Звездный мальчик
Звездный мальчик
— Не хорони меня в Риме, — попросил однажды этот человек жену, и у той наверняка сжалось сердце, а в глазах блеснули слезы.
Они были уже совсем не молоды и жили вдвоем далеко-далеко от столицы, в глуши, в усадьбе, выложенной из крупных каменных глыб. Вокруг шумел лес, пели летние птицы. Усадьба была не роскошной, но вполне удобной — построенное подземное водохранилище позволило бы переждать самую большую засуху, а маленькая банька была устроена вполне в духе славных предков — тесная и довольно темная.
Наверное, нелегко ему было отвыкать от суматошной столичной жизни и привыкать к сельской размеренности. Сенека писал, что он жил, не тоскуя о городе. Но отчего же он умер в пятьдесят два? Причина его смерти неизвестна. Наверное, сердце.
Все последние годы жизни, молча наблюдая, как ветер раскачивает зеленые ветки, он вспоминал свою жизнь. А что еще оставалось делать?.. Рядом была верная жена, но половины его жизни она не видела. Потому что половина ее жизни была посвящена ожиданию мужа из военных походов. И вот, наконец, они вместе, и ни война, ни даже суета великого города не отнимают его у нее ни на минуту. Он, она и воспоминания…
Его детство прошло на залитых солнцем площадях Рима. Родители жили небогато, но были людьми уважаемыми, их дом стоял на Тусской улице, неподалеку от Форума, на котором каждый день кипели политические страсти. Отец погиб в Испании в самом начале Второй Пунической, мать была набожной женщиной, которая очень любила нашего героя и его младшего брата Люция.
Поскольку отец погиб рано, главой семьи стал старший брат. Было ему тогда 18 лет. Надо сказать, в Риме власть отца над детьми была покруче, чем власть хозяина над рабом. Сыновья лет до двадцати слушались своих отцов беспрекословно. А наш герой, став хозяином самому себе, быстро «отбился от рук». Он все решал сам. И потому прослыл в Риме отчаянным хулиганом. И стилягой. Девки, пирушки, моды… Разврат, короче.
Надо понимать, что представляло собой тогдашнее чопорное, крестьянское по своей внутренней сущности римское общество. Крестьянское — в смысле ханжеское. То есть приверженное соблюдению внешних приличий, ставящее внешние приличия превыше всего. Помните, как один из цензоров «уволил» из сенаторов человека, который в присутствии дочери поцеловал жену? Очень типично для деревенских по духу людей… Когда вечером один из самых строгих римских цензоров (запамятовал его имя) шел с работы домой, улица замирала — горожане гасили свет, чтобы этот козел, не дай бог, не подумал, что они проводят вечера за дружескими посиделками.
Вот как описывает нравы тогдашнего Рима историк Бобровникова: «Малейшее нарушение «декорума» вызывало у римлян старшего поколения глубокое возмущение. Так, по улице полагалось двигаться чинно и неторопливо, в тоге, спадающей величественными складками, причем она не должна была быть ни слишком широкой, ни чересчур узкой. Волосы полагалось коротко остригать, а на ногах носить определенного цвета башмаки. Нарушение этих правил казалось не просто неприличием, но почти граничило с преступлением. Появление… на улице в необычной одежде и обуви Цицерон ставит на одну доску со страшнейшими грабежами и убийствами».
Высшая государственная должность у римлян — цензор. Помимо прочих государственных обязанностей цензор следил за нравственным состоянием отцов народа. Никаким законом пирушки и веселье, разумеется, не запрещались. Но горожане полагали, что негоже, если ими будут править развратные и разгульные люди. Именно поэтому по долгу службы цензор мог выгнать из сената любого, кто, по его мнению, вел чересчур веселую жизнь или не соблюдал приличий. Простого люда это все, разумеется, не касалось.
Можете себе представить теперь, какое впечатление на приличную римскую публику производило появление нашего героя на улице — в легкомысленных сандалиях, с греческим перстнем на пальце. А что у него было на голове! Просто ужас! Вместо того чтобы коротко стричься под полубокс, как подобает римлянину, этот выскочка носил длинные волосы! Длинные волосы!!!
А они у него еще и завивались кокетливыми кудряшками!.. Вы, конечно, уже догадались, что это был Сципион? Ну до чего же ушлый пошел читатель! Ничего от него не скроешь…
Да, это был Публий Корнелий Сципион. Тогда еще не Африканский и уж тем более не Старший. Ко всем его «преступлениям» против общественной нравственности добавлялись чересчур высокая даже для римлянина гордость и искренняя любовь к греческой культуре.
Ах уж эта любовь к греческой культуре! Сколько копий об нее в Риме было сломано! Сколько горьких упреков обращено к римской молодежи, которая в погоне за яркой чужестранной культурой может утерять исконно римскую самобытность. Все впустую! Позднейшими историками античная цивилизация была названа греко-римской… А про Карфаген, тоже, в принципе, античный, все как-то даже и забыли.
Отношение греков и римлян друг к другу можно вкратце описать поговоркой «Милые бранятся — только тешатся». К греческим философским беседам практичные римляне относились презрительно. И если греки пытались вовлечь их в разговор на подобные темы, римляне насмешливо отвечали, что они — неотесанные варвары и ничего не понимают в греческих науках. Им легко было так говорить с высоты римского протектората над Грецией.
