Глава 6. Образование и освобождение: будущее черных женщин
Глава 6. Образование и освобождение: будущее черных женщин
У. Дюбуа пишет: «Миллионы черных, особенно женщин, свято верили, что их освобождение было вторым «пришествием Христа»{259}.
Оно стало осуществлением пророчества и воплощением легенды, поднималось зарей Золотого века после тысячелетия жизни в оковах. Оно было чудом, путем к вершине, залогом надежды»{260}.
На Юге радости не было предела, она пропитала собой воздух, поднималась к небесам молитвой. Мужчин охватывала дрожь. Стройные чернокожие девушки с курчавыми волосами, придававшими им дикую красоту, тихо плакали; молодые женщины с черной, коричневой, белой и золотистой кожей трепетно вскидывали руки; матери, старые, с разбитыми сердцами, черноволосые и седые, громогласно благодарили господа, и их крик разносился по полям, поднимался к вершинам скал и гор{261}.
Раздалась великая песня, самое прекрасное, что появилось по эту сторону океана. Это была новая песня… Она была прекрасна своей глубиной и скорбью, ее могучий ритм и страстный призыв волновали человечество, она взывала и гремела посланием человека к своим собратьям. Она поднималась ввысь и как бы курилась, словно фимиам, возрождаясь в далеком прошлом, переплетая в своей ткани старые и новые мелодии со словами и мыслями»{262}.
Бурно приветствуя свое освобождение, черные праздновали не торжество абстрактных принципов свободы. Этот «…великий людской плач — свободны, свободны, свободны — уносил ветер, и его слезы вливались в море»{263}, Не был он и данью религиозному фанатизму. Черные знали, чего они хотели: как женщины, так и мужчины требовали земли, избирательных прав и «страстно желали учиться»{264}, — писал У. Дюбуа.
Фредерик Дуглас, рожденный в рабстве, как и многие из четырех миллионов черных, праздновавших освобождение, давно поняли, что «знание уничтожает в ребенке раба»{265}. Хозяин Дугласа, как и все бывшие рабовладельцы, прекрасно осознавал, что «…если дать ниггеру палец, то он откусит всю руку. Образование испортит самого хорошего ниггера в мире»{266}. Несмотря на запрет хозяина Хью, Фредерик Дуглас тайком продолжал учиться. Вскоре он мог уже писать все слова из букваря Уэбстера и продолжал по ночам заниматься по семейной Библии и другим книгам. Конечно, Фредерик Дуглас был исключительной личностью, впоследствии он стал блестящим мыслителем, писателем и оратором. Однако его жажда знаний вовсе не была исключительным явлением среди черных, которые всегда проявляли страстное желание получить образование. Огромное число рабов также хотело вырваться из оков безысходного существования. Бывшая рабыня Дженни Проктор в интервью, которое она дала в 1930?х годах, вспоминала о букваре Уэбстера. Она и ее друзья тайком учились по нему.
По словам Дж. Проктор, «никому из нас не разрешалось видеть книги или пытаться учиться. Считалось, что мы станем умнее, чем они, если чему–нибудь научимся. Но мы тайком достали этот старый темно–синий букварь, прятали его днем, а ночью зажигали свечку и учились. Мы его выучили. Сейчас я могу немного читать и даже писать»{267}.
Черные вскоре поняли, что слухи о том, что после освобождения каждая семья получит «40 акров земли и мула»[18], были издевкой. Они должны были бороться за землю, они должны были бороться за политическую власть. А после веков безграмотности и невежества они рьяно стремились осуществить свое право на образование и удовлетворить жажду знаний. Так, подобно своим братьям и сестрам по всему Югу, только что обретшие свободу черные рабы Мемфиса устроили собрание, на котором решили, что получение образования для них является первой необходимостью. В первую годовщину Декларации об отмене рабства[19]* они просили учителей с Севера поторопиться и «взять с собой палатки, которые можно было бы разбить в поле, у дороги или в форте, а не ждать, что во время войны будут построены великолепные здания»{268}.
