Пора доставать джокера Татьяна Гурова, Лина Калянина, Евгения Обухова, Евгений Огородников, Юрий Полунин, Дмитрий Яковенко
Пора доставать джокера Татьяна Гурова, Лина Калянина, Евгения Обухова, Евгений Огородников, Юрий Полунин, Дмитрий Яковенко
Все понимают, что санкции могут стать недостающим стимулом для того, чтобы экономическая политика начала всеми средствами поддерживать российский бизнес. Главный вызов — решиться на серьезные изменения в финансовой системе
Последние, августовские, данные о динамике промышленного производства несколько успокоили. Если в начале лета темпы его роста ушли ниже нуля, причем с ускорением, и оставались там почти два месяца, то в августе они опять стали положительными — почти 5% годовых. Так что серьезный внешнеполитический кризис и уже состоявшийся обмен санкциями между Западом и Россией негативного эффекта на хозяйство пока не оказали. Более того, эти события, скорее всего, скажутся на нашем хозяйстве положительно, а со временем позитив будет только усиливаться. Наш краткосрочный прогноз индекса промышленного производства показывает, что в течение осени экономика будет расти, хоть и небольшими темпами (см. график 1 ). Наша оценка в целом соответствует духу оценок большинства экономических агентств. В частности, опережающие индикаторы лаборатории конъюнктурных опросов ИЭП им. Е. Т. Гайдара, возглавляемой Сергеем Цухло, постоянно указывают на достаточно высокий и не снижающийся уровень оценок имеющегося спроса со стороны предпринимателей в России. Возникает вопрос: отчего экономика, уже на протяжении двух лет испытывающая серьезный дефицит денежной ликвидности, лишенная растущего потребительского и внешнего спроса, все никак не скатится в рецессию и, похоже, делать это уже и не собирается?
figure class="banner-right"
var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
Существенными внутренними факторами экономического роста всегда были два: структурные сдвиги в экономике и неравномерное наращивание внутренней эффективности компаний и/или секторов. Структурные сдвиги сопровождаются усиленным ростом одних секторов хозяйства и стагнацией или падением других, однако в силу специфики хозяйственного поведения человека растущие сектора в своих темпах опережают по модулю сектора падающие: люди склонны больше верить в хорошие тренды и не склонны быстро расставаться с надеждами, поэтому если структурные сдвиги есть, то экономике очень сложно скатиться в рецессию. У нас на протяжении всего посткризисного периода структурные сдвиги не прекращались. Сначала правительство качнуло денег в системообразующие компании, и это сопровождалось посткризисным восстановлением целых секторов. Потом была подготовка к саммиту АТЭС и Олимпиада, соответственно, неравномерно росли регионы: старые промышленные чувствовали себя плохо, а регионы, получившие финансирование, прежде всего южные, усиливались. Поддержка сельского хозяйства, какой бы она ни была по качеству, стимулировала рост и сельского хозяйства, и пищевой отрасли. Все эти не вполне системные, но постоянные импульсы вызывали непрерывные структурные сдвиги.
Одновременно действовал и второй фактор. Под прессингом слабого спроса и явного дефицита дешевого капитала очень многие компании сосредоточились на росте внутренней эффективности. За прошедшие пять лет производительность лучших российских компаний увеличилась в разы. Это невозможно оценить прямо, но интуитивно кажется, что совокупная внутренняя эффективность российского хозяйства за посткризисное пятилетие выросла значительно.
