Герой капиталистического труда / Политика и экономика / Спецпроект

Герой капиталистического труда / Политика и экономика / Спецпроект

У президента РСПП Александра Шохина два дня рождения: один по паспорту — 25 декабря 1951 года, другой де-факто — месяцем ранее. Александр Николаевич предпочитает доверять матушке-природе, а не руке не до конца протрезвевшего после новогодних возлияний писаря села Савинское Плесецкого района Архангельской области, в первых числах января 52-го сделавшего ошибочную запись в его свидетельстве о рождении. Это означает, что в ближайшую пятницу Шохину предстоит принимать поздравления по случаю собственного шестидесятилетия…

— Не чувствуете себя бедным родственником в профсоюзе олигархов, Александр Николаевич?

— Безусловно, не могу меряться материальными благами и богатством ни с кем из членов бюро РСПП и даже со многими рядовыми членами организации, но униженным и оскорбленным себя не ощущаю. Это изначально подразумевалось, когда в 2005 году меня пригласили на пост президента союза, чтобы сменить Аркадия Вольского. Я пытался отбиться, упирая на то, что не проработал в бизнесе даже трех лет и, мягко говоря, не реализовал задачи, ради которых и покинул публичную политику. Мне доходчиво объяснили: в случае моего отказа серьезные игроки рынка не станут сотрудничать с инвестбанком «Ренессанс Капитал», где я тогда трудился председателем наблюдательного совета... Такое вот предложение, от которого не смог отказаться... Ну а далее по принципу: сказал «а», говори и «б». На работу в РСПП я шел с условием, что буду равноудален от всех финансово-промышленных групп, дабы защищать классовые интересы предпринимательства в целом. Словом, предполагалось, что меня скорее ждет роль CEO, Chief Executive Officer, без какого-либо собственного бизнеса. Почему в принципе возникла тема замены Вольского? Во-первых, возраст и здоровье. Во-вторых, хотя Аркадий Иванович и был блестящим прикрытием для профсоюза олигархов, иногда он выражал мысли, вытекавшие из его предыдущего опыта работы и периода, когда РСПП был клубом «красных директоров». Порой идеи президента не совпадали с позицией обновленного бюро, куда пришел крупный бизнес. Приходилось держать ухо востро, чтобы Аркадий Иванович не транслировал наверх личное мнение вместо общей согласованной оценки. Я давно был на публичной площадке, звавшие в РСПП хорошо знали мои взгляды, понимали, что не потребуется приглядывать за мной, удерживая на коротком поводке…

— Короче, обученный и вменяемый.

— Репутация была и остается главным моим капиталом. Иного, извините, нет. За последние шесть лет у меня не появилось новых заметных приобретений. Если, конечно, не считать, что к одному внуку добавились еще трое. А это серьезное богатство. В остальном же — примерно все то же, что и раньше.

— А как же два гектара леса на Рублевке, взятые в аренду на 49 лет?

— Обязательно свожу на мой участок, сами сравните его состояние с расположенными по соседству и относящимися к ведению государственного лесного фонда. У меня есть утвержденный госэкспертизой план освоения территории, согласно которому ежегодно приходится тратить суммы, превышающие стоимость аренды в разы, если не на порядки. К примеру, чтобы выполнить обязательство о пилке сухих ветвей на деревьях — соснах, березах и осинах, неоднократно за сезон вызываю альпинистов, а это дорогое удовольствие. Даже щепки у меня летят строго по плану! На следующий год наметил пруд и спортплощадку. Наверное, бадминтонную — по последней моде.

— Да вы, Александр Николаевич, санитар леса!

— Так и есть! Расчистив подлесок, посадил более двухсот новых деревьев и кустов, осушил два болотца, на месте мусорной кучи соорудил альпийскую горку, поставил детскую площадку, дорожки проложил… Земля взята под рекреационные цели, а не для застройки. Об этом почему-то не пишут в газетах, которые до сих пор вспоминают состоявшийся четыре года назад аукцион. Вместе с моим именем чаще других называют Романа Абрамовича, Ольгу Смородскую и почему-то Юлию Рутберг, получившую двадцать соток где-то у черта на куличках. Видимо, мы и есть главные расхитители лесных богатств России, хотя, замечу, результаты нашего аукциона не опротестованы и не отменены. Все сделано по закону. Кстати, если интересы Абрамовича вычислили в каком-то ЗАО или ООО, то я открыто оформлял аренду на себя, а не на компанию «Красная Синька» или что-нибудь подобное. И кооператив «Лес», в котором мы сейчас живем, я самолично создавал в начале 90-х годов, искал лесной участок в ближнем Подмосковье. Пробивая разрешения на землеотвод и строительство, вынужден был приглашать в пайщики высоких московских и федеральных чиновников. В итоге дошло до того, что вдруг забеспокоился, хватит ли мне места, столько уважаемых и заслуженных лиц оказалось в списке…

