Средний бизнес и консервативные экономические ценности Юрий Полунин, Андрей Юданов

Средний бизнес и консервативные экономические ценности Юрий Полунин, Андрей Юданов

По-настоящему быстро растущих компаний в России почти не осталось. Наш экономический климат в эпоху депрессии оказался вдвое холоднее европейского

section class="box-today"

Сюжеты

Российские компании - газели:

Изучение индивидуальностей

Заключение консультанта проекта

/section section class="tags"

Теги

Российские компании - газели

Русский Бисквит

Эффективное производство

Эффективное управление

/section

На отечественном рынке впервые царит долговременная стагнация. Не острое падение, как было в 1998 и 2008 годах, а именно отсутствие роста. Завышенный до последнего времени курс рубля и поныне сохраняющаяся дороговизна кредитов в сочетании с невнятной международной конъюнктурой сделали свое дело: внешние условия для динамичного развития бизнеса резко ухудшились. Именно это мы сразу почувствовали, приступив к очередному ежегодному исследованию динамично растущих компаний среднего бизнеса (газелей).

Поредевшая популяция

Хотя статистическая информация о фирмах поступает удручающе медленно — по полной совокупности российских компаний отчетные данные появились только за 2012 год, — застойные тенденции отчетливо заметны уже на этом материале. Как видно на графике 1, в докризисные времена количество газелей устойчиво держалось в диапазоне 7–8% общей численности среднего и крупного бизнеса страны, что примерно вдвое больше сопоставимого показателя, типичного для развитых стран. Причем особенности нашего статучета (в частности, отсутствие консолидированных данных по группам компаний) таковы, что ведут к искусственному занижению популяции российских газелей. Поэтому подлинные цифры были бы еще выше: по экспертной оценке, порядка 12%.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

По числу динамичных компаний-газелей Россия могла тогда претендовать на одно из первых мест в мире. А в силу способности газелей революционизировать среду, буквально за считаные годы качественно преображая свою отрасль, именно их мощная популяция была одним из моторов того длинного подъема экономики в «нулевые» годы, которые теперь вспоминаются почти как золотой век.

Ситуация резко изменилась с приходом тяжелых времен. Во время кризиса доля газелей упала примерно в четыре раза (до 2% в 2009 году), а затем, в 2010-м и 2011-м, повысилась лишь незначительно (до 2,5%). Но самое главное — вот оно, дыхание стагнации! — в относительно спокойном, казалось бы, 2012-м число газелей вновь вернулось к худшему кризисному уровню в 2% общей популяции фирм. Видимо, поддерживать текущий бизнес в условиях застоя можно (потому-то он и застой, а не кризис!), а вот быстро и устойчиво расти на стагнирующем рынке под силу очень немногим.

Отметим, что столь болезненная реакция на ухудшение конъюнктуры резко отличает газели отечественные от газелей иностранных. Популяция последних почти не пострадала в кризис и спокойно адаптировалась к последовавшей за ним длинной полосе стагнации. Вот что пишут, например, английские исследователи: «Несмотря на тяжелейшую за 80 лет рецессию, многие компании по-прежнему демонстрируют быстрый рост. В период 2007–2010 годов число и доля британских компаний, растущих темпом более 20% в год, оставались в целом такими же, что и в периоды 2002–2005 и 2005–2008 годов»*.

Очевидно, у многих русских газелей, еще недавно составлявших рекордно многочисленную национальную популяцию быстрорастущих фирм, были слабые места, которые не замедлили проявиться в условиях стагнации.

Таблица 1:

Отрасли, испытавшие наибольшее понижение индекса Берча в 2004–2012 годах

Считаем индекс Берча

Где расположены и куда смещаются очаги роста в новой, неблагоприятной обстановке? Можно ли выявить черты фирм, которые толкают экономику вперед, и те, что тянут ее назад? Процентные темпы роста, привычно используемые для описания динамики фирмы, — далеко не идеальный показатель. В частности, рост очень маленькой или только что созданной фирмы часто бывает колоссальным. В силу этого он малоинформативен, так как отсчитывается почти от нулевой базы.

Одна из авторитетных методик эмпирического поиска ответа на вопросы об очагах роста состоит в вычислении (обычно за пятилетний период) так называемого индекса Берча (Birch Index) для отдельных компаний и целых отраслей. Индекс Берча устраняет недостаток оценок по процентным темпам роста, перемножая в одном показателе темпы роста (в виде отношения выручки за анализируемый год к выручке пять лет назад) и абсолютные размеры прироста (выраженные в виде разности выручки анализируемого года и выручки пять лет назад). Причем очевидно, что разность выручки может быть большой только у фирм, достигших заметных масштабов. Тем самым создается возможность адекватно оценить силу импульсов роста, исходящих от фирм разных размеров.

