го
го
ством, которое при буржуазной демократии обладает известной самостоятельностью в государстве. В их силах заступиться перед государством за отдельного человека, за группу людей, осудить государство и государственных руководителей, разоблачить махинации или преступления его органов и т.п. Такими личностями были в США Эйнштейн, в Англии — философ Бертран Расссл. во Франции — Ромен Роллан, Жан Поль Сартр.
В фашистском государстве нет граждан, там все подданные, обязанные служить и исполнять. Фашистское государство распространяет принципы своей бюрократической иерархии и на гражданское общество. Последнее не обладает никакой автономией по отношению к государству, об оппозиции же речи быть не может. При таком положении, естественно, ни ученый, ни человек искусства не может быть гражданином, выразителем общественного мнения. В тоталитарном государстве могут быть большие ученые, писатели, философы, но они не могут стать гражданами. Большой ученый или писатель остается жалким, трусливым подданным, дрожащим, как последний чиновник, перед всесильным государством и партийной фашистской бюрократией.
Руководители фашистской системы одновременно являются фактически единственными представителями гражданского общества. Они и только они имеют право говорить от имени этого общества, или, что одно и то же, они — единственные «граждане», которые могут представлять его перед государством. Тираническое господство политики над всеми остальными сферами общественной жизни дает им возможность украсить себя всевозможными атрибутами: самых умных, авторитетных, честных, справедливых, доблестных, принципиальных и т.д.
Но это — фальшивый блеск, порожденный властью, неограниченной и всеохватной политической властью. О политическом руководи геле в фашистском государстве можно сказать, что он находится у власти не потому, что умен, а «умен», потому что дорвался до власти; пришел к власти не потому, что честен, а «честен», потому что пришел к власти; он стоит у власти не потому что принципиален, а «принципиален», потому что стоит у власти. И наконец, он политический руководитель нс потому, что у него авторитет, а «авторитет» у него потому, что он — политический руководитель. Это относится к нему и как к гражданину: он слывет гражданином с большой буквы, потому что фашистское государство дало ему в руки неограниченную политическую власть над гражданским обществом.
На основании сказанного можно сделать важный вывод: в тоталитарном фашистском государстве нет и не может быть подлинных политических авторитетов, потому что единственный путь выдвижения и утверждения лидеров — бюрократическая иерархия, то есть прежде, чем стать «авторитетом», сначала надо стать бюрократом. В этом смысле разница между фашистским государством и традиционной буржуазной демократией в том, ч то при последней есть и другой, небюрократический путь выдвижения политиков, что в свою очередь существенно меняет саму бюрократию.
Теперь ясно, почему фашистское государство вынуждено компенсировать отсутствие реальных авторитетов созданием их заменителей. Для этого используется мощная пропагандистская машина государства, фашистской партии, массовых организаций. Создание собственных политических «авторитетов» неизбежно перерастает в дикарское безудержное идолопоклонство. Вождю приписываются, с одной стороны, сверхъестественные качества, которыми один человек физически не может обладать, с другой — логически несовместимые и взаимоисключающие достоинства. Вместо авторитета государство создает культ личности политических вождей. Гитлера представляли лучшим «другом природы», «знатоком искусств», называли «дорогим товарищем», «другом рабочих», «другом крестьян», «другом молодежи», «человеком дела», «другом спортсменов». На некоторых картинах и фотографиях он изображен «отцом нации», «отцом народа» (69— 75), «первым знаменосцем», «архитектором», «человеком в коричневой рубашке», «государственным мужем» и пр. Как тут не привести иронические слова из книги Ганса Губера и Артура Миллера «Третий рейх»: «Он разбирается в сельском хозяйстве так же хорошо, как и в технике, и в искусстве понимает так же много, как в кораблестроении» (151—292).
