшем, работая в Москве, он смог устроиться в то управление министерства иностранных дел, которое занимается вопросами мировой политической конъюнктуры. Это управление является одним из немногих, получающих конфиденциальную информацию от КГБ, и располагает также собственными источниками секретных сведении международного значения.

Каждый советский посол за рубежом обязан ежегодно составлять обстоятельный отчет, включающий анализ политической ситуации в стране пребывания, тенденций развития, отношения к СССР и так далее. Резидентура КГБ в соответствующей стране вносит немалый вклад в такие отчеты, поставляя многие сведения и обеспечивая их оценку. Для добывания этой информации привлекается агентурная сеть. При нормальных личных взаимоотношениях между послом и резидентом в распоряжение посла предоставляется практически любая информация, которой располагает резидентура.

Проницательный аналитик, читая такие годовые отчеты, имеет возможность взглянуть на мировые дела глазами кремлевского руководства, оценить точки опоры и, напротив, источники беспокойства Советов, а также проникнуть в советские намерения и козни применительно к каждой стране.

В ряде случаев удается также установить характер и масштабы действий КГБ в конкретных странах.

На протяжении двадцати месяцев Огородник передавал ЦРУ микрофильмы сотен секретных советских документов, в том числе и посольских отчетов. Сводки, составляемые ЦРУ на их основе, поступали в Белый Дом, Совет национальной безопасности и Госдепартамент.

В первой половине 1977 года КГБ убедился, что каким-то образом происходит утечка политических секретов. Определив, какого рода секретная информация явно советского происхождения обсуждается в Вашингтоне, КГБ заподозрил, что в утечке ее повинно то управление МИДа СССР, где работал Огородник. Слежка за персоналом управления на первых порах ничего не дала. Строгий контроль, установленный здесь, исключал возможность выноса документов. Инвентаризация последних показала, что все они на месте.

Оставалось предположить, что кто-то из сотрудников переснимает документы, оставаясь в помещении вечерами или дежуря в выходные дни. КГБ скрытно установил в комнатах управления замаскированные телевизионные камеры, и как-то субботним вечером в поле зрения одной из них попал Огородник, занятый пересъемкой документов с помощью миниатюрного фотоаппарата американского производства.

Будучи арестован, Огородник немедленно капитулировал. Он объявил следователям: «Я придерживаюсь убеждений, противоположным вашим. Когда я начинал это дело, я отлично сознавал, на что иду, и знал, чем мне придется поплатиться, если вы меня поймаете. Я готов оплатить счет, который мне будет предъявлен. Против вас лично я ничего не имею: понимаю, что вы должны делать свое дело. Не вижу смысла мешать вашей работе и полностью готов сотрудничать с вами. Если хотите, я могу даже письменно изложить все, что произошло — начиная с того дня, когда я впервые встретился с ЦРУ. А потом вы сможете задавать мне сколько угодно дополнительных вопросов».

По окончании предварительного допроса следователи отправили Огородникова в камеру. Он получил бумагу и авторучку, однако не был удовлетворен ее качеством и заявил, что много лет писал одной и той же ручкой фирмы Монблан. «Я думаю, она и сейчас лежит на моем столе. Если кто-нибудь из ваших людей в ближайшие дни окажется рядом с моим домом, хорошо было бы ее получить».

Вскоре Огородник получил свою авторучку. В нее была скрытно вмонтирована крошечная ампула — настолько искусно, что осмотр ручки специалистами не позволил ее обнаружить. Огородник вскрыл ручку, проглотил ампулу, и не прошло и десяти секунд, как он был мертв. Так КГБ и не пришлось узнать, как он поддерживал контакты с ЦРУ, живя в Москве, что именно передал ему и были ли у него сообщники.

Самым известным случаем сотрудничества с ЦРУ в те же годы было дело Аркадия Шевченко. Окончив в 1954 году Институт международных отношений, Шевченко начал невероятно быстро продвигаться по службе в Министерстве иностранных дел, — благодаря собственным способностям и покровительству, которое оказывал ему министр Громыко. В сорок лет Шевченко был присвоен ранг посла. В 1973 году ему позволили занять пост помощника генерального секретаря ООН. Его считали одним из ведущих советских специалистов по проблемам разоружения. Помимо Громыко, Аркадий Шевченко лично встречался и беседовал с рядом членов Политбюро, включая Брежнева, а также с ведущими партийными идеологами Сусловым и Пономаревым. Советские руководители настолько доверяли Шевченко, что незадолго до истечения обычного пятилетнего срока его работы в ООН, в 1978 году, решили продержать его здесь еще два года.