Греция дала крестьянскому Риму, умеющему прекрасно махать мечом, то, без чего всякое махание становилось бессмысленным — культуру (в том понимании этого слова, которое вкладывает в него интеллигенция).
Ранний римлянин, увидев в Риме греческий оркестр, настраивающий инструменты, в нетерпении мог спросить, когда они закончат заниматься ерундой и начнут наконец драться. Римлянин эпохи Пунических войн был уже не так прост. Каждый образованный горожанин знал греческий язык. В римских театрах шли либо греческие пьесы, либо римские римейки греческих комедий и трагедий. Греческая литература, наука и искусство широко присутствовали в Риме — за неимением своих. Вот только греческая гимнастика не приживалась: римляне допускали этакую срамоту только для детишек в школах, а взрослым людям более пристало упражняться с мечом, чем голыми скакать в гимнасиях.
Даже суровый Катон, не любивший греческую культуру и считавший ее опасной для римской цивилизации, полагал, что ее все же полезно изучать. И учил греческой культуре своего сына. А молодые римляне все греческое просто обожали! Сципион считал, что воевать за свободу Греции — честь для римлян… И вместе с тем беспутного или чересчур заумного соотечественника римляне могли презрительно обозвать словом «гречонок».
А греки? Как они относились к римлянам? Взлет римлян произошел практически мгновенно. Десять лет назад немногие греки знали про этот народ. И вот римляне уже повелители мира! Это вызвало во всем Средиземноморье огромный интерес к Риму и всему римскому. Было время, когда греки в римлян просто влюбились. Кстати, будущий древнеримский историк — грек Полибий попал в Рим против своей воли, но вскоре так полюбил этих людей, что остался в Риме на всю жизнь.
Греция была матерью, а Рим отцом западной цивилизации, вот что я вам скажу. Рим и Греция были для тогдашнего мира, как для сегодняшнего — Америка и Европа. Милые бранятся…
Женился Сципион тоже «неправильно». Всех прочих римских юношей женили их отцы. У Сципиона отца не было, он сам себе голова, поэтому женился по любви. На совершеннейшей бесприданнице, девушке из хорошей, но обедневшей семьи. Ее звали Эмилия Терция, и впоследствии эта гордая и умная женщина стала примером верной и преданной римской жены…
Ненависть старого поколения традиционалистов к «не такому как все» Сципиону, вполне компенсировалась любовью к нему римской молодежи. И не только молодежи, но и части патрициев. Сципион был кумиром. Надо сказать, он вообще отличался удивительным обаянием, глубоким уровнем эмпатии и потрясающим умением ладить с людьми. Там, где появлялся Сципион, на лицах людей непроизвольно возникали улыбки. Даже Ганнибал позже не смог устоять перед обаянием Сципиона и поступил так, как не поступал никогда в жизни — он говорил со своим врагом скорее как человек с человеком, нежели как политик с политиком или воин с воином.
Его неотразимая притягательность и природная доброта очаровывали практически всех, с кем он непосредственно контактировал. Именно и только личное обаяние помогло Сципиону склонить на свою сторону вождей испанских племен, тем самым развернуть в пользу Рима ход войны и изменить цивилизационное лицо планеты на тысячи лет вперед.
Пара слов об Испании, а то, я чувствую, до читателя все-таки не дошло… Когда Наполеон осуществлял свой великий проект Объединенной Европы, только в двух самых отсталых странах — по краям европейской ойкумены он встретил ожесточенное бандитско-партизанское сопротивление — в России и в Испании. Дикие крестьяне России и Испании, не понимавшие, что на самом деле несет народам великий цивилизатор, боролись с Наполеоном так, как будто он пришел скушать их страны на завтрак. В отсталой Москве Наполеон всерьез раздумывал об отмене крепостного права. В отсталой Испании Наполеон отменил дичайшую инквизицию и ввел современный гражданский кодекс. Просто так — подарил.
Вместо благодарности дикари обеих стран убивали из-за угла французских солдат. И после ухода Наполеона Испания в законодательном плане снова скатилась в средневековье, отменив наполеоновские законы. А российские крестьяне вернулись «в первобытное состояние» (по выражению царя Александра).
В еще более запущенном положении находилась Испания в древности. Дичее испанцев были, наверное, только жители Британии. Эти перед боем раскрашивали лица в разные цвета. Сущие папуасы…
Вы помните, едва только Карфаген отвлекся на Первую Пуническую, как испанские племена сочли, что метрополия им более не указ, и пунийцам потом пришлось покорять Иберию вторично.
То же самое повторялось и позже, во времена римского владычества. Даже хозяева мира — римляне не могли без дрожи думать о военных экспедициях в Испанию. Полибий характеризовал испанскую кампанию так: «…Необычны были и ход войны, и непрерывность самих сражений. Действительно, в Элладе или в Азии войны кончаются одной, редко двумя битвами… В войне с кельтиберами все было наоборот. Обыкновенно только ночь полагала конец битве… Если кто хочет представить себе огненную войну, пускай вспомнит войну с кельтиберами». Вспомнили?
