9. Открытие
9. Открытие
За свою карьеру Дерек Пирс прочитал не одну книгу по судебной экспертизе разных авторов, вроде доктора Симпсона. Но, как и большинство полицейских, к науке он относился скептически, считая, что людям его профессии от науки — никакого прока. Как и другие бобби, Пирс смотрел на свою работу скорее как на искусство, чем как на науку.
— Мне этими научными открытиями уже все уши прожужжали, — говорил он. — Только какой в них смысл? Ничего более толкового, чем отпечатки пальцев, эта наука не придумала. Хотел бы я увидеть ученого, который поразил бы меня хоть чем-нибудь.
Пирс и не подозревал, что это случится уже скоро. Осенью 1984 года в Лестерском университете, в нескольких милях от деревни Нарборо, тридцатичетырехлетний ученый находился на пороге открытия, которое поразит не только Дерека Пирса, но и всех сотрудников лестерширской полиции.
Открытие было сделано на стыке наук в лаборатории генетика Алека Джефриса, который изучал свойства мышечных генов человека. Его интересовала главным образом повторяющаяся последовательность в гене миоглобина.
Проект не представлял особого академического интереса, но неожиданно все изменилось.
Наука уже знала о генной инженерии, которая касалась самих генов и дезоксирибонуклеиновой кислоты, более известной как ДНК. Ученых интересовали прежде всего генетические различия между людьми.
Изучить молекулы ДНК, отвечающие за наследственность, оказалось не так просто, потому что генетический материал сильно отличается у разных людей. Джефрис решил заняться теми слоями этого материала, которые заключают в себе наибольшие различия между индивидами, а затем найти метод обнаружения соответствующих слоев при помощи радиоактивного зонда. Проще говоря, Джефрис пытался разработать более совершенные, чем уже существовавшие, генетические маркеры, в частности специфические маркеры для отображения человеческих генов.
Над своим проектом он трудился два года. Его имя начали упоминать в публикациях, посвященных методу генной инженерии, разрабатываемому в Лестерском университете. «Узнав, чем, собственно, занимается генная инженерия, люди в ужасе воздевают руки к небу и взывают к этике и морали, — писал автор одной из них. — На самом же деле речь идет о новой игрушке с бесконечными возможностями. Потенциал генной инженерии просто потрясает. С ее помощью можно создавать новые медицинские препараты, увеличивать урожайность сельскохозяйственных культур и поголовье скота, искоренять болезни».
Алек Джефрис, который был не только генетиком, но и философом, успокаивал общественное мнение франкенштейновскими фантазиями: «В начале исследований сами ученые полагали, что генные эксперименты могут быть опасны. Но, как показал опыт, эта опасность сильно преувеличена. Наука не станет пользоваться человеком, как подопытным животным, даже в том случае, если на это будет разрешение соответствующих правительств, что крайне маловероятно. Я сам иногда вижу страшный сон, где человек выбирает характер своему ребенку так же, как выбирает автомобиль или стиральную машину. Но я уверен, что общество не позволит науке слишком вмешиваться в природу».
У Джефриса была лаборантка, Виктория Вил сон. Из двадцати семи лет восемь она проработала на своего босса.
— Воспоминания об этих годах у меня все какие-то стертые, — говорит она. — Время летит так быстро. Но Алек каким-то чудом помнит все, чем мы занимались. День заднем.
Биологи вообще интересные люди, что же касается Джефриса, то он производил впечатление даже на видавших виды ученых: бородатый, с торчащей изо рта самокруткой, он казался каким-то осколком шестидесятых годов, хотя курил не простую махорку, а «Голден Вирджиния». Если беседа его увлекала, он забывал о сигарете и она преспокойно тухла у него в руках. Фабричные сигареты он курил только по особым случаям. Неизменный свитер с воротником под горло стал чем-то вроде торговой марки Джефриса.
Персонал его лаборатории состоял из двух ассистентов, двух лаборантов, как правило, студентов, а также одного или двух аспирантов. Всем им очень нравился стиль жизни и работы шефа.
— Алек всегда взбудоражен, — говорит один из его лаборантов. — Это ученый до мозга костей, он воодушевляет всех нас.
Работая с Алеком долгие годы, Вики Вилсон знала, что если он оживляется, значит, у него появилась новая мысль. А в сентябре 1984 года Джефрис был оживлен чрезвычайно, даже несмотря на то, что, по словам Виктории, чувствовал себя препротивно. У него была моноцитарная ангина, и он часто оставался дома. А она звонила ему и докладывала о результатах, все более и более интересных.
Изучая гены человека, Джефрис извлекал молекулы ДНК из клеток крови и делил их на неравные части, добавляя фермент. Затем он помещал фрагменты в гель агарозы, где посредством электрофореза отделял более крупные от более мелких. После этого он переносил фрагмент ДНК на нейлоновую мембрану методом «Саузерн-блоттинг». Благодаря капиллярной силе фрагмент втягивался в промокательную бумагу, наложенную на мембрану.
