ПАХАНЫ КАК “ТРЕТЬЯ СИЛА” ( РОССИЯ И СНГ )

ПАХАНЫ КАК “ТРЕТЬЯ СИЛА” ( РОССИЯ И СНГ )

Ю. Бардахчиев

20 ноября - Саянский алюминиевый завод вступил в экономический союз с Таджикским алюминиевым заводом.

Из Таджикистана приходит, пусть и крайне скудная, информация о том, что процесс мирного урегулирования в республике, и так еле теплящийся, вновь находится под угрозой. Попытка госпереворота, акция боевиков полковника Худойбердыева по возвращению контроля над западными районами Таджикистана, пресеченная армейскими силами, непрекращающаяся серия терактов в Душанбе - вот лишь часть слагаемых напряженной политической обстановки в последнее время. Что стоит за всем этим? Вначале попытаемся просто перечислить все возможные варианты ответа на этот вопрос.

Самый банальный вариант ответа - мирный процесс “трещит” под грузом собственных противоречий. К их числу привычно относят и партийно-политические противоречия между “коммунистической” властью и “антикоммунистической” оппозицией, и религиозные противоречия между “официальным”, т.е. прогосударственным, и “неофициальным”, т.е. местническим, исламом, и противоречия между захватившим власть кулябским кланом и гармским, составляющим силовой костяк оппозиции.

Следующий вариант ответа - так называемая “третья сила”. Согласно этому варианту, мирный процесс подрывается теми, кто не заинтересован в его дальнейшем развитии. Кем же? Кто может быть этой “третьей силой” в данном регионе Центральной Азии?

Здесь существует несколько “подвариантов”. Первый из них - “узбекский”. Основания для подозрений в дестабилизирующем влиянии Узбекистана - Таджикистан имеет. Прежде всего, Узбекистан слишком заинтересован в том, чтобы ситуация в Таджикистане управлялась только с узбекского политического терминала. И дело не только в экспансионистских устремлениях Узбекистана - этой и впрямь самой мощной из среднеазиатских республик СНГ. Узбекистан слишком хорошо понимает, что ситуацией в Таджикистане может управлять либо он сам, либо … Либо некий субъект, который легко может взорвать стабильность самого Узбекистана (кем бы ни был этот субъект - консолидировавшейся на националистической основе таджикской оппозиционно-властной элитой, силами иранского фундаментализма, укрепившимся и вошедшим в таджикский процесс Ахмад Шахом Масудом, или кем-то еще). В самом деле, как хорошо известно, в Таджикистане живет свыше миллиона этнических узбеков, а в Узбекистане издавна проживает “сравнимо много” таджиков. Особенно в Самарканде и Бухаре - там их большинство. Известна также серьезная зависимость Таджикистана от узбекских энергоносителей. Однако важнее всего фактор роста собственно политического влияния Узбекистана в регионе, которое приобрело настолько устойчивый характер, что впору говорить чуть ли не его о региональном военно-политическом доминировании . По крайней мере, ясно одно - Узбекистан достаточно силен для того, чтобы играть роль “третьей силы”, и ему есть чего опасаться в случае, если союз власти и оппозиции в Таджикистане примет характер “пантаджикского” или антиузбекского. И уж тем более - проиранского. А это вовсе не исключено.

Конкретные факты говорят о том, что рассматриваемая нами узбекистанская “возможность” вполне соотносима с таджикской “действительностью”.

Так, например, кланово-региональная группировка северян Сайфеддина Тураева, противостоящая и официальным структурам Рахмонова, и не поделившая власть с оппозиционными силами, прочно связана с узбекскими “покровителями”, имеющими серьезные экономические интересы в наиболее промышленном отношении развитом Севере, и этно-политические - на территориях Запада и Юга. Другой пример - небезызвестный полковник Худойбердыев, поклявшийся после разгрома его группировки в Ширкентском ущелье, что до конца жизни будет сражаться… ни больше ни меньше как за возврат “исторических узбекских территорий, переданных во времена СССР Таджикистану”.

Вторым претендентом на роль “третьей силы” является, как ни странно, Россия. Но, конечно же, не в лице официальных сил и структур, отстаивающих национальные интересы. Ситуация иная, гораздо более запутанная и двусмысленная. И она требует достаточно подробного рассмотрения.

Исторически сложилось так, что наиболее специфическим фактором, повлиявшим на социальную структуру таджикского общества, стала промышленность. Именно нужды развитой промышленности, изначально создаваемой вовсе не в целях экономического обслуживания данной республики или региона, а как часть общесоюзного экономического потенциала, потребовали привлечения достаточно образованной, а значит, привозной (из России и других европейских регионов) рабочей силы и среднего технического персонала. Именно она создала расслоение (этнически, конфессионально, по языку, культуре и т.д.) между традиционалистским сельским крестьянством, с его кланово-родственной структурой, и работниками производственной сферы в городах. Созданный этим колоссальный заряд конфликтности сдетонировал после объявления независимости республики и вылился в непрекращающуюся пятилетнюю гражданскую войну. И теперь именно промышленность продолжает оставаться неснимаемым противоречием в борьбе кланов и группировок в Таджикистане.