Такой же культ вождя был создан и Муссолини. Ему также приписывают самые невероятные качества. Дуче в военной форме киркой разбивает какую-то скалу; со шпагой в руке готовится к тренировке; работает на молотилке, управляет трактором, скачет верхом на лошади. На одном из плакатов мы видим его обнаженным но пояс, загорелым, внизу — подпись: «Первый крестьянин своей страны. Исполненный сил и загоревший на солнце, обнаженный по пояс, лучший крестьянин среди крестьян, дуче в городе Лприлья... участвует в празднике урожая. После своей исключительно содержательной речи дуче целых четыре часа сам работал на молотилке» (151—303).
Фотография 1939 года показывает глубокую, неразрывную связь вождя с народом. Дуче в военной форме, «случайно» проходя через какой-то скверик, приветствует мамаш с детьми. Счастливые мамы показывают ему своих малышей.
Безграничен и культ личности Франко. «Вокруг его имени был создан невиданный в истории Испании культ, — пишет Хосе Гарсиа. — Все приписывалось генералиссимусу Франко: и победа над «красной» Испанией, и «строительство» новой Испании» (20—280).
В год «победы» над республикой (1939) Франко находится в расцвете сил — ему 47 лет. Он вдруг становится государственным главой, каудильо партии, генералиссимусом, вождем «Славного восстания». Его имя ставится в один ряд с названием фашистской партии, и на публичных собраниях люди скандируют: «Франко! Фаланга! Франко! Фаланга!»
Автор «Испании без маски» Эйбл План, прибывший в Мадрид в разгар культа Франко, пишет о нем следующее: «Он везде и всюду так и лезет в мои мысли и глаза: в любое время, на каждой улице, глядит со стен и витрин, с первых страниц газет, с экранов кинотеатров и с обложек журналов, с почтовых марок, в троллейбусах, па станциях метро, в фойе театров и в выставочных залах, в кафе и дешевых харчевнях, в модных столичных ресторанах и в кишащих мухами сельских трактирах, в благоухающих цветами гостиных богатых торговцев и в вонючих однокомнатных квартирах привратников во всех испанских городах, поселках и селах, где приходилось бывать» (93 115).
Гитлеру посвящено огромное количество стихотворений, где его сравнивают с флагом, со звездами, с солнцем и т.д. и т.п. Вот, например, стихотворение «К фюреру» (1936) некого Германа Гардера:
Мы любим тебя, вождь, потому что любим Германию.
Мы боремся за тебя, потому что ты борешься за Германию,
Мы умираем за тебя, потому что ты делаешь Германию великой.
И последняя строка с характерным мотивом:
Теперь мы любим еще больше великую Германию
И тебя, наш вождь, немецкий герцог
В скромной одежде. Тебя не пурпур украшает...(180—.359).
В другом стихотворении, озаглавленном «Тихая ночь» (Берлин, 1934) Фрица фон Рабенау, фюрер представлен мифическим героем. Фюрер бдит, озабоченный судьбами Германии. Когда все засыпает, он, как бессменный страж, думает о счастье народа.
Тихая ночь, святая ночь.
Все спит, бдит одна Канцлера мысль,
Бдит ради счастья Германии.
Всегда бдит ради нас.
Тихая ночь, святая ночь,
Все спит, бдит один
Адольф Гитлер ради будущего Германии.
Он ведет нас к величию, к спокойствию и счастью,
Дает нам, немцам, силу (180—346).
В последних строках фюрер превращается в солнце, которое «улыбается нам».
В стихотворении «Величие» (1937) Бальдура фон Шираха, фюрер одновременно и велик, и скромен, он указывает путь звездам, и в то же время он — «как ты и я».
В нем наше величие: ведь он Не только наш вождь и герой,
Но и сам тверд и скромен,
В нем — корни нашего мира,
И его душа путь к звездам указует,
Но он все же остается человеком,
Таким, как ты и я (180—365).
Фюрер — воплощение истины, сама истина. Когда он говорит, всякая ложь отступает. Его слова вдохновляют на т ворчество, на подвиг. Таким предстает Гитлер в стихотворении Карла Эмиля Улофа «Фюрер говорит» (1935):
Когда фюрер говорит, рушится всякая ложь.
