“МЫ ВЫШЛИ ИЗ ОДНОГО ОГНЯ…” ( Диалог Александра Проханова и Светланы Горячевой )

“МЫ ВЫШЛИ ИЗ ОДНОГО ОГНЯ…” ( Диалог Александра Проханова и Светланы Горячевой )

Светлана Горячева:

Александр ПРОХАНОВ. Светлана Петровна, беседа проходит на фоне начавшейся дискуссии в рядах народно-патриотической оппозиции. Эта дискуссия тлела на протяжении нескольких лет, и вот, после так называемого “не-вотума”, выплеснулась на страницы прессы. Она обсуждается в кулуарах Думы, она породила смятение в сознании многих достойных и разумных людей. Некоторый интеллектуальный раскол налицо, и не дай Бог, если он перейдет в организационную плоскость. Мы не столь богаты организационно, структурно, чтобы позволять себе это. Я благодарен за то, что вы, несмотря на личную уязвленность нашей тирадой, где вы были названы “мисс Компромисс”, пригласили меня к этому диалогу, чтобы выявить и сопоставить наши позиции. Ведь в 91-м и 93-м годах вы были “мисс Революция”. Если сегодня у вас существуют иные подходы к решению текущих политических проблем, то они важны и весомы, ибо вас никто не в состоянии упрекнуть в личной заинтересованности этим компромиссом. Поэтому первое, очень бы я хотел вас спросить: чувствуете ли вы это смятение, это напряжение, которое появилось в наших кругах? И если да, как вы его чувствуете?

Светлана ГОРЯЧЕВА. Знаете, Александр Андреевич, мне хочется начать с другого. С того, что я искренне рада вас видеть. Я помню Проханова и 90-го года, и 91-го. Я помню то интервью, которое я вам давала когда-то: мы сидели в гостинице “Мир” и говорили о многом… Я хочу сказать, что перед вами сейчас та же самая Горячева. Я ни о чем не жалею: ни о том, что выступала с политическим заявлением против Ельцина, ни о том, что меня расстреливали в “Белом доме”, семь часов бабахали по мне и по другим по той горстке совести России, которая находилась в нашем Доме Советов. И если бы мне пришлось заново проходить свой политический путь, то я бы пошла так же, как я шла эти годы. Вы сказали, что я была “мисс Революция”, а стала “мисс Компромисс”… Может, внешне это и так выглядит, но внутренне каждый мой шаг выстрадан настолько же, как и тогда. А что касается напряжения, брожения умов в рядах оппозиции конечно, все мы его чувствуем, и я очень глубоко пропускаю это через свое сердце. Но, понимаете, и в 90-м, и в 91-м, и в 93-м годах я в какой-то степени может и напоминала Дон Кихота, но бросала вызов зная, что еще был Союз, органы КГБ, МВД, армия, и мой призыв был направлен именно к ним. Я тогда не думала, что сидят гнилые генералы, которые с такой легкостью сдадут мое Отечество. Мой призыв был направлен не к дедушкам-бабушкам, не к обывателям, которые меня послушали и забыли, но именно к этим людям. Я знала, что есть сила, способная переломить ситуацию в другую сторону. Не знаю, к революции ли я их звала, но мне тогда очень хотелось растолкать этих сытых генералов и сказать им, что они присягали служить Союзу, Отечеству нашему единому так почему же с такой легкостью все сдается Бог весть кому? Сейчас ситуация качественно другая, силы, на которую можно опереться, нет, и я очень хорошо понимаю, почему ее нет, кто и что нам противостоит, и что эту силу нужно обязательно создать.

