XI. Поход с крейсерами к Мемелю. Бой у маяка Эстергарн. Бой «Рюрика» с «Ровном» у острова Готланд

XI. Поход с крейсерами к Мемелю. Бой у маяка Эстергарн. Бой «Рюрика» с «Ровном» у острова Готланд

Согласно полученному приказанию от большого штаба, «Новик» в 1 час ночи на 18 июня совместно с 6-м дивизионом вышел к Вормсу. Около 4 часов утра отряд был застигнут густым туманом, который заставил всех стать на якорь недалеко от Вормса и ждать, когда хоть немного прояснится.

Предстоящая операция заключалась в том, что миноносцы с 1-й бригадой крейсеров должны были обстрелять Мемель и в случае встречи с неприятельскими разведчиками — их уничтожить.

Через 50 минут туман настолько разошелся, что наш отряд мог продолжать путь и пошел дальше к банке Винкова, где было назначено рандеву с крейсерами.

Но придя туда в 8 часов 30 минут, мы крейсеров не застали, так как они, не дожидаясь нас, прошли дальше.

Тогда, сообща с начальником 6-го дивизиона, наш командир решил идти к Дагерорту, но как раз в это время было получено радио от начальника отряда особого назначения контр-адмирала Бахирева с указанием точного маршрута.

После этого мы дали 24 узла и пошли догонять крейсера, а 6-й дивизион, ход которого был не более 22 узлов, стал сильно отставать. Скоро адмирал, к большому горю офицеров дивизиона, отпустил их совсем.

Около 3 часов дня «Новик» нагнал бригаду крейсеров, которая шла в строе кильватера, имея головным «Адмирала Макарова» (флаг контр-адмирала Бахирева), «Баяна», «Богатыря», «Олега» и «Рюрика».

Вид бригады был очень внушительный, и мы невольно залюбовались, как пять красавцев крейсеров шли полным ходом, гордо рассекая волны и ощетинившись своими орудиями.

Нам адмирал приказал вступить в кильватер «Рюрику», то есть быть самыми концевыми.

Погода была ненадежная, и с каждой минутой туман все более и более сгущался; кругом нас встала сплошная стена.

Благодаря этому «Рюрик» скоро оторвался от остальной бригады, и «Новик», таким образом, остался с ним вдвоем.

Около 7 часов вечера туман на несколько минут рассеялся, и мы, к нашей радости, увидели недалеко от себя бригаду. «Рюрик» сейчас же повернул на нее, но в этот момент опять нашла густая волна тумана, и опять ничего не стало видно. «Рюрик» все же успел поймать струю «Олега», шедшего задним, и стал на нее ворочать, но в результате опять сбился и лег на свой старый курс.

«Новику» было чрезвычайно трудно держаться за «Рюриком», так как тот совершенно с ним не считался и, меняя хода и курсы, даже не предупреждал об этом; поэтому мы все время рисковали оторваться. На мостике все находились в напряженном состоянии и делали невероятные усилия, чтобы вовремя заметить изменение курса своего мателота.

Наконец полоса тумана кончилась, но, увы, остальной бригады уже больше не было видно.

В это время мы находились в 18 милях от Мемеля, и с «Рюрика» нам передали, что, «если не последует особого приказания, предположено в 3 часа 30 минут утра бомбардировать Мемель».

Перед этим мы перехватили радио командира «Рюрика», в котором он просил адмирала Бахирева показать свое место. Получил ли он на это какой-нибудь ответ или нет, нам не удалось узнать, так как радиотелеграфированию сильно мешали воздушные электрические разряды.

Ввиду того, что до утра еще оставалось много времени, «Рюрик», не желая слишком близко держаться от Мемеля, повернул назад, и мы опять вошли в полосу густого тумана.

В это время уже стало темнеть, и держаться за «Рюриком» стало почти невозможно, и на первом неожиданном его повороте «Новик» окончательно оторвался.

Попав в такое неприятное положение, командиру пришлось немедленно принять какое-то определенное решение, чтобы ночью не могла произойти случайная встреча с нашими же силами, находящимися теперь где-то близко от нас, но где именно — мы не знали.

