Иван Вишневский НЕИСПРАВИМЫЙ ГЕНИЙ

Иван Вишневский НЕИСПРАВИМЫЙ ГЕНИЙ

Даже далёкие от музыки люди знают имя Баха и, хоть чуть-чуть (пусть на уровне первой фразы из токкаты ре минор), его музыку. Человечество почти оглохло, разучилось петь и перешло на негроидные словесные плевки под тупой долбёж барабанов, а "Бах" всё ещё звучит как символ чего-то очень высокого, позабытого современным миром. Недаром именно баховскую музыку, на случай встречи с инопланетным зондом, человечество отправило в космос как пример высшего достижения нашей цивилизации. Есть в этом, конечно, лукавство: не военные хроники послали, не репортаж из вымирающей русской провинции, не "искусство" майклов джексонов и десятниковых с бренерами и куликами, а Баха. Захотелось показаться белыми и пушистыми. Ну ладно. В таком случае лучшего выбора действительно нет.

      "Цель музыки — трогать сердца".

      И.С. Бах

     Для настоящих музыкантов Бах стоит наособицу. На вопрос "Кто любимый композитор?" мы слышим от них один и тот же (заезженный, как моя ещё детская пластинка с органными прелюдиями Баха) ответ: "Так говорить нельзя, все великие композиторы любимы по-своему, но всё же… Бах!"

     Музыка создаётся не для музыкантов и не для тупиц, для которых и "Мурка" запредельно сложна. Музыка создаётся для её любителей, для кадровых посетителей классических концертов, для сравнительно немногочисленной сейчас, но всё же миллионной армии меломанов и филофонистов. И вот для них-то Бах вообще не музыкант и не человек, а — божество (самому Баху, думаю, такое уподобление показалось бы кощунственным). Когда такой влюблённый в Музыку человек сидит в концертном зале и слушает баховские органные, клавирные или хоровые вещи, то он не просто наслаждается красотой, а священнодействует. Вся собственная малая жизнь и вся огромная жизнь Вселенной становится ясной и понятной, когда звучит Бах. Раскаяние хватает за горло, когда вспоминаются неправедно обиженные тобой, слёзы благодарности выступают, когда Бах нашёптывает тебе: "А помнишь ли ты подвиг и благородство?" Журчат, стенают, ангельски поют, безжалостно ревут единственно правильные звуки — и вся истина мира умещается в тебе. Ноты не звучат мычанием — они говорят какой-то загадочный и одновременно предельно внятный текст. "И музыка всё скажет о тебе и о судьбе, об истине и правде, и о различии меж ними, словами грешными невыразимом", — писал поэт Александр Алексеевич Ильин. Именно таков Бах.

     Так почему же Баху "дано", а большинству других композиторов "не дано"?

     Я утверждаю, что Бах так велик потому, что он сознательно был совершенно мал. В его представлении о мире, выплеснувшемся в музыку, царил сияющий Царь Правды и Красоты — христианский Бог. Сам себе Бах виделся маленькой частичкой Божьего мира. Ему было неинтересно воспевать себя и свои крошечные, с точки зрения мироздания, радости и обиды — а именно этим и занимаются почти все композиторы, поэты, художники. Лишь единицы возвышаются до самоумаления. Бах здесь преуспел больше всех. Его тема — достоверная передача людям Слова Бога, которое Баху дано было расслышать. Именно поэтому его музыка так поразительно воздействует на нас.

     Это — тезис. А дальше — доказательство жизнью и текстами гения.

      БАХ: ПРЕЛЮДИЯ

     Этот христианнейший из творцов был послан в мир накануне восстания европейских безумных умов против Христа, накануне пришествия "просвещения", "энциклопедистов", "служителей света (читай — Люцифера) и чистого разума". 325 лет назад, 21 марта 1685 года в Эйзенахе у Амброзия Баха и Элизавет Леммерхирт родился самый младший ребенок, Иоганн Себастьян. Согласно современному календарю день рождения И.С. Баха — 31 марта.

     Гений Иоганна Себастьяна вызревал столетиями. Его предками были музыканты — известные со средневековья органисты, капельмейстеры, служившие в различных немецких городах. Будто Всевышний долго подгонял, сопрягал, улучшал талантливейшие музыкальные гены, чтобы наконец вспыхнули баховские прелюдии, фуги, концерты, пассионы…

     Отец был альтистом, старший брат Иоганн Кристоф — органистом в Ордруфе. Под руководством брата и начались музыкальные занятия И.С. Баха, в 10 лет ставшего сиротой.