Важен и еще один момент: индекс Берча может принимать как положительные, так и отрицательные значения, если размер выручки падает. То есть появляется возможность выявить не только носителей позитивных импульсов, чья деятельность способствовала ускорению роста экономики, но и фирмы, провалы которых замедляли хозяйственный рост. Именно так мы и поступили, выделив из общей базы в 39,9 тыс. средних и крупных компаний, действовавших в стране в 2008–2012 годах, по 2000 фирм с самым высоким и самым низким (отрицательным) индексом Берча. Изучение обоих списков оказалось весьма познавательным.

Таблица 2:

Отрасли, испытавшие наибольшее повышение индекса Берча в 2004–2012 годах

Гиганты или середнячки?

На графике 2 представлена размерная структура 2000 компаний, давших в 2008–2012 годах наиболее сильные позитивные импульсы к росту российской экономики. Прежде всего она ставит под сомнение расхожее мнение, что вперед отечественное хозяйство тянут в основном нефтяные сверхгиганты. В начале периода, в 2008 году, типичный (медианный) размер выручки фирм, вошедших в топ-2000, составлял всего 187 млн рублей, или смешные 6 млн долларов, — даже по строгому российскому закону это малый бизнес. При этом выручка 63% фирм этого списка не превосходила верхней юридической границы среднего бизнеса в 1 млрд рублей. А еще 26,6% фирм относились к среднему бизнесу в широком толковании этого понятия (до 20 млрд рублей выручки)*. По-настоящему же крупными, то есть с выручкой, превышавшей 20 млрд рублей, можно было считать лишь одну десятую компаний (10,4%), показавших наибольшие величины индекса Берча.

Другими словами, наиболее мощные импульсы роста в экономике за последние пять лет порождены практически исключительно средними и растущими малыми фирмами. Учтем также, что, как показывают многочисленные исследования малого бизнеса, фирмы, нацеленные на рост, составляют среди малых предприятий незначительное меньшинство, причем меньшинство чужеродное, по своим экономическим характеристикам резко отличающееся от инертного и не склонного к росту большинства малых фирм. Поэтому представляется, что более правильным будет рассматривать и малые растущие фирмы как средние компании, просто находившиеся в тот момент на ранних стадиях своего становления.

Кстати, к концу периода (2012 год) почти все они и правда превратились в средние, а отчасти даже в крупные фирмы. Действительно, малых фирм с годовой выручкой до 400 млн рублей благодаря успешному росту внутри списка топ-2000 в 2012 году осталось крайне мало (11,8%). Зато численность каждой из размерных групп среднего и крупного бизнеса выросла более чем вдвое. Экономику России двигает вперед средний бизнес!

Ну а что же собственно газели? Много или мало их среди 2000 фирм, вносящих наибольший вклад в рост экономики? Из 824 газелей поколения 2008–2012 годов в топ-2000 по индексу Берча вошло более половины (425 фирм, или 57,6%). Таким образом, рост большинства газелей был не просто быстрым, но и весомым по абсолютным размерам. Он создавал ощутимые, чувствительные для всей экономики импульсы. Интересно, что стартовали газели из списка топ-2000 по индексу Берча с размеров микропредприятий (медиана выручки в 2008 году — всего 9,6 млн рублей), а закончили период вполне состоявшимися средними предприятиями (медиана выручки в 2012 году — 988,5 млн рублей), за пять лет увеличившись в размерах в 103 раза.

При этом доля газелей в топ-2000 составила 23,8%: напомним, во всей популяции среднего и крупного бизнеса она не превышает 2%. То есть оценки с помощью индекса Берча в очередной раз подтвердили способность газелей вносить непропорционально большой вклад в развитие экономики.

Таблица 3:

Основные показатели некоторых компаний-газелей*

Риск легких успехов

Рассмотрим теперь отраслевую структуру компаний, дававших наиболее сильные положительные (топ-2000) и отрицательные (лоу-2000) импульсы росту российской экономики (см. графики 3 и 4). Бросается в глаза, что в обоих списках наибольшую долю имеют фирмы одних и тех же секторов: торговля, финансовая сфера, строительный и машиностроительный комплексы. Вопреки стандартному представлению о наличии в экономике отраслей-локомотивов и депрессивных отраслей мы наблюдаем преобладание эдаких кентавров или тяни-толкаев. Наиболее значимые с точки зрения влияния на экономический рост отрасли генерируют мощные импульсы одновременно в противоположных направлениях.