Сегодня же, на фоне санкций и прочих внешнеполитических угроз, мы видим формирование двух довольно ясных стратегий экономического развития. Первая стратегия околосырьевая: освоение Сибири и Дальнего Востока, разработка арктического шельфа. Она выражена в нескольких мегапроектах — газопроводе «Сила Сибири», развитии в Сибири крупнейшего газохимического комплекса, освоении Арктики. Сибирские проекты имеют очевидную стратегическую цель — усиление нашего присутствия на рынках Азии, арктический — развитие широкого пула новых технологий, возможно, сопоставимого по эффекту с развитием космических технологий. Что бы ни говорили критики о слабой подготовленности этих проектов, их стратегическая значимость настолько велика, они являются настолько естественным продолжением наших базовых преимуществ — исключительной для мира географии и сырьевой базы, что они все равно будут реализованы. Под эти проекты требуются деньги, и они будут найдены. Они уже найдены в Фонде национального благосостояния. Очевидно, что реализация этих проектов приведет к оживлению соответствующих территорий и притоку туда капитала, в том числе частного.
Если эту стратегию формируют в Кремле, то вторая стратегия возникает спонтанно. Она заключается в активном освоении внутреннего рынка: удовлетворении потребительского спроса, развитии инфраструктурных проектов, обслуживании государственного спроса. И, как ни странно, сегодняшние жесткие внешнеполитические обстоятельства только способствуют разворачиванию этой стратегии. Все то, что в прежние годы надо было проталкивать, сегодня идет само собой. Экспортеры и внутренние производители всегда были заинтересованы в ослаблении рубля. В этом году мы наблюдаем его масштабную девальвацию. Дефицит национального капитала, избыточная зависимость от внешнего финансирования вызвали к жизни тему деофшоризации, но она слабо поддерживалась бизнесом. После введения финансовых санкций мы уже наблюдаем значимый приток капитала в страну. Очевидно, что возврат капиталов на родину будет только набирать силу (как это, кстати, было и в 2003 году). Развитие внутреннего производства, в том числе на базе западных технологий, наталкивалось на слабую заинтересованность иностранных партнеров в локализации сопутствующих производств. Сейчас в этом нет проблемы — западные компании сами заинтересованы в локализации, поскольку это может оказаться единственным способом сохранить за собой российский рынок. Таким образом, мы видим усиление всех трех трендов, обычно способствующих росту эффективности национального хозяйства: девальвация, приток капитала и ускоренная локализация производств. Причем эти тренды возникают во вполне зрелой экономике с большим количеством опытных и эффективных хозяйствующих субъектов. Маловероятно, что эта ситуация не выстрелит.
Денежная политика
Скептики скажут, что при такой денежной политике, как у нас сейчас, никакой рост невозможен в принципе. Действительно, темпы роста денежной массы последние годы выглядят удручающе (см. график 2 ), а стоимость кредитов и регулярное повышение ставки рефинансирования кажутся запретительными для роста. Однако с тех пор, как существует в теории сама тема денежного рынка, споры о том, что первично, спрос на деньги или предложение денег, не прекращаются. Либералы утверждают, что все дело в спросе на деньги, иначе говоря, наличии на рынке таких проектов, под которые легко и приятно давать финансирование. Пока их нет, количество денег в обращении расти не может. Консерваторы утверждают, что первично предложение денег, поэтому денежные власти должны напрячься и придумать что-то, чтобы деньги выдавались с легкостью под то, что на рынке есть, закрывая глаза на риски. Победа либералов ведет к стагнации, победа консерваторов — к инфляции. Эффективная денежная политика складывается как компромисс. Но — и это важно — компромисс возможен лишь тогда, когда на рынке все-таки есть достаточная масса хороших проектов. Сегодня, если верен посыл, что действует триада девальвация—деофшоризация—локализация, такой момент наступает. Однако очень важно, чтобы и ЦБ, и Минфин увидели этот момент и начали подыгрывать обстоятельствам.
На наш взгляд, важнейший шаг, который должны сделать денежные власти в нынешних благоприятных для роста условиях, — задуматься о дифференциации своей денежной политики, о создании институтов и инструментов, которые способны насытить деньгами разные сектора с разными целями, сроками реализации проектов, доходностью, масштабами. Универсальных методов, будь то идеальная ставка рефинансирования или очень большой и правильно распределяемый Фонд национального благосостояния, не существует. Сложная экономика требует сложной структуры финансового рынка.