Фюрер говорит! Рушится ложь!
Победоносная истина попирает тупую манию. Объявляет войну пустой и трусливой иллюзии. Презренье — самодовольству и пресыщенности!
Фюрер говорит! Слова становятся делами,
И вчера еще бессильное слово
Обретает для творчества силы.
Фюрер говорит,
И становится слово законом (180 366).
В стихотворении «Обет» Макса Вегнера, опубликованном в «Национал-социалистских тетрадях» (1940), звучит мотив, привычный для фашистского государства, в котором все связано с личностью фюрера. Без него нет счастья, нет солнца:
Ты, вождь, для нас — закон!
Мы живем именем твоим.
Рейх — цель нашей борьбы.
Ее начало и конец.
Твое слово — пульс нашего дела.
Твоя вера строит для нас башни (180—367).
Фюрер ведет народ «сквозь бури и опасности», ведет его «к свободе и хлебу», и поэтому народ несет в своем сердце его образ (Генрих Анакер — «Мы несем твой образ в своих сердцах»):
Мы все несем в сердце твой образ,
Все мы поднимаем тебя на наших плакатах!
Идешь ты впереди нас в трудные года,
Идешь ты впереди нас сквозь бури и опасности.
Мы следуем за гобой слепо, в бурном порыве.
От Альп до моря нужна сегодня наша песня.
Мы смеемся в лицо трудностям и нужде.
Хайль Гитлер, с фюрером к свободе и хлебу! (180—104).
В стихотворении Луцки Игенау «Свободный гимн Адольфу Гитлеру» (опубликованном в национал-социалистском сборнике песен, т. I, Берлин, 1933) Гитлер уподобляется «свободной песне» немецкого народа:
Немецкому вождю — наше сердце!
Для него оно бьется в радости и горе!
Да здравствует Гитлер наша свободная песня!
Мы боремся так, как ты велишь!
День настал, свобода приветствует нас!
Она поет старые немецкие песни!
С богом! Отдайте Гитлеру свою мощь!
Он борется и думает о нас!
В стихотворении (опубликованном в «Фаналгедих-те», Берлин, 1933) Вольфрам Крупка обнаруживает, что Гитлер —- «великий и непринужденный», «скромный и дорогой»:
Стоишь ты, светлоглазый, на посту.
(У Гитлера глаза были не светлые! — Ж. Ж.)
Ты нас ведешь, сильный и смелый, от битвы к битве. От победы к победе. Вокруг тебя плещутся знамена, Ты знаешь: у Германии не должно быть заката!
Ты скромен, и дорог нам. потому ты великий и непринужденный.
Потому ты вождь героического поколения (180 107).
В руках фюрера — «судьба миллионов», живущих в его сердце. Так говорится в стихотворении Леопольда фон Шенкендорфа «К фюреру» (1933):
Веди нас!
В твоих руках Судьба миллионов.
Живущих в твоем сердце,
ибо ты для них их вера (180 — 1 10).
И, наконец, приведем строки Вилли Фешнера (1933), в них фюрер представлен выходцем из народной среды, подобно старинным немецким вождям, которых выбирал народ.
Снова в силе Обычай предков:
Вождь выдвигается Из народной среды.
Люди не знали тогда Ни короны, ни трона.
I1о вел их
Самый достойный сын народа (180 111).
Разумеется, мы привели ничтожную часть того, что было написано о Гитлере немецкими поэтами. Но и этого достаточно, чтобы понять, каких масштабов до-етигает культ личности в условиях фашистского государства, —- он доходит до безграничного политического идолопоклонст ва. Вождю приписываются все самые возвышенные добродетели, какие только можно вообразит ь. Первыми поэтами считаются те, кт о написал лучше других о верховном партийном и государственном вожде. Вся поэзия пропитана духом придворного угодничества.