Ведь сегодня идет битва за Россию, за ее недра, за природные ресурсы, за русскую землю и русские территории. Люди здесь никому не нужны только территории и сырье. Для того, чтобы поработить Россию, используются иезуитские приемы, сатанинские приемы используются я это тоже понимаю. И если наше политическое противодействие не будет сильнее этого давления на Россию, если мы не накопим массу и силу, с которыми можно противостоять, мы проиграем… За последние годы я очень много читала философскую литературу и приняла мудрые слова Ивана Ильина, что политика это искусство обнаруживать и обезвреживать врага. Кто к этому не способен должен уходить из политики. Здесь постоянная дуэль интеллектов. Не амбиций, не эмоций, а интеллектов. Сегодня в России сложнейшая ситуация. Я ежемесячно бываю в своем избирательном округе и возвращаюсь оттуда под грузом такой человеческой боли, таких страданий… Что делать женщинам, которые не получают своей заработной платы, их дети нищенствуют и голодают, семьи не сводят концы с концами, кто-то в знак протеста выбрасывается из окна, кто-то голодовки объявляет… Я ведь живой человек, и глубоко переживаю… Приезжаю в Москву, стискивая зубы от боли и ярости. Но мой радикализм сегодня, красивые выступления на митингах это неадекватная реакция на то, что происходит. Я начинаю думать: “А что делать?” Ведь плетью обуха не перешибешь. На последнем пленуме шла очень серьезная дискуссия. У оппозиции нет разномыслия в отношении конечных итогов: нужно, чтобы от власти ушел нынешний режим, чтобы Россия стала свободной, чтобы наш народ был хозяином на территории своего государства. Здесь нет других точек зрения. Пока Борис Николаевич и эта команда будут у власти да, Россия будет страдать. Но споры идут о тактике: как прийти к власти? Если бы с нами сегодня были не те генералы, что красуются на митингах, а те, за которыми пошла бы армия - тогда одна ситуация. Но мы сегодня такого счастья не имеем, а потому должны накапливать и множить наши силы. Как это делать? Я вижу три возможных пути. Влияние на общественное сознание через средства массовой информации, расширение оппозиционных СМИ, хождение в народ, непосредственное влияние через встречи, конференции, просто беседы. И еще: хотим мы того или нет, но медленное - я подчеркиваю, медленное, постепенное овладение властью на всех ее уровнях - местного самоуправления, представительных и исполнительных органах субъектов федерации, федеральных органах. Это можно назвать условно “врастанием во власть”. Что такое “врастание во власть”? Как раз то, что мы провели в регионах 30 губернаторов наших, что мы боремся за представительные органы на местах, за посты мэров, влияние в Совете Федерации. Если нам предлагают и мы чувствуем за собой силу, то и в правительство должны идти. Аман Тулеев это замечательно показал, и его большая заслуга в том, что у нас состоялся на сегодня договор с Лукашенко, создан политический прецедент нового сближения двух славянских народов. Если этого не делать, на кого будем полагаться на следующих выборах? А так мы сможем опереться на поддержку лояльных губернаторов, депутатов, мэров, региональные средства массовой информации, не допустим, как в июле 1996 года, фальсификации результатов голосования. Но эту опору нужно готовить загодя. Помимо этого, нам нужно идти к банкирам, руководителям предпряитий, нужно идти к национально ориентированной буржуазии, убеждать их в том, что Западу ни русские банкиры, ни буржуазия сами по себе не нужны, а нужны лишь для того, чтобы взять наши земли и природные ресурсы. Мы не должны бояться таких методов. Если не годится такое “врастание во власть” назовите другие методы.

