«Пейзаж меж прищуренных век»

«Пейзаж меж прищуренных век»

Литература

«Пейзаж меж прищуренных век»

ЛИТЕРАТУРНЫЙ РЕЗЕРВ

27-летняя Катерина Канаки живёт на земле Древней Эллады, но от этого не перестаёт быть русским поэтом – с точной фразой, с цепким и острым зрением, с нежной, страстной и восприимчивой душой. Вот что Канаки сама говорит о себе: «Родилась в Ленинграде. Пишу сколько помню себя, – наверное, ещё с младенческого возраста. В 15 лет в первый раз поехала в археологическую экспедицию, начала готовиться к серьёзному занятию литературой и наукой. Примерно к 20 годам начала осознавать, что именно мне важно сказать своим творчеством. Получила историческое образование. Последние пять лет живу в Греции. Занимаюсь: для заработка – переводами научно-популярной и научной  литературы с греческого на русский, для дела – исследованиями дохристианских верований Эгео-Анатолийского региона. Поэтические произведения публиковались в сетевых («Сетевая словесность», «Мегалит», «Арт-э-Лит» и т.п.) и бумажных изданиях («Арт-э-Лит», «День и Ночь»...)»

Катерина КАНАКИ

***

Качается, катится ритм однотонный,

и летнего ветра разбег

полощет, как ткань занавески вагонной,

пейзаж меж прищуренных век:

я вижу надежды дырявое донце,

развилку железных дорог,

где падает мячик вечернего солнца

за чахлый сосновый лесок

и деревце машет обломанной веткой,

как будто замешанной в том,

что я остаюсь анархисткой, поэткой

и чем-то, что будет потом, –

когда зарастут подорожником тропы,

и шрамы затянет травой,

и нищие земли Восточной Европы

зазыблются над головой.

О них, ни столетья не знавших покоя,

песчаное слово в горсти:

не дай им, Господь, ни царя, ни героя,

дай только цвести да цвести.

В непрожитом детстве,

что длится поныне,

их образ невзрачен и мал,

их голос – как липкий мазут

на штанине,

горячих коснувшейся шпал,

он так же привычен, как взору

несносен,

и тут уж стирай не стирай,

когда золотится за  кронами сосен

ещё не потерянный рай.

Из цикла «Улица Иктина»

***

Сохрани мой воздух, радужная завеса,

свет, закатом тронутый, раненый,

 наливной,

 мой двойной эспрессо,

миф за моей спиной,

горько-сладкий привкус азбуки неземной.

Для того так чист твой ломкий

лучистый мел,

чтобы мир, в зеницы хлынув, уйти

не смел,

не старел, не прел,

чтобы кто-то сплавил между ресниц

 дрожащих

плоть души небесной с душами

твёрдых тел,

чтобы кто-то, невыразимый

и настоящий,

мне вослед смотрел.

* **

Я не знаю, что будет, когда твои

губы замрут,

плоть напева и слова;

не знаю, для неба какого

и какими руками разрушится

хрупкий сосуд.

Только знаю, что трое

серафимов земных чудотворные

флейты возьмут,

чтобы петь над тобою,

и один из них будет

сиянием в стёклах витрин,

золотыми и синими стягами будня,

а второй будет звоном, идущим

из тёплых глубин,

каблуками ботинок, гудками машин,

и, невидимый в свете,

будет солнечным пухом, корой и

июльской листвой,

знаменосным изгибом, раскинутым

 над мостовой,

пыльным тополем – третий.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: 13.04.2011 13:21:43 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:

Нет лёгкости полёта стрекозы,/ забавы молнии и радости грозы.../ Алексей Буряк, Днепропетровск