Исходя из этого, командир решил лечь на курс N и, дав радио, что оторвался от «Рюрика», взял курс на Церель.

На наше несчастье, грозовые разряды продолжались всю ночь и совершенно парализовали работу радиостанции, только временами удавалось принимать какие-то отрывки телеграмм. Все время работали неизвестные неприятельские станции, и им временами мешал «Рюрик», а потом на время опять все прерывалось грозовыми разрядами и ничего нельзя было разобрать.

В числе отрывков различных телеграмм, между прочим, была принята адресованная начальнику бригады крейсеров, в которой сообщалось, что крейсер «Аугсбург» находится в море и в 2 часа будет в определенном месте.

Как ни было обидно, но мы ничего не могли предпринять, так как были связаны по рукам и ногам незнанием места наших крейсеров.

Так, никого не встретив, «Новик» продолжал идти всю ночь. В 4 часа утра командир прибавил ход до 17 узлов, а к 9 часам 30 минутам мы подошли к Церелю.

Вдруг в 10 часов, когда мы уже стояли на якоре, нам удалось принять радио: «„Новику“ и „Рюрику“ курс от Эстергарна NW 40»; это нас сильно смутило, так как означало, что адмирал Бахирев не принял нашего радио, что мы оторвались от «Рюрика». Получив это радио, командир сейчас же полным ходом вышел в море навстречу бригаде.

Вскоре было принято еще радио: «Крейсера имели бой; один неприятельский крейсер выбросился на берег у маяка Эстергарн»[37].

Эта телеграмма сильно нас обескуражила: ведь мы все время только и мечтали о такой дневной встрече с противником и теперь, когда она произошла, самым глупейшим образом ее пропустили. Таким фатальным невезением мы были совершенно удручены и чувствовали себя так, точно совершили что-то очень нехорошее.

Продолжая идти на присоединение к бригаде, мы приняли телеграмму, которой адмирал приказывал нам «возвратиться», хотя до встречи с ним оставалось всего лишь 12–15 миль. Пришлось повернуть обратно и мимо Цереля вернуться в Куйваст.

На следующий день пришло приказание от большого штаба: «Ожидать распоряжений».

В 7 часов вечера пришел «Искусный» с секретными пакетами и передал нам приказание идти в Ревель, во исполнение чего мы в 10 часов вышли в море.

В 5 часов утра «Новик» вошел в Ревельскую гавань и тотчас же начал приемку нефти, а командир отправился на «Кречет» — явиться командующему флотом.

Идя в Ревель, мы, конечно, считали, что вызваны для какой-то определенной цели, и поэтому были страшно удивлены, когда командир, вернувшись из штаба, рассказал, что там ему никто толком не мог сказать, по чьему приказанию и зачем «Новик» вызван.

Получилось довольно странное недоразумение, но, во всяком случае, командир решил воспользоваться этим обстоятельством и дать отдохнуть команде и офицерам после двухмесячного стояния в Моонзунде.

В Ревеле нам удалось выяснить все подробности похода и боя крейсеров.

После того как «Рюрик» вместе с «Новиком» оторвался от бригады, адмирал Бахирев запросил его о месте слабой радиостанцией, так как не хотел себя обнаруживать неприятелю, но на это ответа не последовало. Тогда стали опасаться, что «Рюрик» наткнулся на мину и погиб.

Затем, отойдя миль на 30 от берега, адмирал еще раз запросил «Рюрик» о его месте. Через некоторое время от него, наконец последовал приблизительно такой ответ: «Вижу берег, туман рассеялся, погода хорошая». Адмирал ему приказал немедленно присоединиться к остальной бригаде.

Бригада продолжала медленно идти на север. При подходе к Хоборгу была получена радиотелеграмма от адмирала Непенина, что маяк Дагерорт видел неприятельские крейсера в квадрате N, курс SW, ход 17 узлов[38].

Получив эту телеграмму, адмирал решил отставить бомбардировку Мемеля и лечь на новый курс с расчетом встретить неприятеля около 8 часов утра.

В 7 часов 30 минут, еще не видя неприятеля, на бригаде пробили боевую тревогу и стали готовиться к бою.

