3

3

О Знамени Победы говорили не только в батальоне Неустроева, а во всех частях дивизии.

Политотдел помогал политработникам подразделений.

Агитатор политотдела капитан Исаак Устинович Матвеев любил бывать в 674-м стрелковом полку. Здесь у него много друзей, и прежде всего замполит полка майор Субботин. Обаятельный человек, в прошлом профработник, он хорошо владеет собой в любой обстановке. В опасный момент появляется на угрожающем участке и его твердое слово, а больше всего личное хладнокровие оказывают удивительно отрезвляющее воздействие на бойцов и командиров. С ним интересно обменяться взглядами по волнующим вопросам.

Субботин встретил капитана радостным возгласом:

– Вот кстати, Исаак Устинович! Я как раз собрался в батальон Давыдова. Проведем политинформацию.

Посмотрел на фуражку агитатора политотдела с красным околышем и улыбнулся. Возит ее капитан в походном чемоданчике и надевает только во время отдыха соединения или в дни подготовки особо важного наступления. Строго говоря, это – нарушение полевой формы. Но командование дивизии, видно, сделало для него исключение. Возможно, потому, что своим видом он создает этакое приподнятое, праздничное настроение.

Не успели отойти, как из штабной землянки вышли комбаты – маленький, худенький Неустроев и статный, розовощекий Давыдов. С виду совсем разные люди, а дружба у них большая, настоящая фронтовая, скрепленная кровью. Их часто можно видеть вместе.

Комбаты приветливо поздоровались с агитатором.

– Вы не к нам? – спросил Неустроев.

– У вас вчера ведь был. А сегодня хочу к бойцам Василия Иннокентьевича попасть.

– Очень хорошо. Идемте! – пригласил Давыдов.

Подтянутый, с белоснежным подворотничком, в начищенных до блеска сапогах, Давыдов довел агитатора до первой роты и пошел дальше. Матвеев заметил, как при встрече с комбатом бойцы, сержанты и офицеры отряхивались, поправляли ремни и шапки – внешний вид самого командира действует сильнее, нежели бесконечные замечания.

Воинов батальона Давыдова всегда узнаешь. И сейчас, оглядывая роту, капитан, как всегда, отметил их опрятность.

Пользуясь солнечной погодой, бойцы расселись на полянке. Когда агитатор заговорил об успехах на фронтах, о том, как героически трудятся советские люди в городе и деревне, глаза у солдат загорелись гордостью. Повел речь о действиях союзников – увидел гнев и усмешки.

– Да, факты разительны. Три года тянули союзники с открытием второго фронта и теперь раскачиваются со скрипом. Красная Армия за июль с тяжелыми боями прошла по Белоруссии шестьсот километров. А союзники, почти не встречая сопротивления, продвинулись за это время всего на пятьдесят километров. Теперь вышли к границам Германии и остановились.

Бойцы расшумелись:

– Привыкли сачковать…

– На чужом горбу выезжают…

– Хрен с ними, и без них управимся…

– На победный пир-то они явятся…

Матвееву нравилось, что слушатели активно участвуют в беседе – для него это был верный признак того, что поднятые вопросы задели их за живое.

В хорошем настроении ушли Матвеев и Субботин из батальона Давыдова.

– Теперь куда, Евгений Сергеевич? – спросил Матвеев.

– Хотел к полковым разведчикам зайти, познакомиться с новым командиром взвода лейтенантом Сорокиным.

– Добро.

– Разведчики – народ острый, любознательный. Когда ни приди, вопросами закидают. Парторгом у них Правоторов. Хорошо подготовлен, следит за политическими событиями, умело ведет работу. Кстати, знает наизусть много стихотворений Блока, Маяковского, Твардовского, читает их товарищам.

В это время в землянке разведвзвода Сорокин слушал рассказ своего помощника Лысенко о последнем ночном поиске, который возглавил отделенный Орешко. Парторг Правоторов и Лысенко тоже ходили с ним.

…Решили незаметно проскользнуть через первую траншею немцев и ворваться в одну из землянок. Задача были сложной, но игра стоила свеч: в траншее возьмешь солдата, в лучшем случае – ефрейтора или унтера, а в землянке можно рассчитывать и на офицера.

Маршрут наметили еще днем. Предупредили пехотинцев о том, откуда начнут движение и куда должны вернуться – разведчики ведь всегда руководствуются правилом: откуда уходил, туда не возвращайся. Это на тот случай, если немцы обнаружат и попытаются перерезать путь при возвращении. И пусть перерезают – разведчики вернутся в другом месте.

До немецкой траншеи ползли вшестером, а впереди, для гарантии, сапер, хотя за пару часов до начала операции проход в минном поле уже был проделан. Орешко с Правоторовым первыми подползли к траншее и благополучно перебрались через нее, за ними проскочил Гриша Булатов. Но Лысенко, едва приблизившись к траншее, тотчас подался назад. Прильнув к земле, он увидел шедшего по траншее немца. Обходчик! Чтобы дать своим войскам отдохнуть, фашисты ночью оставляли в траншеях лишь дежурные огневые точки да обходчиков.

Если немец увидит разведчиков и поднимет тревогу, сорвется все дело. А шаги обходчика все ближе и ближе. Вот он уж напротив, кажется, остановился. Лысенко и дыхание затаил. Нет, пошел дальше, не заподозрил опасности. Разведчик приподнял голову, подтянулся на руках, огляделся. Все нормально. Не мешкая, перескочил на ту сторону. За ним переползли Брюховецкий и Пачковский.