В журналистике наблюдается то же явление. Достаточно фюреру произнести речь, чтобы вся пресса, как по команде, начала петь ему хвалу, интерпретировать его слова дни и недели подряд, превозносить его гениальные мысли. Страницы газет предоставляются специалистам, выступающим с обширными толковать ниями, цель которых представить речи фюрера как «решительный» или «революционный поворот» в данной области.
В 1937 году но случаю Дня немецкого искусства Гиз лер выступает с речью, в которой предает анафеме абстракционизм и всякого рода модернизм, ставит перед немецким искусством задачу «служить народу», идя вместе с ним «по пути национал-социалистской революции». Шеф Палаты немецкого искусства Адольф Циглер оценивает речь Гитлера так: «Мой фюрер, когда по случаю Дня немецкого искусства Вы выступили с этим освящающим словом, Вы нс только открыли Палату, но и указали в Вашей программной речи правильный путь немецкому искусству. Каждый из нас, кому посчастливилось пережит ь эти дни, понял, что стал свидетелем решительного поворота в нашей культурной жизни. Эта первая большая немецкая выставка, устроенная по Вашей воле и с Вашим личным участием, является бесспорным подтверждением той точки зрения, что от всего смерт ного и преходящего в искусстве нужно от делить вечные художественные ценности. Кроме того, выставка «Выродившееся искусство» показала всему миру силу Вашей воли, мой фюрер. Так День немецкого искусства в 1937 году благодаря Вашей личной инициативе стал для немецкого искусства решительным поворотом, величие и размах которого мы сегодня еще не в состоянии оценить. Однако мы знаем: придет время и история запишет его как первый день возрождения нового немецкого искусства. Вместе со мной Вас благодарят все настоящие немецкие художники. Мы обещаем Вам сделать все, чтобы быть достойными этого дня» (178—339).
В 1939 году по случаю четвертой годовщины Палаты немецкого искусства А. Циглер произносит аналогичную речь:
«Сегодня мы стоим перед Вами, мой фюрер, как перед величайшим строителем всех времен и народов, мы собрались, чтобы поблагодарить Вас за те задачи, которые Вы поставили перед нами... Верное направление... указанное Вами немецким художникам в день открытия первой большой художественной выставки в Доме немецкого искусства в 1937 году, сегодня стало достоянием всех» (178—339).
Вышколенная печать 20 июля 1937 года салютует изо всех орудий в честь речи фюрера, превознося до небес каждое ее положение. Одни газеты называют ее «исторической», другие — «поворотным этапом в развитии немецкого искусства», третьи рассматривают ее как «программу», четвертые — как «указывающую единственно правильный путь развития немецкого искусства и культуры». Вот некоторые характерные заголовки статьей, посвященных этой речи:
1. «Берлинер тагеблатт» (21 .VII. 1937): «Искусство, противоречащее немецкому образу жизни» некоего д-ра К. Корна (178—327).
2. «Рурарбайтер» (20.VII. 1937): «Отсталое искусство прошлого» (178—327).
3. «Дойче альгемайне цайтунг» (20.VII. 1937): «Выставка выродившегося искусства» Бруно Вернера (178—328).
4. «Генераль-анцайгер фюр Бонн унд Умгебунг» (20.VI 1.1937): «Что прежде выдавалось нам за искусство?» (178—329).
5. «Гамбургер нахрихтен» (20.V11.1937): «Искусство вне моды» (178—329).
6. «Гамбургер гагеблатт» (20.VII.1937): «К позорному столбу» (178—329).
7. «Килер нойесте нахрихтен» (20.VII. 1937): «Возрождение немецкого искусства» (178 330).
8. «Кёльпише фольксцайтунг» (20.VII. 1937): «Палата немецкого искусства» (178—330).
9. «Кёльнише цайтунг» (20.VII. 1937): «Пути к искусству» (178—331).
