15. Возрождение
15. Возрождение
Оставив ненадолго молодого рабочего в покое, полицейские принялись за поиски девушки-радиолюбителя с позывным Зеленый демон, о которой узнали утром. Суперинтендент Тони Пейнтер подключился к допросам в 14.06. Но к тому времени парень пошел на попятную и стал все отрицать, даже секс с Зеленым демоном.
— Мне бы влетело от отца за такие дела! — заявил он. — И мама у меня очень строгая.
Парень клялся Пейнтеру, что ни разу даже не мастурбировал, а когда ему напомнили то, о чем он не так давно сам рассказал полицейскому, он просто отказался от всех прежних показаний. Он подтвердил лишь, что говорил констеблю о каком-то типе на мотоцикле, которого якобы видел недалеко от места убийства.
Подводя итог первого допроса, Тони Пейнтер сказал рабочему, что, судя по его показаниям констеблю Куку, он видел Дон Эшуорт 31 июля.
— Да ваш Кук все это придумал! — закричал парень. — Он хочет убедить всех, что это я ее убил, и не искать настоящего преступника!
Пейнтер напомнил ему о друге, которому кухонный рабочий рассказывал, будто тело Дон нашли на дереве.
— Он сам мне сказал, что ее подвесили за ногу! Ему старший брат Дон сказал. А вам он не говорит просто потому, что не хочет себе приключений.
Но у Дон старшего брата не было, а отец друга слово в слово подтвердил все, что кухонный рабочий рассказал его сыну. Но стоило полиции указать подозреваемому на непоследовательность его утверждений, как он начинал отвечать невпопад, и тогда от него вовсе нельзя было ничего добиться.
В эти дни в полицию поступило письменное заявление одной девочки: она признавалась, что подсобный рабочий преследовал ее и подружек на мотоцикле. Задержанного ознакомили с содержанием заявления, на что он ответил:
— Я езжу только за теми, кто мне нравится. Но за Дон я по Грин-лейн — так он называл по местной привычке Тен-Паунд-лейн — не ехал.
— Почему ты раньше не сообщил в полицию, что видел Дон Эшуорт? — поинтересовался сержант До.
— Мне мама сказала: молчи. Не влезай в это дело. Вот почему.
В 16.06 его опять отпустили отдохнуть. Следующий допрос вели Пейнтер и До.
— Ну ладно, — заявил подсобный рабочий Пейнтеру, — да, я видел, как Дон шла к Грин-лейн. И еще я видел мужчину с палкой.
Он очень сбивчиво рассказал о том, как шел за ней по тропинке, а затем якобы увидел человека с палкой, который следовал за ними.
— Наверное, он дождался, пока я уйду, и набросился на нее, — предположил парень.
Его спросили, не говорил ли он с Дон о сексе.
— Она об этом вообще ни с кем не говорила! — заявил он. — Дон не знала таких слов. Она не из тех.
А потом рассказал, как услышал о поисках девочки, прибежал домой и сообщил матери:
— Она потерялась!
А про себя подумал: теперь во всем обвинят меня.
После этого наступил самый примечательный момент за весь день. Тони Пейнтер показал парню фотографию Дон Эшуорт и сказал:
— Похоже, это твоя работа!
Тот перевел взгляд с Пейнтера на До и пролепетал:
— Я не помню. Может, я и впрямь сошел с ума? Я не знаю!
— Она тебе нравилась? — спросил сержант.
— Да, немного. Но больше я ничего не помню.
— Расскажи, что произошло, — потребовал Пейнтер.
— Она пошла по тропинке, и я начал ее щупать. Она не сопротивлялась, пока я не коснулся ее юбки. Я шел за ней и щупал ее зад. Она повернулась и споткнулась. А я продолжал ее щупать. Тогда она начала сопротивляться, но я ее не отпускал. Потом… голова у меня вдруг закружилась, как будто я выпил! Больше ничего не помню, но я побежал! Не было там никого с палкой. Я просто сошел с ума! Я не мог удержаться! Дон обещала, что никому не скажет! Я и сам не знаю, как это получилось. Я не хотел! Но меня кто-то заставил! Руки и ноги меня не слушались. А она сначала не сопротивлялась, а потом стала вырываться, и в голове у меня все помутилось. Это все не я. Но когда я кончил и она стала подниматься, я убежал.
Но детективы даже не успели обрадоваться этому заявлению, парень тут же все опроверг.
— Я никого не трогал, — заявил он. — Я в ее смерти не виноват. Это не я. Я шел по тропинке, потом что-то сказал и сделал, а после ушел. Она уже поднималась. Это все, что я видел. Я был в каком-то трансе, но я не помню, чтобы я это делал.
Он опять понес чушь о том, как 31 июля дважды был у друга в Нарборо, и все настаивал на том, что о Дон, якобы подвешенной на дереве за ногу, ему сообщил именно друг.
Детективы сказали, что уже побывали у его друга, и тот заявил, что подсобного рабочего в тот день в глаза не видел.
— Он врет! — закричал парень, но потом признался, что точно не помнит, где был в тот день.