Слегка отступая назад, мы можем предложить несколько схематичный взгляд на этапы, которые прошла российская экономика, и на особенности денежной системы, которые в эти периоды складывались.
Первый этап — 1991–1998 годы, фактически колониальная экономика, или «доэкономика». Она характеризовалась дефицитным бюджетом, большим внешним государственным долгом, крайне низкой монетизацией, очень высокой ценой денег, низким спросом на них.
Второй этап — постколониальная экономика, 1999–2008 годы. Здесь уже другая система: профицитный бюджет, очень низкий внешний госдолг, растущая монетизация, высокий спрос на деньги при их высокой стоимости, короткие сроки кредитования, большой частный внешний долг. Главная особенность этого этапа — большая зависимость развития от доступа к внешним рынкам капитала.
Теперь должен наступить новый этап — самостоятельная экономика. Для нее характерны другие признаки финансовой системы: слегка дефицитный бюджет, финансируемый на внутреннем рынке, относительно небольшой внешний долг как государства, так и частных компаний, формирование рынка длинных денег, низкие процентные ставки. Обеспечить это может сложная структура финансового рынка. Вопрос: как определить ее контуры, какие институты строить?
На наш взгляд, надо отталкиваться от тех больших зон развития, которые сегодня готовы расти, готовы предъявить качественный спрос на деньги. Но качество этого спроса не может быть одинаковым для газопровода «Сила Сибири», региональной трассы и фабрики по производству обуви. А нам нужно и то, и то, и то. Поэтому логично создавать финансовые институты и механизмы под каждую группу.
Сегодня все уперлись в Фонд национального благосостояния. Он, дескать, должен компенсировать закрытие для нас внешних рынков. Но он не может все компенсировать. Два мегапроекта съедают почти треть фонда. Но он и создан для стратегических проектов. Не надо его трогать, надо создавать другие инструменты. Остро необходим инфраструктурный фонд со своими параметрами окупаемости, со своими сроками, размерами кредитов, с частичными государственными гарантиями и возможностью эмитировать ценные бумаги. Возможно, есть другие крупные сектора, под развитие которых можно создавать фонды. Но важно не перегнуть палку, не пытаться замещать бесконечной чередой фондов банковский сектор. В этом случае возникает опасность выкачивания денег из частного сектора в новые не отработанные институты с непонятными правилами финансирования. Предприятия обрабатывающего сектора, прежде всего частные, должны идти в частные банки, которые, в свою очередь, могут и, на наш взгляд, должны быть поддержаны и условно докапитализированы через выкуп ЦБ их облигаций в существенном объеме — так, как это сейчас делается в той же Европе, борющейся с рецессией.
Это банальное соображение, но важно, чтобы в высоких правительственных кругах возник проект, пусть в самых общих чертах, желанной через десять лет экономической системы. И именно под него должен быть заточен проект финансовой системы. Сегодняшние инициативы по созданию фондов слишком обширны. В условиях недостатка опыта такого рода новых фондов должны быть мало, и лучше их делать специализированными, способными быстро накопить технологические компетенции и в соответствии с ними разрабатывать стандарты финансирования проектов.
Об опасности избыточной централизации финансовой системы говорят и представители бизнеса.
«Я думаю, что нельзя забирать ликвидность с рынка, — говорит Алексей Ковальчук , генеральный директор ГК “Полаир”. — Ведь что происходит? Происходит максимальная централизация ресурсов: деньги с рынков — в бюджет, деньги из системы — в госбанки и так далее. Все это переводится на ручное управление и в итоге не работает».
Лучшие из лучших
Чтобы не быть голословными в тезисе о том, что наша экономика готова воспринять сильные положительные импульсы, данные внешним стрессом, предъявим результаты недавнего исследования. Мы проанализировали статистические данные примерно по 700 крупнейшим компаниям страны с выручкой более 20 млрд рублей. Задача была — понять, что происходит с крупнейшими, скатываются они в рецессию или нет. Картина оказалась интереснее, и она объясняет, почему мы до сих пор не оказались в глубокой рецессии.