А.П. Я назову другие методы, но здесь очень много смысловых неточностей, скажем, врастание во власть, врастание в рабство, врастание в безумие… Здесь очень важна точность формулировок, потому что нас столько раз обманывали, у нас было такое количество иллюзий, что больше с этой приблизительностью жить невозможно. Вы говорите о необходимости копить силы. Но наши с вами силы, Светлана Петровна, не в накоплении дивизий, не в накоплении спецорганов, не в накоплении патриотических банков. Наши силы в накоплении общественных настроений, накоплении народного доверия, которое дало нам депутатские мандаты, губернаторские посты и которое дальше либо станет спасать нас от репрессий, либо поведет к высшей власти в России. Наша трагедия сегодня в том, что общественное сознание отворачивается от нас, люди перестают нам верить, у них возникает глубокое разочарование. И мы не копим компромиссами наши силы мы их бездумно тратим, транжирим, и они распадаются, исчезают… Повторяю, у нас нет ничего, кроме доброго имени и того кредита доверия, который нам с 91-го отдавали люди. Когда на президиуме НПСР, членом которого я состою, обсуждали проблему “вотума”, я почти единственный, только Илюхин меня поддержал сказал, обращаясь к Зюганову, к Рыжкову, ко всем коллегам и товарищам моим: “Понимаете ли вы издержки, которые придется понести в результате отзыва этого “вотума недоверия”? Позитивные моменты очевидны. Парламентский час на ТВ ради Бога! Парламентская газета слава тебе, Господи! Бюджет скорректируем. Остаемся в Думе. Все так. Но кто отдает себе отчет в издержках, которые последуют за таким, в который уже раз, компромиссным решением?” И Зюганов ответил: “Издержки неизбежны в любом реальном деле”. Понималось ли вами тогда, что главными издержками принятого решения быть может, прагматически правильного будут разрушение иррациональных пластов народного сознания и разрушение того, что называется “вера”, и чем оперируют политики и вожди очень высокого полета. Народ трижды изумлялся поразительно комплиментарному отношению “красной” Думы к Черномырдину, к бюджету, к банкирам. Например, мы шли во власть, мы отдавали свои голоса “красным” губернаторам. Те выиграли в 22 регионах и полностью исчезли как “красные губернаторы”, их не видно и не слышно ни в Совете Федерации, ни в Думе. Они погружены в прагматические заботы и вынуждены играть по правилам, которые пишут для них министерство финансов и Чубайс. Я не вижу в их поступках ничего, что отличало бы их от Лужкова и Росселя. Более того, все они в один голос говорят, что их идеал идеал хозяйственника, идеал крупномасштабного завхоза…

С.Г. Хорошо, я согласна, что “врастание во власть” термин неудачный, мне самой он не нравится. Тогда постепенное овладение властью, маленькой и большой, на местах и в центре… А вопросы веры нам? Я тоже ею очень дорожу. Но нужно объяснять нашим сторонникам логику наших поступков. Нельзя строить политику на ультиматумах и демаршах, постоянном желании угодить публике. Каждый раз нужно думать о самом главном - что будет с нашим Отечеством, проиграет или выиграет Россия от наших шагов. Предвидеть, прогнозировать нужно, проникать в замыслы антинациональных сил. Что же касается вопроса о “не-вотуме”, на президиуме КПРФ я единственная выступала против “вотума”, потому что он в нынешней обстановке не имеет смысла. Почему? Потому что Конституция, тут я рассуждаю как юрист, дает Думе возможность объявить недоверие правительству. И такое недоверие имело бы смысл при другом принципе формирования правительства. Потому что единственная фигура, которая согласовывается с депутатским корпусом, это премьер. Все остальные члены правительства назначаются лично президентом, независимо от расстановки политических сил в парламенте. У нас колониальный тип демократии, авторитарное, по сути, государство. Из этого и нужно исходить.

Фактически наше недоверие правительству привело бы к отставке одного Черномырдина, а все остальные продолжали бы занимать свои места. Но что бы мы получали? Я не строю иллюзий на счет Черномырдина. Но посмотрите на тех инородцев, которые стоят за ним! Знаю, какую карту планировали разыграть руками депутатов. Мы должны были убрать Черномырдина, а нам на утверждение предложили бы фигуру, скажем, Немцова или Чубайса они одного поля ягода. Тут уж никаких компромиссов и близко быть не может мы отклоняем, и тогда распускается Дума, а господин Чубайс оказывается единственным полновластным распорядителем всех финансов и кредитов России, ведь он министр финансов, к тому же бюджета нет! Финансы страшная власть. Плюсы нашего недоверия это, конечно, красивый поступок: пожертвовать собой, пожертвовать Думой, и какая-то часть наших сторонников, подпевая ТВ, была бы очень довольна нашим героизмом. Но, уверяю вас, как только эти люди увидели бы, что положение в России еще больше ухудшилось, что начало действовать указное право, что финансы полностью в бесчестных руках наши сторонники обоснованно бы укорили нас: “Надо же, вы отдали Россию в безраздельную власть этим чудовищам… Мы-то внизу находились, многого не понимали. Но вы, политики, вы не имели права на эмоции, вы должны были семь раз отмерить, прежде чем резать…” А отрицательные последствия у нашего вотума недоверия существовали очень серьезные. Прежде всего роспуск Думы. Хотим мы или не хотим, но сегодня она единственный легальный противовес тому инородному прозападному режиму, который существует в России. Вот, говорят: комфортно им в Думе, хорошо устроились. Да, кабинет у меня красивый. Но я приведу всего три примера, чтобы вы поняли, как даже в рамках этой пресловутой Конституции, за которую так легкомысленно голосовал народ и которая не дает нам почти никаких полномочий, мы защищаем высшие государственные интересы России.