Сколько существовал Рим, столько он и воевал в Испании. Сколько находился Наполеон в Испании, столько и воевал он в Испании. Вот в какой жуткой стране лежал ключ к победе над Карфагеном. Нужно еще учесть, что когда Сципион отправился в Иберию, у него с собой было всего 10 000 человек, а в Испании, помимо этих дурацких кельтиберов, находилось еще три карфагенских армии…
Еще момент. Небольшая информация о том, как вообще Сципион попал в Испанию. Иногда, изучая исторический материал, вдруг натыкаешься на какую-то деталь, какой-то мелкий психологический штрих, который вдруг неожиданно ярко, словно фотовспышка, высвечивает ситуацию, делая ее объемной и узнаваемо-человеческой. Ты вдруг отчетливо понимаешь время, место и суть дела…
Римляне были крайне политизированным народом. Целыми днями юношество толкалось на Форуме, обсуждая политические новости. Дети в школах играли в политические партии и учились произносить речи. На самые мелкие должности всегда самовыдвигалось кандидатов больше, чем было нужно. В своих речах они старались убедить избирателя, что именно они могут принести наибольшую пользу римскому народу, а после с замиранием сердца ждали результатов голосования.
Но идущая Вторая Пуническая, лютующий на юге страны Ганнибал настолько истощили силы народные, а Испания была столь непопулярной страной, что когда нужно было выбирать консула для командования войском в Испании, вдруг обнаружилось — нет ни одного кандидата. Тит Ливий так описывает этот драматичный эпизод римской истории: «Сначала ждали, что считающие себя достойными такой власти объявят свои имена. Ожидание оказалось напрасным… Народ, скорбный и растерянный, собрался в этот день на Марсовом поле. Обернувшись к должностным лицам, они оглядывали первых людей государства, а те посматривали друг на друга».
Представляете эту небывалую дотоле картину? Народ смотрит на первых лиц, ожидая, кто из них примет на себя ответственность за судьбу страны, а те играют друг с другом в переглядки!
Вот в этот момент и вышел длинноволосый повеса, возмутитель спокойствия и баламут в сандаликах с модным перстнем на пальце. Народ вздохнул и единогласно проголосовал за добровольца, раздались даже радостные крики. Но к вечеру город помрачнел и погрузился в скорбные раздумья. Все вдруг поняли, что случилось. Поняли, насколько плохи дела в государстве, если народ встречает приветственным криком 24-летнего мальчишку только потому, что он был единственным, кто вызвался сам.
Но именно этот стиляга и выскочка покорил Испанию, затем вопреки мнению римского сената перенес театр военных действий в Африку и разбил непобедимого Ганнибала, на что уж совсем никто не рассчитывал.
А помогли Сципиону покорить Испанию не только его меч и светлая голова, но и совершенно новая политика, которую можно было бы окрестить политикой доброты. Прошу прощения за патетику, но не я, а модный мыслитель Ясперс первым назвал Сципиона основателем и зачинателем эпохи гуманизма. И был совершенно прав: не Христос, а именно Сципион вдруг, как яркая звезда, прочертил темное небо Древности, потрясая новым стилем мышления все основы и устои этого мира. И показывая народам: можно и так вести дела, ребята. Как «так»?
Ну вот, например. Когда Сципион взял Новый Карфаген… Как он его взял — это отдельная песня, достаточно сказать лишь, что старый Карфаген во время Третьей Пунической войны римляне осаждали три года, что великий Ганнибал так и не решился штурмовать стены полупустого Рима. А Публий Корнелий Сципион взял Новый Карфаген за 1 (один) день… Так вот, когда Сципион взял город, его жители, зная, насколько ненавидят друг друга карфагеняне и римляне, опасались грабежей и резни.
Вместо этого Сципион собрал на площади горожан и объявил, что никаких эксцессов не будет. Государственным рабам Карфагена (это были ремесленники — оружейники и пр.) он сообщил, что они переходят в собственность Рима, но каждый, кто докажет свою преданность новому отечеству, получит свободу. Часть рабов — самых молодых и сильных — он назначил моряками. И пообещал вольную сразу после войны.
Наконец Сципион отпустил на все четыре стороны всех иберийских заложников. Вообще институт заложничества был очень развит в Древнем мире. Скажем, человек, известный нам как древнеримский историк Полибий, на самом деле грек, и появился он в Риме не по своей воле, а в числе греческих заложников… Победившая страна, чтобы обеспечить себе спокойствие, брала заложников из детей знати сопредельного государства — чтобы у тех даже мысли не возникло нападать или восставать.
Карфагеняне, чтобы обеспечить себе лояльность покоренных иберийских племен, взяли в заложники жен и детей их вождей. И поселили в Новом Карфагене. Поближе к плахе. Всего там было около трехсот человек. Сципион не стал использовать их в том же качестве, а просто отпустил, чем сразу расположил к себе иберийцев.
Эта его доброта не была военно-политической хитростью. Как не являются театральной хитростью перманентные нервно-психические эскапады Жириновского. Как не являются чем-то заранее продуманным периодические резкости и жесткие остроты Путина. И не нужно, хитро щуря глазки, везде подозревать трезвый расчет: люди не роботы. Человек всегда развивает и выдает то, что идет у него от души. Просто тогда в лице Сципиона в мир пришел новый человек. А другой новый человек, такой же длинноволосый, но гораздо более провинциальный, пришел только через 200 с лишним лет после Сципиона. И не факт, что он сделал для истории больше, чем Сципион.