Пятнадцать лет назад я построил дом. Правда, еще четыре года мы не жили в нем, сдавали в аренду, чтобы вернуть банку взятый кредит. Перебрались в 2000-м. Толчком послужил трагический эпизод, расскажу о нем чуть позже. Что касается леса, в 650 метрах от моего участка прокладывают восьмирядное шоссе в обход Одинцова. Борюсь сейчас, чтобы на скоростной трассе не было лишних съездов, иначе природу окончательно загадят. Но уж свои-то два гектара я при любом раскладе спасу! Зря, что ли, разрабатывал долгосрочную программу защиты от городской цивилизации? Потому двадцать лет живу на даче, что люблю свежий воздух и тишину. Благодарю Бога, что Медведев с Собяниным не присоединили эту территорию к Москве!

— Ваши коллеги не посмеиваются в кулачок, наблюдая, как вы из-за клочка подмосковной земли сражаетесь? У людей виллы по всему миру, самолеты, яхты…

— Знаете, каждый выбирает для себя. Я из России никуда уезжать не планирую. Вот уже два лета подряд мы снимаем на Мальорке переделанный в апартаменты при отеле дом XVII века. Растут четверо внуков, им нужны море и солнце. Товарищ по РСПП недавно спросил: «Не хочешь выкупить виллу?» Честно ответил, что планов таких нет. Во-первых, неразумная инвестиция, вложенные деньги (даже если бы они у меня были) не отобьются. Во-вторых, время летит быстро, оглянуться не успеешь, внучата станут взрослыми, и на кой ляд тогда нужна эта заграничная недвижимость? Нам с женой удобнее останавливаться в отелях или в круизы ходить, меняя города и страны. Да, у многих обеспеченных людей семьи живут за рубежом, дети учатся в иностранных колледжах и университетах. Главное не в этом, а в том, чтобы потом они работали в России или на нее. Вот мой сын после окончания МГУ год провел в Duke University, где, к слову, обучался и Аркадий Дворкович. Митя получил степень LLM (что-то вроде MBA для юристов), сдал экзамен на барристера, проработал четыре года в Штатах, но все же вернулся в Россию, не захотел там оседать. И у меня нет запасного аэродрома. Остается одно: биться за комфортную жизнь здесь…

— А сколько, к примеру, стоят ваши часы, Александр Николаевич?

— Patek Philippe… Им, наверное, уже лет десять, сумму и не назову… Все наручные часы, которые у меня есть, получил в подарок к полувековому юбилею и к следующей дате — 55-летию. Сейчас, подозреваю, на подходе новый сет по случаю очередной круглой цифры. Стоимостью презентов интересоваться не принято, но есть несколько дорогих на первый взгляд экземпляров… Не вы один задаете вопрос: почему, имея массу возможностей, я не разбогател настолько, чтобы соответствовать озвученному вами перечню? Всегда отвечаю: «Ленивый!» Но при этом не припомню эпизода, чтобы со стороны коллег по РСПП сквозило высокомерие в мой адрес или кто-то отнесся ко мне, словно к обслуживающему персоналу. Я возглавил профсоюз работодателей, чтобы стать их полпредом в высоких кабинетах. Как бывший чиновник среди нынешних… Другое дело, меня никто не спрашивал, а сам я не ставил вопрос о своих деньгах. Зарплата президента РСПП очень скромная, даже, сказал бы, символическая. За шесть лет она ни разу не повышалась, после кризиса полгода и эту сумму не получал. Вот почему основные мои источники дохода на стороне. Вхожу в качестве независимого члена в советы директоров ряда компаний. За это полагается вознаграждение. Иногда — приличное. Но и работу спрашивают. Надо участвовать в заседаниях, готовиться к ним, изучать документы, прочитывая килограммы бумаг, разруливать конфликтные ситуации, если таковые возникают. Например, из-за выяснения отношений между акционерами в ТНК-ВР в этом году мы провели четыре дополнительных совета директоров. Нет, просто так никто деньги не платит! Уровень компенсации соответствует западным стандартам, поскольку среди независимых директоров много солидных иностранцев. Цифры не скроешь — компании большей частью публичные, прозрачные. Хотя вот в «РЖД» мне за два года не заплатили ни копейки. Можно сказать, за идею работал... Впрочем, это не их вина, правительство долго не могло решить, платить или нет, а если да, то сколько. Лишь в этом году в госкомпаниях наконец начали компенсировать труд своих директоров…

— Часто посещает мысль, Александр Николаевич, что не на того учились?