Как вы думаете, почему до сих пор не вынесен вопрос о ратификации договора СНВ2? Потому что мы провели несколько парламентских слушаний и пришли к выводу, что его ратифицировать нельзя, что он практически снимает наш ядерный щит и наносит ущерб интересам России. Рохлин не случайно стал оппозиционером, в том числе и после этих слушаний. Хотя бы поэтому Запад был заинтересован в том, чтобы Дума перестала существовать. Второй вопрос закон о земле. Уже сегодня, с помощью того же Чубайса, щупальца иностранного капитала ухватили нашу промышленность. Увы, но это факт. Осталась земля, остались природные ресурсы. Мы принимаем закон о земле, где запрещаем свободную продажу сельхозугодий, земель, лесного фонда, тех земель, где находятся природные ресурсы, а они находятся везде. Мы преодолеваем вето президента на Земельный кодекс. Президент его не подписывает, потому что на него давит Запад, которому нужна свободная купля-продажа российской земли. Так скажите, пожалуйста, если завтра не станет Думы и в указном порядке будет разрешаться купля-продажа земли а фактически территории нашего государства, кто от этого выиграет? Ясно, что не российский крестьянин, а через подставных лиц - иностранный магнат. В мае с. г. мы проводили специальное пленарное заседание Госдумы по приватизации - выводы более чем очевидные, контрольные пакеты акций по крупнейшим базовым предприятиям России - в руках иностранцев. И сегодня мы нарабатываем законы, как противостоять этому. Власть предержащими все было хорошо рассчитано по демпинговому вопросу - создается прецедент в Саратове, где законодательным собранием легализуется свободная купля-продажа земли. Госдума к этому времени своими руками, через механизм недоверия правительству себя уничтожит, и президенту останется лишь Указом благословить саратовский опыт, т. е. распродажу нашей территории. Но ведь это путь к гражданской войне, потому что без оружия и силы землю назад не отберешь. А инородцы будут потирать руки, если из-за куска собственной земли русские начнут убивать друг друга… И третье. Нам правительство предоставило весной список из ста тридцати месторождений, которые фактически предстояло отдать в разработку иностранным компаниям. Мы только по семи приняли пока лишь предварительные решения. Остальным было сказано: “нет”! Приняли Закон о свободе совести и вероисповедания, который ставит заслон иностранному миссионерству, безраздельно подавляющему души людей, составной части информационной войны против нашего Отечества. Может, это и немного, но мы думаем о России и защищаем Россию… Мне как политику, конечно, проще хлопнуть дверью в Москве, явиться к избирателям под фанфары: “Горячева - какая честная, порядочная! Опять вызов бросила и ушла!” Нет, я буду находиться здесь, на последнем рубеже. Непонимаемая многими, часто очень одинокая, страдающая, но внутренне уверенная, что по-другому поступить не могу.

