3. На ровном месте

3. На ровном месте

В описанных ситуациях диагноз ни малейшего сомнения не вызывал: в первом случае «Казанова» просто продублировал свои преступления до первого принудительного лечения; во втором – объективно подтверждался, помимо иных доказательств, положительным результатом анализа, именуемого «реакцией Вассермана», когда возбудитель сифилиса выявляется безошибочно.

Однако в следственной практике далеко не редкость, что психиатры признают человека невменяемым, как говорится, «на ровном месте». Я имею в виду, что ни прошлая жизнь, ни обстоятельства совершения преступления, ни даже поведения во время следствия не дают оснований усомниться в психической полноценности подозреваемого.

Я не намерен описывать те факты, когда преступника за взятку признают невменяемым, чтобы избавить от уголовной ответственности. Уже не один психиатр осужден за это, тема получила достаточно полное освещение в прессе и возвращаться к ней мне не хотелось бы. Речь идет о другом: при всяком отсутствии корыстной заинтересованности человека, по всем признакам здорового, признают душевнобольным. Понимаю, что в это верится с трудом, но любой практический работник припомнит не так уж мало подобных историй. Вот одна из них. Я, кстати, имел к ней косвенное отношение, во всяком случае, находился у ее истоков.

Пришел однажды ко мне на прием гражданин, как он объяснил, посоветоваться. Привела его в областную прокуратуру обоснованная тревога за судьбу родственников, хотя он рассказывал об этом с какой-то стеснительностью, вроде бы извинялся, что беспокоит по пустякам.

В подмосковном Красногорске у него живет брат, научный сотрудник, физик. Три дня назад после обеда брат с женой вышли из дома и отправились полить огород, участок находился километрах в полутора. Там они не появились (это подтвердили владельцы соседних участков) и домой не вернулись. Бесследно исчезли.

Я задал несколько вопросов и получил очень толковые, обстоятельные ответы. Чувствовалось, что посетитель уже не раз мысленно проработал все возможные версии.

– Не могли они неожиданно куда-либо уехать?

– Совершенно исключено. Во-первых, они были в спортивной одежде, документы и деньги остались дома. Во-вторых, оба работают, жена – учительница, в школе сейчас экзамены. В-третьих, дома же остались дети. Старший мальчик учится на третьем курсе медицинского института, младший – в девятом классе.

– Не было ли у них врагов?

– Никогда, очень мирные и спокойные люди.

– Может быть, кровная месть? – осторожно поинтересовался я (пропавшие супруги Кулиевы были уроженцами Дагестана).

– Что вы, они еще в ранней молодости уехали оттуда, а наш род вообще никогда не враждовал ни с кем.

– Какова же ваша версия? – я счел возможным задать этот непрофессиональный вопрос: ведь версии должен выдвигать я, именно за этим ко мне и пришли.

Несмотря на очевидную нам обоим трагичность ситуации, мой собеседник был весь во власти детективно-романтических сюжетов.

– Сначала я подумал, что их могла похитить иностранная разведка, ведь брат работал в академическом институте. Но у него на работе мне сказали, что секретными разработкам ни он сам, ни институт в целом не занимаются. Взять их заложниками с целью выкупа никому бы и в голову не пришло – семья живет на достаточно скромную зарплату. Остается одно: их похитили, чтобы убить, а внутренние органы – сердце, печень, почки продать за большие деньги людям, нуждающимся в их пересадке. Я слышал, что таких случаев много. Это даже получило название – «разобрать человека на запчасти».

Я как мог успокоил посетителя, объяснив, что все это слухи, ни одного такого факта, к счастью, пока не зарегистрировано, и задал последний вопрос: обращался ли он в милицию?

– Как же, буквально на следующий день. Но там только посмеиваются – погуляют и вернутся, все, мол, пропавшие, возвращаются. Но поймите, им просто негде быть, они бы по крайней мере возвонили. И мы теперь боимся за детей, не оставляем их одних, родственники поочередно дежурят…

Я позвонил красногорскому городскому прокурору. Он об этом случае уже знал, мы обсудили детали происшествия, и уголовное дело немедленно было возбуждено.

Мне лично наиболее вероятной казалась совершенно прозаическая версия: Кулиевых сбила машина, а тела водитель увез, заметая следы.

Ближайшие два дня бросили серьезную тень на мою репутацию проницательного юриста: любители выгуливать и натаскивать собак на болоте стали находить тщательно упакованные свертки с частями трупов. Конечно же, это оказались супруги Кулиевы, их опознали родные дети. Они же… оказались убийцами.