Около 8 часов 30 минут, прямо по курсу, в расстоянии около 50 кабельтовых показалось из мглы несколько силуэтов кораблей, числом около 5–6.

При этом курс бригады был почти N, ход 14 узлов, горизонт очень плохой, ветра не было. «Рюрик» так еще и не успел присоединиться к эскадре.

Открыв неприятеля, адмирал приказал немедленно дать полный ход и изменил курс влево на NW с целью отрезать противника от берега и ввести в бой свой правый борт.

Одновременно был открыт огонь. Неприятельские корабли сейчас же круто повернули вправо и полным ходом стали уходить на NW, за остров Готланд. Концевой из них энергично отвечал на огонь. Расстояние все время держалось около 50 кабельтовых.

Горизонт продолжал быть мглистым, и оттого неприятельские корабли были видны очень неясно, и трудно было точно определить их тип.

Скоро стало заметно, что два корабля (один — типа легких крейсеров «Бремен» или «Аугсбург», а другой — заградитель «Альбатрос») отстали. Остальные корабли скрылись во мгле на NW.

Легкий крейсер некоторое время держался при «Альбат-росе», но, по-видимому, убедившись в его критическом положении, дал полный ход и, отстреливаясь, ушел на N — NW.

«Альбатрос» все больше и больше отставал, и «Адмирал Макаров» и «Баян» сосредоточили по нему огонь с расстояния 40 кабельтовых.

«Богатырю» и «Олегу» адмирал приказал действовать самостоятельно, и они, выйдя из строя вправо, тоже открыли огонь.

На «Альбатросе» от попаданий наших снарядов возник сильный пожар на корме, была сбита фок-мачта и был замечен сильный дифферент на нос. Он лег на маяк Эстергарн и, медленно двигаясь, стал сильно парить. Вслед за этим он выбросился на северной стороне бухты.

Когда бой кончился, было около 10 часов утра. Таким образом, он продолжался всего около полутора часов, и под конец расстояние уменьшилось до 23–25 кабельтовых.

При «Альбатросе» было три миноносца, державшихся от него во время боя несколько в стороне. Приблизительно в середине боя они выпустили сильную дымовую завесу и этим на некоторое время закрыли «Альбатрос», так что по нему совершенно нельзя было стрелять. Они же сами, открыв сильный огонь, полным ходом пошли в атаку на «Макарова» и «Баяна» с их левого борта.

Наши корабли немедленно по ним открыли огонь. Дойдя до расстояния около 20 кабельтовых, миноносцы выпустили свои мины, которые прошли под носом «Макарова». После этого, продолжая идти полным ходом, они скрылись на юг[39].

Во время боя наши крейсера имели почти все время 20 узлов ходу. Стрелять было трудно, хотя расстояние до неприятеля было и не слишком велико. Таковы были условия, в начале боя — из-за плохого горизонта и дымовой завесы, а в конце — потому, что все наши четыре крейсера сосредоточили свой огонь по одному «Альбатросу», чем сильно мешали друг другу.

«Альбатрос» храбро сражался своими четырьмя пушками, и в начале его стрельба была очень хорошей, но по мере того как его положение все более ухудшалось, теряла свою меткость и стрельба; наши крейсера совершенно от нее не страдали.

Попадания неприятеля были только в «Адмирала Макарова». Один снаряд «Альбатроса» пробил ему нос и палубу и разорвался в батарее, никого не ранив. Снарядов с миноносцев попало в него же три-четыре. Один — в шестерку, висевшую на шканцах, другой — в четвертую трубу и остальные — в кормовой мостик. При этом был тяжело ранен и потом умер в госпитале один комендор.

Когда «Альбатрос» выбросился на берег и бой был кончен, крейсера застопорили машины и стали наблюдать за ним. Было видно, как к нему подходило с берега много шлюпок, очевидно, для оказания помощи и снятия экипажа.

Скоро по направлению на SO были замечены два дыма, быстро приближавшиеся к нашим кораблям.

Тогда адмирал немедленно приказал бригаде построиться в кильватерную колонну и лечь на курс N. Дымы быстро приближались, и скоро можно было различить два силуэта крейсеров.