Содержание перечисленных статей почти аналогично, однако лучше всего его суть выражена в «Кель-нише фольксцайтунг», в статье «Палата немецкого искусства»: «Ясно, значит истинно! Эти слова фюрера содержат в себе всю программу искусства. Постигнув их, художник, как и в былые времена расцвета, может сегодня возвыситься до истинного внутреннего и внешнего понимания творчества. Фюрер восстановил право здравого смысла в искусстве, а этим и здоровое наслаждение жизнью и жизненную радость: больше никакого мудрствования, никаких экспериментов, никакой сумятицы чувств!» (178- 330).
«Этой выставкой фюрер подвел черчу под целым периодом», — пишет в «Дойче альгемайне цайтунг» Бруно Вернер.
Речь вождя многие месяцы будет в центре внимания литераторов и теоретиков искусства. Она останет-ся эталоном оценки художественных произведений и творчества художников во всех областях искусства. В соответствии с ней будут перестраиваться художественная критика и эстетическая мысль. Речь вождя превратится в программу искусства, которой оно должно вдохновляться и руководствоваться.
«Фюрер хочет, чтобы искусство вытащило народ из отсталости, — пишет два месяца спустя в «Искусстве третьего рейха» некто д-р Ганс Кинер, — он хочет вернуть его народу, он хочет, чтобы в дальнейшем оно оказывало очищающее, воспитательное воздействие... Однако от немецкого художника фюрер іребуег, чтобы он отказался от замкнутости в себе, заговорил о своей привязанности к народу: и это должно проявляться в выборе изображаемой темы, которой следует быть народной и понятной, служить национал-социалистскому идеалу храброго и героического» (178— 220).
Фюрер, разумеется, абсолютный авторитет не только в живописи, но и в архитектуре. В статье, посвященной Паулю Людвигу Троасту — крупнейшему архитектору рейха. Ганс Кинер пишет: «Фюрер видит проблемы и указывает пути их разрешения. Опыт подтверждает: Пауль Людвиг Троаст был доверенным лицом фюрера... но вопросам жизнеутверждающего немецкого искусства... Слова фюрера однозначно точны, но еще полезнее увидеть, как в работах Троаста, в его формальных художественных решениях на практике применяются идеи фюрера о жизнерадостном, органически чистом немецком искусстве» (178—253).
Началась война — и немецкая печать начинает уделять особенно большое место «военному гению» фюрера. 20 апреля 1941 года Гитлеру исполняется 52 года. Все газеты и журналы публикуют обширные статьи, в которых фюрер предстает величайшим полководцем всех времен. Партийный орган «Фолькишер беобахтер» помещает статью под заголовком «Полководец», ее автор - генерал-фельдмаршал фон Рай-хенау. Он сравнивает юбиляра с Фридрихом Великим, а его стратегическое дарование с талантом Клаузевица и Мольтке. Гению фюрера приписываются победы в Польше, Норвегии, Голландии, Франции. «Национа-льцайгунг» доходит в своем усердии до того, что в статье «Вечная загадка фюрера» намекает: фюрер послан Германии провидением (119—193).
Разумеется, культ личности фюрера разжигается и остальными партийными вождями национал-социализма. Как уже упоминалось, Бальдур фон Ширах. рейхсканцлер по вопросам молодежи в НСДАП, пишет стихотворение «Величие» по случаю 50-летнего юбилея фюрера, в котором Гитлер «указывает путь звездам и при этом остается человеком, как ты и я», непритязательным и скромным. Позже, на Нюрнбергском процессе, фон Ширах сделает характерное признание, которое в полной мере может быть отнесено ко всем представителям партийной верхушки: «Я являлся восторженным приверженцем Гитлера и относился ко всему, что он говорил и писал, как к откровению» (88—320).
Геббельс также делает свой вклад в подогревание культа Гитлера. В речи по случаю открытия Имперской театральной академии в июне 1938 года он говорит о фюрере как о «самом сильном и понимающем» стороннике художников: «Сегодня вы живете в счастливое и великое время. Вы видите перед собой мужчину вождя народа и государства, который все это время был вашим самым сильным и понимающим сторонником. Он любит художников, потому что сам он — художник. Под его благословенной рукой над Германией восходит новый Ренессанс» (179—49).
