Вячеслав Куприянов С НЕМЕЦКОГО

Вячеслав Куприянов С НЕМЕЦКОГО

Поздней осенью прошлого года я сидел в саксонской деревне Кадиш, где-то между Лейпцигом и Дрезденом, и переводил немецкую классику. Рядом со мной жили и работали лепивший милых людей из глины болгарский скульптор Руссо Руссев, с которым можно было поговорить по-русски, польская художница Иоанна Белявска, создававшая иллюстрации к стихам польских поэтов, и немецкий скульптор и поэт Андреас Хегевальд, покорявший огромные глыбы из кварца. Позже Хегевальд вручную изготовил книгу моих стихотворений тиражом в 19 экземпляров и ценою в 1000 евро. Ценность книги безусловно в его графике.

Но вернусь к немецкой классике. Хотя она у нас достаточно была известна еще в недалеком прошлом, сейчас многие подобные издания становятся редкостью. Современность ставит свои условия, она требует нетребовательного читателя, ибо нетребовательность и невзыскательность вкусов якобы способствует процветанию рынка, в том числе и литературного.

Более изысканному вкусу я бы хотел напомнить сейчас о Фридрихе Гёльдерлине, друге Гегеля и Шиллера, не признанном при жизни ни Гёте, ни Шиллером, взявшим себе за идеал античность и придавшим ей романтические черты. Гёльдерлин был заново открыт самими немцам через полвека после его смерти, затем его открыли для себя уже в ХХ веке немецкие экспрессионисты и французские сюрреалисты. У нас же в России художественный опыт великого Гёльдерлина не вполне освоен. Есть же у него для нас и достаточно злободневное указание: "И тогда ведь создать хотели / Царство искусства. Но при этом / Отечественное забыли…" Однако дальше читайте сами. Заодно добавляю кое-что из Новалиса, Шамиссо, фон Платена, Рюккерта, Мёрике, Геббеля и уже почти вчерашнего современника Бертольта Брехта.

Фридрих ГЁЛЬДЕРЛИН

(1770 — 1843)

***

…ты считаешь,

Что так и будет,

Как прежде?

И тогда ведь создать хотели

Царство искусства. Но при этом

Отечественное забыли,

И бедная Греция так,

Прекраснейшая, скоро погибла.

***

Зайди же, солнце милое, внемлют ли

Они тебе? Им святость неведома,

Когда беспечно ты и тихо

Над всеми суетными восходишь.

А для меня ты восходишь дружески,

И твой закат для меня озарение!

Я чту божественное чутко,

Дух мой тогда Диотима лечит

Своей любовью! Как солнце мне она,

Я внимал ей одной, и как сиял тогда

Мой взор и преданно и нежно,

Ей навстречу. И как шумели

Ручьи живые! Травы земли глухой

Каждым цветком ко мне ластились;

И в ясном небе, улыбаясь,

Благословлял меня Эфир свыше.

ПОЭТЫ-ЛИЦЕМЕРЫ

Племя ханжеское, хоть о богах молчи,

Холод в ваших умах, ничто вам Гелиос,

И бог морей, и громовержец,

Земля мертва, кому вас чествовать?

Утешьтесь боги! Вами украшена песнь,

Пусть даже из ваших имен душа вынута,

А есть нужда в высоком слове,

Мать-Природа, тебя помянем!

МОЛИТВА ЗА НЕИЗЛЕЧИМЫХ

Время, не медли, приди,

приведи их к глаголу без рифмы.

Пусть увидят тогда, как способны они.

Время, их опорочь,

приведи их к зияющей бездне;

Пусть поверят тогда, как порочны они.

Спесь безмерна в глупцах,

и отступит лишь перед безмерным.

Прахом не станут они,

если свой прах не узрят.

ЗАКАТ СОЛНЦА

Где ты, о свет?

Душу мне полнят сумерки,

Гаснут ласки твои, словно только что

Услышал я, как полный музыки

Солнечный юноша восторженно

На лире небесной серенаду сыграл;

И в полях, в холмах эхо откликнулось.

Но вдаль от мирного народа,

Что славит его, он ушел уже.

НОВАЛИС

(1772 — 1802)

ЖИЗНЬ РУДОКОПА

Владеть планетой волен

Лишь повелитель руд,

Кого глубины штолен

Хранят от внешних смут.

Кто каждой скальной жилы

Изведал тайный строй,

Выкладывая силы

В подземной мастерской.

С земной чудесной бездной

Навеки связан он,

Он, как жених с любезной,

С землею обручен.

Он грезит утоленьем,

И муки не страшась,

И потом и терпеньем

Скрепляет эту связь.

Преданье дней нетленных,

Ушедших в глубь времен,

Из уст земли блаженных

Выслушивает он.

Святое дуновенье

Вокруг его чела,

И в каменной геенне

Ночь для него светла.

Все для него живое,

Везде его страна.

Так воздает с лихвою

За труд ему она.

Бегут послушно воды,

С его желаньем в лад,

И каменные своды

Свой отворяют клад.

Он добывает злато

И зерна хрусталя.

Чтоб искрилась богато

Корона короля.

Идет его нажива

Для высшего двора,

Но он живет счастливо,

Не накопив добра.

Он дел и мыслей черных

Чурается один,

Глубин и высей горных

Веселый властелин.

Адельберт фон ШАМИССО

(1781 — 1838)

ШИЛЛЕР

А вы бы вспять хотели возвратиться,

Безликий век вам больше по уму?

Нет, время вам не засадить в тюрьму,

И ни к чему на прошлое молиться.