А.П. Извините, Светлана Петровна, вы правы во всем, но есть другая точка зрения, и она такова. Во-первых, мы с вами прекрасно знаем, что за эти страшные годы сопротивления, от 91-го до 97-го, мы ничего не сумели сделать для того, чтобы в России не установился этот жуткий, убивающий нас уклад. А он установился, причем такой, о котором мы даже не подозревали: бандитский, воровской, пронизавший все общество, от чубайсовского кабинета до бандформирований, оккупировавших маленькие районные городки. Финансовые ресурсы, которые якобы контролирует Дума, ею не контролируются никак она раз в году прикасается к этой проблеме, а все остальное время деньгами распоряжается все та же мразь и сует их как и куда хочет, без всякого контроля со стороны Думы и прокуратуры. Объясните мне, откуда идут иллюзии о том, что Дума выступает последним барьером на пути этого страшного бульдозера антирусских реформ? СНВ2 вы не ратифицировали, а боеголовки уже пилят вовсю. Куплю-продажу земли Дума не разрешила, а ее распродают непрерывно. Исполнительная власть не считается с Думой, хохочет над нею. Объясните мне как думский политик, почему нельзя было, веря, что народ с нами, что общественное сознание на нашей стороне, почему нельзя было уйти из Думы после роспуска? Это же не расстрел, не подполье, не 93-й кошмарный год. Почему нельзя было уйти из Думы через конституционную процедуру, чтобы через три месяца вернуться во всеоружии народного доверия: “Слава тебе, Господи, решились коммунисты!”, вернуться в новую Думу с большим количеством голосов? Это и есть политическая борьба, политический поступок! Оппозиция уходит от политической борьбы, политических поступков. Осуществляет тайную деятельность с властью, пишет популярные книги. В чем дело?

С.Г. Спасибо за этот вопрос. В нем и горечь, и отчание и, простите, некая обреченность. Да, наверное, мы сделали не все, что могли, но еще раз повторяю, не могли победить, потому что количество не переросло в качество, потому что на ходу учились борьбе и не было времени осмыслить и махину силы, брошенной против России, и собственные ошибки. И если так рассуждать, что все распродается, с депутатами не считаются, - то лучше гордо уйти. Нет, дорогу осилит идущий. Мои избиратели делегировали мне частичку власти не для того, чтобы я совершала легкомысленные поступки и прятала, как страус, голову в песок. Когда обсуждался вопрос о недоверии, Владимир Вольфович Жириновский сказал две правильные вещи. Во-первых, глуп тот политик, который отдает даже маленькую власть, потому что он должен использовать любую возможность для усиления собственного влияния. А во-вторых, если произойдет роспуск Думы, то новая начнет работать не через три месяца, как вы говорите, а через год-полтора. Борис Николаевич и его окружение прекрасно понимают ситуацию. Очередное обращение к народу звучало бы так: что вам лучше, граждане свободной России, - чтобы мы бросили триллион на выборы этой несимпатичной Думы, или я выдам вам детские пособия, зарплату этим триллионом выплачу? Уверяю вас, под аплодисменты измученных людей и в связи с тяжелой ситуацией в стране Ельцин с легкостью ушел бы от выборов, а там избирательный закон можно поменять, исключив партийные списки и оставив только одномандатные округа. Я знаю, что это такое, потому что сама прошла по одномандатному округу. Против меня боролись местные денежные мешки, даже одного министра бросили, Малышева, чтобы задавить меня в родном Приморье. Народ, измученный, доведенный до отчаяния, винить нельзя. Он скажет: “Нет, не надо нам всех этих выборов-перевыборов, лучше выдайте нам пособия”, и будет прав. Но полтора года это время, просто необходимое инородным силам, чтобы решить главные вопросы разрушения России на основе подконтрольного им указного правления. Буквально два-три дня назад разговаривала с Селезневым, сразу после вручения ему ордена. Он сказал то, что и у меня в душе: “Господи, как устал, как хочется все бросить и уйти, меня подчас не понимают мои сторонники, я должен вести трудный диалог с лидерами фракций, правительством, президентом. Иногда кажется, что уже нет сил”… и добавил: “Но я не хочу, чтобы в России действовало указное право, потому что от нее через год не останется камня на камне”. Давайте об этом помнить сегодня, сжав волю в кулак, помнить. А насчет “накопления сил” я с вами согласиться не могу. Я ежемесячно выезжаю и в свой округ, и езжу по России, за лето исколесила весь Хасанский район и сопку Заозерную, где происходили события 1938 года и где собираются проводить новую демаркацию границы. Я ни мужу, ни сыну не смогла уделить должного времени, и виновата перед своей семьей. Нашим искренним сторонникам хочется большего радикализма, я их понимаю: “Что вы там, мол, сидите, чего ждете? Нам же так тяжело!” Но иду и в другие аудитории, в молодежные, к интеллигенции. И вижу в глазах сначала скепсис. Начинаю говорить, приводить доводы и вижу в глазах сначала удивление, потом интерес, потом - масса вопросов. Как разумные политики мы должны множить своих сторонников за счет тех, кто пока не с нами. Это главная задача сейчас. Наши сторонники если сегодня не понимают нас, то завтра поймут, но к Анпилову уже не уйдут. Он - вчерашний день. Статистика упрямая вещь. Давайте посмотрим, с чего мы начинали? Помню как глоток чистой воды, когда в 1991 году после политического заявления поносимая всеми, приняла в кабинете журналистку газеты “День”, ее слова: “Светлана Петровна, мы хотим ваш портрет отснять и взять интервью, чтобы рассказать о людях, которые искренне болеют за Россию”. Единицы нас были тогда. Посмотрим дальше статистику. В 93-м году, после расстрела Верховного Совета, компартия набрала на выборах, кажется, 16 процентов голосов. Проходит два года. Мы получаем уже 23 процента, выходим на первое место среди политических партий. На выборах президента Г. А. Зюганов набрал 40 процентов. И наша задача делом доказать избирателям, на что мы способны. Способны мы быть во власти? Народ поверит лидеру, политику, который умеет управлять. Поэтому многие губернаторы в качестве примера называют Лужкова. Тот же Строев кто такой? Коммунист? Антикоммунист? Никто не знает. Но он набрал у себя 90 процентов голосов. О поддержанных оппозицией губернаторах скажу так на них свалилась махина проблем, им настолько тяжко, что мы с вами, быть может, и не понимаем этого до конца. На следующих выборах их позиция нам будет очень важна. Не надо делать губернаторов нашими врагами. Давайте им помогать, насколько это возможно, через налоговые и другие законы, трансферты в бюджете и т. д. Нужна гибкая, тонкая линия в работе с ними.