Культ личности вождя, как и любой культ, имеет свой ритуал. В каждом учреждении или канцелярии, в каждой школе, в каждом доме на центральном месте висиг портрет фюрера. Перед портретом должны быть свежие цветы, символизирующие безграничную и неувядающую любовь народа. Фюрер открывает большие художественные выставки или «недели книги», международные и национальные торжества. 1 августа 1936 года — день открытия Олимпийских игр в Берлине. Гитлер возглавляет Международный Олимпийский комитет. 18 июля 1937 года нацисты организуют празднование «Двухтысячелетия немецкой культуры». Гитлер открывает национальное торжество и занимает центральное место на правительственной трибуне, перед которой проходят колонны демонстрантов. В 1937 году закладывается «Дом немецкого искусства» Гитлер кладет первый камень. 19 мая 1935 года пущен в эксплуатацию первый автобан на участке Франкфурт — Дармштадт — Гитлер перерезае т лен точку.
Каждое значительное событие в третьем рейхе должно быть освящено верховным партийным вождем. Эго символизирует его неразрывную связь с партией, государством и народом.
К ри туалу культа Гитлера относится и способ изображения вождя. Его нельзя изображать усталым, грустным, неуверенным. У вождя не может быть никаких недостатков — ни духовных, ни физических. Он чист, как идеал, целеустремлен, как луч. С этим должны считаться и художники и фотографы. На одном из полотен (1940 год), под названием «Полководец», фюрер смотрит в будущее его взгляд зрит счастливую судьбу национал-социалистской Германии (151—293).
На плакате Губерта Ланцингера «Гитлер-знамено-сец», показанном на «Большой немецкой художественной выставке» в Мюнхене в 1938 году, а потом выпущенном в виде почтовой открытки, фюрер изображен в слегка стилизованных рыцарских доспехах, со знаменем в руке, устремленным в будущее (151—203).
Ритуал настолько строг, что даже сам Гитлер вынужден считаться с ним. Авторы «Третьего рейха» предложили для публикации фотографию вождя, на которой он снят пишущим в очках. Так как вид фюрера в очках оказался весьма жалок, Гитлер собс твенноручно перечеркнул снимок и запретил его публиковать. Чтобы фюрер не появлялся в очках на публике, его секретари переписывают тексты огромными печатными буквами. Подчиняясь ритуалу собственного культа, требующему, чтобы вождь был скромен, близок так называемым простым людям («вышел из парода»), Гитлер никогда не одевается помпезно. После прихода к власти его постоянная одежда форма рядового члена партии, никаких отличительных знаков. Пропаганда приписывает Гитлеру «железную волю», «непоколебимую решительность», «колоссальную работоспособность», «необычный ораторский дар».
В своих «Воспоминаниях» Шпеер рассказывает о характерном эпизоде, относящемся к 1934 году. На одном из берлинских вокзалов женская нацистская организация должны была встретить Гитлера цветами. Однако встречающие не знали, какие у Гитлера любимые цветы. Руководительница организации обратилась к секретарю фюрера Ханке, но и он не знал. Спросили у Геббельса, тот тоже не знал, но посоветовал обратиться к Шпееру, ибо он постоянно контактировал с Гитлером. Шпеер знал, что фюрер глубоко безразличен к цветам вообще и сказал, что у Гитлера нет любимых цветов. Тогда было решено: любимыми цветами фюрера должны стать эдельвейсы, так как они растут на горных вершинах. С того самого дня все считали, что эдельвейс — любимый цветок фюрера. Подчиняясь строгим требованиям ритуала, Гитлер полюбил эдельвейс (171 —60).