Расизм обладает мистической властью, во многом благодаря присущему ему иррационализму, логике, построенной шиворот–навыворот. Господствовало мнение, что черные якобы неспособны к интеллектуальному развитию. Ведь в конце концов они были всего лишь движимым имуществом, по своей природе низшими, в сравнении с белыми, представителями рода человеческого. Однако, если бы черные действительно были низшими в биологическом отношении существами, они бы не проявляли ни желания, ни способности к приобретению знаний. Следовательно, не было бы никакой необходимости запрещать им учиться. На самом деле, конечно, черные всегда горели желанием получить образование.
Стремление учиться существовало всегда. Еще в 1787 году черные направили петицию властям штата Массачусетс с требованием предоставить им право посещать бесплатные школы в Бостоне{269}. Когда же петицию отвергли, Принс Холл, ее инициатор, основал школу в собственном доме{270}. Пожалуй, одним из наиболее поразительных свидетельств требований черных предоставить им право получения образования была деятельность одной африканки, бывшей рабыни. В 1793 году Люси Тэрри Принс решительно потребовала, чтобы ее выслушали попечители только что созданного мужского колледжа Уильямсов, которые отказали в приеме ее сыну. К сожалению, предрассудки расизма были настолько сильны, что логика и красноречие Люси Принс не смогли поколебать попечителей этого вермонтского заведения. Тем не менее она яростно защищала стремление — и право — своего народа учиться. Двумя годами позже Люси Тэрри Принс в качестве защитника успешно выступила в высшей судебной инстанции, разбирающей земельные споры. Судя по сохранившимся документам, она была первой женщиной, выступившей перед Верховным судом США{271}.
В том же 1793 году бывшая рабыня, выкупившая свою свободу у хозяев, основала в Нью—Йорке школу, известную под названием «школа Кэти Фергюсон для бедных». Ее учениками, которых она набрала в домах призрения для бедных, были черные и белые дети (28 и 20 соответственно{272}, вероятно, как мальчики, так и девочки). Спустя 40 лет молодая белая учительница Пруденс Крэнделл смело защищала право черных девочек посещать ее школу в Кентербери, штат Коннектикут. Крэнделл упорно продолжала учить своих черных учениц до тех пор, пока ее не упрятали в тюрьму за отказ закрыть свою школу{273}. Маргарет Дуглас — еще одна белая женщина, которую посадили в тюрьму в Норфолке, штат Виргиния, за создание школы для черных детей{274}.
Наиболее выдающиеся примеры сестринской солидарности белых и черных женщин связаны с исторической борьбой черных за получение образования. Миртилла Майнер, так же как Пруденс Крэнделл и Маргарет Дуглас, буквально рисковала жизнью, стремясь дать знания черным женщинам{275}. В 1851 году, когда она начала создавать колледж для черных учительниц в столице страны Вашингтоне, она уже обучала черных детей в Миссисипи, в штате, где обучение черных считалось уголовным преступлением. Уже после смерти Миртиллы Майнер Фредерик Дуглас описал изумление, которое он испытал, когда она впервые посвятила его в свои планы. Во время их первой встречи он сомневался в серьезности ее намерений, но позже понял, что «огонь энтузиазма сверкал в ее глазах и дух истинного мученичества горел в ее душе». «Меня обуревало смешанное чувство радости и печали, — вспоминает Дуглас. — Я думал про себя; вот еще одно начинание, безумное, отчаянное, опасное и лишенное практицизма, которому суждено потерпеть поражение и принести сильные страдания. И все же я был глубоко тронут и восхищен благородной целью, требовавшей невероятного героизма от нежной и хрупкой женщины, стоявшей, вернее, ходившей передо мной»{276}:
Вскоре Дуглас понял, что все его предостережения и даже рассказы о нападениях на Пруденс Крэнделл и Маргарет Дуглас не могли поколебать решимости Миртиллы Майнер основать колледж для черных учительниц. «Я считал эту идею безрассудной, — писал он, — граничащей с сумасшествием. Я уже представлял, как эту хрупкую женщину преследует закон, как ее оскорбляют на улицах, видел ее жертвой злобных рабовладельцев и, возможно, забитой бандой расистов насмерть»{277}.