Дабы убедить вас в том, что гуманность шла у Сципиона от души, а не от сверххитрости, расскажу еще один случай. Когда легионеры взяли Новый Карфаген, к ним в руки попала очень симпатичная девчонка, испанка, И ребята решили подарить ее своему любимому военачальнику. По всем канонам она должна была стать рабыней полководца. Но это был Сципион, а не какой-нибудь Газдрубал, прости господи… Первым пунктом он сердечно поблагодарил солдатню, вторым — велел им срочно найти родителей девушки, чтобы передать пленницу старичкам. Пока искали родителей, к Сципиону на своих двоих прискакал возбужденный юнец — жених девушки. Пока выясняли, кто он такой, появились родители девушки и принесли выкуп. Сципион сказал им, что никакого выкупа не нужно.
Действительно, что он, чечен что ли дикий, чтобы за людей выкуп брать… Возможно, приняв слова Сципиона за обычный восточный торг, родители стали умолять, чтобы полководец принял их дар. Но Сципион был человеком Запада. Он не стал торговаться, согласился принять дары, повернулся к жениху и, кивнув на разложенные у ног ценности, сказал: «Забирай. Это мой тебе свадебный подарок».
Девчонка эта была никто, равно как и ее парень. Никакой выгоды Сципион из своего поступка не извлек. Для человека современного его поступок выглядит естественно-благородным. А для мира древнего… просто живой бог милосердный спустился с небес и творит деяния, присущие более богам, нежели грешным смертным!
…В одном из боев с карфагенянами был захвачен мальчик. Выяснилось, что он племянник Масиниссы. Масинисса! Царь нумидийский, союзник карфагенян. Африканская Нумидия была Карфагеном когда-то завоевана и с тех пор помимо дани поставляла карфагенской армии кавалерийские части. Нумидийцы считались лучшими конниками в мире: кочевой народ, дети которого раньше садились в седло, чем начинали ходить… Я сказал «в седло»? Нет, не было у них никаких седел и вообще упряжи. Нумидиец составлял со своим конем одно целое и управлял им без всякой сбруи. Я же говорю, с детства…
Так вот, именно в бою с Масиниссой погиб отец Сципиона. И Сципион это знал. И Масинисса знал, что Сципион это знает. Тем больше он был поражен поступком Сципиона — тот не распял племянника Масиниссы на кресте, как это сделал бы любой нормальный пунийский полководец, а просто отпустил. Поступок был нетипичен для нравов той поры. Не распял, не запытал до смерти, не отсек голову, не стал держать в качестве заложника, даже не обратил в рабство. Просто отпустил без выкупа. Непонятно как-то.
Много дней ходил хмурый Масинисса, мрачно размышляя о том, куда катится мир. А потом вместе со всем войском перешел на сторону Сципиона, и не было у Сципиона с тех пор друга преданнее, чем Масинисса.
Жизнь этого Масиниссы вообще полна самых удивительных перипетий, достойных приключенческих романов и фильмов, которые даже застенчивый критик назвал бы натянутыми и неправдоподобными. Масиниссе случалось терять царство и приобретать царство, он был разбойником и уходил от погони, как в голливудском блокбастере — прыгая раненым с огромной высоты в бурную горную реку. Но и в самых тяжелых ситуациях, и в самых благоприятных дикарь-кочевник никогда не отступался от удивительного римлянина по имени Сципион.
Жители Нового Карфагена были так впечатлены личностью Сципиона, что когда через три года (Сципиона в городе уже, конечно, не было) к его стенам подошел с войском карфагенянин Магон — брат Ганнибала — и велел открыть ворота, ново-карфагеняне отказались. Хрена вам, пунийцы! Есть, оказывается, люди поинтереснее…
Слава о необыкновенном человеке по имени Сципион разлетелась по всей Испании, достигла Рима, улетела далее на Восток… Вожди иберийских племен стали постепенно, один за другим, подтягиваться к Сципиону и после беседы с ним уезжали с глупой счастливой улыбкой на лице — такой контраст являл собой этот римлянин в сравнении с надутыми, хмурыми, спесивыми, мстительными и мелочными пунийскими полководцами. Так велика была его добрая слава, что пожелай он стать царем Испании, его с радостью выбрали бы. Собственно, уже после войны к нему с этими предложениями подкатывались, но Сципион отказался.
Из-за его невероятной популярности в мире римская аристократия всерьез опасалась диктаторских амбиций Сципиона. Действительно, вся армия, весь плебс были горой за него. И он мог бы… Да, мог бы, как потом смог Цезарь… Но, возвратясь с войны, полубог зажил в Риме жизнью обычного частного человека.
Он был совершенно не от мира сего, этот странный длинноволосый человек, покоривший своим сердцем все земли вокруг срединного моря. Словно Румата Эсторский вдруг вышел из книги Стругацких, чтобы подтолкнуть земную историю туда, куда она должна была, по его мнению, покатиться.