Головным шел крейсер типа «Бремен», а за ним, кабельтовых в восьми, броненосный крейсер «Роон».

«Богатырю» и «Олегу» было приказано выйти вперед.

На дистанции 75 кабельтовых «Роон» открыл огонь из 8-дюймовых башен по концевому «Баяну».

«Баян» начал отвечать из своих 8-дюймовых башен. Однако, хоть ему и казалось, что в «Роон» были попадания, но это было маловероятным. Скоро «Роон» попробовал стрелять и из своих 6-дюймовых орудий, но получил недолеты.

Тем временем расстояние стало уменьшаться и уже дошло до 65 кабельтовых. Тогда адмирал приказал дать самый полный ход. После этого расстояние стало увеличиваться и «Роон» повернул обратно.

За эту короткую перестрелку в «Баян» попал один 8-дюймовый снаряд. Он пробил коечную сетку и, ударившись о шестерку, разорвался. Его осколки пробили верхнюю палубу и в батарейной легко ранили четырех человек.

Причиной, почему адмирал не вступил в бой с «Рооном», было то, что на «Макарове» оставалось слишком мало крупных снарядов, например, около 90 — 8-дюймовых и всего половина запаса 6-дюймовых; то же самое и на «Баяне».

На случай, если бы крейсерам пришлось все же вступить в бой с «Рооном», адмирал вызвал на поддержку из Эре линейные корабли «Цесаревич» и «Слава», которые немедленно вышли в море.

Продолжая путь на N, с «Макарова» и «Баяна» заметили перископ подлодки, и, маневрируя, крейсера открыли по нему огонь. Как раз в это время до них стал доходить грохот орудий. Это, очевидно, «Рюрик» встретился с «Рооном» и вступил с ним в бой.

Так на самом деле и было. Оторвавшись накануне от бригады, а потом разойдясь и с державшимся позади него «Новиком», «Рюрик» остался совершенно один. Получив вечером по радио приказание адмирала Бахирева присоединиться к нему в назначенном квадрате, он всю ночь шел на север. Во время пути он также получил предупреждение, что может встретиться с «Аугсбургом» и другими кораблями, почему все время и был в полной готовности вступить в бой.

Около 8 часов 30 минут он получил телеграмму от адмирала Бахирева: «Имею бой с неприятелем в квадрате N».

«Рюрик» сейчас же дал 19 узлов и лег на курс NW. Все было готово к бою, и все с жадностью всматривались в даль, стараясь увидеть противника.

В это время была получена новая телеграмма от адмирала Бахирева: «Между вами и нами подлодка».

Около 10 часов — опять телеграмма, что адмирал вступил в бой с «Рооном», и одновременно указание на курсы, которыми следует идти, чтобы выйти на пересечку курса противника.

«Рюрик» дал полный ход, 20 узлов, и около 10 часов 25 минут на горизонте стали видны дымы: сначала один, потом второй и, наконец третий.

Скоро стали вырисовываться и силуэты кораблей: один — четырехтрубный крейсер, а другой — трехтрубный. Пока еще нельзя было разобрать — свои это или чужие, так как и наши крейсера типа «Баян» были с четырьмя прямыми трубами, а типа «Олег» — с тремя наклонными.

Но вот трехтрубный крейсер начал давать опознавательные: медно-красные вспышки. Очевидно, и он также сомневался — свои ли это или нет.

Тогда на «Рюрике» стало очевидным, что это — противник, должно быть, крейсер типа «Бремен». В 10 часов 42 минуты, продолжая идти на сближение, «Рюрик» открыл огонь[40].

Но едва с него был дан первый залп, как у самого его борта, под носом, упал залп 8-дюймовых снарядов с «Роона». На палубу обрушились огромные столбы воды, окатили водой боевую рубку и вывели из строя носовые дальномеры. Кроме того, почти сейчас же в палубу на баке попал 100-миллиметровый снаряд, пробил ее и разорвался в прачечной.

Вслед за этим посыпался еще целый град мелких снарядов «Бремена» на палубу и в броню наружного борта.

«Рюрик» продолжал идти на сближение с «Рооном», но пока стрелял только по ближайшему «Бремену».