— Наверное, у каждого человека есть история из разряда, как он мог, но не стал. Я не исключение. Моя первая сделка совершена еще при советской власти. Всего-то и понадобилось на две недели съездить в загранкомандировку. Вместе со скоропостижно скончавшимся в июне этого года директором Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Алексеем Шевяковым много лет назад я оказался в Австрии. Жена составила в дорогу список, что следует приобрести домой на сэкономленные суточные, но не успел я приступить к реализации намеченного, как Леша подал идею: «Давай купим персональный компьютер! На все деньги!» Я возразил: «На два нам не хватит». Шевяков не успокоился: «Возьмем один». Меня еще большие сомнения разобрали: «И как потом поделим его в Москве?» Наконец-то Леша раскрыл план: «Да никак! Продадим!» До утра я колебался, но в итоге согласился рискнуть. Две недели жили почти впроголодь, вернулись домой без единого гостинца, зато с компьютером. Жена встретила немым вопросом: «Где?» Начал объяснять: «Да вот, понимаешь…» Кажется, Таня так и не поверила, решила, что прокутил суточные. А недели через две звонит Леша и говорит: «Сейчас подъеду к тебе, спустись, забери свою долю». Я работал в МИДе. Вышел на Смоленскую площадь, взял пухлый конверт, вернулся в кабинет, открываю его, а там… Батюшки святы! Четырнадцать тысяч рублей! Их хватало аккурат на новенький «Жигуленок». Несколько минут я сидел в шоке. Вот вам и полкомпьютера… Правда, машину еще требовалось достать. Это ведь считалось страшным дефицитом в советское время! Брал по блату. Петр Авен, которого я давно и хорошо знал, свел с Борисом Березовским, заправлявшим «ЛогоВАЗом», и через него я приобрел первое личное транспортное средство. Ездили мы на той «девятке» лет пять, продали году в 94-м, когда я уже ушел из правительства… Так все начиналось. Правда, продолжения моя бизнес-история не получила. Казалось бы, шанс сам плывет в руки, налаживай поставки оргтехники из-за кордона, ищи иной способ использовать открывшийся канал себе на благо! Мне же подобное и в голову не приходило… А ведь многие будущие олигархи именно так и стартовали: одни джинсы варили, другие компьютеры на продажу возили, третьи овощи на продажу выращивали, четвертые кооперативы при райкомах комсомола учреждали… Наверное, в чем-то вы правы: кто на что учился. Люди занялись частным бизнесом, а я пошел в правительство — создавать для них условия… И, знаете, без ложной скромности могу сказать: преуспел в этом. Не в одиночку, конечно, а с командой. То, что мы сделали в 1991 году, вряд ли удастся повторить в истории современной России. Говорю сейчас о масштабе совершенных реформ и преобразований в экономической сфере. Этим во многом и объясняется уважение ко мне коллег по РСПП…

— А где, кстати, в конце 80-х работал Петр Авен, сосватавший вас Борису Абрамовичу?

— Он был научным сотрудником Международного института прикладного системного анализа в городе Лаксенбурге под Веной. Мы оба работали в Академии наук СССР, откуда Авена и командировали в Австрию. В IIASA регулярно проходили семинары по рыночным реформам, на них ездили и Чубайс, и Гайдар, и многие другие. В загранкомандировку Авен уезжал на такой же «девятке», как была у меня. Он тоже покупал ее через Березовского. Кажется, одно время Борис Абрамович работал вместе с отцом Петра в Институте проблем управления. Отправляясь в Вену, будущий миллиардер сам сидел за рулем…

— Зато потом вернулся в Москву сразу в министерский кабинет.

— На пост главы внешнеэкономического ведомства Авена рекомендовал я. Он на службу приехал прямо из аэропорта с чемоданом…

— Как вообще возникли Гайдар и его команда?