Вот как охарактеризовал Сципиона Александр Блок, по понятным причинам никогда не читавший Стругацких: «За его величественным обликом все время сквозит нечто иное… чужестранный, необыкновенный и странный пришелец».
Куда же он хотел привести Рим и мир, в какое такое светлое политическое будущее? Об этом мы непременно поговорим чуть позже, но прежде пробежимся по главным вехам этого удивительного срединного времени. Почему «срединного»? Потому что Пунические войны разломили историю Рима пополам. И пиком этой эпохи была Вторая Пуническая…
Итак, Сципион взял Новый Карфаген за один день. Словно молния сверкнула по древнему миру. Новости тогда распространялись не так быстро, как нынче, но за пару-тройку недель весь Средиземноморский бассейн облетали. Важные новости летели еще быстрее и передавались непосредственно в нужные уши. Вот, скажем, сидит царь македонян Филипп на царской трибуне во время спортивных игр, к его уху нагибается вестовой и что-то шепчет царю на ухо. Но то, что он шепчет, через час уже узнают все зрители: римляне наголову разбиты Ганнибалом при Каннах. Опять разбиты… Филипп кивает и отряхивает ладони — списал римлян вчистую, нет больше такой нации. Поторопился, однако. Эти злосчастные римляне разгромят его через несколько лет…
Весть о том, что такой богатый и укрепленный город, как Новый Карфаген, взят за один день, потрясла всех. Все тогда примерно понимали, что такое щит и меч, как строятся города и как ведутся войны. Трудно взять такой город, как Новый Карфаген. Год может уйти и больше. Нельзя взять такой город ни за месяц, ни за два. Но, оказывается, можно за день.
Письма полетели Сципиону от царей ойкумены: как?! Как ты это сделал? Некоторым Сципион пообещал ответить, как только минутка свободная выдастся. И некоторым ответил. Но рассказ о полумистическом взятии города выпадает из рамок этой книги. Вот если бы я писал книгу, в которой взялся бы доказать инопланетное происхождение прогрессора Публия Корнелия Сципиона, я бы легко это сделал с помощью истории про взятие Нового Карфагена и еще пары похожих. А так — перейдем к дальнейшим событиям из жизни этого удивительного человека. Ну, взял город за один день, и взял. Молодец, что тут скажешь…
Не буду также описывать подробно все приключения Сципиона в Иберии, это заняло бы не одну страницу. Перейду к главному к тому, как исключительно волей одного человека Рим стал мировой державой.
…После победоносной испанской компании Сципион вернулся в Рим и доложил сенату, что Испания от карфагенян полностью очищена. Вообще за такие славные победы полагается награждать полководца триумфом. Но сенат, как я уже писал выше, знал любовь народа к Сципиону и опасался его возможных диктаторских замашек, поэтому триумф не разрешил: пусть будет поменьше славы. В триумфе Сципиону отказали по совершенно формальному поводу: до завоевания Испании он не занимал никакой официальной магистратуры. Собственно говоря, человека, не занимавшего официальных должностей, нельзя было отправить и консулом в Испанию, но тогда, как мы помним, желающих не было и на это просто закрыли глаза. А сейчас закрывать не стали. Очень удобно получилось.
Высшая власть в Риме — народ, и Сципион мог бы напрямую к нему обратиться. Зная любовь римлян к Сципиону, нетрудно предсказать результат: триумф был бы назначен. Сенат был абсолютно уверен, что Сципион так и сделает: триумф — самая главная награда для полководца. Случалось, что, выпрашивая у народа триумф, небритые (чтобы выразить смирение) полководцы ходили по Риму с толпой родственников, хватали за полу встречных и поперечных избирателей, уговаривая их высказаться за предоставление им триумфа.
Но тут сенат ошибся. Гордый Сципион никогда не унизился бы до того, чтобы клянчить что-либо. Да и наплевать ему, по большому счету, было на возможность проехать по улицам Рима с лицом, вымазанным красной краской. Новый человек.
У Сципиона были другие планы — он опять выдвинул свою кандидатуру в консулы и, естественно, был избран. Консульство было нужно Публию, чтобы открыть в Африке военные действия. Он хотел стать консулом пока еще не существующей, пока еще принадлежащей Карфагену провинции Африка. Сенат был против. Высадка в Африке, в то время как юг Италии еще топчет со своими войсками Ганнибал, казалась сенаторам верхом легкомыслия. Формально они были правы: нет провинции — нет консулата. Поэтому консулом Сципиона отправили на Сицилию.
Больше всех выступал в сенате против войны в Африке Квинт Фабий Максим — тот самый римский Кутузов. К тому времени дедушка стал уже совсем старенький. Фабий выступал долго и убедительно. Он отчего-то решил, что главная цель Сципиона — выманить из Италии Ганнибала. А если Ганнибал не клюнет? А если он снова пойдет на Рим? Наконец, кто поручится, что в Африке удача будет также улыбаться Сципиону, как она улыбалась ему в Испании? Да и что такое эта Испания? Тьфу по сравнению с Африкой! Вся испанская кампания была, в сущности, легкой прогулкой — вот Новый Карфаген вообще за один день взяли! В Испании у нас гавани есть дружеские, можно припасы подвозить, есть союзники. А в Африке — ни гаваней, ни союзников. До сих пор тебе, Сципион, сопутствовала военная удача, но чем больше сражений — тем выше вероятность неудачи. Зачем же губить войско в Африке?
