2

2

Пятницкий лежал за вывороченной глыбой асфальта. Вокруг рвались снаряды, разными голосами пели осколки и пули. Впереди – ров, заполненный водой. Чуть левее – мостик. Ординарец давно уже присмотрелся к нему. Прячась за глыбой, он думал о том, как бы половчее проскочить на ту сторону. Но усилившийся огонь надолго прижал к земле. Смельчаки, пробовавшие пробежать по мостику, пали.

Решил ждать подходящего момента. Достал часы. На их крышке выгравировано: «1943». Петр усмехнулся. Значит, когда он томился в концлагере, Гиммлер готовил награды своим головорезам. А замполит, вручая часы ему, Пятницкому, сказал: «Пусть показывают наше, советское время!» Еще немного, возьмем рейхстаг и свободно вздохнем. Мир! А для палачей – расплата.

Внимание Пятницкого привлек танк, шедший от «дома Гиммлера». Он петлял, стараясь не раздавить своих, но двигался довольно быстро. Геройский экипаж, не побоялся фашистских зениток! Только бы не угодил в него снаряд, а пули ему не страшны. Петр неотступно следил за танком. Это как раз и будет тот момент, которого он ждал, Под защитой брони можно перебежать на ту сторону, а там недалеко и до рейхстага.

Он был всецело поглощен этой мыслью. И когда танк поравнялся с ним, вскочил и, пригнувшись, побежал, обдаваемый дымком выхлопа. У мостика водитель сбавил ход. Танк вполз на деревянный настил, а дальше все произошло в одно мгновение. Не успев дойти до середины, танк провалился. От изумления Петр застыл на месте, но брызги холодной воды тут же заставили его действовать.

Не раздумывая, Петр шагнул по оставшемуся от мостика рельсу, но закачался, теряя равновесие. Чтобы не сорваться, сел на рельс верхом и торопливо заработал руками. Перебрался на ту сторону и бросился в ближайшую воронку. Ждал, вот-вот подбегут танкисты из погибшего танка. Но проходили минуты, а их не было. Горько стало на душе. Столько дорог прошел экипаж за войну и – на тебе, гибель в ста метрах от победы!

Огляделся. Вон впереди какая-то будка. Хорошее укрытие. Прикинул, как лучше добраться к ней. Если бегом, в одну минуту будешь там. Но огонь не ослабевал, подставлять грудь гитлеровцам нечего. Лучше по-пластунски – надежнее.

Вылез из воронки и пополз, приникая к земле всякий раз, когда поблизости разрывался снаряд. Длинным показался путь, но тем большую испытал радость, когда добрался. Будка оказалась кирпичной, в ней когда-то стояли трансформаторы. В полу углубление, в котором можно передохнуть, набраться сил. Отсюда уже можно делать рывок и к самому рейхстагу – до него осталась самая малость.

Едва успел отдышаться, как услышал голос:

– А, знаменосец, привет!

Тяжело дыша, с рацией на спине в будку втиснулся Гирский. Петр обрадовался ему, как родному человеку, которого давно не видел. Вдвоем будет легче. Вскоре заметил, что радиста занимает не артиллерийская стрельба, не рейхстаг, а что-то другое, находящееся позади. Радист толкнул Пятницкого, указал рукой в ту сторону, куда смотрел сам.

Петр оглянулся и сквозь дым разглядел: со стороны рва ползком и перебежками продвигались бойцы. Значит, форсировали, воспользовавшись артналетом. Петр вскоре стал различать знакомых. Вон за бетонный выступ нырнули петеэровцы, сменившие ружья на фаусты. Ребята ловко вставляли кувшины с длинными горлышками в стволы. С виду вроде ерунда, а сила огромная: броню и стены пробивает.

«Пора!» – Пятницкий снял с себя полотнище, сунул его за пазуху. Пружинисто вскочил и, сильно размахивая руками, побежал к рейхстагу. Уже совсем близок главный вход – высоченные колонны, огромные, как ворота, двери и широкие ступени. Ох как много их тянется вверх!

Петр не видел, что штурмующие подразделения под усилившимся огнем врага опять залегли. Он бежал наперекор всему. Нужно сейчас же на одной из колонн укрепить красное полотнище, чтобы оно как маяк светило другим.

На бегу левой рукой под гимнастеркой нащупал угол полотнища и, выхватив его, поднял над головой. В этот момент грудь резко обожгло, плетью повисла рука, ноги подкосились. «Шагай, шагай, еще несколько ступеней – и ты у цели!» – Из последних сил поднялся на следующую ступеньку и ничком упал у подножия колонны.