— Сказать по правде, в наших отношениях с самого начала было много разных нюансов и подводных течений. Я чувствовал ревнивое отношение Егора. Он сидел на 15-й даче в Архангельском, писал вместе с экспертами программу реформ для будущего российского правительства, намечал его структуру, а я работал министром труда в кабинете Силаева и не мог слишком много времени посвящать аналитике. Реальным руководителем проекта, конечно, был Гайдар, но я оказался в той компании выше других по рангу. И некоторые проверенные соратники Ельцина именно так ко мне и относились. Это не очень нравилось Егору, хотя я никогда не пытался позиционировать себя как «старший по званию». В октябре 91-го Полторанин открытым текстом предложил поделить с ним влияние на правительство. Мол, будет два первых вице-премьера, Михаил Никифорович возьмет под свой контроль политический блок, а я — экономический. Гайдару достанется пост министра финансов, Бурбулисом же придется пожертвовать. Я отказался от сделки, объяснив, что у нас единая команда, сепаратных переговоров мы не ведем, а Бурбулис и вовсе наш заказчик. Естественно, сообщил о состоявшемся разговоре и Геннадию, и Егору. Полторанин потом «отблагодарил», распустив слух, будто я пристроил обоих сыновей в «ЛУКОЙЛ». Как-то встретились, говорю ему: «Миша, ты ведь бывал у нас дома, прекрасно знаешь, что у меня сын и дочь, которые еще в школе учатся…»

Но это случилось позже, а тогда, в 91-м, события развивались стремительно. На конец октября был назначен Съезд народных депутатов, где планировалось утвердить правительство, а Ельцин никак не мог определиться с выбором. Программу-то он принял, на кандидатуре же премьера не остановился. Мы боялись, что он двинет вперед Скокова или Лобова, не знали, кого самим предложить в качестве альтернативной фигуры. «Серый кардинал» Бурбулис по понятным причинам не проходил — аллерген для депутатов. А кто еще? Тогда и возникла идея уговорить Бориса Николаевича, чтобы он лично возглавил кабинет. По тогдашней Конституции президент имел на это право. На V съезде Ельцин получил мандат на проведение в течение года реформ, попутно озвучив отдельные места из нашей программы, самым сенсационным из которых стало решение о либерализации цен. Граждане отреагировали адекватно, за считаные часы раскупив остававшиеся в магазинах последние товары. Даже я по случаю приобрел холодильник… В течение нескольких дней после съезда Ельцин не провел ни одного назначения в правительстве, продолжал «щупать» нашу команду. А мы между тем увлеченно рисовали квадратики на листочке бумаги, распределяя портфели министров. Вернее, рисованием занимались Егор Гайдар и Алексей Головков, тоже ныне покойный. Когда я заглянул в предложенную схему, с удивлением увидел, что мне отводится прежняя роль министра труда, а не вице-премьера, на которую не без оснований рассчитывал. Ни шага вверх, в то время как другие собирались перескочить сразу много ступеней карьерной лестницы. Видимо, Егор хотел быть единоличным лидером и не выказывал готовности делиться полномочиями. Авен до сих пор считает моей ошибкой, что я не взял на себя ответственность за правительство образца ноября 91-го года, хотя мог. Действительно, на тот момент я был более узнаваем, чем любой другой член команды. Но суетиться не в моих правилах, плохо это или хорошо… Меня хватило на вопрос Егору: «Почему так?» Гайдар принялся объяснять, что видит структуру с одним вице-премьером, курирующим социальный, экономический и финансовый блоки. Я предложил поделить ответственность… Словом, дружба с Егором у нас с самого начала была, скажем так, шероховатая, хотя в свое время мы работали буквально через стенку, оба занимались тем, что под руководством академика Шаталина сводили воедино социально-экономические разделы программы научно-технического прогресса СССР, рассчитанной на двадцать лет вперед. Это было в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса Академии наук, где я трудился пресловутым завлабом, а Егор — ведущим научным сотрудником.

— Вроде бы и вице-премьером Борис Николаевич назначил вас раньше, чем Гайдара?