— Я только помню, что она шла по Грин-лейн, — настаивал он. — Но я к ней не притрагивался! Почему вы все на меня валите? Я с ней на Грин-лейн даже не разговаривал!
Когда он, наконец, успокоился, суперинтендент Тони Пейнтер спросил:
— Если ты от всего отказываешься, зачем ты все это говорил?
— Вы же сами спрашивали, — угрюмо заявил он.
Они напомнили о другом его признании — нападении на Дон Эшуорт.
— Ты признаешь, что говорил это? — спросил Пейнтер.
— Да, папа прав. Надо было молчать. Я же ничего не сделал!
— Подтверждаешь ли ты, что в субботу вечером сказал нашему человеку, что видел Дон у ворот на Грин-лейн?
— Да… Я говорил об этом с папой, — заявил он.
Вспомнив об отце, он вдруг бросился лицом вниз на стол и зарыдал. Потом поднял голову, взглянул на Пейнтера и До мутными глазами и выпалил:
— Возьмите у меня кровь на анализ!
* * *
Следствие, проверявшее каждое слово, которое срывалось с губ подсобного рабочего, вышло еще на одного свидетеля. 1 августа, за день до того, как было найдено тело, этот человек наблюдал за работай полиции недалеко от места преступления. Вдруг к нему подъехал мотоциклист. Они перекинулись парой фраз об исчезновении девочки, и парень обмолвился, что поиски лучше вести у обочины Ml. Другой свидетель видел подсобного рабочего 1 августа целых три раза. Он весь день крутился недалеко от места убийства.
На очередном допросе подозреваемый заявил, что в четверг, в тот час, когда убили Дон, он проводил время с одним другом… И в пятницу тоже. Но по показаниям самого этого друга, он не видел подсобного рабочего ни в тот, ни на следующий день.
Вечером, когда допрос возобновился, полицейские спросили:
— Ты говорил, что шел за ней по дорожке, смеялся, шутил и трогал ее, а она не возражала. Но ты не помнишь, что именно ты сделал, так?
Он уставился на них, а потом сказал:
— Не весь вечер. Я, кажется, был в гараже.
— Вряд ли ты был в гараже, — сказал Пейнтер.
Они все устали и начинали злиться.
— Ты сам сказал, что пошел за ней по тропинке!
— Не знаю я! Меня там не было!
— Нет, был.
— Я лучше знаю, где я был!
— Ты дважды заявил, что был! — кричал Пейнтер. — Ты там был! Рассказывай!
— Когда ты ушел, она еще дышала? — спросил сержант.
— Не знаю.
— Ты запаниковал? — продолжал Пейнтер.
— Да.
— Почему? Она уже не двигалась?
— Нет.
— Почему она не двигалась?
— Я не знаю.
— Что ты сделал дальше?
— Я тогда, кажется, на нее и лег.
— Где были твои руки?
— На ее руках.
— Что ты делал, когда лег на нее?
— Смеялся и шутил. Я сказал, что больше ее не отпущу. Она тоже смеялась и ползала по мне.
— И что потом?
— Я подполз поближе к ее лицу и сел ей на грудь. Да, я вспомнил, именно на грудь.
— Это было до или после того, как ты ее ударил?
— До.
— Что ты подумал, когда она перестала шевелиться?
— Не помню.
— Говори!
— Когда я увидел, что она не шевелится, то подумал: черт, надо же! Вскочил и побежал назад по дорожке. Я испугался, что у нее с сердцем плохо.
— Где все это происходило?
— У канавы, недалеко от живой изгороди. Я не помню, потому что я ничего этого не делал. Не помню точно.
— То есть ты утверждаешь, что не убивал ее?
— недоверчиво спросил До.
— Я имею право ходить по дорожке… Я не знаю, что произошло!
— Но ведь всего несколько секунд назад ты говорил, что сидел у нее на груди!
— Я вам говорил, что бы я хотел сделать!
Когда допрос возобновился, парень заявил:
— Я постараюсь вам все рассказать. Если вспомню.
— Давай, рассказывай.
— Ну вот, я стал щупать ее сверху. Потом дотронулся до юбки. Она сказала «не надо», но я продолжал. Она начала кричать. Одной рукой я зажал ей рот, а другую сунул ей в трусы. Она сопротивлялась. Она повернула голову и… Больше я ничего не помню. А потом она лежала и не шевелилась. Наверное, я слишком сильно зажал ей рот и нос, и она задохнулась. Я не мог оставить ее там, где она лежала, и спрятал.
— Где?
— Я набросал на нее кучу ветвей и сучьев.
— Как она лежала, когда ты ушел?
— Лицом вниз.
— На животе, на боку или на спине?
— На боку, — сказал он.
Ее действительно нашли на боку.
— Где ты взял ветви?
— На Грин-лейн.
— Тебе пришлось ее волочить, чтобы спрятать?
— Нет.
— Ты уверен?
— Да, уверен.
— Продолжай, — велел Пейнтер.
— Я говорю правду! Вы что, не понимаете, что это не я? Я даже не знаю, где она лежала. Я так и сказал вашему человеку. Я же говорил про ворота. Ее там надо искать!
В 21.37 они вставили новую пленку и в очередной раз напомнили ему о правах.