Зафиксировав эти обстоятельства, перейдем к прослеживанию достаточно специфического, как сейчас будет показано, и весьма двусмысленного русского следа в том, что именуется вариантом вмешательства “третьей силы”. Подавляющее большинство предприятий Таджикистана за время войны были остановлены, разграблены или разрушены. Но одно предприятие работало практически без остановок даже в самые “горячие” времена - это Таджикский алюминиевый завод в Турсунзаде. Именно ТадАЗ, принадлежащий к числу четырех промышленных гигантов СССР, вырабатывавших алюминий для авиастроения и на экспорт, первым делом старались взять под свой контроль - и брали - все регулярно меняющиеся полевые командиры, в частности, тот же Махмуд Худойбердыев.

И вот недавно история Таджикского алюминиевого завода получила новое продолжение в том самом, обозначенном нами двусмысленном ракурсе. Как сообщили информационные агентства, Саянский алюминиевый завод (СаАЗ, Хакасия), один из крупнейших производителей первичного алюминия в России, Николаевский глиноземный завод (НГЗ, Украина) и Таджикский алюминиевый завод (ТадАЗ, г.Турсунзаде) создали экономический союз, который в перспективе станет базой для формирования транснациональной ФПГ. СаАЗ выделяет ТадАЗу инвестиции для модернизации производства, а также вкладывает капитал в реконструкцию Днепро-Бугского морского порта, что позволит Николаевскому заводу перерабатывать дополнительно 1,5 млн. тонн бокситов в год.

Как это накладывается на интересующий нас политический процесс? И накладывается ли? Представьте себе, накладывается. И весьма любопытным образом. Еще в 94-м в Хакасии и на юге Красноярского края шла скупка акций СаАЗа, тогда же прошла эпидемия заказных убийств. Как выяснилось, шла борьба за передел влияния между братьями Черными (представлявшими интересы британской фирмы “Транс уорлд групп” (TWG) и лидером Красноярской ОПГ Быковым (имя, ставшее нарицательным после статьи “Время “быков”). В итоге, новым гендиректором СаАЗа был назначен О.Дерипаско (родственник бывшего первого вице-премьера О.Сосковца). Быков отстаивал новую региональную идеологию: “Чужого нам не надо, а своего не отдадим… КрАЗ тогда отстояли, и он некоторое время был практически единственным “независимым” алюминиевым заводом в России. Остальные в основном давно “ушли из под отечественного контроля” (читай: “отечественной братвы”).

Через год выборы в Красноярске прошли под тем же лозунгом. причем выбор СаАЗа пал на Алексея Лебедя (брата Александра Ивановича). Тем самым, СаАЗ обрел контроль уже и над государственной властью в отдельно взятом субъекте Федерации. Кстати, старший Лебедь тоже прилетал в Хакассию самолетом СаАЗа. Теперь близкие СаАЗу кримструктуры устанавливают контроль над всей хакасской промышленностью, влияющей на себестоимость металла - “Хакасэнерго”, Саяно-Шушенской ГЭС. В 1996 году был инициирован процесс банкротства “Норильского никеля”, поддержанный властями Красноярского края, а Минфин Хакассии ходатайствовал о назначении на должность внешнего управляющего КрАЗа все того же гендиректора СаАЗа О.Дерипаско. Видимо, логическим продолжением этих акций станет и прибирание к рукам ТадАЗа.

Как это все соотносится с “третьей силой”? Да очень просто! Новый игрок не может войти в поделенное пространство интересов прежних игроков, не подорвав их равновесие, а после этого не выступив в роли посредника. Так играют во многих нестабильных регионах земного шара. И было бы странно, если бы в Таджикистане это вдруг не сработало.

Что касается третьего варианта “третьей силы”, то он столь же зловещ, сколь и прост. Наркодельцы правят бал в этом регионе. Коронная карта наркодельцов - это бартер “оружие за наркотики”. Мирный процесс, зайди он слишком глубоко, воспрепятствует этому бартеру. А поломать мир, располагая столь специфической политико-криминальной инфраструктурой, совсем нетрудно. А раз нетрудно и полезно - значит, и нужно. “Вот и весь разговор”…

Весь ли? Во-первых, каждый из трех вариантов “третьей силы” не существует изолировано от другого, а их сочетание может создать очень сложные и мощные политико-криминальные контуры. Притом такие, что аукнется в Таджикистане, а откликнется прямо у стен Кремля.

Во-вторых, отношение наше к русскому следу в рассмотренном втором варианте “третьей силы” - неоднозначно. Хорошо, если отечественные ФПГ начинают подтягивать к России зоны СНГ. Честно говоря, в этом случае можно было бы не слишком громко сетовать на качество подобных ФПГ и меру их криминализации. А если наоборот? Если часть российских стратегических объектов и территорий втягивается в орбиту чужих (исламских или даже гораздо худших) влияний? Если здесь отрабатывается не интеграционный, а дезинтеграционный процесс? И не надо пожиманий плечами! При нынешнем уровне российской нестабильности ничего невозможного в такой гипотезе нет.

Так что - будем внимательно и заинтересованно наблюдать за развитием процессов. И - прямо скажем - не глазами постороннего. Здесь имеет место далеко не академический интерес.

Ю. БАРДАХЧИЕВ