(Отвлекаясь от темы, считаю своим долгом просветить читателей, которым, не приведи, конечно, господь, придется столкнуться с исчезновением кого-нибудь из близких: если бы уголовногое дело возбудили немедленно и приступили к расследованию, все тут же и прояснилось бы – при осмотре в свете люминесцентной лампы вся квартира Кулиевых светилась пятнами и лужами замытой крови…)

Трагедия в этой семье назревала годами. Кулиев-старший, сам человек дисциплинированный и целеустремленный, того же требовал и от сыновей. Строгий распорядок дня, отличная учеба, спорт, книги, помощь по дому – он не допускал ни малейшего отклонения от этих правил. И, казалось, добился своего: старший сын окончил школу с медалью и в институте получал повышенную стипендию, младший тоже был отличником.

Однако в последнее время старший все чаще и чаще внутренне бунтовал. И не мудрено – студенческая среда всегда, а сейчас и подавно отличается известной вольностью нравов, свободой времяпрепровождения. Зло подшучивала над ним и подруга, однокурсница-латиноамериканка. В те редкие моменты, когда ему удавалось пойти с ней в кино или остаться наедине, она вдруг взглядывала на часы и с ядовитой серьезностью советовала как можно быстрее собираться домой, чтобы не опоздать к одиннадцати – «не то папа заругает»…

Открытого бунта пока не было – сказывалась не только система воспитания, но и сила национальных традиций: уважение к старшим вообще и непререкаемый авторитет отца в частности. Но именно невозможность высказать вслух несогласие с навязанным ему ритмом жизни и категорическое неприятие этого ритма сломали психику старшего сына и привели к замыслу убить отца. Но как это сделать в одиночку, да еще и скрыть следы преступления? Он исподволь стал готовить младшего брата на роль сообщника: то и дело заводил речь о том, что оба они являются жертвами семейной деспотии, что их отец – жестокий тиран, лишающий их малейших радостей, что жизнь сверстников не пример ярче и полнокровней. И когда было сказано решительное: «Давай убьем!» – младший уже не колебался…

Но при разработке различных вариантов реализации своего чудовищного замысла они все время натыкались на мать. Убить в ее присутствии нельзя. Выбрать момент, когда ее нет дома, и расправиться с отцом нетрудно, но остается мало времени на все остальное, а она вот-вот вернется – из школы ли, из магазина, от бабушки. В конце концов план приобрел еще более кощунственный вид – убить обоих! Вот тогда, мол, заживут, как хочется, никто им будет не указ…

Я избавлю читателей от ужасающих подробностей изуверщины, поскольку преступление это даже в наш жестокий век отличалось изощренностью, следователь счел необходимым направить обвиняемых на судебно-психиатрическую экспертизу. По его замыслу, специалисты в области человеческой психики должны были подтвердить вывод, к которому он уже пришел, преступление совершено не в состоянии умоисступления, как говаривали в старину, не сумасшедшими, а по предварительному сговору, с длительной коварной подготовкой. Каково же было всеобщее наше удивление, когда в Научно-исследовательском институте общей и судебной психиатрии имении профессора Сербского обоих признали невменяемыми шизофрениками.

И здесь я со скорбью вынужден признать – следователь проявил абсолютную профессиональную беспринципность: не соглашаясь с заключением экспертов, будучи глубоко убежден в своей правоте, он и не пытался спорить, хотя закон такое право ему предоставляет. Дело прекратили и передали в суд для направления Кулиевых-младших на принудительное лечение.

Но именно суд усомнился в достоверности экспертизы. И для этого были все основания.

Следствие собрало исчерывающий материал о короткой жизни убийц. Допросили многих однокашников и преподавателей, родственников и соседей. Добрались до воспитателей и вожатых в пионерских лагерях, где отдыхали братья. Побеседовали со всеми их лечившими врачами, изучили медицинские карты. И ни малейших признаков психических отклонений: отличники не только не наблюдались у психиатра, но и к невропатологу дороги не знали. Наследственность по линии отца и матери – безупречная. Психотравмирующих ситуаций в детстве никаких.

Какие же симптомы шизофрении – этого, надо сказать, «дежурного» диагноза, которым можно охватить все мнимые и действительные отклонения в психике, – нашли эксперты у убийц во время двухмесячного наблюдения?

Основной «удар», разумеется, пришелся по студенту. Он страдал якобы манией величия, мнил себя великим хирургом в будущем, для него жизнь обычного человека, даже собственных родителей, ценности не представляла. Я в предельно сжатом виде изложил заключение экспертизы. (В подлиннике это многостраничный опус из сплошь наукообразных пассажей, перенасыщенный буквально нанизанными друг на друга специальными терминами. Думаю, это не случайно: непосвященному трудно поставить под сомнение смысловую невнятицу, а непосвященные – все, кроме авторов подобных документов и их немногочисленных коллег).