Все дело в структурных сдвигах. Даже крупнейшие компании (а средние и мелкие тем более) неоднородны по своей динамике. В 2013 году они уверенно делились на две группы: те, что росли темпами, превышающими 15% (то есть это реальный рост, заметно выше инфляции), и те, что стагнировали.
На графике 3 приведены данные средней (медианной) выручки этих двух групп компаний. Различие очевидно: группа растущих рвется наверх, группа стагнирующих не просто остановилась — ее выручка падает. Естественно предположить, что это по своей сути разные компании. Первые в значительной степени питались условиями посткризисного восстановления: «дармовые» деньги, отскок спроса. Вторые наращивали свою внутреннюю эффективность либо работали на крайне удачном рынке.
Кардинальное различие этих двух групп подтверждается и другими данными. Группа стагнирующих ежегодно снижала темпы роста выручки на 8,5%, то есть к спаду они шли планомерно. Группа растущих ежегодно увеличивала свой темп на 2%. Еще интереснее данные по прибыльности компаний ( график 4 ). Стагнирующие имели рост прибыли только в первый год после кризиса (отсюда гипотеза, что у них были некие посткризисные преференции). Растущие наращивали прибыль каждый год. И если первые вообще не смогли справиться с возникшими в 2012–2013 годах угрозами и потеряли прибыль, то вторые рецессии и не заметили. Они и есть новая база для роста. Скорее их успех — результат совмещения удачной рыночной позиции и внутренней работы над эффективностью.
Еще одна интересная деталь, свидетельствующая о внутренней эффективности, — доля управленческих расходов в расходах компании. И у той, и у другой группы она составляла в начале периода примерно 5%. Однако у растущих она снизилась почти вдвое за пять лет. Таким образом, растущие умеют расти, не раздувая управленческий аппарат, — верный признак эффективности.
Денежный рынок это, судя по всему, заметил. Если стагнирующие были вынуждены остановить прирост кредитов с 2012 года, то растущие продолжали увеличивать свои кредиты (однако в среднем кредитная нагрузка находится на неопасном уровне 22%). Мы интерпретируем этот факт именно через понятие «эффективный спрос на деньги». Растущие компании с хорошей прибыльностью — это те, кто его предъявляет, составляя базу для гармоничного неинфляционного инвестиционного роста.
Осталось ответить на вопрос, какие компании относятся к растущим. Масштабы этой статьи не позволяют описать их подробно (мы будем обращаться к ним в течение осени), но, обобщая, можно выделить две группы. Это компании, обслуживающие стратегические проекты: сырьевые и оборонные. И разноотраслевые компании, обслуживающие внутренний рынок. Торговые, причем доминируют непродовольственные розничные сети. Автомобильные, связанные с локализацией иностранных производств. Нефтеперерабатывающие — поставляющие продукты на региональные рынки. Инжиниринговые — строящие инфраструктурные объекты. Продовольственные — заполняющие рынки отечественными продуктами. Разнообразие в этой группе отраслей подчеркивает тот факт, что отраслевых ограничений со стороны внутреннего спроса нет. Компания сможет расти, если способна обеспечить последовательное воспроизводство внутренней эффективности. Именно для такого рода компаний новые условия, девальвация—локализация—деофшоризация, — прекрасное поле для роста. И наоборот, эти условия расширяют возможности для других компаний, готовых стать на путь внутренней эффективности.
Дайте развиваться!
«Бизнесу нужна маржа! Важно, чтобы в пылу сегодняшних дискуссий не забыли о главном для бизнеса — о прибыли! Быть конкурентоспособным бизнесу позволяет только одно: наличие маржи» — средние российские предприниматели, работающие в перерабатывающих отраслях, только так сегодня видят цели новой экономической политики и возможности для подъема внутреннего рынка.