Фабий Максим помнил, как Сципион носился в сандаликах по Риму, знал его как вертопраха, увлеченного греческим искусством, и полагал, что все военные победы парня — сплошная череда везения и удач.
Он не знал, что у парня — звезда во лбу. К сожалению, эта звезда имеет одно неприятное свойство — она видна только из будущего. Тут как на бирже — смотришь график колебаний цен на акции и ахаешь: вот тут надо было вкладывать, а вот тут выходить. Все так предельно ясно! Но эта ясность всегда в прошлом, а сейчас перед тобой только точка сегодняшнего дня, и куда поползет кривая, бог весть.
Как разглядеть величие исторической личности в том, кого ты знаешь с детства, кто шутит и хлопает тебя по плечу, ковыряет в носу и отправляется к ближайшему пригорку покакать? Христос из Назарета и тот оправлялся… Сложно под бытовой шелухой повседневности выделить главное. Лицом к лицу лица не увидать…
Короче, в запале заключил Фабий, война в Испании была проста, а в Африке будет сложна. Поэтому в Африку ехать не надо. В конце концов, родине слишком дорога жизнь Сципиона, чтобы распылять ее на африканских ветрах. Сенат был целиком с Фабием согласен. Мудрые люди…
Ответная речь Сципиона была краткой. Он сказал, что пять лет назад был ничуть не старше и ничуть не опытнее, он вообще не был полководцем, но это не помешало сенату вопреки закону отправить его завоевывать Испанию. И он ее завоевал. А когда он вернется из завоеванной Африки, Фабию африканская кампания покажется столь же простой, как теперь кажется испанская.
Результат вы уже знаете — Сципиона отправили руководить Сицилией. Единственное «послабление», которое дали ему отцы народа, заключалось в том, что формально сенат не запретил ему высаживаться в Африке. Да и то лишь потому, что сенаторы понимали: если запретят, Сципион обратится уже непосредственно к народу. Это вам не триумфа лишить, на который Сципиону было наплевать. Это дело государственной важности.
Впрочем, разрешения на африканскую экспедицию сенаторы Сципиону тоже не дали. Как не дали ему денег, кораблей и войск. Разрешили только взять штрафников — тех воинов, которые выжили при Каннской битве и были покрыты общим презрением, как отступившие. Это были люди, уже десять лет не державшие в руках оружия. На тебе, боже, что нам не гоже… Сципион взял.
Почему он так горел этой африканской экспедицией? Он ничего не знал про экологические ниши и конкуренцию социальных систем. Он знал одно: сенат запуган Ганнибалом, который казался римлянам воплощением всего карфагенского зла, но именно Карфаген, как матка чудовищного насекомого, порождает всех этих ганнибалов, газдрубалов, магонов, гамилькаров… Рим расходует самое дорогое, что у него есть — своих граждан — на борьбу с Карфагеном. А Карфаген тратит только деньги, потому что воюет чужими руками — руками наемников. Оправившись от войны, Карфаген снова восстанет перед Римом с огромными армиями, как это было после Первой Пунической. Не Ганнибал главное зло — Карфаген! А Карфаген находится в Африке. Ганнибал рассосется. Карфаген — останется.
Поэтому, едва приехав в свою провинцию, Сципион начал готовить африканский поход. Он назанимал денег, пообещав отдать их после победы. Потрясающее обаяние, правда?.. Назанимать денег на целую войну — «до победы». И потрясающая вера кредиторов.
Через месяц с небольшим у него было уже 440 кораблей и небольшая армия из добровольцев, штрафников и нескольких сотен преданных ему ветеранов, прошедших со Сципионом всю Испанию. Они были опытны, но у этих ветеранов ничего не было — ни коней, ни вооружения, они приехали за Сципионом в частном порядке.
И все равно денег не хватало: сложно профинансировать целую войну из одного кармана. Сципион скреб буквально по сусекам, использовал все возможности. Он как консул имел право провести небольшой призыв среди греков Сицилии. И провел — записал к себе в дружину около трехсот юношей из богатейших домов. Это были изнеженные отпрыски, никогда не державшие в руках ничего тяжелее собственного члена. Но у них было преимущество — знатные люди шли служить со своим вооружением и своим конем.
После первого же дня тренировок, пробежек, махания мечом, скакания верхом, отпрыски были в ужасе. Армия!
К вечеру, обойдя изнуренный строй, Сципион «приободрил» новобранцев, сказав, что в Африке придется еще тяжелее, там нет удобств, театров, нездоровая вода, болезни всякие. Типа проказы… После чего вдруг спросил:
— Ой, а чего это вы невеселые какие-то? Может быть, вы воевать не хотите? А? Может быть, тут есть кто-то хилый, кому война не по здоровью? Строй молчал.
— Вы подумайте…
— Я! Я хилый! Здоровья совсем нет… — Откликнулся один из новобранцев.
Строй замер. Все ждали гневной реакции римского консула. Но Сципион был добрый человек, мы же знаем.