— После подписания Ельциным мой указ оказался вверху стопки документов, и канцелярия президента сработала образцово, первым зарегистрировав именно его. Чистой воды бюрократический казус! Дело было так. 6 ноября 91-го года в Москву с визитом приехал спикер парламента Украины Кравчук и в разговоре с Ельциным полушутя-полусерьезно с невинным видом спросил: а почему Россия столько времени живет без правительства? Вот в Киеве, мол, давно создан кабинет министров, Белокаменная же отстает… Надо знать Бориса Николаевича! Он моментально взял со стола проекты указов и в присутствии Леонида Макаровича подписал их. Бурбулис назначался первым вице-премьером, Гайдар и Шохин — вице по экономике и по социальным вопросам. Поскольку в президентскую канцелярию бумаги поступили в обратной последовательности, хронологически я оказался первым назначенцем в правительство Ельцина… 10 ноября, сразу после праздников, мы были в Кремле у Бориса Николаевича. Он тогда еще сидел не в главном здании, которое занимал Горбачев, а в 14-м корпусе. Пришли вчетвером — Бурбулис, Гайдар, я и Шахрай как госсоветник по правовой политике. Принесли пачку проектов указов на новых министров. Меня поразила легкость, с которой Ельцин подписывал документы, соглашаясь с нашими предложениями. Было ясно: человек перешел Рубикон и не обращает внимания на не имевшие большого политического значения персональные мелочи. Правда, он попытался ввести в состав нашего кабинета на пост министра внешних связей мэра Москвы Попова. Мы с Егором вежливо объяснили: «Гавриил Харитонович — замечательный человек, был деканом на родном для нас факультете в МГУ. Но он представитель другой команды, не из нашей песочницы. Решайте, Борис Николаевич, с кем хотите работать…» Ельцин не стал настаивать, приняв все предложенные кандидатуры. Некоторые указы, правда, подписал в последующие дни, но вскоре кабинет был сформирован. У меня даже мелькнула мысль: если президент с такой готовностью отставляет близких людей, пришедших вместе с ним из Свердловска и Верховного Совета, неужели будет за нас бороться, когда придет время?.. 15 ноября мы начали работать как правительство. Интересное было время!

— А потом между вами и Егором Тимуровичем пробежала черная кошка…

— По-крупному мы разошлись примерно через год из-за вопроса, правильно ли бойкотировать кабинет Черномырдина. Его предстояло сформировать после того, как на очередном съезде в декабре 92-го депутаты не утвердили Гайдара премьером. Егор счел, что мы должны дружными рядами уйти следом за ним. Для меня было совершенно ясно, что отдавать правительство в руки оппозиции нельзя, а Гайдар придерживался классического большевистского принципа: чем хуже, тем лучше.

— После нас хоть потоп?

— Ну да, если в новой команде не окажется профессионалов, она быстро обосрется (цитирую Егора) и мы триумфально вернемся на исходные позиции. Я не разделял подобного подхода. По большому счету на кону стояла судьба начатых нами же реформ. Съезд народных депутатов утвердил Черномырдина премьером 14 декабря 1992 года, и президент издал указ о формировании правительства в десятидневный срок. Это была наша маленькая хитрость. Времени на консультации и долгие коалиционные переговоры у Виктора Степановича не оставалось, ему пришлось опираться на людей, рекомендованных не на политической, а на лично-профессиональной основе. Все решалось стремительно. Мобильные телефоны в ту пору еще не появились, и, когда на место ушедшего Петра Авена задумали взять Олега Давыдова, элементарно не смогли его найти, не дозвонились. Освободившееся кресло с моей подачи занял бывший первый замминистра Сергей Глазьев, тогда еще отъявленный либерал. Нашел я Виктору Степановичу и будущего министра финансов, вытащив из Вашингтона Бориса Федорова, куда тот уехал во Всемирный банк в качестве исполнительного директора от России. Он уже возглавлял Минфин в кабинете Силаева и соглашался вернуться с повышением статуса до вице-премьерского. Без этого отказывался уезжать из Штатов, где провел буквально пару месяцев. Федорова я продавливал, преследуя очевидную цель: пусть лица в правительстве появятся новые, но курс останется прежним, нацеленным на продолжение реформ. Андрей Нечаев в кабинете Черномырдина сохранил пост министра экономики, хотя и на короткое время. Гайдар, уходя, назвал Виктору Степановичу лишь двоих, кого он просил оставить в правительстве, — это Чубайс, возглавлявший комитет по управлению госимуществом, и министр науки Салтыков. Честно говоря, какое-то время я недоумевал, почему Егор согласился сдать всех, кроме этой пары? Ладно, с Анатолием понятно, он завершал приватизацию, а Борис? Чуть позже выяснилось, что Гайдар собрался в науку и ему понадобилась поддержка в правительстве.

— Один должен был дать помещения, а второй посодействовать в творческих изысканиях?