По свидетельству полковника из «линии X», первым посвятившего Левченко в «дело Шевченко», в начале 1977 года Советы с удивлением обнаружили, что американцы вполне осведомлены не только об их истинной позиции по проблемам ограничения вооружений, но и о том, как далеко разрешено заходить их представителям, ведущим переговоры.

По мере того как увеличивалась американская осведомленность, росла и советская подозрительность. КГБ приступил к расследованию и к концу года пришел к ошеломительному выводу: по всей вероятности, американцев снабжает секретной информацией одно из трех лиц — посол в США Анатолий Добрынин, глава постоянной советской делегации в ООН Олег Трояновский или же Аркадий Шевченко.

Андропов потребовал — и получил — от удрученного этим фактом Политбюро специальное разрешение на расследование деятельности всех троих..[20]

Каждому из них была вручена копия совершенно секретного документа, излагавшего новую советскую позицию по вопросам ограничения вооружений. За всей троицей было установлено тщательное наблюдение. Только Шевченко на какое-то время был выпущен из поля зрения. При ближайшей встрече участников переговоров выяснилось, что американцы в курсе основных положений этого документа.

Из Москвы Аркадию Шевченко была направлена любезная телеграмма, высоко оценивающая работу, проделанную им в ООН, и содержащая пожелание, чтобы он продолжал и впредь столь же успешно трудиться на своем ответственном посту. Однако, говорилось в телеграмме, накопились некоторые мелкие, но требующие решения вопросы, связанные с его функциями, и удобнее всего было бы обсудить и решить их в Москве при его участии. Впрочем, это не особенно спешно, поэтому ему предоставляется выбрать наиболее удобное для него время, чтобы прибыть ненадолго в Москву, — например, в одну из ближайших недель.

В первых числах апреля 1978 года Шевченко сообщил интернациональному контингенту своих сотрудников, что болезнь тещи заставляет его слетать в Москву. Он бы и в самом деле полетел, если б не случайная встреча с одним из друзей, недавно прибывшим оттуда. «Не знаю, зачем ты им понадобился, — заметил тот, — но КГБ ходит за тобой по пятам. Если ты туда вернешься, тебе уже не вырваться».

Так получилось, что Аркадий Шевченко, помощник генерального секретаря ООН, протеже советского министра иностранных дел и доверенное лицо Политбюро, объявил себя невозвращенцем.

Продолжая вести расследование, КГБ обнаруживал все новые и новые свидетельства тайной деятельности Шевченко в Соединенных Штатах на протяжении ряда лет. Было установлено, что за два с половиной года, предшествовавших его бегству, он тратил значительно больше денег, чем позволяло ему официальное жалованье. Именно таков был срок его сотрудничества с ФБР и ЦРУ.

Когда американцам требовалось узнать что-либо, касающееся советской политики или намерений, Шевченко попросту направлял соответствующий запрос в Москву или спрашивал своего покровителя Громыко. Скажем: сколько человек из числа советских граждан, работающих в ООН в Нью-Йорке, являются агентами либо штатными сотрудниками КГБ или ГРУ? Шевченко легко мог перечислить большинство этих людей. Кто из московской партийной верхушки или из руководящего состава Министерства иностранных дел может оказаться наиболее податлив, если американцам потребуется иметь в этих кругах своего агента? Шевченко и на этот счет имел весьма ценные соображения. Действительно ли Советы заинтересованы в значительном сокращении запасов стратегического ядерного и обычного оружия, и в каких пределах они намерены следовать соглашениям, о заключении которых ведутся переговоры? Как ведущий советский специалист по проблемам разоружения Шевченко и тут мог не только высказывать авторитетные суждения, но и давать прямой ответ на все подобные вопросы.

Тот факт, что такой высокопоставленный человек, как Шевченко, совершенно очевидно предпочел сотрудничество с американцами всей своей советской карьере, говорит о неблагополучии в руководящем слое СССР и о неожиданных трудностях, с какими приходится в настоящее время сталкиваться Комитету госбезопасности. Причем Шевченко не одинок, его не приходится считать какой-то «белой вороной».

Летом 1982 года из Тегерана бежал и просил убежища у британских властей молодой русский — Владимир Андреевич Кузичкин, ответственный сотрудник советского консульства. Его биография, интеллект и убеждения невольно заставляют вспомнить Левченко.

Кузичкин родился в 1947 году в Москве. По окончании средней школы он был призван на действительную военную службу и три года отслужил в армии, причем часть этого срока провел в Восточной Германии. Демобилизовавшись, он поступил на восточный факультет Московского университета, где овладел языком фарси.