По мнению Фредерика Дугласа, очень немногие белые, кроме активистов антирасистского движения, стали бы симпатизировать борьбе Майнер и поддерживать ее смелое единоборство с толпой. Он обосновывал свое суждение тем, что в тот период солидарность с черными уменьшилась. Более того, «…округ Колумбия был самой что ни на есть цитаделью рабства, местом, за которым особо следили и которое особенно охраняли силы, выступавшие за рабство, местом, где проявление человечности в отношении черных жестоко преследовалось»{278}.
Однако впоследствии Дуглас признал, что он тогда не осознал до конца силу отваги этой белой женщины. Несмотря на смертельный риск, Миртилла Майнер открыла свою школу осенью 1851 года и через несколько месяцев у нее было 40 учеников. Она с увлечением обучала своих черных учеников в течение последующих 8 лет, одновременно собирая средства и призывая конгрессменов поддержать ее начинания. Она была как бы матерью девочкам–сиротам, которых она привела в свой дом для того, чтобы они могли учиться{279}.
Миртилла Майнер не жалела сил, чтобы учить девушек, а те в свою очередь старались выучиться. Вместе с ними она боролась с попытками их выселить, поджечь школу и другими происками бесчинствующих расистов. Школу поддерживали семьи девушек и аболиционисты, такие, как Гарриет Бичер Стоу, которая отдала школе часть своего гонорара за книгу «Хижина дяди Тома»{280}. Миртилла Майнер, возможно, и была «хрупкой» женщиной, как отметил Фредерик Дуглас, но она совершенно определенно была сильной личностью всегда, готовой даже во время занятий отразить вылазки расистов. Однако однажды утром она проснулась от запаха дыма и жара огня. Вскоре пламя охватило все школьное здание. Хотя ее школа была уничтожена, стремления, которые она породила, продолжали жить, и в конце концов ее колледж учителей стал частью системы общественного обучения в столичном округе Колумбия{281}. Фредерик Дуглас в 1883 году отмечал: «Я всегда прохожу мимо школы Майнер для цветных девушек с чувством вины, поскольку то, что я говорил, могло охладить пыл, поколебать веру, подавить мужество благородной женщины, которая основала эту школу, носящую ее имя»{282}.
Установление сестринских отношений между черными и белыми женщинами было вполне возможно, и если они вдобавок имели прочную основу — как в случае с Миртиллой Майнер, ее ученицами и друзьями, — то приводили к потрясающим результатам. Миртилла Майнер сохранила тот огонь, который до нее зажгли другие, такие, как сестры Гримке и Пруденс Крэнделл, и передали его ей как эстафету.
Многие белые женщины, защищавшие своих черных сестер в самые трудные времена, были вовлечены в борьбу за получение черными образования. И это не было случайностью. Должно быть, они понимали, насколько необходимо было черным женщинам образование — луч света, освещавший их путь к свободе.
Те черные, которым удалось получить образование, неизменно ставили свои знания на службу общей борьбе своего народа за свободу. В документальном сборнике, составленном Г. Аптекером, приведены следующие ответы школьников Цинциннати по завершении первого года обучения в школе для черных на вопрос «О чем вы больше всего думаете?»:
1. «Мы будем… прилежными мальчиками, а когда станем взрослыми, освободим бедных рабов от цепей. Мне было очень жалко, когда я услышал, что затонуло судно Тискилва, на котором было двести рабов… У меня сердце разрывается от жалости, и я могу упасть в обморок в любую минуту» (7 лет).
2. «Мы учимся для того, чтобы постараться сбросить ярмо рабства, разбить его цепи на куски и уничтожить рабовладение навсегда» (12 лет).