Его не всег да логически связную речь превозносят как начало новой эпохи в ораторском искусстве. «Как каждый гений-самородок Гитлср принес с собой новую риторику. Его речи не симметричные и гладкие, не подобны полированной шахматной доске. Его слова, фразы и мысли похожи на камни, пламя и лаву, извергаемые из кратера вулкана и свободно падающие вокруг, они потрясают сознание и покоряют своей первичной мощью и красотой.
...Слова фюрера и в самом деле похожи на удары молотом по закрытым дверям нашего сознания и сердца. Его цель — не ублажать наш слух, а ворваться и покорить» (128—130).
В ритуал культа входит и посещение мест, связанных с именем фюрера. Кинохроника сохранила такой эпизод: Бальдур фон Ширах молодежный фюрер ведет активистов «Гитлерюгенда», которые с факелами в руках шагают на поклонение к Ландсбергской тюрьме, где Гитлер написал «Майн камнф» (72 102).
Всенародное изучение «Майн камнф», развернутое партией и другими организациями, одна из характерных форм культа личности Гитлера. Члены партии, члены «Гитлерюгенда» и массовых организаций должны читать эту настольную для каждого национал-социалиста книгу. Партия объявляет ее библией национал-социализма, а обладание экземпляром второго издания «шедевра» «Майгг камггф» считается чем-то вроде легитимации для старых борцоп» (78 142).
В книге «Гитлерюгенд» фогг Ширах пишет: «Мы не могли еще в подробностях обосновать наше мировоззрение. Мы просто верили. И когда появилась книга Гитлера «Майгг камггф», эта книга стала библией, которую мы учили почти наизусть, чтобы суметь ответить на вопросы сомневающихся и располагающих большим материалом критиков» (88 321).
Любое «научное» исследование или публичное выступление только тогда приобретает убедительность и вескость, когда подкреплено цитатой из «Майн камиф». В партийном мышлении начало и конец политической мудрости — это «Майн кампф». 18 декабря 1941 года Фриче, говоря по радио о судьбе евреев, сослался на предсказание фюрера, сделанное в «Майн кампф»: «Судьба европейского еврейства оказалась такой неприятной, как фюрер предсказал ее в случае войны в Европе. После распространения войны, подстрекаемой евреями, эта неприятная судьба может также распространиться и на Новый Свет...» (90—154).
В годы национал-социализма «Майн кампф» имеет рекордный тираж — 6,5 миллиона экземпляров. На открытии любой книжной выставки она фигурирует на первом месте как «книга книг». В 1934 году впервые проводится Неделя немецкой книги. У входа на выставку красуется огромный макет «Майн кампф». В своем усердии распространить как можно больше экземпляров этой книги административные власти доходят до того, что начинают от имени партии дарить каждой паре молодоженов но экземпляру в качестве самого дорогого подарка будущей семье.
В одном документе того времени содержи гея подтверждение стремления национал-социалистского книгоиздания ввести «Майн кампф» в каждую семью без исключения: «Немецкое книгоиздание ставит перед собой следующие задачи в связи с Неделей книги: в Германии еще есть патриоты, домохозяйки и семьи, которые нс имеют произведения фюрера «Майн кампф». «Майн кампф» священная книга национал-социализма и новой Германии, она должна быть у каждого немца. Это не книга для чтения, это настольная книга. Книгоиздание позаботится о том, чтобы после этой Недели книги «Майн кампф» вошла в каждую немецкую семью» (180 -369).
В архивах нацистских «кулыурфильмов» найдена лента, рассказывающая об уникальном экземпляре «Майн кампф», который был назван «Книгой немцев». Его должны были положить в специальный мавзолей, где ему предстояло храниться 1000 лет — столько, сколько должен был просуществовать третий рейх. Он переплетен кожей, обработанной инструментами XVIИ века. Восемь художников, чье арийское происхождение было уточнено до восьмого колена, особыми перьями и особой тушью переписывали от руки «Майн кампф». Специально отобранная бригада шахтеров спускается под землю, чтобы добыть специальную руду, из КОТО-
рой получен металл для металлического переплета, в который должна быть закована «Книга немцев» (72 10).