— Просматривался прагматический и, думаю, вполне оправданный расчет: ставилась задача создать мощный интеллектуальный центр, а эти два человека могли помочь быстро решить все вопросы. После смерти Гайдара говорить на темы, которые сейчас обсуждаем, не вполне уместно, но я и прежде не скрывал сложную историю отношений с Егором Тимуровичем. Отвечая на ваши вопросы, во многом воспроизвожу ранее сказанное.

— Все так, история давняя. Но если уж идти до конца, Гайдар первым обвинил вас в нарушении согласованных договоренностей и предательстве интересов команды. Типа «Шохин держался за портфель».

— Тогда напомню, как все было. Начало положил VI съезд, где возник конфликт между Ельциным и депутатами. Правительство заявило об отставке, Хасбулатов наградил нас репликой, мол, ребята растерялись, и мы демонстративно покинули зал заседаний. Эмоции били через край. Попутно замечу, что называть кабинет Гайдара командой младореформаторов не совсем верно. Среди министров оказалось много экс-депутатов и бывших отраслевых чиновников уровня первых замов. Состав подобрался весьма разношерстный. В финансово-экономический и социальный блоки действительно входили «наши» люди, а на остальных позициях уместны были профессионалы старой школы, готовые влиться в команду. К силовикам мы даже не лезли, там рулил Ельцин, ему помогал Бурбулис, подключался и Шахрай. Всю осень 92-го года мы в горячих спорах обсуждали, как и с чем идти на VII съезд. Рассматривались два пути: все подают в отставку, и под диктовку депутатов кабинет меняется целиком. За исключением Гайдара. Второй вариант: ищем нового премьера, который по имиджу устраивал бы съезд, и такой ценой сохраняем кабинет и Егора как главного реформатора в нем. Хорошо помню нашу прогулку по ночному Архангельскому — Гайдар, Чубайс, Авен, я, кажется, еще Нечаев. На всякий случай вышли из дома во двор: вдруг враги прослушивают? Шли и обсуждали сложившуюся ситуацию, предлагали: Егор, выбирай! Гайдар твердо сказал: нет, команда дороже. Будем искать премьера. Решили слетать в Тольятти, посмотреть на Каданникова: годится ли он в качестве крепкого хозяйственника на роль прикрытия. Пообщались и решили: нормальный мужик, мешать не станет. Еще одна кандидатура — Рыжов, посол во Франции. Я отправился на переговоры с Парижским клубом и заодно встретился с Юрием Алексеевичем. И с ним долго кружили по каким-то бульварам. Рыжов сказал: «Нет, ребята, не пойду. Человек я немолодой, поздно мне участвовать в битвах с Хасбулатовым и его гвардейцами…» Пока мы занимались поисками подходящего премьера под команду Гайдара, оказалось, что сам он склоняется к иному варианту: Борис Николаевич готов биться за Егора как за премьера до победного конца…

Уже после утверждения в должности главы правительства Черномырдин рассказал любопытные подробности, о которых я даже не догадывался. По словам Виктора Степановича, накануне рейтингового голосования на съезде его и первого вице-премьера Шумейко пригласил Гайдар: «Мы из одной команды, верно? Давайте так. Если не пройду, вы снимете кандидатуры». Черномырдин возразил: «А почему, собственно? Состоится первый тур, а там решим, что делать, как лучше сложить депутатские голоса, чтобы в итоге победил член нашей команды». Егор не принял плана. ЧВС не мог скрыть удивления... По итогам голосования первое место занял Скоков, вторым с незначительным отставанием шел Черномырдин, третьим на почтительном расстоянии — Гайдар. Если бы дистанция оказалась не столь внушительной, Ельцин наверняка поставил бы во главе правительства Егора, а так Борис Николаевич не рискнул еще сильнее обострять отношения с депутатами. Кстати, и Каданников, которого мы продвинули в список для рейтинга, лишь на трибуне понял, в чем смысл задуманной с его участием комбинации. Человека попросту забыли проинформировать о сути маневра, и он без затей предложил голосовать за Гайдара, выстрелив вхолостую… До сих пор считаю: наша ошибка заключалась в том, что мы не вели открытую игру внутри своей команды. Егор после поражения на съезде не предложил уйти вместе с ним в отставку, тема не обсуждалась. Было другое: Гайдар пришел к Черномырдину и каждому дал характеристику, основным пунктом которой было, почему того или иного человека не нужно брать в новое правительство. Если бы он собрал нас и предложил: «Ребята, пишем заявления и — в оппозицию», — появился бы предмет для обсуждения. Мне стало не по себе, когда узнал от ЧВС, что Егор всех представил в «лучшем» виде… Виктор Степанович сказал: «По тебе он тоже прошелся…» Я спросил: «Что говорил?» Черномырдин отказался повторить, лишь заинтриговал: «Но поверь, у меня старая привычка делать записи, и вот в этом блокнотике весь разговор законспектирован…» Я решил уточнить: «Но хоть кто-нибудь удостоился доброго слова?» Тогда-то и прозвучали фамилии Чубайса и Салтыкова… ЧВС рассказывал все не ради того, чтобы настроить меня против Гайдара. Боже упаси! Он выразился максимально определенно: «Я тебя, Шохин, в правительство не взял бы. Не люблю вас, либералов. Но после таких «рекомендаций» предлагаю остаться на прежней позиции. Будешь моим замом?»