С начала кризиса 2008 года компании в перерабатывающих отраслях развивались ни шатко ни валко, борясь с проблемами. За последние месяцы ожидания и настроения бизнеса изменились: появилась надежда на новые доходы и на разворот экономической политики в сторону внутреннего производства. И не случайно в первую очередь предприниматели говорят о марже. Начиная с 1990-х годов отечественные компании существуют в условиях жесточайшей ценовой конкуренции с импортным товаром. Сейчас производители, пользуясь сложившейся политической ситуацией, выступают за паритет.
«Мы на девальвацию не рассчитываем, она не может быть инструментом долгосрочного развития, полноценного импортозамещения, — говорит генеральный директор обувной компании Ralf Ringer Андрей Бережной . — Важно, что будет дальше. Да, некоторые производители получили увеличение маржи, но должна быть долгосрочная стратегия роста прибыльности компаний».
В чем эта стратегия может заключаться? Все производители из разных отраслей говорят об одних и тех же проблемах, на решение которых должна быть направлена новая экономическая политика.
Первое. Во многих отраслях большой проблемой является таможенно-импортное регулирование. Например, в текстильной отрасли, по мнению вице-президента Российского союза предпринимателей текстильной и легкой промышленности Василия Гущина , главный враг производства — серый импорт, контрафакт и использование «кривых» расчетов через офшорные компании за поставки товаров: «Не столько заниженные пошлины, сколько уход от уплаты НДС поставщиками импорта в текстильной отрасли создает для них основные конкурентные преимущества. Я считаю, что обеление рынка — это то, что будет способствовать росту объемов производства внутри страны».
Тема таможенных пошлин широка и разнообразна. Так, во многих отраслях пошлины на ввоз комплектующих превышают пошлины на ввоз готовой продукции. «Таможенные пошлины на сырье для производства конкурентоспособной и качественной продукции на территории РФ выше, чем пошлины на готовую краску, — рассказали нам в компании “Русские краски”. — И сколько мы ни пытались биться по этому поводу, даже было поручение Путина в 2011 году обнулить таможенные пошлины на сырье для лакокрасочной промышленности, не производимое на территории РФ, — за два с половиной года мы смогли выделить в рамках только одного кода ТН ВЭД одну позицию».
Второе. Стоимость услуг естественных монополий для наших производителей. Никаких льгот в получении электроэнергии, горюче-смазочных материалов, подключении к сетям, в уровне железнодорожных тарифов и проч. российские производители не имеют. По словам Елены Николаевой , первого заместителя председателя комитета Госдумы по жилищной политике и жилищно-коммунальному хозяйству, в структуре добавочной стоимости продукта прибыль естественных монополий занимает львиную долю.
Третье. Нагрузка на бизнес в виде вынужденных инвестиций в инфраструктуру. Производители вынуждены сами ремонтировать котельные, тянуть коммуникации и строить дороги до своих предприятий. Никакой частный бизнес в перерабатывающих отраслях не сможет окупить такие издержки.
Четвертое. Отсутствие рынка квалифицированных инженеров и рабочего персонала. Колоссальные затраты компаний на обучение персонала. Государство не выполняет функцию поставки на рынок квалифицированных кадров.
Пятое. Неконкурентоспособный уровень оплаты труда по сравнению с другими странами, производящими товары народного потребления. «В Бухаресте в Румынии за 400 евро на руки в месяц ко мне выстроится очередь из высокопрофессиональных швей по коже. Найти квалифицированный персонал во Владимире за 20 тысяч в месяц просто невозможно», — говорит Андрей Бережной.
Шестое. Высокая стоимость кредитов.
Сегодня производители говорят, что все-таки большой ошибкой было вступление России в ВТО: нет ни одной отрасли, которая выиграла бы от этого. Более того, в сельском хозяйстве, в частности в животноводстве, присоединение к ВТО — главный фактор сокращения инвестиционных программ. «Мы сдали свой рынок и ничего не получили взамен. Никаких экспортных возможностей для нас не открылось, — говорит вице-президент компании “Мираторг” Александр Никитин . — На наш рынок открыт доступ субсидируемому на Западе товару, западные производители могут демпинговать здесь по различным видам продукции. Например, продали на своем рынке какую-то часть мяса дорого, а нам могут скинуть остатки типа окорочков, субпродуктов, жира или мясокостной муки по демпинговым ценам, как на утилизацию. А для нас эта продукция — часть себестоимости, мы свою курицу целиком выращиваем, и для нас потери от продаж имеют большое значение. А наш рынок работает на чужую экономику».