На него обратили внимание люди из КГБ. Когда в 1975 году Кузичкин получил университетский диплом, его пригрело Первое главное управление. По окончании разведшколы его прикомандировали к управлению «С» для прохождения узкоспециального курса обучения.

Если не считать «16-го отдела», в функции которого входит вербовка иностранных шифровальщиков и вообще персонала служб связи, управление «С» можно назвать, пожалуй, наиболее засекреченным подразделением КГБ. В его состав входит отдел, отвечающий за организацию диверсии и покушений, оно подбирает, обучает и направляет нелегальную агентуру, действующую по всему миру. Насколько известно, до 1982 года ни одна иностранная разведка не могла похвастаться, что ей удалось перевербовать или организовать бегство хотя бы одного штатного сотрудника управления «С».

С 1977 года Кузичкин работал в тегеранской резидентуре КГБ в составе группы, руководящей нелегальной агентурой. Здесь он не только наблюдал, но и участвовал в махинациях КГБ, получивших особый размах в последние дни шахского режима и после прихода к власти Хомейни.

Первое время Кузичкин был всецело поглощен служебными обязанностями, такими, как объезд по ночам отдаленных тайников, загрузка их инструкциями и заданиями для агентов и изъятие сообщений агентуры, предназначенных для «центра». По мере того как руководство резидентуры проникалось к Кузичкину все большим доверием, а с другой стороны, Хомейни выдворял из Тегерана все новых и новых гебистов, Кузичкину удалось войти в состав руководства резидентуры и получить таким образом представление об операциях более широкого масштаба, в том числе тех, что осуществлялись на территории соседнего Афганистана. Кузичкина дважды повышали в звании, и к 1982 году он был уже майором.

Но в 1982 году Кузичкин, в основном по тем же причинам, что и Левченко и другие, почувствовал, что хватит с него этой службы в КГБ. Неясно, вступил ли он в контакт с англичанами еще до бегства или же бежал на Запад на свой страх и риск. Во всяком случае, летом этого года обнаружилось исчезновение майора Кузичкина, приведшее к опознанию иностранными спецслужбами множества сотрудников и агентов управления «С».

Ошарашенный КГБ предпочел «не выносить сор из избы» и даже не проводил на Западе никакого зондажа, чтобы установить местонахождение и дальнейшую судьбу беглеца.

КГБ обслуживает советскую олигархию и как внутри страны, так и в своих зарубежных операциях ограничивается лишь тем, что эта олигархия считает выгодным для себя. Напротив, разведка и контрразведка стран Запада служат правительствам, избранным демократическим путем. Эти правительства не могут игнорировать волю и совесть своих народов, нарушать принципы морали и поведения, присущие цивилизованному обществу.

В силу этих фундаментальных различий двух систем в тайной войне наблюдается некий дисбаланс. Он обусловлен далеко не равными возможностями каждой стороны в области секретной деятельности, а также тем, что демократическая и тоталитарная системы уязвимы далеко не в одинаковой степени.

Но наряду с этим очевидным дисбалансом, идущим на пользу тоталитаризму, существует и обратный эффект. Советская система тоже крайне уязвима, но в ином, гораздо более серьезном смысле. Эта система, в значительной мере существующая за счет таинственности и секретности, которыми она себя окружила, очень чувствительна к малейшим нарушениям секретности, к проникновению неконтролируемой информации извне и утечке информации из страны.

А советская партийная бюрократия зашла между тем в тупик, советская верхушка страдает прогрессирующим склерозом, и режим становится все более уязвим. Ему угрожают не только идеи свободы, но и государственный переворот — дело рук «своих же», какой-нибудь группы кагебешников или партийных аппаратчиков.

Если в СССР не произойдут существенные реформы, то на протяжении восьмидесятых годов человечеству приходится ожидать от этого государства лишь продолжения тех акций, какими оно занималось во внешнем мире в семидесятых. То есть: увеличится количество подрывных «активных мероприятий», возрастет число и размах тайных террористических и подобных им акций. До тех пор, пока в Советском Союзе не произойдут коренные изменения, нам никогда не следует забывать слова, неоднократно произносившиеся советскими лидерами и в очередной раз повторенные Андроповым: «Ареной исторического противоборства социализма и капитализма является весь мир, это противоборство затрагивает все области общественной жизни, экономики, идеологии, политики». Тот же Андропов подчеркнул, что «чекисты» (читай: КГБ) действуют в такой специфической области, где не бывает и не может быть перемирия и передышек. Что ж, примем эти слова к сведению.