— Ты рассказывал нам о том, что произошло, — начал Пейнтер.
— Когда я дотронулся до юбки, она закричала. И тогда я зажал ей рот, чтобы она прекратила.
— А что было потом?
— Я подумал: надо как-то пометить, что ее задушили. Что я и сделал. Ее задушили.
— Как ты ее пометил? — спросил Пейнтер.
— Я схватил ее за горло и сильно сдавил. Очень сильно.
— Что дальше?
— Больше ничего не помню.
— Значит, ты был возбужден?
— Да.
— У тебя была эрекция? — добивался Пейнтер. — Что ты сделал дальше?
— Я не хочу об этом говорить.
— Но ведь ты почти все рассказал.
— Я задрал ей юбку, стащил с нее трусы и овладел ей. Вот и все.
— А потом?
— Потом я затащил ее в кусты. Я поволок ее через изгородь в поле и там спрятал.
— Как ты сбил ее с ног?
— Поставил сзади ногу и толкнул ее.
— А раньше ты говорил, что в поле ты вышел через ворота.
— Я ошибся.
— Где все это произошло? На дорожке или в поле?
— В воротах, — сказал он, предлагая компромисс.
— Ты сказал, что стащил с нее трусики. Ты их снял совсем?
— Да.
— Куда ты их дел?
— Не знаю. Выбросил.
— Но ты же только что говорил, что опять их на нее надел!
— Я все надел назад. Юбку, бюстгальтер, блузку. И все заправил.
— Ты можешь сообщить что-нибудь еще? — спросил Пейнтер.
— Нет. Больше ничего.
— Ты был груб с ней?
— Не знаю.
— Признавайся!
— Я ее ударил.
— Чем?
— Вот этим, — сказал он, показывая кулак.
— Куда?
— В лицо. И вот сюда, в подбородок.
— В подбородок?
— Да, кажется. Я ударил ее в губы.
— Что еще?
— Я ударил ее три раза.
— Это было до того, как ты изнасиловал ее? — уточнил Пейнтер.
Парень кивнул.
— Потому что она этого не хотела, так?
— Да.
— Что еще ты с ней сделал?
— Все, кажется. Ударил, потом пнул несколько раз. И все.
— Пнул несколько раз? Куда ты ее пнул?
— В ребра.
— Зачем?
— Что? Ударил ее?
— Нет, я про поле. Объясни, почему ты это сделал.
— Она мне нравилась. И мне хотелось женщину, а она не давала. И я попробовал. Сначала все было нормально, потом она начала кричать. Я испугался, что она расскажет родителям, и мне каюк. Надо было что-то делать. Она начала визжать, тогда я одной рукой зажал ей рот, а другой стал щупать. Потом стащил с нее трусы и сделал то, что хотел, а в конце похоронил. Больше я ничего не помню. Кажется, я пошел по дорожке прямо домой.
— Во сколько ты вернулся?
— Около пяти.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Мама.
— Ты можешь рассказать нам что-нибудь еще?
— Больше ничего.
— Как ты себя чувствуешь?
— Очень плохо. Я сделал что-то, чего не должен был делать.
И добавил:
— Я и сам не знаю, что я сделал.
— Что заставило тебя совершить с ней половой акт?
— Ну, у меня стоял. Даже больно было. И интересно. Вот я и сделал.
— Обычным путем?
— Да, кажется. А как еще?
Полиция быстро разыскала других свидетелей, подтвердивших, что подсобный рабочий ненормальный.
Одна молодая женщина сообщила, что он подошел к ней в пабе «Красный лев» и сказал:
— Я бы тебя с удовольствием трахнул.
И схватил ее за юбку.
А сотруднице больницы «Карлтон-Хейес» он заявил, что был последним, кто видел Дон Эшуорт живой. И эта женщина точно помнила, что видела у него на руке царапины.
Еще парень спросил у нее:
— А если они найдут эту… Дон, они смогут ее оживить?
Сперва ей показалось, что он шутит. Но зная, какой он тупой, она даже начала объяснять ему, что воскресить человека невозможно.
— А вдруг у них получится? — настаивал он со своей таинственной, глуповатой улыбкой.
Вскоре «Мёркьюри» сообщила об аресте молодого человека, признавшегося в убийстве Дон Эшуорт.
* * *
Родители Робина и Барбары очень тяжело переживали смерть внучки. Мать Барбары вообще не могла говорить на эту тему и даже призналась дочери, что с 10 августа, после того как объявили о смерти Дон, у нее прекратились менструации.
А Барбара напомнила матери, как Дон еще в пятилетием возрасте как-то ни с того ни с сего заявила бабушке:
— Когда мне будет пятнадцать, я тебя не узнаю.
Поскольку родители Барбары жили довольно далеко от Эндерби, они и вправду не видели Дон с ее пятнадцатого дня рождения — 23 июня. А теперь уже никогда не увидят.
Успокаивая мать, Барбара сказала:
— Кто знает? Может, дети умеют заглядывать в будущее? Наверное, так было предначертано.
Родители убитых детей очень быстро понимают, что им остается только одно — утешать самих себя.