Очевидно, что сегодня производители как никогда заинтересованы в развитии собственных рынков — в связях, поставщиках, заказчиках, технологиях, персонале. Им необходимо встраивание в различные технологические цепочки. «Вот запретили поставлять импортные текстильные товары по госзаказу, и сразу крупнейший наш холдинг, работающий по госзаказу, компания “БТК Групп”, увеличила свои заказы у нас. Компания “Техноавиа”, крупнейший производитель специальной и корпоративной одежды, ранее размещавшая заказы на классический ботинок у нашего конкурента в Китае, тоже пришла к нам. Это очень позитивные сигналы, рынок должен начать расти», — говорит Андрей Бережной.
Однако, несмотря на все трудности, буквально в последние недели наметился рост интереса инвесторов к бизнесу в России. «Уже сейчас наблюдается тенденция явного или неявного возвращения капиталов: пошел спрос на приобретение крупных проектов, спрос на действующие, работающие бизнесы с позитивной динамикой. Инвесторов интересуют существующие логистические центры, хорошо структурированные строительные проекты, торговые комплексы», — говорит депутат Елена Николаева.
Финансовое импортозамещение
По подсчетам S&P, финансовые санкции в их сегодняшнем виде напрямую затрагивают более 50% активов российского банковского сектора. В текущем и следующем годах нашим банкам надо будет рефинансировать 57 млрд долларов внешних долговых обязательств, и аналитики S&P уверены, что запасов ликвидности самих банков на это вполне хватит. «Если говорить про банковский сектор, то весь посткризисный период года его иностранные активы превышают иностранные же пассивы, — рассуждает ведущий эксперт центра структурных исследований Института Гайдара Михаил Хромов . — И в принципе банки могут выплачивать свои внешние долги за счет накопленных ресурсов. С точки зрения реального сектора ситуация скорее всего такая же, поскольку достаточно долгий процесс оттока капитала должен был сформировать крупные иностранные активы. Но здесь уже ключевой вопрос, в какой мере иностранные активы приходятся на те компании, которым уже в ближайшее время нужно выплачивать внешние долги».
Пока Запад накладывал на Россию санкции, западные инвесторы скупали российские бумаги. Международные спекулянты — крайне прагматичные люди. Находясь за пределами стран СНГ, они принимают решения о вкладах в ту или иную страну, находятся как бы над схваткой и лишены эмоциональной составляющей, присущей любому жителю нашей страны. По данным агентства Emerging Portfolio Fund Research (EPFR), инвестиции в Россию прошли два дна, совпадающих с ключевыми моментами истории на Украине. Первое приходится на февральскую революцию и смену власти в стране. После этого, буквально в течение марта, в Россию вернулось 650 млн долларов. Как раз в марте Крым вернулся в российскую юрисдикцию. Потом вновь начался отток капитала, связанный с началом активных боевых действий в Донбассе. Отток из фондов, ориентированных на Россию, продолжался до тех пор, пока инициативу в боевых действиях не перехватило ополчение. С того момента, весь август и первую декаду сентября, в российские акции возвращается капитал, и это несмотря на истерию с упавшим «Боингом», обвинения России в военной агрессии и санкции ЕС и США (см. график).
