II

II

После появления в печати очерка «Георгины» Шарлотта Ивановна Петрусевич получила около пятисот писем — из Карелии, Закарпатья, Киргизии, Якутии… Порой на конвертах мелькали названия вовсе не знакомых ей маленьких городов: Хуст, Бобрка, Усть-Кут… И песенные имена деревень: Веселые Звоны, Ключи, Белые Камни…

Читая эти письма, я невольно думал о том, что, если их напечатать, получится хорошая книга.

Пока я хочу познакомить читателей только с пятью письмами. Я отобрал их не потому, что они самые интересные. Нет, я увидел в них главы маленькой документальной повести о цветах. Ценность этой повести, по-видимому, в том, что ее писали люди, даже не догадывающиеся о существовании друг друга.

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Глубокоуважаемая Шарлотта Ивановна, друг нашего друга!

Не удивляйтесь этому обращению. Я все сейчас объясню. Нас осталось в живых трое: я и Дунканы — Мария и Петр. В день моего рождения мы собрались у меня по традиции, и Петр с восторгом развернул передо мной газету: «Читай, Анна!» Я увидела название «Георгины» и подумала, что он отложил этот номер ради моей любви к саду. «Нет, ты читай сейчас», — сказал он. Я стала читать, у меня захватило дыхание. Я узнала, хотя и поздно, за нашего незабвенного друга Геннадия Ивановича Петрусевича.

Пятеро нас было неразлучных в Конармии Буденного: Геннадий Иванович, я с мужем и Дунканы — Мария и Петр. Душой этого содружества был ваш муж. Мне воспоминание о нем особенно дорого. Он спас мне жизнь.

Весной мы переезжали Донец. Лед уже был ненадежен, передние переехали, а моя лошадь стала тонуть. Я ухватилась за кромку льда, закричала. Геннадий Иванович соскочил с седла, кинулся в ледяную полынь, вытащил меня. Мокрые, на его коне, помчались мы догонять нашу часть. Меня назвали его крестницей.

А однажды я увидела рядом с ним в седле избитого мальчика лет двенадцати. Он поручил Васю мне, я его выходила. Потом Вася ходил в разведку, и его убили. Вот было горе! Геннадий Иванович положил на его могилу букет васильков. Он мне сказал в тот день, что самый любимый его цвет — синий.

Через год я уехала домой, потому что ожидала ребенка. Расставаясь, мы все пятеро дали клятву, где бы кто ни был, извещать друг друга о себе. Я работала в равкоме. Вернулся муж, стал работать военкомом. Потом и Дунканов послали на советскую работу в соседний город.

Во время налета банды Махно мужа моего убили. Я осталась с двумя детьми… Много пережито, милая Шарлотта Ивановна! Сына я потеряла в Отечественную войну.

Мне было тяжело все эти годы не иметь вестей от Геннадия Ивановича. И некого винить. Войны и стройки, стройки и войны… Сегодня на севере, завтра на юге. Из очерка я узнала, что он строил железные дороги, мосты, тоннели, а в конце жизни написал книгу «Георгины». Если можно, вышлите ее мне. Этот труд будет напоминать о любви нашего друга к родной земле.

Я тоже страстно полюбила деревья и цветы. В моем саду амурский виноград, облепиха, фруктовые деревья… Хотела бы я, чтобы расцвели в нем и георгины, особенно тот небывалый по красоте синий-синий, который вывел Геннадий Иванович. Петр Дункан говорит, что он пошел бы пешком к вам в Москву за тем сказочным цветком, да стар и болен, не слушаются ноги, даже по комнате ходит с палочкой. Поэтому, если можно, пошлите клубень.

Вот и сидели мы трое за столом в день моего рождения, вспоминали нашу суровую молодость, плакали и смеялись. Напишите о себе, Шарлотта Ивановна, друг незабвенного друга.

С сердечным приветом

А. Бублай

г. Северо-Донецк Луганской области

ПИСЬМО ВТОРОЕ

Милая, славная Шарлотта Ивановна!

Я мечтала поехать к вам, человеку с большим, чутким сердцем, но болезнь уложила меня в постель.

А больница наша была построена на растрескавшемся от зноя и суховеев пустыре. Единственно, что оживляло его до 1957 года, — это колючее порыжевшее перекати-поле.

И вот за три года благодаря главврачу Д. Кривоносу часть пустыря рядом с больницей стала цветущим оазисом. Этот доктор прошел всю войну с прифронтовым госпиталем, спас тысячи жизней, а сам был ранен жестоко…

Этот человек, как светлый луч, озаряет надеждой и бодростью каждого больного. И все вокруг страдающих людей он делает прекрасным. Плантации роз, всевозможные прекрасные цветы, но нет у нас георгинов.