     15-летним Иоганн Себастьян переехал в город Люнебург и поступил на службу в церковную капеллу в качестве певчего. Одновременно он занимался в общеобразовательной школе. В местной библиотеке Бах знакомился с рукописями сочинений известных немецких и итальянских композиторов, причем интересующие его произведения он полностью переписывал и затем тщательно изучал. Молодые музыканты, жаждущие баховского величия для себя, заметьте — переписывал! При свечах, гусиным пером, поплатившись за это впоследствии слепотой!

     В 1704 году в Арнштадте И.С. Бах получил место церковного органиста. Здесь он мог уделять достаточно времени развитию своего исполнительского мастерства (в церкви, где служил Бах, был отличный орган), много занимался сочинением музыки. Но эта музыка, поражая прихожан, вызывала лишь недоумение властей.

     Из протокола, составленного графской консисторией в Арнштадте по делу органиста Новой церкви Иоганна Себастьяна Баха. Акт от 21 февраля 1706 года:

     "Мы ставим в вину Баху, что до настоящего времени он делал в хорале множество странных вариаций и примешивал в него такие странные тона, что собравшиеся были вследствие этого сконфужены. И если в будущем он захочет примешать переходящий звук, то пусть придерживается этого до конца и не переходит быстро на что-нибудь другое или, как это было свойственно ему до сих пор, не делает какой-либо совершенно другой поворот".

     Такое отношение к себе величайший композитор мира испытывал всегда, но не озлобился, не стал мизантропом и циником. Почему? Им руководили вера в конечную правильность, справедливость и красоту мироздания, ежесекундное ощущение Бога в душе. Что — Бог и что — чиновники?!

     А каким Бах был в быту? Свидетельств немного, но и из них ясно — взрывным и честным.

     В арнштадтский период жизни Баха он вместе со своей двоюродной сестрой Марией Барбарой (впоследствии первой женой) шёл домой из графского замка через Кожаный рынок, когда перед ним появился старший гимназист и плохой фаготист Гейерсбах. Вместе со своими пятью спутниками он напал на Баха и, подняв для удара палку, потребовал, чтобы тот немедленно просил у него прощения за то, что незадолго перед этим Иоганн обозвал Гейерсбаха "свинячьим фаготистом". Бах не торопился выполнить его желание. С криком "собачья порода!" Гейерсбах ударил его палкой. Однако Бах не растерялся и так угостил его своей саблей, что фаготист вместе с дружками бежал…

     Чиновникам Бах тоже всю жизнь не спускал, абсолютно бесстрашно отстаивая свои взгляды, порывая с любой доходной службой, если та шла вразрез его убеждениям. Советники магистратов поражались: какой наглец! Как он смеет! Ведь он от нас зависит!

     Нет, это чубайсы и абрамовичи зависят от сильных мира сего (или от князей мира сего?) и приобрели необычайную гибкость спин. А у Баха, как в дальнейшем Бетховена, Вагнера, Римского-Корсакова, Свиридова, был другой господин…

      БАХ: ФУГА

     Во время 9-летнего пребывания в Веймаре, где Бах занимал должность придворного органиста и "камерного музыканта", а с 1714 года и концертмейстера, он всё больше времени посвящал композиторской деятельности. Оттуда, например, пронизывающая токами испепеляющих и воскрешающих космических энергий "Токката и фуга ре минор", которая даже сегодня пробивает одеревенелые шкуры опопсовленных слушателей, заставляя дрожать и плакать. Но стал Бах известен в Германии лишь как виртуоз, а не творец.

     Своей совершенной игрой на многих инструментах он вызывал изумление — о, широкая публика, готовая аплодировать музыканту-циркачу и равнодушная к мудрому откровению! В ответ на вопросы об истоках нечеловеческой беглости Бах отшучивался: "В этом нет совершенно ничего удивительного. Нужно только стараться всегда вовремя ударять по нужной клавише, и тогда инструмент сам по себе играет".

     В 1717 году в Дрездене должно было происходить состязание в игре на клавире между И.С. Бахом и знаменитым (как Дима Билан спустя 300 лет) французским клавесинистом Л. Маршаном. Однако француз, прослушав предварительно игру Баха, ночью тайно покинул город, отказавшись от выступления.

     Вот бы сейчас все растлители ушей и душ, околомузыкальные "сверх-супер-гига-звёзды", небывало "крутые" композиторы честно послушали Баха и совершили честный акт коллективного самоубийства! Музыкального, конечно.

     В 1717 году Бах поселился в Кетене, где работал "дирижером и директором камерной музыки" при дворе принца Леопольда. Родились чудесные оркестровые вещи — и сегодня финал 2-й Сюиты "Шутка" искрится из миллионов мобильников, а "Ария" из 1-й Сюиты утешает в дни траура.