Радист, увидев это, вскрикнул. Может, Петр ранен? Надо подхватить знамя, которому не на земле место. Сержант выскочил из будки. А вражеская мина, словно только и поджидала его, разорвалась у самых ног…

Гитлеровцы в отчаянной попытке преградить советским воинам путь к рейхстагу бросились в контратаку. Неведомо, как усложнило бы это действия второго эшелона, если бы на площадь не выдвинулся артиллерийский дивизион Ильи Тесленко. Его орудия прямой наводкой ударили по фашистской пехоте.

Рота Сьянова, в которой находились Гусев, Берест и Матвеев, уверенно пробиралась сквозь огненный вал.

Могучая фигура Береста в неизменной кожанке выделялась и в клубах дыма. Замполиту показалось, что где-то на главной лестнице рейхстага как факел мелькнуло Красное знамя. Всего на несколько секунд, а потом исчезло. Может, померещилось?

Бойцы бегут уже по главной лестнице. Впереди кто-то высокий, – кажется, Сьянов.

Теперь уже можно разглядеть здание рейхстага. Окна заложены кирпичом, некоторые продырявлены снарядами. Массивные двери, у одной внизу пролом. Метко стреляли артиллеристы!

Вбежав на верхнюю площадку, Сьянов остановился у дверей. Покачиваясь, тяжело дышал, чувствуя, как толчками бьется готовое вырваться из груди сердце. Нелегкое дело опередить молодых израненному сорокалетнему человеку.

Сьянов оглянулся – по ступенькам врассыпную бежали бойцы. Опытным глазом определил, что потери немалые, но людей все же достаточно, чтобы завязать схватку внутри здания. Если подступы к рейхстагу гитлеровцы держали под таким адским огнем, простреливая каждый метр площади, то, наверное, с не меньшим остервенением будут драться и в самом здании. Но сейчас задача – ворваться внутрь. А там решать в зависимости от обстановки. Подал команду, указывая на дверь:

– Смелее, смелее!

Один за другим солдаты ныряли в пролом.

– Вот чертовщина, – проворчал кто-то. – Лезем в рейхстаг, как в собачью конуру.

– А ты что думал, фашист тебе парадную дверь откроет: мол, битте, господин русский солдат, милости просим!

Сьянов усмехнулся. Балагурить в такой момент могут только сильные духом. Ведь каждый из них знает: за порогом смертельный огонь фашистов. Вот такие ни перед чем не останавливаются.

И вслед за бойцами полез в пролом.

В здании темно. Словно в бездну, ныряли в пробитые двери бойцы. Отовсюду – сверху, с боков – в бойцов летели искрящиеся пули.

Но никакой огонь не мог остановить атакующих. Среди них много тех, что штурмовали крепости, подобные «дому Гиммлера». До рейхстага они прошли, что называется, огонь и воду. Глядя на них, смело, уверенно действовали и новички, влившиеся в полки перед самым штурмом.

Оглушительный треск автоматных очередей, гул разрывов гранат громовым эхом катился под сводами огромного здания.

У самого входа Сьянов чуть не упал, споткнувшись обо что-то железное. На секунду включил фонарик – пулемет, рядом убитый немец. Раздумывать некогда. Старший сержант прилег за пулемет и выпустил в темноту весь диск. Луч карманного фонарика вырвал из затаившейся черноты бесконечные стены, многочисленные колонны с антресолями наверху.

Многое помог ему увидеть этот тоненький луч. Вон справа – лестница. Куда она ведет? В подвал? Да, так и есть. Такой же спуск в левом крыле. По опыту боя в «доме Гиммлера» Сьянов знал, какую опасность представляют выходы из подвалов: оттуда могут контратаковать. Надо немедленно блокировать их, поставить автоматчиков.

– Смотреть в оба! Огонь открывать без команды! – предупредил он автоматчиков и, сложив рупором ладони, прокричал в темноту: – Смелей, ребята!

Первое волнение постепенно проходило.

У сержанта за войну уже выработалось правило: смело врываться в здание и упорно, как крот в землю, вгрызаться в него, захватывая углы, лестницы, комнаты…

Перед атакой он настойчиво втолковывал эти правила уличного боя молодым бойцам и теперь видел, что урок пошел впрок.

Вошел в одну из комнат.

– Зажигай каганец, – сказал связному. – Устроим здесь КП.

Бой впотьмах развертывался упорный. Там и тут вспыхивали короткие очереди автоматов и пулеметов, грохали взрывы гранат. Бойцы медленно растекались по обеим сторонам коридора. Ориентировались на ощупь, держась за стены и колонны.

Обосновав командный пункт, Сьянов постарался наладить связь: знал, с каким нетерпением ждут его весточки. Телефонист, сержант Ермаков, при тусклом свете каганца возился с аппаратом, хотя был уверен, что провод оборван где-то на площади. Напарник ушел сращивать провод, но что-то долго не возвращается.

А через несколько минут на КП одновременно появились Ярунов, Берест и Гусев.