3. «…Да будет благословенно дело аболиционизма… Моя мать и отчим, моя сестра и я сам — все мы рождены в рабстве. Господь дал свободу угнетенным. Пусть настанет счастливое время, когда все народы узнают господа. Мы благодарны ему за многие его благодеяния» (11 лет).
4. «Я сообщаю вам, что у меня есть два двоюродных брата, которые находятся в рабстве и которые должны быть свободными. Они сделали все, что от них требовалось по завещанию покойного хозяина, но их не отпускают на свободу. Их хотят продать хозяевам, живущим ниже по реке. Если бы вы были на их месте, что бы вы сделали?» (10 лет){283}.
Еще один ответ, который сохранился, принадлежит 16-летнему юноше, посещавшему эту новую школу в Цинциннати. Он являет собой наглядный пример того, как ученики извлекали из мировой истории уроки для понимания современности, которая волновала их так же глубоко, как стремление к свободе.
5. «Давайте оглянемся назад и посмотрим, как жили бритты, саксы и германцы. Они не учились и были неграмотны. Но несмотря на это, некоторые из них стали лучшими людьми своего народа. Посмотрите на короля Альфреда[20], посмотрите, каким великим человеком он был. Сначала он не знал грамоты, но к концу жизни был во главе армий и даже народов. Он никогда не падал духом, а всегда был оптимистом и упорно учился. Я думаю, что если цветные будут учиться, как король Альфред, они смогут скоро покончить с рабством. Я не понимаю, почему американцы называют эту землю страной свободы, если в ней так много рабства»{284}.
Что касается веры черных в силу знаний, то этот 16-летний юноша выразил ее вполне.
Неутолимая жажда знаний была столь же сильна среди рабов Юга, сколь и среди их «свободных» братьев и сестер на Севере. Само собой разумеется, ограничения на доступ черных к обучению грамоте в рабовладельческих штатах были гораздо строже, чем на Севере. После восстания Ната Тернера в 1831 году по всему Югу было усилено законодательство, запрещавшее рабам получать образование. Как говорилось в одном рабовладельческом кодексе, «…обучение рабов чтению и письму приводит к брожению умов, способствует восстаниям и бунтам»{285}. В каждом южном штате, исключая Мэриленд и Кентукки, обучение рабов было полностью запрещено{286}. По всему Югу владельцы рабов прибегали к порке, чтобы подавить неодолимое стремление своих рабов учиться. Черные хотели получить образование.
Ю. Дженовезе писал: «Борьба рабов за доступ к образованию была мучительной и острой. Фредерика Бремер как–то увидела девушку, безуспешно пытавшуюся читать Библию. «О, эта книга! — воскликнула девушка, обращаясь к мисс Бремер. — Я переворачиваю страницу за страницей и стремлюсь понять, что на них написано. Я пытаюсь снова и снова; я была бы счастлива, если бы я могла читать, но я не умею»{287}. « В Гражданскую войну Сузи Кинг Тейлор была сестрой милосердия и учительницей в полку, впервые сформированном из черных. В автобиографии она описывала свои настойчивые усилия научиться грамоте во время рабства. Белые дети, сочувствовавшие ей взрослые и ее бабушка помогали Сузи учиться читать и писать{288}. Как и бабушка Сузи Кинг, многие рабыни подвергали себя огромному риску, передавая своим сестрам и братьям навыки грамоты, которые они приобрели тайком. Женщины, которым удавалось получить какие–либо знания, стремились поделиться ими со своим народом, даже если при этом им приходилось проводить занятия в школе поздно ночью{289}.
Как на Севере, так и на Юге после освобождения появились первые признаки широко распространившегося явления, которое Дюбуа назвал «школьной лихорадкой»{290}. Другой историк, Л. Беннет, так описал жажду знаний у бывших рабов:
«Со страстным желанием, рожденным веками запрета, бывшие рабы поклонялись виду и звучанию печатного слова. В темноте ночи можно было видеть, как глубокие старики и старухи, склонившись над Библией при свете фитиля, с трудом читали по складам святые слова»{291}.