     Но Иоганна Себастьяна тянуло к крупным музыкальным центрам. В 1723 Бах с большим трудом добился должности кантора школы св. Фомы в Лейпциге. После того как от этого места отказались "более знаменитые" композиторы Телеман и Граупнер, магистрат города должен был "довольствоваться музыкантом среднего достоинства" и пригласил Баха.

     Вскоре в Лейпциге были исполнены "Страсти по Матфею", возможно, гениальнейшее сочинение мировой музыки за всё время её существования. Однако мы напрасно искали бы какое-нибудь упоминание об этом событии в критике и газетах того времени. В это же время в Лейпциге были исполнены другие "Страсти", сочиненные неким "господином Готлибом Фрёбером", которые в большей степени возбудили интерес лейпцигцев. Однако нет никаких сомнений, что маленькая рецензия, вышедшая немногим позже из-под пера Гербера, касается "Страстей по Матфею" Баха.

     "В часовне одного благородного господина собралось много высокопоставленных министров и благородных дам, которые с большим воодушевлением пели по молитвеннику первый псалом "Страстей". Но когда началась эта театральная музыка, все были повергнуты в величайшее изумление, переглянулись и сказали: "Что это может бытъ?" Одна пожилая благородная вдова сказала так: "Боже упаси нас, дети мои! Мы как будто пришли в комическую оперу!"

     И всё же жизнь Баха вовсе не состояла из одних обид и препирательств с чиновниками. Он был патриархом большой, поистине библейской семьи. Мария Барбара родила ему 4-х детей, двое из которых были необычайно музыкально одарены — уникальный баховский ген продолжал пробивать скалы времени! Не потому ли и слово "Бах" переводится как ручей?

     Овдовев, Иоганн Себастьян женился на молодой певице Анне Магдалене, которая стала матерью 16-ти маленьких Бахов (правда, половина детей умерли в детстве, что типично для того времени). И снова двое мальчиков были исключительно талантливы!

     Представим себе обычный, но такой сказочный вечер в доме Бахов. Горят свечи. Хозяин — за клавесином, совершенно играет божественную музыку и одновременно руководит семейным оркестром. Хозяйка поёт — легко, нежно, чисто. Подростки уверенно играют на всём, на чём только можно — скрипках, альтах, флейтах, трубах. И даже самый маленький карапуз ритмично звякает треугольником!

     А ведь это счастье…

      БАХ: АРИЯ ИЗ "СТРАСТЕЙ"

     История сохранила удивительный документ: песню Баха для домашнего исполнения с его собственными стихами. Вот они:

     Всегда, когда я раскуриваю мою трубку,

     Набитую хорошим табаком,

     Для удовольствия и препровождения времени,

     Она вызывает во мне грустные представления

     И указывает мне,

     Что я в сущности схож со своей трубкой!

     Она сделана из той глины и земли,

     Из которой происхожу я сам

     И в которую я когда-либо опять превращусь.

     Трубка упадет и разобьется,

     В руке моей останется только разбитый черепок:

     Такова и моя судьба.

     Сколь часто при курении,

     Разминая пальцем горящий табак в моей трубке

     И обжигаясь, я думаю:

     О, если уголь причиняет такую боль,

     То как же жарко будет в аду!

     Вот так. Бах сразу жил и жизнью простого бюргера (видимо, и пиво пил с удовольствием по выходным, после концерта в городском саду), и в иных сферах, о которых не забывал даже в шуточном стихотворении…

     А чиновные "благодетели" не унимались.

     Выдержка из протокола заседания лейпцигского магистрата:

     "Господин придворный советник Штегер: кантор не только ничего не делает, но даже не желает давать объяснений по этому поводу; на него поступили и другие жалобы. Необходимо изменить положение, надо раз и навсегда покончить с этим, поэтому следует найти какое-то другое разрешение вопроса.

     Господин фондовый советник Форн присоединяется к предыдущим предложениям.

     Господин Хёльцер также.

     За сим принято решение уменьшить плату кантору.

     Господин строитель Фолкнер: согласен.

     Господин строитель Крегель: согласен.

     Господин строитель Зибер: согласен.

     Господин строитель Винклер: согласен.

     Господин строитель Гофман: согласен.

     Господин синдикус Иоб: согласен, так как кантор неисправим".

     Жизнь Баха осложнялась. Детей становилось всё больше, как и проблем с ними, а денег и здоровья — всё меньше.