– Все в порядке, – доложил сержант, точно рейхстаг уже был завоеван. – Одна беда – связи нет.

Гусев сразу же послал Щербину на поиски радиста – надо развертывать рацию. Возвратился тот с печальной вестью. Многие видели – Гирский погиб на площади, рация разбита миной.

Ермаков не выдержал:

– Я пойду по проводу, товарищ старший лейтенант, Пусть кто-нибудь подежурит у аппарата.

– Хорошо, – согласился Гусев.

А в это время лейтенант Греченков, находившийся в правой части здания, вздрогнул от внезапно вспыхнувшей внизу стрельбы и выскочил из КП узнать, в чем дело.

Кошкарбаев пояснил:

– В овальном зале со своими чуть не столкнулись.

– То есть как?

– А кто про них знал? С другой стороны вышли. Рота Сьянова из семьсот пятьдесят шестого полка.

На месте происшествия встретились адъютанты старшие батальонов Давыдова и Неустроева капитан Чепелев и старший лейтенант Гусев.

– Лихой у тебя народ, капитан, – кивнул Гусев в сторону бойцов. – Благо, наши откликнулись мигом, а то не миновать бы беды.

– Давайте разграничиваться, товарищ старший лейтенант, чтоб подобных происшествий больше не было.

И они стали делить коридоры.

Уже пять часов идет штурм рейхстага. К зданию по-прежнему трудно подступиться, и это беспокоит командование. Нервирует и незнание обстановки в самом здании.

Окончательно выяснилось, что главные огневые позиции противника находятся в Тиргартене и у Бранденбургских ворот. Там множество зениток, приспособленных к стрельбе по пехоте, – немцы пользовались отсутствием наших самолетов в воздухе, которые не появлялись, чтобы не поразить своих. Укрылись зенитки в долговременных сооружениях так, что даже прямые попадания снарядов небольшого калибра не причиняют им вреда. А перед зенитками, по северо-западной части парка, проходят траншеи с бетонированными пулеметными площадками и ходами сообщения.

Артиллеристы тщательно готовились к третьему мощному удару по вражеским огневым точкам, чтобы окончательно открыть пехоте дорогу в рейхстаг. Нанести такой удар теперь было не так просто, как в первый раз, – надо учитывать, куда выдвинулась своя пехота, чтобы не поразить ее. Требовался прицельно-точный огонь.

Тем временем в доме МВД сосредоточивались силы для решительного броска. По командной линии еще днем были направлены донесения. Получив сообщение от командиров полков, комдив Шатилов доложил командиру корпуса Переверткину, а тот – штабу армии: «В 14.00 30 апреля частями корпуса в результате двухдневного ожесточенного боя над южной частью рейхстага водружено знамя».

Уже через полтора часа последовал приказ по 3-й ударной армии, а вслед за ним по 1-му Белорусскому фронту с объявлением благодарности личному составу, участвовавшему в штурме рейхстага.

Зачитывая поздравительные приказы командования, командиры и политработники говорили:

– Наш флаг на рейхстаге! Теперь главное – покорить гарнизон и водрузить Знамя Третьей ударной армии. Во что бы то ни стало нужно преодолеть площадь и оказать помощь передовым подразделениям!

Мощный артиллерийский огонь в третий раз обрушился на гитлеровцев ровно в 18 часов. Под его гул побежали сотни бойцов. Среди них были добровольцы-артиллеристы капитана Макова и контуженый Лысенко.

Выкуривая одну сигарету за другой, Неустроев нервно ходил из угла в угол подвала, то и дело выглядывая в окно, но все без толку: видимости почти никакой. Очевидно, надо перебираться в рейхстаг.

В это время зашел Давыдов. Очень нужна сейчас его рассудительность. Неустроев вопросительно взглянул на него и не успел ничего произнести, как тот сказал:

– Пора, Степа!

То, что его мысли подтвердил более опытный друг, сразу успокоило. Захватив ординарцев, комбаты выскочили на площадь. Перебежки совершали так, чтоб не терять друг друга из виду. Там и тут поднимали залегших бойцов, вели вперед.

Огонь вражеской артиллерии опять усилился. Уже невдалеке от здания комбаты попали в зону обстрела. Рядом рвались снаряды, сотрясали землю и воздух. Ползти стало невмоготу, и они нырнули во встретившийся по пути бункер.

Отдышавшись, выглянули и отчетливо увидели изрытые осколками колонны и ступеньки лестницы рейхстага. Значит, остался последний бросок.

– Рванули, Степа!

Из укрытия выскочили вместе, но Давыдов взял правее, где продвигались бойцы его батальона.

Неустроев лишь на миг приостановился на верхней площадке, перед самой дверью, но тут же вслед за бойцами вбежал в рейхстаг.