В итоге на 10 сентября 2014 года нетто-отток из фондов, ориентированных на Россию, составил лишь 376 млн долларов. Это на порядок меньше оттока в 2013-м, который по итогам года составил 3,219 млрд долларов. При этом аналитики утверждают, что деньги шли, скорее всего, на наш рынок акций — и в самом деле, сейчас он находится значительно выше, чем во время мартовского падения и до введения всех санкций. Правда, предупреждает Константин Корищенко , заведующий кафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС, сегодня на счетах клирингового центра Московской биржи сконцентрировалось более 20 млрд долларов денежных средств, а на счетах Национального расчетного депозитария — основная масса иностранных ценных бумаг, которыми владеют российские резиденты. То есть финансовая система замыкается внутри инфраструктуры Мосбиржи. «В многом это, если говорить о денежных средствах, вызвано рисками и проблемами, связанными с расчетами: увеличением сроков, всякого рода рассуждениями о запрете передачи информации через систему SWIFT. Некоторым участникам финансового рынка кажется, что держать деньги на счетах в одном российском фининституте выгоднее: он более защищен, чем они сами. Но при этом наши взаимоотношения с внешним миром и возможности для быстрого роста сужаются», — говорит господин Корищенко.
Смысла опираться на западные деньги нет — они приходят и уходят слишком легко. Основой нашей финансовой системы должен стать большой внутренний облигационный рынок. «Наиболее важно в условиях санкций на внешних долговых рынках развитие внутреннего долгового рынка, — говорит главный управляющий портфелем УК “Атон-менеджмент” Евгений Смирнов . — Если можно так выразиться, нужно заниматься импортозамещением на рынках капитала».
Первое, что необходимо для такого «импортозамещения», — внутренний долгосрочный инвестор, в первую очередь длинные пенсионные деньги. Предложение «оставить в покое пенсионную систему», которое глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев в ходе инвестиционного форума в Сочи адресовал социальному блоку правительства, говорит о том, что понимание этого в правительстве еще не утрачено.
В самом деле, пенсионные деньги оказывали огромное влияние на рынок корпоративных облигаций. «По итогам 2013 года объем рынка облигаций составлял 9,4 триллиона рублей в номинальной стоимости, — говорит Андрей Вальехо-Роман , старший портфельный управляющий УК “Капиталъ”. — Объем пенсионных накоплений — 1,1 триллиона рублей. Около 400 миллиардов рублей пенсионных накоплений размещено в корпоративных облигациях и 330 миллиардов — в ОФЗ. Итого: 80 процентов пенсионных накоплений вложено в облигации. Плюс есть еще пенсионные резервы — это около 800 миллиардов рублей. Вероятно, более половины пенсионных резервов также вложены в облигации. Получается, что в облигации вложено более триллиона рублей — это порядка 10–15 процентов рынка. Рынок ОФЗ — это 3,7 трилиона рублей. Таким образом, пенсионные деньги — это еще и более десяти процентов рынка ОФЗ».
Дмитрий Михайлов , генеральный директор УК EG Capital Partners, утверждает, что до замораживания средств пенсионных накоплений негосударственные пенсионные фонды выкупали до 50% выпусков корпоративных и до 100% эмиссии инфраструктурных облигаций, таких как «Западный скоростной диаметр», «Роснано», «Главная дорога». По оценкам EG Capital Partners, из-за замораживания переводов на текущий момент из пенсионной системы изъято 1,123 трлн рублей, а если бы накопительная система продолжала нормально функционировать, то объем средств в ней ежегодно увеличивался бы в среднем на 24%, и к 2020 году в ней было бы 10 трлн рублей — серьезное подспорье финансовому рынку.
Евгений Смирнов из УК «Атон-менеджмент» добавляет, что важным шагом в развитии внутреннего инвестора будет создание индивидуальных инвестиционных счетов, которые вводятся с 2015 года. За счет налоговых стимулов эти счета могут обеспечить существенный приток средств на рынок — до 5 трлн рублей в течение десяти лет. Кроме того, по мнению Евгения Смирнова, нужно выровнять привлекательность рынка внутреннего капитала по отношению к рынку депозитов и недвижимости с точки зрения налоговых преференций, иначе инвестиции в акции и облигации так и будут отставать от вложений в депозиты и недвижимость.