Так, с огромным отрывом самую крупную группу в списке 2000 компаний с самым высоким индексом Берча составляют торговые фирмы (35,1%). При этом примерно столько же (34,5%) торговых фирм фигурирует и в списке 2000 компаний с низшими (отрицательными) значениями индекса. Действительно, мы находим среди фирм с высшими индексами Берча практически всю элиту сетевой торговли, чей быстрый рост, несомненно, давал мощные импульсы развитию всей национальной экономики. Но одновременно среди региональной розницы нашлось немало заметных игроков, которые (в том числе под давлением федеральных компаний) резко свернули свой бизнес, что нашло отражение в больших отрицательных значениях их индекса Берча. То же самое происходило и в оптовой торговле, и в торговле автомобилями.

Пример торговли не единичен. Группа фирм, действующих в сфере финансов и недвижимости, составляет 9,4% общего числа компаний из списка топ-2000 по индексу Берча, но на нее же приходится 9% фирм, образующих список лоу-2000. Еще две укрупненные отрасли, часто порождавшие как импульсы, так и «антиимпульсы» роста, — это строительство и производство стройматериалов, а также машиностроение и металлообработка. Но здесь баланс смещен в сторону неудач. Среди 2000 компаний с низшим (отрицательным) индексом Берча числится 19,4% фирм, работающих в строительном комплексе. А в списке компаний с высшим индексом таковых насчитывается только 13,4%. Для машиностроительного комплекса соответствующие цифры составляют 8,1 против 5,8%.

Если исключить машиностроение*, то оставшиеся отрасли — торговля, строительство, финансы и недвижимость — представляют собой чуть ли не полный набор сфер деятельности, которые российский бизнес полюбил за высокую маржинальность, низкий входной барьер, быстрый оборот капитала, невысокую капиталоемкость и не слишком сложные технологии. Не случайно чуть ли не все знаменитые капитаны отечественного бизнеса стартовали именно в этих секторах. Ведь здесь открывался быстрый и легкий путь к успеху.

Высокая представленность фирм тех же отраслей среди 2000 компаний с низшим индексом Берча делает, однако, отчетливо видимой и оборотную сторону медали. Легкий успех легко обратим. В силу своей общедоступности он не создает долговременных конкурентных преимуществ и может превратиться в провал. Действительно, если рассмотреть торговые компании, вошедшие в лоу-2000 по индексу Берча, то типовое (медианное) снижение выручки в 2012 году по сравнению с 2008-м у них составило 44,4%. При этом страдали и достаточно крупные, казалось бы, устоявшиеся компании: из 588 торговых фирм, имевших в стартовом году периода выручку свыше 1 млрд рублей, 272 к его концу упали ниже этой планки. А ведь наши статистические данные в этом смысле заведомо неполны — они не учитывают тех фирм, которые вообще прекратили свое существование.

Сделаем важную оговорку. Сказанное справедливо на уровне отраслей, но не закрывает пути к успеху для тех, кто сумел найти в стандартном, казалось бы, бизнесе свою предпринимательскую изюминку — трудно копируемое конкурентное преимущество. Этим, кстати, всегда отличались газели. В частности, среди газелей-2012 (см. таблицу 3) есть несколько замечательно интересных торговых фирм. Например, алтайская «Мария-РА», представляющая собой розничную сеть самообслуживания (формат «магазин у дома»), сумела так выстроить кооперацию с локальными, сибирскими производителями пищевых продуктов, что вырвалась на первое место в стране по использованию частных марок (private lable). Нижегородский оптовик «Феррум» выстроил систему закупок, транспортировки, складирования и комплектации заказов, позволившую ему стать комплексным поставщиком металлопроката, крепежа, цепной и якорной продукции, эмали для такой сложной отрасли, как судостроение. Воронежская фруктовая компания сумела так эффективно организовать перевозки скоропортящихся товаров, что кроме основного бизнеса по оптовой продаже овощей и фруктов стала заметным игроком на рынке логистических услуг.