Дорогая Шарлотта Ивановна, если бы вы согласились прислать нам хоть по одному клубню и «Сновидения», и «Королевы садов», и белых лохматых чудесных «Фантазий»!

Мы высадим их под окнами хирургического отделения, где лежат самые тяжелые больные. Пусть георгины, прекрасные, как души — ваша и Геннадия Ивановича, — зовут их к жизни, борьбе.

Мы вырастим эти цветы наперекор засухе.

С уважением

Н. Касперская

г. Геническ Херсонской области

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Уважаемая Шарлотта Ивановна!

Я узнал из газеты, что ваш муж создал георгин «Мадрид», похожий на язык огня. Это меня так тронуло, до глубины души. Я сам из Мадрида. Зовут меня Мануэль Сейнеро. Человек, который в честь моей многострадальной родины вывел особенный сорт цветка, вложил столько труда и терпения ради любви к миру.

Я юношей уехал из Испании и помню ясно все… Если я когда-нибудь вернусь в Мадрид, я посажу дерево или куст роз на испанской земле и назову их именем вашего мужа.

Я благодарен вам, ему, России за все. Дорогой незнакомый товарищ! Смею обратиться к вам с просьбой, если сможете мне выслать этот бесценный сорт, я буду несказанно рад. Я имею небольшой участок около дома, и эти цветы будут напоминать мне родину, великую дружбу народов и любовь русских людей к миру во всем мире, ко всему человечеству.

Мануэль Сейнеро

г. Ростов-на-Дону

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Здравствуйте, дорогая Шарлотта Ивановна!

Не удивляйтесь с первых строк письма. Конечно, мы с вами незнакомы. Но думаю, теперь будет знакомы. Живу я в небольшом городке Купянске под Харьковом. Зовут меня Софьей Ревенко. Муж у меня вернулся с фронта слепым.

Сейчас у нас есть два сына, одному 13 лет, другому 11. Живем мы небогато, но дружно. Рядом с домом — сад. Георгины, гладиолусы и другие цветы. Но георгины я люблю особенно. Вот и все обо мне.

Вы, конечно, старше меня, но дружба не зависит от возраста. Шарлотта Ивановна! Я читала статью о вас, милая. А потом обошла все книжные магазины и ничего не нашла о работе вашего дорогого друга жизни Геннадия Ивановича. Как жаль!.. Помогите мне в поисках его трудов!

Я буду вам очень благодарна, и не только я, а вся наша семья. Муж у меня слепой, но, когда цветут георгины, он подойдет к кусту и так нежно рукой его ощупывает. Мне так приятно смотреть и думать, значит, он тоже любит георгины. И мне хочется, чтобы у меня были самые красивые, чтобы ему было еще приятнее «осматривать» их руками. Горе, конечно, но что поделаешь. Проклятая война!

если нетрудно, помогите мне советом и добрым делом.

Привет вам от мужа и деток.

С. Ревенко г. Купянск

ПИСЬМО ПЯТОЕ

Дорогая бабушка Ивановна!

Мой папа получает многие газеты.

бабушка, несмотря на то, что статья о вас была большая, а времени свободного у меня мало, потому что в школе много задают, я дочитала ее до конца и узнала о вас и ваших цветах, над которыми вы работали с дядей Геннадием и добивались всевозможных сортов.

Дорогая бабушка! Я узнала из газеты, что вы старенькая, 62 года, и живете одна. И так хочется мне, чтобы вам было хорошо. Еще мне надо узнать, будут ли у вас и на этот год георгины, о которых пишут в газете, что их больше ста сортов и среди них есть соцветия в величину человеческого лица.

Я еще маленькая, но уже страшно люблю все красивое и цветы. Я бы хотела, когда вы получите это письмо, чтобы вы написали мне ответ. А мы с мамой поедем к тете через вашу местность летом и заедем посмотреть на ваш рай цветов. Я бы даже и сейчас поехала.

Папа обещает, что вся, вся земля будет, как сад, и ты, дочка, до этого доживешь. Может быть, и вы, бабушка, доживете до такой красоты?

А пока до свиданья.

Люся Карасева

г. Коростышев Житомирской области

Письма можно посылать при любой погоде — весной и осенью, летом и зимой. Клубни георгинов можно посылать только весной и накануне весны. Шарлотта Ивановна очень занята — она готовит живые посылки. Они уедут, улетят во все концы Советского Союза.

Георгины, высокие и яркие, как костер, украсят Дальний Север, засушливый юг, полустанки и города. Они раскроют соцветия в молодых садах, расскажут Анне Петровне Бублай о товарищах незабвенной юности, обрадуют руки слепого воина трепетом жизни, возникнут перед девочкой Люсей чудным видением будущего, напомнят Мануэлю Сейнеро грозные ночи Мадрида…