ЛОНДОНСКАЯ ЖИЗНЬ

ЛОНДОНСКАЯ ЖИЗНЬ

Мошенничество как организованное ремесло — Счетные книги мошенников — Школы для оборвышей — Бригады чистильщиков и тряпичников — Лондонские клубы.

Едва ли где-нибудь в свете мошенничество доходит до таких размеров, как в Лондоне, и главное, едва ли где-нибудь, как здесь, оно представляется таким вполне организованным промыслом. В Англии мошенники имеют свои школы, в которых они обучают детей обману и воровству; как добрые мастера, они составляют целые корпорации и ассоциации, они ведут счетные книги, в которых с отменною аккуратностию отмечают все свои приобретения. При обыске воров полиции не раз приходилось нападать на подобные книги, в которых с удивительною точностию было записано: место, где сделано воровство, и какую прибыль принесло оно. Прибыль эта у некоторых ловких мошенников бывает весьма значительна. Попадались счетные книги воров, в которых сумма годового заработка достигала до 1 000 ф<унтов> ст<ерлингов>. Комитет ливерпульских жителей сосчитал, что в одном Ливерпуле производится ежегодно воровства на 700 000 ф. ст. В 1867 г. в Лондоне считалось 8 964 преступника, живших на свободе. В 1868 г. их было уже 10 342. По последним официальным полицейским отчетам, в Англии и в Вэлльсе было всего 141 000 преступников, которые пользуются полною свободою. Что могут против такого количества мошенников сделать 24 000 полицейских слуг Англии, стесненных в своих распоряжениях различными законными ограничениями? Ежегодно в числе обвиненных перед судом является от 15 до 16 000 детей. В прежние времена расправа с этими малолетними преступниками, как и со всеми ворами вообще, совершалась необыкновенно быстро. Даже еще в правление Георга II 12-летний мальчик и 11-летняя девочка, обвиненные в воровстве, были приговорены к виселице и повешены; но это была старая система. Новая же держится другого правила; она говорит: «Prevention is better than cure» — предупредить зло, чем искоренять его — и для предупреждения преступления устроивает во всей стране школы для оборвышей, «Ragged schools». Честь основания этих приютов для нищеты принадлежит единбургцу, доктору Гутри. Его святое дело нашло себе достойного подражателя в Лондоне в лице графа Шефтсбюри. В воспитанники этих школ принимаются все бесприютные, бездомные, уличные дети; они собираются в училище летом в 7, зимою в 8 часов утра. Тотчас по приходе сюда их заставляют чистенько вымыться, снимают с них их лохмотья и одевают в весьма порядочное школьное платье, в котором они остаются до конца занятий. После этого они работают, а потом завтракают. Перед уходом детей им опять дают закусывать, а в промежутке между занятиями кормят их обедом, состоящим из одного, по большей части мясного, блюда. Пища эта составляет для несчастных малюток едва ли не самую полезную сторону дарового воспитания. Многие распорядители школ откровенно признавались, что, отними у них возможность кормить учеников, и им придется закрывать училища. В школе преподают чтение, письмо, счет и, кроме того, различные ремесла: девочки вяжут, шьют, стряпают, моют; мальчики стругают, пилят, точат, шьют сапоги и т. п. Первая по времени из лондонских школ замечательна по тому дому, в котором она открыта. Под тою же крышею, под которою процветает теперь эта школа, в прежнее время был один из знаменитейших притонов мошенников. При нем также существовала воровская воскресная школа… Диккенс мастерски описал ее в своем романе «Оливер Твист». Там опытные мошенники давали уроки воровства и обмана; ловких воришек здесь награждали гостинцами, а детей совестливых или робких безжалостно били. Там же происходили и репетиции судбищ, на которых учителя брали роли судей и полицейских и учили менее опытных собратий своих всем уверткам, какие могут затруднить открытие преступления. Трогательно было видеть, как однажды один из известнейших воров квартала привел в эту здешнюю новую школу мальчика и со слезами на глазах просил принять его в число учеников. Когда просьба его была исполнена, он тяжело вздохнул и сказал: «Ах, если бы во время моей молодости была у нас такая школа, я наверное не сделался бы вором». Первое место среди школ для оборвышей занимает в Лондоне так называемая «Refuge for homeless and destitute children».[51] Основание этой школы положено было в 1843 г. в бедной комнатке на чердачке, куда собиралось три раза в неделю несколько оборванных детей учиться грамоте. Теперь это заведение занимает огромное помещение, ученики его получают весьма основательное элементарное образование, научаются какому-нибудь ремеслу. Кроме того, некоторые из них поступают на учебный корабль, принадлежащий школе, так что могут сделаться опытными хорошими моряками, а другие изучают сельское хозяйство в загородном отделении приюта, так называемом «Country home». В 1868 году в этом заведении было всего 1 439 мальчиков и 763 девочки, которые все содержатся на счет заведения. Учебные корабли, подобные тому, на котором обучают воспитанников «Refuge», устроены в Ливерпуле, в Кардифе и во многих других городах. Кроме того, общество школ для оборвышей для множества детей, которых оно не в состоянии содержать на свой счет, находит полезные и нетрудные занятия. Так, напр<имер>, оно основало несколько бригад чистильщиков сапогов, — статью, которая вовсе не эксплуатирована у нас в Петербурге и на которую мы уже не раз указывали, возбудив тем лишь одно ядовитое и умное замечание одной петербургской газеты, которая сказала, что дети-чистильщики у нас будут «очищать не сапоги, а карманы». Добрые предсказания и добрые чувства!.. Каждая из детских бригад состоит из нескольких десятков мальчиков, одетых в особенную форму. Форменная одежда и необходимые для ремесла инструменты хранятся в центральных бюро, куда всякий день в 7 часов утра собираются все бригадиры. Там они молятся все вместе Богу и потом отправляются каждый к своему посту. Вечером они снова собираются в бюро и приносят туда весь свой заработок. Из этого заработка 6 пенсов выдается мальчику на его содержание, а остальное делится на 3 части: одну получает мальчик в прибавку к своим 6 пенсам, другая идет в кассу общества, а третья хранится в сберегательном банке для мальчика. Вечером мальчики возвращаются или домой, или в особенный для них устроенный приют, где прежде, чем отпустят их спать, им еще дают урок грамоты. Кроме этих бригад чистильщиков, общество организовало еще бригаду тряпичников, которые собирают или покупают тряпки. Члены этой бригады носят голубые блузы с красною обшивкою и разделяются на три разряда: на собиральщиков, помощников и сортировщиков. Собиральщики получают деньги на покупку тряпок и отдают в них строгий отчет; они должны уметь читать, писать и считать. Помощники возят тележки с тряпками, а сортировщики разбирают тряпки в особых для того устроенных помещениях. Чтобы из сортировщика возвыситься до звания помощника, нужно иметь в бригадном банке не менее 5 шил<лингов>; собиральщик, кроме необходимых сведений, должен еще иметь 1 ф. ст. в банке. Эти деньги они могут скопить из своих заработков: собиральщики получают в день 9 пенсов, помощники 6 п<енсов> и, кроме того, 1/5 из общего заработка; сортировщикам дают 1 1/2 пенса за час. Нельзя не согласиться, что «общество школ для оборвышей» одно из благодетельнейших учреждений. Никто, конечно, не думает и не надеется, что помощию подобных обществ можно совершенно уничтожить пауперизм и устранить преступления. Но если радикальное лечение зла еще несовместно с уровнем современного нам положения общества, то отчего же не взяться за этот паллиатив?