— Не хочешь ехать в Африку? Ну, что ж… Лучше тогда тебя отпустить, наверное, чтобы ты своим кислым видом не портил настроение своим боевым товарищам. Я подумаю, что тут можно сделать… Придумал! Ты можешь найти добровольца вместо себя. Оставь ему только оружие и коня. На время. Он тебе отдаст потом. После войны. Я тебе даже помогу найти добровольца, уж очень ты мне, парень, нравишься, хоть и слаб здоровьем…
Сципион щелкнул пальцами и позвал одного из тех ветеранов, которые прибыли с ним в частном порядке — без коней и оружия.
Разумеется, конь, вооружение, щит, панцирь, шлем — все это моментально перекочевало к ветерану.
— Еще увечные есть? — спросил Сципион, обернувшись к строю греков.
Триста увечных, как один, сделали шаг вперед. Гвардия Сципиона была вооружена… Через некоторое время, с бору по сосенке, Сципион наскреб около 20 000 человек пехоты и в десять раз меньше всадников. С этими силами можно было доплыть до Африки и высадиться. Но завоевать… Сципион очень надеялся на помощь африканского царя Сифакса, с которым у него была предварительная договоренность. Но Сифакс прислал письмо, в котором очень извинялся и говорил, что не сможет, к сожалению, поспособствовать Сципиону валить Карфаген, потому что карфагеняне за него, старичка, выдали дочь Газдрубала, и теперь ему неудобно воевать против родственников. Пардоньте…
И еще одно сообщение пришло к Сципиону — от Масиниссы. Тот успел за время их разлуки потерять свое небольшое царство, сейчас разбойничает помаленьку и с нетерпением ждет, когда приедет Сципион, разгромит Карфаген и поможет ему вернуть его царство… Опять облом: на конников Масиниссы Сципион тоже очень рассчитывал.
Пришлось отплыть в Африку так — с горсткой народа. У Сципиона в Африке было столько же людей, сколько их оставалось у Ганнибала после альпийских перевалов. И соотношение сил было аналогичным. И результат — Сципион бил в Африке всех, направо и налево. До тех пор, пока не разбил, наконец, и самого Ганнибала.
После чего длинноволосый парень заключил с Карфагеном мир на следующих условиях. Карфаген сохраняет полную автономию. Римский гарнизон в город не вводится. Никаких военных баз на территории Африки римляне устраивать не намерены.
Карфаген лишается всего военного флота (кроме 10 кораблей среднего водоизмещения), всех танков… то есть, простите, боевых слонов. Карфагену запрещается вести военные действия без разрешения римлян. Карфаген возвращает всех римских пленных. Карфаген возмещает убытки, понесенные Италией от 17-летнего пребывания там ганнибалова войска — выплачивает Риму контрибуцию в размере 10 тысяч талантов серебром в течение 50 лет.
В общем вполне щадящие условия, согласитесь. Тем не менее в Карфагене они вызвали бурю возмущения. Карфагеняне кричали, что они не отдадут врагу ни пяди, ни цента, что нужно продолжать войну до победного конца… В общем, неизвестно, чем бы кончились все эти ура-патриотические митинговые страсти, но тут сквозь толпу к очередному оратору пробился грузный человек и рывком стащил крикуна с возвышения. Толпа ахнула, возмущенная подобным недемократическим поведением. Но человек повернулся, и толпа ахнула во второй раз: люди узнали Ганнибала.
— Хватит орать и обвинять меня в нарушении обычаев, — рявкнул он. — Я не помню этих обычаев, слишком долго я не был на родине. Но хочу вам сказать, что вы должны пятки целовать Сципиону за такой мягкий договор. Зная нас, я представляю, что мы сделали бы с Римом — имени его не оставили бы! Так что идите в храмы и молитесь, чтобы римский сенат ратифицировал столь мягкий для нас договор. Пидоры болотные…
Впрочем, последнего Ганнибал, возможно, и не говорил, не буду врать. Полибий, во всяком случае, про это не пишет…
Прав был Ганнибал — римский сенат не хотел утверждать столь мягкий для Карфагена мирный договор. Основной упор противников мягкости состоял в том, что пунийцы недоговороспособны (вероломны, попросту говоря). Они вырезали всех жителей Сагунта только потому, что им нужен был повод для войны с Римом. Они обещали выпустить жителей осажденной ими Нуцерии с двумя парами одежд, а город честно разграбить. Жители Нуцерии город сдали, но их всех убили. За что? Зачем?.. Просто так, таковы нравы пунийцев… А что сделал с италийскими городами Ганнибал! Он стер с лица земли более 400 населенных пунктов. Совсем недавно, уже подписав мирный договор, пунийцы напали на римский корабль. И вот теперь мы должны дать им автономию и прочее?.. Может, еще сплясать перед ними? Какого черта сочувствовать людям, которые сами никому и никогда не сочувствуют? Согласитесь, есть логика.
Посланцы Сципиона пытались донести до сенаторов его точку зрения. Они говорили, что мягкость мирного договора нужна не Карфагену. А в первую очередь Риму.