По словам Уильяма Фостера, «многие просветители отмечали, что на Юге в период Реконструкции среди негритянских детей они видели больше, чем у белых детей на Севере, стремления к учебе»{292}.
Почти половина учителей–добровольцев, участвовавших в массовой кампании просвещения, организованной Бюро по делам освобожденных рабов[21]*, были женщинами. Во время Реконструкции белые женщины Севера отправлялись на Юг помочь своим черным сестрам, которые были самым решительным образом настроены ликвидировать неграмотность миллионов бывших рабов. Масштабы задачи были поистине геркулесовыми: по свидетельству Дюбуа, неграмотность среди черных достигала 95%{293}.
В документах периода Реконструкции и исторических обзорах движения за права женщин совместной работе черных и белых женщин в борьбе за образование уделено мало внимания. Однако, судя по статьям в «Фридмэнз рекорд», учительницы, белые и черные, несомненно, вдохновляли друг друга, вдохновляли их и ученики. Страстное стремление бывших рабов к знаниям отмечается практически во всех воспоминаниях белых учительниц.
Дж. Лернер приводит слова учительницы, работавшей в Роли, столице штата Северная Каролина: «Удивительно, через какие страдания проходят многие люди, чтобы иметь возможность послать своих детей в школу»{294}. Материальное благополучие без колебаний приносилось в жертву дальнейшему обучению: «Стопку книг можно увидеть в любой хижине, даже если в ней нет никакой мебели, кроме жалкой кровати, стола, двух или трех сломанных стульев»{295}.
Черные и белые учительницы прониклись друг к другу глубокой и сильной симпатией. Например, на белую женщину, преподававшую в штате Виргиния, очень сильное впечатление произвела работа черной учительницы, только что освободившейся из рабства. Это «…почти чудо, — приводит Дж. Лернер слова этой белой женщины, — что цветная женщина, которая была рабыней вплоть до капитуляции южан[22], так преуспела в совершенно новом для нее деле»{296}. В своих отчетах черная женщина, о которой идет речь, выражала искреннюю — но ни в коей мере не раболепную — благодарность «своим друзьям с Севера» за их работу{297}.
Ко времени измены Хейса[23]* и краха радикальной Реконструкции успехи просвещения стали одним из самых весомых доказательств прогресса во время той эпохи революционного брожения. После Гражданской войны на Юге были созданы Фискский университет, Хэмптонский институт и еще несколько колледжей и университетов для черных{298}. 247333 ученика посещали 4329 школ, ставших фундаментом первой системы общедоступных школ на Юге, которая принесла огромную пользу как черным, так и белым детям. Хотя в период, последовавший за Реконструкцией и сопровождавшийся усилением джимкроуизма, возможности получить образование для черных резко снизились, воздействие опыта периода Реконструкции нельзя было полностью предать забвению. Мечта о земле была на время оставлена, надежда на политическое равенство улетучилась. Однако погасить свет познания было нелегко, и это служило гарантией того, что борьба за землю и политическую власть будет неустанно продолжаться.
У. Дюбуа пишет: «Если бы не негритянские школы и колледжи, негры фактически снова были бы обращены в рабство. Их лидерами в период Реконструкции были негры, получившие образование на Севере, белые политические деятели, предприниматели и учителя из благотворительных организаций. После контрреволюции 1876 года[24]** многие из них, кроме учителей, вернулись на Север. Однако к тому времени уже были созданы общедоступные школы и частные колледжи, образована негритянская церковь, что позволило неграм получить достаточно знаний и создать руководство, способное разрушить самые коварные замыслы новых апологетов рабовладения»{299}.
С помощью своих соратниц — белых сестер — черные женщины сыграли выдающуюся роль в строительстве этой новой крепости. История борьбы женщин США за образование достигла своего пика в период после Гражданской войны, когда черные и белые женщины вместе боролись за ликвидацию неграмотности на Юге. Их единство и солидарность помогли сохранить и утвердить одну из самых многообещающих надежд нашей истории.