Инновации, оказывается, нужны и в России

Рассмотрим теперь проблему в динамике. Как меняется способность компаний разных отраслей генерировать импульсы роста с течением времени? Мы проделали следующие трудоемкие расчеты. Сначала вычислили отдельно по каждой отрасли экономики (уровень двузначных номеров ОКВЭД) индексы Берча всех входящих в них фирм и определили средние (медианные) значения. Потом ранжировали отрасли по величине этих средних значений за каждый год с 2004-го по 2012-й. В таблицах 1 и 2 представлены результаты по тем отраслям, место которых в общенациональной «табели о рангах» (а значит, и способность генерации импульсов роста) претерпело наибольшие изменения — сдвиг на 10 пунктов и больше.  

В список отраслей, где способность создавать импульсы роста резко сократилась, попали уже знакомые нам строительство и торговля, а также отрасли с сильной циклической зависимостью — автомобилестроение и металлургия, которым крайне трудно функционировать при нынешней слабой конъюнктуре.

Зато список отраслей, с годами нарастивших свою способность генерировать импульсы роста, впечатляет: химия, включая нефтехимию и производство пластмасс; медицинская техника и приборостроение; научные исследования и разработки (пункт ОКВЭД, под которым в России очень часто действуют инжиниринговые компании); наконец, сельское хозяйство, именно в последнее время во многих своих подотраслях достигшее успехов на новой технологической основе. Этот список поразительно напоминает перечень областей, где в российской экономике в последние годы наблюдалась наиболее сильная инновационная активность, где произошли крупнейшие технологические перемены.

Если грубо схематизировать сказанное, получается, что инновационно пассивные отрасли сдают свои позиции, а инновационно активные их усиливают. Буквально напрашивается по форме банальный, но такой неочевидный применительно к России вывод: вовлеченность в инновационные процессы повышает долгосрочные шансы устойчивого роста. При этом мы не видим здесь противоречия с общеизвестным фактом крайней трудности и даже неблагодарности вложений в инновации в нашей стране. Увы, создать успешный бизнес в России действительно проще без инноваций, чем с ними. Ключевой тут, однако, является задача удержания успеха: без сильной инновационной составляющей она, как мы видим, не решается.

В качестве частного, но показательного случая представляется полезным сравнить разную судьбу двух «гуманитарных» отраслей, фигурирующих в таблицах 1 и 2: образования и здравоохранения. Становление частного бизнеса в обеих этих сферах идет с огромным трудом — и там и там он находится на грани выживания в тени устоявшихся, пользующихся авторитетом учреждений госсектора, к тому же предоставляющих многие услуги бесплатно.

Частные медицинские предприятия после долгих лет поиска и неудач нащупали путь обслуживания пустовавших и во многом инновационных для нашей страны ниш клиентоориентированной, порой премиальной — дорогой, но качественной — медицины. Упомянем, например, формирование подотрасли лабораторных анализов («Инвитро» и др.), продвинутые репродуктивные технологии («Мать и дитя», «Ава-Петер», «АльтраВита» и др.), некоторые успехи в наркологии. А в последнее время начали появляться и высокотехнологичные клиники общего профиля («Медси»; в том же направлении эволюционирует «Инвитро»).

Напротив, частное образование, несмотря на наличие редких отклонений в лучшую сторону, в целом пошло по пути упрощенного обучения абитуриентов, не поступивших в престижные государственные вузы. Некоторые частные вузы просто превратились в фабрики выдачи дипломов за деньги. Будучи предельно далеким от инновационной активности, этот несложный бизнес создания иллюзии образования некоторое время был способен генерировать доходы и прибыли при минимальных издержках. Однако когда демографический кризис до предела обострил конкуренцию как негосударственных вузов между собой, так и их соперничество с вузами государственными, описанная бизнес-модель буквально развалилась. Приток студентов во многие частные вузы катастрофически упал.

В итоге, если частная медицина за 2004–2012 годы существенно повысила свой ранг по индексу Берча, постепенно превратившись из аутсайдера в середняка, то частное образование проделало обратный путь, упав на 26 позиций и заняв в рейтинге 53-е место из 58 возможных.

Инновации, вероятно, еще очень нескоро станут в России легким и очевидным решением, так сказать, первым адресом, который приходит на ум, когда руководство фирмы обдумывает способы повышения конкурентоспособности и общего улучшения дел на предприятии (подход, давно ставший стандартным на Западе). Но динамика индекса Берча все же показывает, что в долгосрочном плане проведение инновационной политики себя более чем оправдывает.