— Вы так и не выяснили, что же именно сказал в ваш адрес Гайдар?

— Меня не содержание комментария интересовало, а сам факт его появления. Первая реакция: «Не может быть. Не верю!» Тут Черномырдин и продемонстрировал — правда, издалека — стенограмму беседы... Тем же вечером мы с Егором разругались в дым. Я приехал на дачу, смотрю: в доме Гайдаров горит огонек. А у меня сидели два товарища — Костя Кагаловский, будущий коллега Михаила Ходорковского, ныне по понятным причинам проживающий в Лондоне, и Андрей Бугров, теперешний председатель совета директоров «Норникеля» и член правления РСПП. Я говорю: «Пойду сейчас Егору морду бить. Будете моими секундантами?» Приходим. Спрашиваю без обиняков: «У меня состоялся неприятный разговор с ЧВС. Правда, что ты нас сдал, опустив ниже плинтуса своими характеристиками?» Егор начал объяснять: «Считаю, мы все должны написать заявления об отставке. Пусть новый кабинет окажется профессионально несостоятельным, нам же лучше». Ладно, говорю, а почему никому не сказал о планах, действовал на свое усмотрение? Гайдар завелся: да ты, да я… Мол, не понимаешь ситуацию, а берешься судить. Тогда я ответил, что сделаю все зависящее для создания сильного и дееспособного правительства. Было видно: Егор очень хотел стать премьером, верил, что Ельцин отстоит его кандидатуру, тяжело переживал неудачу с назначением и решил сжечь мосты. В общем, поговорили мы в тот вечер на повышенных тонах. Жена Гайдара Мария Стругацкая потом предъявляла претензии: «Высказал бы Егору что угодно, но без свидетелей…» Конфликт мог остаться нашим междусобойчиком, внутренним делом, а так информация уплыла… Нужна была публичная реакция, отсюда и легенда, будто я предал команду младореформаторов, позарившись на теплое место в новом правительстве. Защитная реакция… А я и тогда так думал, и сейчас считаю, что нельзя подвергать страну риску дополнительных потрясений из-за обид или ради удовлетворения собственных амбиций.

— Ваши пути-дороги разошлись с Егором Тимуровичем навсегда?

— Если раньше мы, что называется, дружили семьями, я с женой бывал в квартире его дедушки Аркадия Петровича на улице Кирова, то после этого лишь здоровались при встрече. Хотя точки пересечения случались… Гайдар вернулся в правительство в сентябре 93-го, а в октябре вывел на улицы Москвы горожан, призвав их защитить молодую демократию. При этом героизм Егора — результат трусости и отсутствия воли у других, а именно у некоторых силовых министров. Слава богу, все закончилось малой кровью, могло быть гораздо хуже. Помню, нам в правительстве тоже раздали оружие, мне вручили пукалку под названием ПСМ, такой малокалиберный пистолетик, пригодный, наверное, лишь для отпугивания хулиганов. И вот еду 3 октября со Старой площади, держу в руках этот ПСМ, а на улицах напряженно, ни у кого нет достоверной информации, придут в город танки Грачева или же Руцкой штурмом возьмет «Останкино»… Сижу в машине и размышляю: если остановят, отстреливаться до последнего патрона либо же не искушать судьбу? Решил от греха подальше запрятать оружие под сиденье… Но я не об этом хотел рассказать. Когда Белый дом потушили, Хасбулатова с Руцким препроводили на нары, Ельцин объявил о начале избирательной кампании в Госдуму первого созыва. Стал формироваться блок «Выбор России», и тут Гайдар решил не включать в список своих персональных недругов, к коим и я относился в силу событий декабря 92-го. Я его прямо спросил: «Егор, мне идти к вам?» Он ответил: «Не надо. Ты с политикой вроде бы не очень дружишь... Зачем тебе в Думу? Работай в правительстве. Сами справимся». Я задал еще вопрос: «А где Черномырдин?» Так ведь он, говорит Гайдар, крепкий хозяйственник… Полагаю, Егор не сомневался, что «ВР» соберет большинство голосов, получит контроль над парламентом и сформирует собственное правительство. На кой ему там Черномырдин с Шохиным? А у Гайдара будет полная реинкарнация. Он ведь вернулся в кабинет министров реальным экономическим царем. Кстати, именно тогда Виктор Степанович сказал: «Знаешь, некоторые твои друзья настойчиво рекомендуют президенту избавиться от Шохина. Наверное, смогу отстоять тебя как министра по делам СНГ. Не горячись, если что, не делай резких движений…»