Сдержать рассвета блещущие спицы

Еще не удавалось никому:

Встает заря, разоблачая тьму, —

И вот сияет солнца колесница!

Ослепли вы, не доверяя взору,

И, слушая, вы глухи всё равно —

Вы близитесь к плачевному позору!

Завету Бога сбыться суждено:

Плод времени в свою поспеет пору,

Что вовремя — да будет свершено.

Август фон ПЛАТЕН

(1796 — 1835)

ПОДРАЖАНИЕ ВОСТОЧНОМУ

Постигни как благую цель

отечество свое!

Цени превыше всех земель

отечество свое!

Купец из Персии, придя

в чужие страны, говорит:

Доставлю лучший груз отсель

в отечество свое.

Когда восточный соловей

восторженно поет,

Свою он хвалит колыбель,

отечество свое.

Весной восходит первоцвет,

за ним цветы другие,

Я первую газель принес

в отечество свое.

Восточного поэта пыл в твоей природе,

сердце,

В краю заката мы поем, как на восходе,

сердце,

Мы отражаем, как в бою,

коварный меч сомненья,

Взыскуя подвигов любви, всегда в походе

сердце.

Виденья наполняют нас,

и вдохновляют грёзы,

Их на твоем пути, как звезд на небосводе,

сердце.

Проникни в розовый бутон,

как в чудный лабиринт,

Вдвоем не выбраться уже из тех угодий,

сердце.

Пусть пламенем горят сердца

в цветочных ароматах,

Как феникс, выйдет из огня

в такой невзгоде

сердце.

Фридрих РЮККЕРТ

(1788 — 1866)

ОТШЕЛЬНИК И ПЕС

В горной келье обитал отшельник,

И свой хлеб насущный ежедневно

Получал не от земной заботы,

И прекрасно этим насыщался.

Но однажды хлеб не появился,

И отшельник, ночь проголодавши,

Утром рано поспешил в долину,

Где стояла у реки деревня.

В первом доме попросил он хлеба,

И, тремя хлебами наделенный,

Радостно пошел обратно в горы.

Но за ним дворовая собака

Бросилась, схватить его готова.

И блаженный, чтоб ее задобрить,

Бросил ей один кусочек хлеба.

Проглотила этот хлеб собака,

И за ним опять, тогда он снова

Бросил ей кусочек, и собака,

Проглотив, опять была готова

В бедного отшельника вцепиться.

Бросил ей последний хлеб отшельник,

Поспешая в горную обитель,

Но едва управившись с добычей,

Вновь за ним собака устремилась.

И тогда заговорил блаженный:

"Где твой стыд? Я получил три хлеба,

Все тебе отдал. Чего ты хочешь?"

И тогда господь дал речь собаке,

Та сказала: "Кто из нас бесстыден?

Уж не ты ли? Я у врат хозяйских

Бодрствую бессменно, и порою

Целый день от голода страдаю,

Или два, и три, но я не смею

То, что мне доверено, оставить

И идти просить к чужим воротам.

Ты, же, только день лишенный хлеба,

Вниз бежишь от Божьего порога,

Всё забыв, чтоб плоть свою насытить,

Ты готов с собаками браниться".

Эдуард МЕРИКЕ (1804 — 1875)

***

Дай мне жить, о белый свет!

Не вручай любовным чарам,

Пусть пылает сердце жаром

Радостей своих и бед!

Я не знаю, чем томим,

Но грущу о небывалом;

Солнце плачущим кристаллом

Кажется глазам моим.

Я в печали сам не свой,

Гнет в душе преобладает,

И восторг во тьме блуждает,

Как огонь предгрозовой.

Дай мне волю, белый свет!

Не вручай, любовным чарам,

Пусть пылает сердце жаром

Радостей своих и бед!

Фридрих ГЕББЕЛЬ

(1813 — 1863)

ПОЗДНЕЕ ЛЕТО

Я увидал последнюю из роз,

Как кровь из раны брызнула она;

Во мне внезапно пробудив вопрос:

"В расцвете жизни смерть заключена?"

Ни ветерка, день догорал дотла,

Лишь волновался белый мотылек,

И от волненья легкого крыла

Затрепетал и облетел цветок.

Бертольт БРЕХТ (1898 — 1956)

РАССЛЕДОВАНИЕ

Власти начнут расследование.

Так объявлено. В городских кварталах

Никто нынче не спит по ночам.

Никому не известно, ни кто лиходеи,

Ни в чем преступление.

Под подозрением все.

Если народ вынужден от своих дверей

Отметать подозрения,

То никто уже не заметит

Бесчисленных преступлений

Властей.

В УДОБНОЙ МАШИНЕ

Смеркалось. В окно удобной машины

Мы заметили, проезжая,

На грязной обочине, в лохмотьях,

стоял человек,

Он махал нам рукой, умоляя,

чтобы мы его подвезли.

Над нами не капало,

хватало места в машине,

и было, очевидно, нам по пути.

Но услышали все мой неприязненный голос:

— Нет, мы не можем взять никого.

И когда мы проехали путь, равный

примерно дневному пешему переходу.

Я вдруг содрогнулся

от сказанных мною слов,

От моего поступка, от всего

Этого мира.

СМЕНА КОЛЕСА

Я сижу на дорожной обочине.

Водитель меняет колесо.

Мне не по душе там, откуда я еду.

Мне не по душе там, куда я еду.

Почему же за сменой колеса

Я слежу с таким нетерпением?

ЭТО ДОБРО

Уберечь от беды каждого, и самого себя,

Наполнить каждого счастьем, и себя, это — Добро.