Активы имеют значение

Коль скоро нестабильность развития серьезно осложняет жизнь российского среднего бизнеса, попробуем выяснить, чем отличаются от общей массы компаний те, которые смогли на деле доказать свою устойчивость. Имеющаяся в нашем распоряжении база данных позволяет выделить все существовавшие в 1999 году фирмы, которые сумели сохраниться до 2012 года.

Сразу подчеркнем, что естественный отбор компаний в российской экономике был достаточно жестким — до конца периода сохранилось лишь 63,1% исходного числа компаний. Эти потери представляются особенно большими, если учесть, что, во-первых, мы не рассматривали мелкие фирмы (с выручкой менее 200 млн рублей), отличающиеся повышенной «смертностью», а во-вторых, что рассматривались фирмы уже существовавшие, а не только что созданные в 1999 году. То есть до минимума был сведен эффект «детской смертности», заключающийся в повышенной норме выбытия в первые год-два существования. Фактически рассматриваемая группа — это дистиллят, самим временем очищенный от большинства неустойчивых фирм и плавно сокращающийся темпом 4,5% в год. Для сравнения: более молодые фирмы среднего бизнеса, созданные в 2000–2004 годах, теряют ежегодно 10–14% численности своего поколения.

Для дальнейшего анализа мы воспользовались данными только тех компаний-старожилов, по которым есть полная отчетность с 1999 года. В нашей базе таковых оказалось 9468 — вполне достойная и статистически значимая выборка. Показатели этих фирм мы сопоставили с показателями всего российского среднего бизнеса.

На графике 5 хорошо видно сходство основных тенденций развития старожилов и общей массы средних компаний. Типичная (медианная) выручка фирм обеих групп росла в «нулевые» годы, затем синхронно сокращалась в кризисном 2009-м и, наконец, возобновила увеличение в последующие годы. Единственное отличие состоит в том, что типичные размеры выручки фирм «группы 1999» все время оказывались несколько выше. Это, впрочем, легко объясняется их возрастом — за годы своего существования они успели достичь более крупных размеров, чем основная масса фирм, возникших позже. К тому же разрыв по выручке не слишком велик: в 2012 году, например, он составлял 15,5%. Для сравнения мы приводим на том же графике еще и динамику выручки последнего поколения газелей. Хорошо видно, насколько исключителен феномен их роста.

Почти точную копию динамики выручки представляет собой динамика кредиторской задолженности (график 6): типичная фирма-долгожитель и среднестатистический представитель всего российского среднего бизнеса испытывали примерно одинаковую и схожим образом колебавшуюся потребность в заемных средствах.

Картина, однако, радикально меняется, как только мы переходим к изучению динамики стоимости основных средств (график 7). Обе группы компаний отличаются в этом отношении столь резко, как будто принадлежат к разным мирам. Фирмы-долгожители непрерывно и в возрастающих масштабах вкладывались в свой основной капитал. За весь период их инвестиции в основные средства выросли в 6,1 раза. Но если мы обратимся к совокупности всех фирм, то средний уровень вложений в основные средства больше половины времени (с 1999 по 2006 год) вообще топтался на одном уровне, а в целом за период вырос только в 2,5 раза. Разрыв по инвестициям в основной капитал между типичной (медианной) фирмой-старожилом и среднестатистическим представителем всего среднего бизнеса достиг к 2012 году шестикратного уровня.

Итак, при очень схожем общем рисунке роста — что вполне естественно для больших групп фирм одной страны — качественно рост устойчивых фирм-старожилов и основной массы компаний российского среднего бизнеса разнится по крайней мере в одном очень важном отношении: у доказавших свою устойчивость компаний он опирается на фундамент основных средств.

А как выглядят на этом фоне газели? График 7 показывает, что ничего выдающегося, хотя бы отдаленно напоминающего удивительные успехи в наращивании выручки, газели в этом отношении не показывают. Динамика их вложений в основные средства, к сожалению, больше походит на недоинвестирование, типичное для основной массы среднего бизнеса, чем на повышенное внимание к реальным инвестициям, характерное для устойчивых фирм-старожилов. Не потому ли, кстати, и устойчивость роста отечественных газелей отстает от их зарубежных аналогов?

Так предсказывал Кирцнер

Это походит на в прямом смысле «уже виденное» (дежавю): как и в случае с инновациями, азбучная истина «Для устойчивого развития необходимо инвестировать в основной капитал» находит свое подтверждение в российских условиях, к которым она, казалось бы, неприменима. Практически всю эпоху реформ реальный сектор, чье развитие невозможно без основных активов, задыхается от неблагоприятных условий функционирования. Вкладывать в него деньги кажется чем-то близким к авантюре (вспомним шутку «Россия — зона рискованного машиностроения»). И ведь надо же: стоило эмпирически оценить характеристики фирм, проявивших долгосрочную устойчивость на этом самом российском рынке, и выяснилось, что они отличаются от прочих тем, что активно вкладываются в основной капитал. Выходит, инвестиции в основные средства оправдывают себя даже в неблагоприятном для них российском климате.