Группе удалось захватить двух «языков» – офицера и солдата. Обратно ползли ромбом, заключив пленных в середину. И когда уже окликнули свои, немецкому солдату удалось вытолкнуть кляп изо рта, и он заорал во весь голос. Лысенко с Правоторовым кинулись к нему, всунули ему в рот новую тряпку, но немцы услышали крик и открыли огонь из пулеметов и минометов. Лысенко ощутил резкий укол в плечо и струйку крови, побежавшую по спине к пояснице. Это было его четвертое ранение.

– Четыре ранения, – выслушав Лысенко, вздохнул Сорокин, – и все за один год. Многовато. Будем надеяться, что больше нас ни пули, ни осколки не тронут.

Вроде бы пошутил, а серые глаза его затуманились. Коротко рассказал о себе. Оказывается, детские годы их сходны. Он на пять лет моложе Лысенко, но за плечами тоже большая трудовая жизнь. Подростком ушел из деревни. Был учеником токаря на Московском авиаремонтном заводе, потом работал на станке самостоятельно.

– Броню, стало быть, имели?

– Имел, как же – авиационный завод. Вырвался на фронт всеми правдами и неправдами. Когда фашисты оказались под Москвой, не мог у станка стоять. К самому горлу злость комом подступила. Мне объясняли важность работы на военном заводе, а я твердил одно: хочу с винтовкой на них идти, на фашистов!

В своем Истринском районе и начал боевой путь. Командовал минометным расчетом, а после курсов – взводом автоматчиков. Участвовал в освобождении Волоколамска, Калинина.

Молча свернул козью ножку, засыпал табаком и, прикурив от зажигалки, закончил:

– А под Ригой могли похоронить… Осколок в темя угодил. Без сознания до самого госпиталя был. Уже потом рассказывали, какую сложную операцию выполнил военный хирург: вынул осколок, не затронув мозг…

Взметнулось пламя коптилки из снарядной гильзы, вокруг которой сгрудились разведчики: в землянку вошли политработники. Поднялся лейтенант в трофейном кожаном пальто и представился Субботину:

– Командир взвода разведки лейтенант Сорокин.

Познакомились.

Субботин спросил, какие трудности встретились на первых порах, какая требуется помощь.

– Помогите мне, товарищ майор, на один вопрос ответить: скоро ли форсируем Вислу? Не дают мне покоя с этим вопросом разведчики, – попросил Сорокин и указал на карту, висевшую на стене.

На карте красными звездочками были отмечены пункты, освобожденные Красной Армией. Звездочки краснели по всему восточному берегу Вислы.

Замполит кивнул Матвееву. Тот поднялся, обвел глазами людей. Рядом с комвзвода – парторг старший сержант Правоторов. Высокий лоб, умные глаза. В середине сидит приземистый сержант Степан Орешко, со следами оспы на белом лице. По правую сторону от него – Павел Брюховецкий, в прошлом шахтер, силач взвода, по левую – Гриша Булатов, самый юный разведчик, которого любовно все называют Малышом.

– Знаете, товарищи, я ведь на Висле уже воевал, – начал Матвеев. – В двадцатом году. Совсем юным я был тогда в рядах Красной Армии, таким вот, как Гриша Булатов.

Солдаты удивились: Матвеев выглядел намного моложе своих сорока двух лет. Во всяком случае, никому бы и в голову не пришло, что капитан – участник гражданской войны.

– Но живо все помню. На всю жизнь запали в душу слова Ленина, сказанные на красноармейском митинге в Москве, когда нас провожали на польский фронт: пусть ваше поведение по отношению к полякам там докажет, что вы – солдаты рабоче-крестьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как освободители. Поэтому ваше желание скорее прийти на помощь полякам естественно. Это – порыв интернациональной души советского воина, глубоко сознающего свой долг освободителя.

Затем напомнил об августовском восстании, вспыхнувшем в Варшаве. Авангардные части Красной Армии ужа тогда вступили на территорию Польши, но форсировать такую мощную реку, как Висла, не смогли. Слишком много рубежей гитлеровской обороны сокрушили на своем пути. Правда, шестнадцатого сентября Первая Польская армия предприняла попытку помочь восставшим варшавянам и при поддержке советской артиллерии переправилась на ту сторону, но фашисты отбросили ее…

Матвеев задумчиво прошелся по землянке и продолжал:

– В эти дни, товарищи, я вспоминаю двадцатый год. Отражая нападение панской Польши, наша армия прорвалась к Висле. Это запечатлено и в песне. Помните: «Даешь Варшаву, дай Берлин!» Однако достичь поставленной цели тогда не довелось. Нерасчетливый порыв дорого нам обошелся.

Рассказывая о невзгодах, выпавших на долю отступавших красноармейцев, он волновался – на его белом круглом лице выступили красные пятна.

– Так что, друзья, повторять ошибку тех далеких лет не будем, – заключил Матвеев. – Для фашистов Поль ша – последний рубеж на чужой земле, и они будут лезть из кожи вон, чтобы задержать нас здесь. И мы не можем рисковать. Как вы сами чувствуете, командование готовит серьезное наступление…

– А старый лозунг «Даешь Варшаву, дай Берлин!» все же нам надо взять на вооружение, – прибавил Субботин.

– С добавкой, товарищ майор, – вставил Правоторов, – «И знамя красное над ним!»

– Неплохое добавление.

Выйдя от разведчиков и делясь своими впечатлениями с замполитом, Матвеев заметил:

– А разведчики ваши, что в бою, что на политбеседе, молодцы. Можно считать, Евгений Сергеевич, что здесь, на Висле, рождается фронтовое соревнование за почетное право водрузить над Берлином Знамя Победы. Рождается без предписания, из глубины сердец наших воинов, чувствующих, что конец фашистской Германии не за горами.