Сьянова встретил с распростертыми объятиями:

– Поздравляю, Илья Яковлевич, поздравляю!

Старший сержант доложил: продолжаем очищать здание от гитлеровцев, уже отвоевали много комнат на первом и втором этажах. Сложнее с подвалом: пробовали спуститься, понесли потери. Очевидно, там крупные силы.

Комбат радовался – Сьянов действует не хуже опытного офицера, уверенно и осмотрительно. После войны люди скажут: одним из первых в рейхстаг ворвался, ротой командовал, вот какой он, сержант нашей армии!

– Все твои действия одобряю, Илья Яковлевич. И правильно сделал, что блокировал выходы из подвалов.

В комнате, где расположился КП батальона, кроме Гусева, Береста и Матвеева Неустроев увидел Соколовского и несколько смутился: не очень удобно, конечно, являться в рейхстаг после заместителя командира полка. Но майор ничем не подчеркнул это, и комбат успокоился.

– В первую очередь установите связь с полком, товарищ капитан, – приказал Соколовский Неустроеву.

Пришлось вслед за Ермаковым послать на линию Щербину. К удивлению всех, тот через минуту возвратился:

– Товарищ капитан, в рейхстаге артиллеристы с радиостанцией!

Неустроев пошел за ним. В одной из комнат около переносной радиостанции стоял капитан В. Н. Маков, возглавлявший группу добровольцев-артиллеристов. Неустроев познакомился с ним еще перед штурмом. Волевой офицер. Видно, многому научила его героическая оборона Севастополя, в которой он участвовал.

На просьбу Неустроева Маков ответил:

– Помогу, капитан, помогу! Вот только радист мое донесение командиру корпуса передаст.

Оказывается, артиллеристы-добровольцы в числе первых ворвались в рейхстаг и, сломив сопротивление вражеских автоматчиков, пробились на крышу. Там водрузили красный флаг. Это сделали сержанты Александр Лисименко, Михаил Минин, Гизий Загитов и Алексей Бобров.

В углу комнаты артиллеристы перевязывали раненого Загитова.

– Редкий случай, – обернувшись к Неустроеву, пояснил Маков. – Пуля пробила партийный билет в левом нагрудном кармане, а сердца не затронула, работает. Надо бы в медсанбат его, да не пронести через огонь.

Доложив в полк о прибытии в рейхстаг, Неустроев вернулся на свой КП.

Вскоре зазвонил телефон.

– Это Ермаков связь восстановил! – воскликнул Гусев.

Неустроев взял трубку. Даже по голосу чувствовалось, что Зинченко доволен. Выслушав доклад, сказал: «Приказом комдива вы назначены комендантом рейхстага!»

Узнав об этом, офицеры поздравили комбата.

– Учти, Степан Андреевич, в твоем подчинении два гарнизона, – засмеялся Соколовский, – наземный – наш и подземный – немецкий.

– Теперь, – поддержал шутку Матвеев, – боевые дела можно решать даже очень просто. Снял трубку и… «Алло! Говорит комендант рейхстага. Доложите строевую записку по подвалу. Не забудьте сложить оружие, всем наверх! Шнель, шнель!»

– Выявим, уточним силы противника, станет ясно, что лучше предпринять, – вслух размышлял Неустроев. Вдруг вспомнил: – А где же Пятницкий?

Но Петра никто не видел. Комбат отогнал мысль о гибели ординарца. Выяснить бы, но сейчас, когда каждый метр площади простреливается, этого не сделаешь.

Где-то задержались и знаменосцы. Замполит и Щербина вышли наружу. Был уже поздний вечер, но, как и днем, гремели орудийные раскаты, пулеметно-автоматные очереди вспарывали темноту.

На ступеньках, почти у самой верхней площадки, лежал солдат. Щербина узнал Пятницкого.

– Петр Николаевич, Петр Николаевич! – нагнувшись, тревожно схватил он лежащего за руку, но она была холодна, как камень лестницы. Прильнул ухом к груди – дыхания нет. «Эх, Петр Николаевич, так и не пришлось тебе увидеть сына…»

За спиной раздался голос Береста:

– Что с ним?

– Убит Петр Николаевич, – сквозь слезы проговорил Щербина.

Берест заметил под телом солдата полотнище флага.

«Значит, этот флаг я видел. Не мерещилось мне».

– Давай прикрепим к колонне, – сказал Берест. – Исполним последнее желание Петра.

Они привязали знамя шпагатом, но, обильно смоченное кровью, оно не развевалось по ветру, а тяжело легло на гранит.

Возвращаясь, они увидели Егорова и Кантария со Знаменем 3-й ударной армии.

– На крышу надо! – воскликнул замполит. – Пошли, прикрывать вас будем! Завтра ведь Первое мая. Надо к празднику сделать подарок советскому народу.