А.П. Я этой тонкой линии не вижу. Вот вы сослались на Жириновского как на великого спеца и Соломона в политике. А Жириновского нельзя слушать, какие бы умные слова он ни произносил, потому что он практически потерял свою партию. Он боится уйти из Думы, потому что завтра может туда не вернуться. Жириновский понимает, что должен продержать этот кусочек власти до конца 1999 года.

И еще - о наших страхах и маниях: “указное право”, “Ельцин обойдется без Думы!”. Разработана целая стратегия запугивания депутатов, и они превратились в зайцев. Враг пускает “активки”, и Дума гнется, как трава. Народ, который выходит перекрывать Транссибирку, только пожимает плечами. Он пойдет за Анпиловым, пойдет за радикалами, а за центристами не пойдет!

В чем вы наверняка правы, так это в том, что думская деятельность ведется оппозицией на пределе ее возможностей: политических, интеллектуальных, психических. Она не подкрепляется ни движением молодежи, ни движением интеллектуалов людей, разочаровавшихся в происходящем, но не желающих быть в “красном спектре”. Стихийно растущее народное недовольство захлебывается. Фермент любой борьбы - вооруженной или интеллектуальной это молодежь, а молодежь сегодня не с нами. Что же такое присутствует в наших лицах, в нашей лексике, в нашей одежде, что отталкивает от нас молодежь, отталкивает интеллигенцию?