Со школьником обошлись и того проще, он, мол, просто обожал старшего брата, находился под сильным его влиянием, следовательно, помешательство его было индуцированным.

Поставив под сомнение диагноз экспертов, суд исходил не только из его откровенной неубедительности. Было еще одно веское доказательство удивительного здравомыслия братьев: задолго до того, как преступление раскрыли, они очень искусно, договорившись заранее, бросали тень на своего двоюродного дядю. Не обвиняя его прямо, они упорно создавали мнение о его причастности к исчезновению родителей и почти добились своего на беспрерывных семейных советах.

Но кому поручить повторную экспертизу, если НИИ общей и судебной психиатрии имени профессора Сербского – высшая инстанция в этой сфере?

Поручили ленинградцам. Увы, эта попытка заранее была обречена на провал: любая областная или городская психиатрическая экспертиза неофициально является нижестоящей по отношению к институту имени Сербского… Так и направили братьев Кулиевых на принудительное лечение. Об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Много лет назад я попытался в доверительной беседе выяснить у знакомого психиатра, известного ученого, генезис подобных заключений, противоречащих фактическим обстоятельствам преступлений и биографиям новоявленных «шизофреников». Произошло это следующим образом.

В Подмосковье изловили бандита Шутова. Он убил с целью ограбления нескольких человек, между прочим, в разных районах, чтобы не попасться. Человек этот был не лишен способностей: у себя на заводе изготовил шестиствольный пистолет (он до сих пор хранится в кабинете криминалистики областной прокуратуры), планировал он и масштабную акцию – ограбление инкассаторов, успел сделать даже металлический каркас мины, чтобы подорвать машину на маршруте. В общем, как говорится, он бы далеко зашел, если бы вовремя не остановили. К тому же он очень умело вербовал сообщников среди совсем молодых парней. Его тоже «на ровном месте» признали невменяемым, хотя он всего год назад демобилизовался из армии, где служил в десантных частях, обследовался в госпитале и никаких симптомов заболевания в то время не обнаруживал.

Примерно через полгода с завода, где работал некогда Шутов, нам с возмущением переслали полученное от него письмо: смотрите, мол, кого вы считаете психом, он нормальнее нас с вами. Действительно, обращаясь к начальнику цеха, Шутов просил выслать ему в больницу зарплату за последние две недели перед арестом, кроме того, интересовался новым адресом своей жены и передавал ей инструкции, как ходатайствовать через некоторое время об освобождении его от принудительного лечения.

Вот это письмо я и показал знакомому во время нашей беседы.

– Понимаете, – разъяснил психиатр, – каждый ученый претендует на какие-то свои, пусть небольшие, но открытия. В нашем деле это интересные и ранее не распознанные случаи тяжелых психических заболеваний. И вот представьте себе, на экспертизу попадает человек, совершивший поистине ужасные, неординарные поступки. Или, напротив, поступок обычный, кража там или хулиганство, но необычен субъект – какая-либо знаменитость, известный артист, изобретатель, спортсмен. Если он здоров, то никакого интереса для психиатрии не представляет – заурядный уголовник. Если же невменяем, тот этот случай попадает в научный оборот, используется в различных статьях и рефератах, становится украшением ученых записок и, может статься, окажется учебнике. Так что все это делается в угоду научным амбициям, не больше. Допускаю, в каких-то ситуациях эксперты могут дополнительно утешаться тем, что, отправив человека не принудительное лечение, спасли его – могли ведь приговорить к смертной казни. Но это уже редкость…

– А бывает ли наоборот? – не унимался я. – Человек по всем признакам душевно болен, а его признают здоровым и отдают под суд.

– Не исключено. Я помню нашумевшее уголовное дело: артист оперетты убивал в Москве и окрестных городах взрослых и детей в квартирах, куда входил, представляясь работником горгаза. С материалами дела я знаком. В действиях убийцы было много нелепого, бессмысленного. Он мог в облюбованной квартире оставить поистине ценные вещи, а забрать какую-нибудь ерунду, которую и реализовать-то нельзя. В одной квартире, например, он утащил старый телевизор, по тем временам он никакой ценности не представлял, на самосвале(!) привез его к месту своего обитания. Короче говоря, вся его кровавая эпопея – это цепь деяний безумца, Сейчас уже трудно оспаривать правильно диагноза, но его признали здоровым, судили и расстреляли. В то время практически вся страна была взбудоражена этим делом, и, боюсь, эксперты просто не рискнули разочаровать общественное мнение. А впрочем, Бог им судья, не уверен, что поступил бы иначе.