— Но вы все же решили баллотироваться в Думу, Александр Николаевич?

— Через день-другой после разговора с Гайдаром звонит Шахрай: «Не зовут в «Выбор России»? Давай создадим свою партию и попробуем избраться! Почти все министры идут, а мы чем хуже?» За три дня учредили Партию российского единства и согласия — ПРЕС, позвали в список Шойгу, Меликьяна, Туманова (будущего председателя Конституционного суда), Затулина, Турбанова, Никонова и такой серьезной компанией двинули в Думу, успев зарегистрироваться в последний день. Проходной барьер был пять процентов, а мы набрали больше шести. За что получили отповедь от «демороссов», мол, оттянули электорат. Ребята, вы же сами выставили за дверь многих коллег по правительству, а теперь обижаетесь, претензии предъявляете! Только закончились выборы и началась привычная работа, Черномырдин опять вызывает меня: «Боюсь, на этот раз не смогу убедить президента, что ты должен остаться вице-премьером. Максимум министр по делам Содружества. Благодари своих друзей…» Отвечаю: «Виктор Степанович, я за пост вице не держусь. Готов быть министром, но — экономики». Через несколько дней звонит ЧВС: «Собирайся к президенту. Одна просьба — не возражай ему. Молчи и слушай! Борис Николаевич к тебе сложно относится, начнешь перечить, все испортишь». В итоге назначили меня министром экономики с потерей статуса вице-премьера. А спустя короткое время выяснилось, что некому отвечать за финансово-экономический блок, поскольку Борис Федоров, хлопнув дверью, ушел в отставку. Черномырдин стал пробивать для меня пост зампреда, и в марте 94-го я опять стал вице. Чтобы вести переговоры с МВФ и Всемирным банком, требовался ранг.

— Проблемы в отношениях с Гайдаром не мешали контактам с общими знакомыми? Скажем, вы оба дружили с Авеном…

— Пожалуй, нет. Тот же Петр всегда подчеркивал, что помнит, благодаря кому попал в правительство. А мы с Егором так и не сумели переступить через личные обиды, забыть разборки на даче в Архангельском... Может, еще у Анатолия Чубайса появился некий холодок в отношениях со мной, отстраненная ироничность. Нельзя путать частную историю с публичной жизнью. С Сергеем Дубининым я знаком с университетской скамьи, в свое время он спас меня от исключения из комсомола за организацию студенческой конференции «Мировая революция», тему которой бдительные старшие товарищи сочли крамольной. Но когда в августе 98-го случился дефолт, я в качестве руководителя фракции с трибуны парламента призвал Дубинина как честного человека подать в отставку с поста главы Центробанка. Аналогичным образом посоветовал поступить и премьеру Сергею Кириенко. И министру финансов Михаилу Задорнову, с которым приятельствовал с думских времен. Разве это повод для личных обид? В конце концов, есть профессиональная этика, законы политического поведения… Главное, чтобы эти правила работали по принципу иду на «вы», не влияя на нормальные человеческие отношения. На мой взгляд, так и должно быть.

— На похоронах Егора Тимуровича вы присутствовали?

— В тот момент находился далеко от Москвы и физически не успевал вернуться. Но на сороковины мы устроили вечер памяти в Высшей школе экономики, в котором я участвовал, выступал… Заслуги Гайдара перед Россией бесспорны, никто не собирается их принижать, однако сегодня я рассказывал совсем другую историю…

Продолжение следует.

Андрей Ванденко