     Да и не все дети Баха были способными и достойными людьми. Выходки непутёвого сына Готфрида Бернарда были источником постоянных терзаний. Из письма Баха: "К величайшему моему ужасу, я опять слышу, что он снова делает долги на каждом шагу, сохраняя свой прежний образ жизни; более того, он исчез и до сегодняшнего дня даже не известил меня о своем местонахождении. Что я могу ещё сказать или сделать? Так как никакие внушения и даже самая участливая забота и поддержка здесь не помогут, мне остается только терпеливо нести свой крест и вверить своё недостойное дитя Божьей милости, надеясь, что небо однажды услышит мои жалобы и молитвы, что исполнится святая воля, и мой сын поймёт, что только Божья милость способна наставить его на праведный путь".

     Но послушайте баховскую музыку последних, таких трудных для него лет! Какое достоинство, никаких личных жалоб — только высокий евангельский трагизм, только незамутнённая уверенность в правильности путей Господних.

      БАХ: САРАБАНДА

     1750 год. Ослепший Бах в последние дни своей жизни продиктовал зятю Альтниколю хоральную прелюдию "Когда мы в самой тяжкой беде". Но потом он попросил изменить заголовок согласно тексту другого хорала, который поют на ту же мелодию — "Припадаю к трону Твоему". На середине двадцать шестого такта рукопись обрывается…

     Сыновья Баха вскоре обрели столь обширную музыкальную известность, что она затмила славу отца. В создании "нового стиля" в музыке значительную роль играл Карл Филипп Эммануил, известный под именем берлинского или гамбургского Баха, а также Иоганн Христиан, "миланский" или "лондонский" Бах. До сих пор исполняется музыка Вильгельма Фридемана. Гайдн считал для себя Филиппа Эммануила образцом в отношении стиля. Моцарт, говоря о "баховской" музыке, имел в виду прежде всего сыновей Баха. Издание произведений четвёртого сына Баха, Иоганна Кристофа или "бюккебургского" Баха, показало значительность и этого мастера.

     Всё это были люди зажиточные. Но… Пришло время "просвещения", "царство разума", когда можно стало наплевать на нравственность, как религиозный пережиток — она ведь нецелесообразна! Анна Магдалена Бах, жена Иоганна Себастьяна, мать обладателей роскошных камзолов, умерла через 10 лет после мужа в доме призрения для бедных.

     Дети Баха ничего не сделали и для памяти отца. Типичная "революционная целесообразность", то есть наплевательство по отношению к вековым нормам морали. "Ничто против религии, ничто против добрых нравов" — это уже из программы "наших" декабристов, классических масонских просвещенцев, но, очевидно, таковыми заповедями в противовес Христовым руководствовались и прочие "разрушители дряхлого мира". "Сыновья Баха были детьми своего века и потому никогда не понимали своего отца", — говорит баховед Эйтнер, а Швейцер добавляет, что "в лондонском Бахе не было даже уважения. Об отце он говорил только как о старом упрямце".

     Для критиков место Баха было где-то рядом с пыльными, тёмными византийскими иконами. Кумиром был "солнечный" Моцарт, преданный певец масонской идеи, собиравшийся "сбросить обветшавшего Бога и создать новую религию". Казалось навсегда установленным, что Моцарт пишет "для нормальных людей", пишет "ясно", а Бах, говоря языком современных поборников "ясности", — "грузит". "И.С. Бах, — писал критик Шейбе, — мог бы стать предметом изумления народов, если бы в нем было больше приятности, если бы высокопарность и хаотичность не лишали его произведения естественности и если бы он не омрачал их красоту своим чрезмерным искусством. Высокопарность увела от естественности к искусственности, от величественности к темноте; можно только дивиться тяжёлому труду и чрезвычайным усилиям, которые, однако, затрачены напрасно, потому что они везде противоречат трезвому рассудку".

     Вот так. Точные слова. В мире, где готовилась к своему пиру улыбающаяся оскалом чистого разума гильотина, стал не нужен не только Иоганн Себастьян Бах, служивший Христу, но и сам Христос.

     …Накушавшись революциями, принеся Телеме и Просвещению невиданную кровавую жертву, мир потихоньку трезвел.

     Как-то Гёте услышал "Хорошо темперированный клавир" Баха. 21 июня 1827 года он писал об этом: "У меня было такое чувство, будто вечная Гармония беседовала сама с собой, как это было, вероятно, в груди Господа перед сотворением мира. Так же волновалась моя смятённая душа, я чувствовал, что у меня нет ни ушей, ни глаз, ни других органов чувств, да в них и не было необходимости".

1