С тех пор, как Англия превратилась в страну беспрерывного труда, ее старое веселье, кажется, совсем исчезло, и прозвание «Old merry England»[52] ныне навряд ли к ней применимо. Особенного процветания из увеселительных мест здесь достигли клубы. Прежде они составлялись для самых разнообразных и весьма оригинальных целей. Так, напр<имер>, существовал клуб «чаепийц», члены которого выпивали неизмеримое количество чаю; клуб дуэлистов, в который не принимали никого, кто не убил, по крайней мере, одного человека. И в настоящее время клубы составляют любимое местопребывание англичан, — не только бессемейных холостяков, но и добрых patres familiae.[53] Тут англичане любят пообедать в компании людей одинаковых с ними убеждений, тут обсуждают они всевозможные общественные и политические вопросы, тут они дремлют после обеда или после утомительного заседания в парламенте. Многие из клубов уже пережили несколько поколений и, служив когда-то к политическому развитию деда, теперь доставляют приятные вечера старичку-внуку. Из древних клубов Лондона все еще продолжает существовать и процветать так называемое «общество когеров» от латинского глагола «cogitare» — думать, собственно говоря: «общество думающих людей». Клуб этот помещается в пивной и основан был, как значится в его статутах, «с целию поощрения свободного обсуждения всевозможных вопросов, защиты личной и политической свободы, а равно свободы печати, поддержания повиновения королю, послушания законам и уважения к правам и требованиям гуманности и, наконец, с целию развития государственной и социальной добродетели». В числе правил этого клуба, не исполняемых, впрочем, в настоящее время, существуют некоторые весьма странные: так, напр<имер>, каждый член клуба непременно должен иметь при себе длинную голландскую глиняную трубку, и разбивший свою трубку платит в клуб известный денежный штраф. Цель этого предписания заключается в том, чтобы заставить членов клуба умерять свою горячность в спорах и не разбить своей хрупкой трубки. Денежный штраф налагается также на тех, кто вздумает угощать друг друга. Это общество, в которое за последние 25 лет поступило более 6 000 членов, имеет правление, состоящее из председателя «гранда», вице-гранда и секретаря. Кроме того, хозяин пивной, в которой происходят заседания клуба, играет в нем весьма важную роль, особенно в тех случаях, когда приходится напомнить членам, что «спокойствие есть первый долг гражданина». Нет ни одного сколько-нибудь важного вопроса внешней или внутренней политики, который не подвергся бы здесь самому всестороннему обсуждению, не подал бы повода к самым разнообразным толкам и самым жарким прениям. Наговорившись и наспорившись досыта, члены клуба в 12 часов ночи расходятся по домам, вполне уверенные, что ни одно из слов, сказанных ими, не может для них послужить причиною каких-нибудь неприятностей. Впрочем, в этом отношении англичане и не трусливы. Даже в то время, когда Великобритания еще далеко не пользовалась нынешнею своею свободою слова, число клубов в ней было ничуть не меньше, а едва ли не больше настоящего, и опасность придавала им только сугубое обаяние в глазах народа. Особенно якобиты бесстрашно высказывали в своих собраниях беспредельную преданность Стуартам и недовольство на существовавшие тогда порядки. В настоящее время в Англии мало клубов, которые служили бы выражением чувств какой-нибудь исключительной политической партии. К этому роду принадлежат лишь клубы фениев, но их можно назвать карикатурами их славных предшественников — политических клубов былой Англии.