С.Г. Может быть, я опять наживу дополнительных оппонентов, но скажу, что прежде всего необходимо активней обновлять руководящие органы российской компартии. На последнем партийном съезде Михаил Ножкин сказал замечательные слова: “Геннадий Андреевич, если вы хотите победить, рядом с вами, в президиуме, должно сидеть большинство молодых политиков. Тогда на вас по-другому будут смотреть”. Это одна проблема. Теперь о Жириновском. Я помню важную истину, высказанную Наполеоном: “Я погиб тогда, когда перестал слушать других”. Я готова слушать всех: Жириновского, Макашова, даже Ельцина. Другой вопрос как к этому относиться, что принять, а что отвергнуть для себя. В руководстве партии есть некоторая старомодность.

Я вам говорила, что вижу несколько магистральных направлений для победы: это постепенное выдавливание “реформаторов” из власти, начиная с периферии, с провинции, это более целенаправленная работа с массами, влияние на общественное мнение. Именно в русле второго направления идет борьба за Парламентский час на ТВ, за создание там наблюдательных советов. Жуткая сила брошена против России - это ангажированные средства массовой информации, продажные, прозападные, антирусские. И противовеса ей пока нет. Это и более качественная кадровая работа, нужно смелее искать и привлекать в политику талантливых молодых людей.

А.П. Я продолжу, если позволите, нашу полемику. Вот вы говорите: “монстр ангажированных средств массовой информации”. У нас есть несколько оппозиционных газет. Есть “Советская Россия”, есть “Завтра”, “Омское время”, есть “Красноярская газета”, есть планктон крохотных, маломощных оппозиционных газеток на районном уровне разрозненных, без руководства, без единой силовой, магнитной линии, которая выстраивала бы их всех. Почему же, спрашиваю я у моих политических друзей, за все это время никто не помог нашей газете? Ничем ни копейкой, ни оргусилиями, ни моральной поддержкой? Почему Селезнев недавно заявил по радио, что “Завтра” это черносотенная, грязная газета? После всего, что “Завтра”, ее коллектив сделали для оппозиции? Как можно сражаться за общественное сознание, не имея рядом с собой коллективы энтузиастов в редакциях патриотических газет? И не помогать им, не обращать на них внимания? Почему нет у нас “теневого кабинета министров”? Как же действовать без таких “теневых структур”? Лужков управленец, а Зюганов нет. Он идеолог, гуманитарий. Где у него министр обороны? Где у него министр безопасности? Где министр информации? Где будущий глава Центробанка? Вне думской работы у нас нет второго эшелона политиков, которые взяли бы на себя работу с людьми: от церковных прихожан до художников-модернистов. Нет системы лидеров, а один человек просто не в состоянии все охватить. Что сделали демократы? Они выставили против Зюганова не только Ельцина, но и Лебедя, и Жириновского. А во втором туре эти люди слили свои голоса Ельцину. Почему рядом с Зюгановым не было, условно говоря, Зорькина, который бы мог увлечь за собой националистов, либерал-патриотов, монархистов, разочаровавшихся в Ельцине демократов? Где политическая комбинаторика? Есть хрестоматия методов ведения политической борьбы. Поэтому моя боль связана не столько с “вотумом недоверия” этим шарниром, вокруг которого вращается сегодня вся политическая жизнь. Проблематика гораздо шире. Повторяю, мне, не новичку в оппозиции, приходится сегодня делать выбор. За все эти годы я никогда не шел во властную политику, гасил в себе все искушения, не определял себя как публичного политического деятеля, не шел на думские выборы… Я весь свой арсенал художника, путешественника, религиозного человека посвятил газете. Я считал, что это своего рода фонарь, которым я высвечиваю тернистый путь моим друзьям-политикам, чтобы им в этом луче светлее было идти. А эти политики, получив возможность влиять на бюджет, на информационную ситуацию, став лидерами, вдруг начинают менять путь, выпадают из луча. Что, и мне менять путь, подобострастно освещать полированные паркеты во властных коридорах, на которые они ступили? Эта страшная драма 91-го года для меня, для вас и для всех. Мы верили в генералов, в наши танковые армии, в КГБ, в наше государство, мы аппелировали к ним в созданной нами газете “День” и все это, превратившись в ГКЧП, в одночасье рухнуло. В 93-м году мы верили, что нас поддержит народ, что поднимутся заводы, шахты, гарнизоны, что уже всем понятно, кто у власти: воры, мерзавцы, жулики, педерасты, но остались одни кровавые клочья на баррикадах. Неужели нужно и третий раз обмануться в наших кумирах, наших вождях? Нет, нельзя обойтись без серьезного анализа, товарищеского, не уничтожающего, не оскорбительного. Ведь сколько сил было вложено в неоспоримое сегодня лидерство Зюганова. Сколько кропотливого ежедневного, ежечасного труда, кирпич за кирпичом, было необходимо, чтобы создать это здание народно-патриотической оппозиции! И если оно зашатается и рухнет на ветру истории, Светлана Петровна, то разве мы, заметившие провалы и песок под его фундаментом, но смолчавшие, будем виновны в крахе менее тех, кто подсыпал песочку и выкапывал краеугольные камни здания? Эти проблемы назрели, замалчивать их нельзя, необходим открытый и честный разговор. Может, я излишне ядовит и пессимистичен, у вас более спокойное мнение о текущем политическом процессе, но дискуссия сегодня очень нужна.