Неприятель шел в следующем порядке: впереди «Бремен», за ним, приблизительно в 10 кабельтовых, «Роон», а далее подбитый в бою с нашими крейсерами «Аугсбург». Из-за мглы они были очень плохо видны, а иногда их и совсем заволакивало туманом.

Пристрелявшись по «Бремену» и накрыв его двумя залпами, командир «Рюрика» перенес огонь на «Роон», который в это время энергично стрелял по нему. Но стрельба «Роона» была не очень меткой. Пока было только одно попадание 8-дюймовым снарядом в кормовую боевую рубку, над которой он разорвался и совершенно разрушил деревянную адмиральскую походную рубку.

Зато «Бремен», который оказался после переноса огня на «Роон» в полной безнаказанности, продолжал очень метко стрелять, однако не уменьшая дистанции меньше чем до 60 кабельтовых; из-за этого «Рюрик» не мог ввести в действие свои 120-миллиметровые пушки, дальность которых была всего 60 кабельтовых.

В это время было сообщено, что в носовой 10-дюймовой башне у левого орудия испортилось продувание и она больше не стреляет, так как люди задыхаются от газов своих же выстрелов. Пришлось изменить курсовой угол и ввести кормовую башню.

Через семь минут после переноса огня на «Роон» «Рюрик» окончательно пристрелялся, и было видно, как в противника попал снаряд сзади четвертой трубы и как в этом месте поднялся белый, с черным основанием, столб дыма.

С этого момента огонь «Роона» еще больше ухудшился. Его выстрелы имели все время перелеты и ложились в стороне от цели. Вскоре стрельба стала еще хуже, очевидно, после того, как в него попал 8-дюймовый снаряд за кормовой башней, а затем, почти сейчас же, по-видимому, и целый залп, так как весь корабль окутался огромным столбом белого и черного дыма с языками яркого пламени. После этого уже стало отвечать только одно орудие, и «Роон», круто повернув на юг, стал уходить.

Тогда «Рюрик» начал его преследовать. Но скоро был замечен перископ подводной лодки, и пришлось на несколько минут изменить курс в сторону, а за это время расстояние сильно увеличилось. Тем не менее погоня продолжалась до 11 часов 50 минут, когда была получена телеграмма адмирала Бахирева с приказанием: «Возвратиться».

После окончания боя стали выясняться повреждения и потери. Оказалось, что раненых всего было 11 человек. Только один из них, матрос Иняков[41], был ранен тяжело: ему оторвало руку и сильно повредило легкое, так что через три часа он умер; остальные же все были легко ранены. Кроме того, было еще шесть человек, отравленных газами в 10-дюймовой башне, когда испортилось продувание, в том числе командир этой башни. Следует отметить, что, несмотря на удушающие газы, отравлявшие людей едва-едва державшихся поэтому на ногах, она все же сделала 6 или 7 выстрелов.

Кроме упомянутых выше — одного попадания 8-дюймово-го снаряда и одного 100-миллиметрового в самом начале боя, было еще семь попаданий 100-миллиметровыми снарядами. Из них самыми существенными были: в 8-дюймовый каземат; в 16-й каземат, где была ранена вся прислуга; в 8-дюймовую пушку правой кормовой башни, на 4 фута от дула, после чего в нем оказалась вмятина, но орудие не было выведено из строя; и, наконец в волнолом на баке, после чего снаряд проник в прачечную, где произвел небольшой пожар.

После поворота «Рюрика» на север остальная часть похода прошла совершенно спокойно; только уже когда в 7 часов 30 минут вечера у входа в Финский залив к нему подходил для охраны дивизион миноносцев, была замечена подлодка. Тотчас же, с цепью таранить ее, от дивизиона направился миноносец «Внимательный». По-видимому, ему это удалось, так как после ввода его в док на винтах были обнаружены следы краски и руль был сильно погнут.

В эти дни английская подлодка «Е-9», вернувшись из крейсерства, донесла, что 19 июня, у входа в Данцигский залив, она потопила линейный корабль типа «Дейчланд».

Как потом выяснилось, это был линейный корабль «Поммерн», который, однако, был только серьезно поврежден, но не потоплен[42].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.