Логика гуманизма в действии. Новое мышление. Следите за мыслью…
Потому что поступить с карфагенянами жестоко — значит самим отчасти стать карфагенянами. Но Рим не таков! Рим всегда славился справедливостью и милосердием к побежденным. Кого и чего ради мы теперь должны отказываться от своих принципов? От своих основ? От своей самости (идентичности, как сказали бы сегодня)? Вы предлагаете разрушить целую цивилизацию? Это преступление!.. Если мы поступим так и разрушим Карфаген, об этом будут помнить в веках. Хорошая ли это память о Риме? Даже звери щадят побежденных. Вспомните, сколько зла принесли нам карфагеняне. Вспомните тщательно, чтобы не принести столько же зла им!.. Карфаген принес нам гораздо больше зла, чем все наши прошлые враги и противники, потому что это огромный город. Но именно по этой причине он больше достоин пощады.
…Абсолютно цивилизаторская логика. Именно большой город, мегаполис есть средоточие цивилизации. А цивилизацию всегда жалко, даже если она чужая…
Пощадим Карфаген! Возможно, кто-нибудь когда-нибудь пощадит и нас. Вспомните, кто из сената высказывался за эту войну, кроме Сципиона? Все были против. Отчего же теперь, после победы, вы так горите пылом разрушения? Оставьте Карфаген в покое, им сейчас хватит проблем и без нас. Вся Африка, которую они угнетали, против них… Сенат ратифицировал мирный договор в редакции Сципиона.
Кстати, вот еще один пример сципионова гуманизма. Мы помним отношение римлян к пленным — оно было почти сталинское, в лагеря, правда, пленных не сажали и в рабство не обращали, как это было при дядюшке Джо, но презирали и не уважали. А для римлян это — половина смерти. Так вот, на одном из торжественных мероприятий Сципион взял за руку и посадил рядом с собой одного из бывших пленных, показав тем самым, что не считает бывших пленных ниже себя. Показательный момент. Он все всегда делал наперекор.
Сципиону в Испанию слали предостерегающие приказы сената о том, чтобы он ни во что не ввязывался, а стоял на месте, ибо его основная задача — не пустить братьев Ганнибала через Альпы. Вместо этого Сципион ослушался и завоевал Испанию…
Сципиона не хотели отправлять в Африку. Он поехал сам, практически вопреки воле сената, и принес Риму величайшую победу…
Сенат опасался популярности Сципиона, боясь его возможных монархических устремлений. Сципион вернулся в Рим и зажил жизнью частного человека… Он спокойно отрекался от любых почетных титулов, от проплывавших мимо богатств, и всем званиям предпочитал одно — «римлянин»…
Когда над Республикой вновь возникла угроза — на сей раз с Востока — именно Сципион разбил орды царя Антиоха, угрожавшего Европе. Он и только он сделал Рим мировой державой и очертил принципы новой внешней политики, откоторой веет дыханием Современности. Чем же отплатил Рим одному из величайших своих сыновей?
Когда схлынул угар победы, вокруг Сципиона начала сжиматься юридическая петля. Сначала посыпались обвинения в растратах и взятках против его окружения, потом добрались и до него… Это была самая настоящая травля.
Я уже упоминал, что любимые развлечения римлян — политика и юриспруденция. Напомню, что не было лучшего способа прославиться для честолюбивого молодого человека, чем подать в суд на именитое лицо. И чем громче было имя ответчика, тем громче слава отважного юнца. О правдоподобии обвинений особо не заботились — главным был процесс. Перед судом блистали красноречием адвокат и обвинитель. Обвиняемый же, дабы вызвать к себе сочувствие публики, приходил в жалком рубище, небритый и оправдывался. Так выглядела процедура.
Плутарх так писал об этом: «Выступить с обвинениями даже без особого к этому предлога вообще считалось у римлян отнюдь не бесславным, напротив, им очень нравилось, когда молодые люди травили нарушителей закона, словно породистые щенки диких зверей…»
Задачей врагов Сципиона, которые действовали руками науськанных юнцов, было унизить величайшего гордеца, который всю жизнь не считал для себя возможным перед кем-либо в чем-либо оправдываться. Долгое время он был практически единоличным правителем всей Испании, привык к всеобщему подчинению… Как унизительно ему будет выйти на Форум в рубище и оправдываться перед зеленым юнцом, который обвинит его в растрате захваченных в одном из поверженных городов денег!
Не вышло. Сципион пришел на судилище в белой тоге, гладко выбритый, с венком победителя на голове. Он не собирался ни в чем оправдываться. Не обращая внимания на всю судебную канцелярию и обвинителя, он повернулся лицом к народу и сказал:
— Сегодня годовщина моей славной победы. Пойдемте славить богов, пить-гулять, возрадуемся…
Повернулся и пошел. Огромная толпа, пришедшая поглазеть на унижение великана, на мгновение замерла, потом вдруг радостно взревела и повалила за своим кумиром. Растерявшиеся судейские какое-то время обалдело смотрели на происходящее, а потом побежали за всеми. Побежал даже обвинитель, «вопя здравицы громче всех», как отмечает Валерий Максим.
Но Сципион понимал, что подобный трюк проходит только раз. И что его будут звать на суд снова и снова, пока не растопчут, а главное — будут прессовать из-за него его друзей и родню. И он, создавший Риму мировое имя, уехал из любимого города в отдаленное поместье вместе с Эмилией, так долго ждавшей его с разных войн. Навсегда. …Не хорони меня в Риме…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.