Между тем теорию вопроса еще в 1970-е разработал крупнейший исследователь предпринимательства Израэль М. Кирцнер . Он обратил внимание на то, что предпринимательский успех чаще всего базируется на бдительности или восприимчивости к существующим возможностям (alertness). Путь к успеху открывает красивая предпринимательская идея. Однако путь этот, если все сводится только к идее, открыт для всех. Ничто не мешает многочисленным конкурентам-подражателям вообще вытеснить первопроходца или как минимум обрушить прибыльность его бизнеса.

Реальную защиту бизнесу могут создать только активы: чтобы вторгнуться на контролируемый их владельцем рынок, конкурентам надо создать не уступающие по качеству собственные активы. А это не всегда возможно, так как многие активы весьма специфичны, подогнаны под формат конкретного бизнеса. И уж при всех условиях наращивание активов стоит денег и времени. Или как писал сам Кирцнер: «Тогда как участие на рынке собственников активов всегда в какой-то мере защищено (специфическим характером располагаемых активов), рыночная деятельность предпринимателя никогда никаким образом не защищена»*.

Сравним фирмы-старожилы, действующие с 1999 года, с основной массой средних предприятий страны еще по одному параметру — чистой прибыли (график 8). Отчетливо видно, что по этому результирующему показателю коммерческой деятельности старожилы наголову превосходят прочие фирмы. Кирцнер, вероятно, сказал бы, что это происходит потому, что их защищают специфические активы.

Как в реальности это происходит, мы не раз видели в интервью с сильными представителями российского среднего бизнеса. Совсем небольшая екатеринбургская компания «Очки для вас» на дорогом немецком оборудовании изготавливает очки с учетом индивидуальных параметров человека, учитывая проекцию его взгляда на 40 тыс. точек поверхности линзы. И завершает изготовление продукта нанесением оптических покрытий по собственной технологии. Легко понять, сколько барьеров создают такие специфические активы перед потенциальными конкурентами: цена оборудования — раз; жесткие требования по качеству изготовления линз от разработчика оборудования (фирма Rodenstock) — два; уникальный человеческий капитал, в частности штат дефицитнейших оптометристов в салонах, — три; собственные технологии создания и нанесения покрытий — четыре и т. д.

Консервативные добродетели

Знакомый предприниматель одного из авторов сказал: «В России побеждает не тот, кто использует мировой опыт. Он часто буксует в наших условиях. И не прав тот, кто его отвергает: мировая практика не возникает на пустом месте. Победителем становится тот, кто однажды придумывает бизнес-модель, позволяющую перетащить его к нам».

Существует консервативный, словно сошедший со страниц учебников набор ценностей, следование которому необходимо любой фирме, ориентированной на устойчивый, долговременный рост. Так, инновации — это то, что должно пропитать повседневную жизнь обычных компаний, а не быть прерогативой неких пионерских предприятий, вызревающих в технопарках. Предметом особой заботы фирм должно быть наращивание активов, той материальной базы, которая определяет их потенциал. В том же ряду, бесспорно, стоит повышение ценности продукта для потребителя, неотделимое в случае среднего бизнеса от специализации. Наконец, даже в текущем политическом контексте нет альтернативы глобализации. Ведь достаточно емкий и устойчивый сбыт специализированная продукция может найти лишь в международных масштабах.

Каким бы банальным и одновременно далеким от российских реалий ни казался этот набор ценностей, у него есть важное достоинство: он работает. Он реально работает в лучших отечественных фирмах, чей пример ставит перед остальными дилемму: продолжать отрицать или ценой безмерных усилий пробовать повторить. Одновременно со скрипом начавшийся на государственном уровне поворот к промышленной политике фактически подталкивает отечественный бизнес на тот же путь пестования консервативных экономических добродетелей. А как еще расценивать стимулирование инноваций, инвестиционной активности, несырьевого экспорта? В связи с этим к постоянно повторяемым аргументам в пользу промполитики наше исследование добавляет еще один: только на основе консервативных ценностей отечественный бизнес сможет приобрести устойчивость.