С.Г. Вот тут, Александр Андреевич, я с вами полностью согласна, и об этом тоже все время думаю. Если будем использовать худшие методы ЦК КПСС, где казаться ярким можно только на фоне беспросветной серости своих соратников и подчиненных, мы будем крутиться в замкнутом колесе. Низость и дурость Горбачева проявились прежде всего в том, что он окружил себя ничтожествами, льстецами-лицемерами, которые славословили его без меры, и под эту аллилуйю рухнул и сам Горбачев, и партия, и государство, и все на свете. На одном президиуме ЦК, очень остром, когда решался вопрос о председателе Госдумы, я сказала, обращаясь к Геннадию Андреевичу, что величие Сталина определялось тем, что он не боялся приближать к себе личности яркие и умел ими управлять. Я очень боюсь дряхлости, гнилой аппаратной крови, интриганства, которые могут быть привнесены в нашу партию. Я вижу, сколько нормальных людей, непримиримо настроенных к нынешнему режиму, отталкивает от компартии амбициозность многих членов фракции, президиума, их неумение говорить на равных и убеждать собеседника. Кто такой политик? Политик тот, кто способен человека равнодушного сделать своим сторонником, а врага нейтрализовать, хотя бы на время. Это политик. А тот, кто в запальчивости рубаху на себе рвет и даже друзей делает врагами, не политик, а авантюрист.

А.П. Я в вашем кабинете, Светлана Петровна, вижу две иконы. Одна канонический складень “Спас в силах”, а другая горящий Дом Советов. Они говорят мне, что мы с вами молимся одному Богу, у нас один Господь, и я очень дорожу тем, что наша беседа состоялась, и мы расстаемся как добрые старые товарищи, что наши отношения ничто не омрачает, а такие разговоры между искренне любящими друг друга людьми просто необходимы.

С.Г. Полностью с вами согласна. Нам нужно вести диалог, нужно спорить, потому что проторенного пути нет, мы его прокладываем сами. Но в этих спорах мы не должны стать врагами, потому что вышли из одного огня, начинали вместе. И тогда нам было трудно, а завтра, может, станет еще труднее. Но мы можем опереться только друг на друга. На этих сытых, бесстыжих, распродающих Родину, которые сегодня у власти, мы опереться не можем разве что временно нейтрализовать их. А эта картина горящий “Белый дом”, она всегда будет стоять у меня, в любом кабинете или камере. Потому что это часть моей жизни, я там была и никогда от этого не откажусь. Я знаю, что там защищала и почему не купилась на миллионное пособие и высокие посты. Именно в “Белом доме” я приняла православное крещение, потому что решила тогда умереть с верой моих предков. Я верю в духовные истоки моего народа, я верю в Россию. И если бы от моей жизни зависела судьба Родины мне бы не о чем было думать.