Группа Джефриса использовала радиоактивные меченые части ДНК в качестве зондов, которые закреплялись за чрезвычайно подвижными участками. С целью выявления радиоактивного зонда мембрана подвергалась рентгеновскому облучению. При контакте с фильтром на рентгеновской пленке образовывалось темное пятно.
А поскольку распределение участков у всех индивидов разное, в руках Джефриса оказалась уникальная для каждого человека картина ДНК, по крайней мере, в теории.
Однажды сентябрьским утром они проявили рентгеновский снимок и через несколько минут прочитали его. Лаборатория была в шоке! Они надеялись увидеть на снимке одну или две крупные полосы, а увидели целую последовательность серых и черных полосок вроде штрихового кода, используемого в магазинах. Доктор Алек Джефрис понял, что перед ним — огромное количество генетических маркеров, на основании которых можно говорить о поразительной изменчивости, удивительной специфичности и индивидуальности генетического материала.
Сюзан Джефрис, жена Алека и начальник компьютерной группы Лестерского университета, моментально оценила перспективы этого открытия и объяснила практическую значимость того, что Джефрис назвал счастливым стечением обстоятельств. Сюзан составила длинный перечень возможных сфер применения чудесного открытия. В самом начале списка стояли дела, связанные с иммиграцией, которых в Британии, как известно, немало. Открытие позволяло сравнительно легко определять, имеет ли человек право на въезд в страну по так называемому кровному родству с британскими подданными.
Вскоре Джефрис и его группа теоретически обосновали возможность использования нового метода для определения родословной животных, искусственного осеменения и предотвращения родственного спаривания исчезающих видов.
Метод оказался незаменим при определении того, прижился ли трансплантат при пересадке костного мозга больному лейкемией и являются ли близнецы одно- или разнояйцевыми, поскольку только у однояйцевых может быть одинаковый ДНК-код.
Очень скоро в лаборатории поняли, что метод можно с успехом использовать в судебной медицине, надо только дать ему название. И его вполне логично назвали методом генной дактилоскопии.
* * *
19 ноября 1984 года в «Мёркьюри» появился материал под заглавием «Статьи, которые помогут освежить вам память».
Газета приводила список статей, опубликованных начиная с 21 ноября 1983 года — дня убийства Линды Манн. Здесь была всякая чепуха вроде рассказа о капитане лестерской команды по регби, который привел «Тигров» к победе над «Туикном». Среди прочего выделялась, однако, заметка о Сорае Хасогги, урожденной Сандре Дейли, мультимиллионерше из Лестера, которая через суд потребовала тюремного заключения для своего бывшего мужа. Почему бы родственникам нарборского убийцы, до сих пор укрывающим его, не последовать примеру Сандры?
Делу об убийстве Линды Манн посвящалась целая серия статей с описанием огромной работы, проделанной полицией. В заключение вновь выражалась просьба о помощи. Полиция признала, что возлагает большие надежды на местную прессу.
Всюду были расклеены плакаты, к работе приступила мобильная группа для приема показаний граждан. Полиция обращалась к каждому жителю с призывом вспомнить, что его родственники и друзья делали в понедельник, 21 ноября 1983 года, вечером.
В деревнях в очередной раз расклеили фотографии погибшей. На снимке Линда была в том самом жакете, в котором ее нашли мертвой. Надпись под фотографией гласила: «Год назад в Нарборо убили Линду Манн. Не забывайте!» Тут же содержалась просьба помочь следствию при условии полной конфиденциальности.
Дерек Пирс сообщил журналистам, что в результате этой кампании полиция получила тридцать телефонных звонков, причем некоторые данные, установленные в ходе расследования, не новы.
В годовщину смерти дочери Кэт и Эдди отправились еще к одной провидице. О ней им рассказали друзья из Лестера. В потустороннем мире Иствуды искали не успокоения, а убийцу.
Но кроме общих фраз прорицательница ничего не сказала. Ей явилось нечто с начальной буквой «Т», за которой следовало имя «Джерард». А когда она заявила, что, как в тумане, видит симпатичную темноволосую девочку, Иствуды заподозрили, что пророчица читала об убийстве Линды в газетах и наверняка видела ее фотографию. Как и первая ясновидящая, она предупредила, что если преступника не поймают в ближайшее время, то он убьет опять. Знакомые полицейские успокаивали Кэт и Эдди, говоря, что любой человек, имеющий хотя бы начальные познания в подобного рода делах, может предсказать то же самое.
Что означает буква «Т», Кэт и Эдди не имели понятия, а слово «Джерард» могло относиться к надписи «Джерард моторе», которая красовалась на железнодорожном мосту над Нарборо-роуд. Возможно, убийца жил где-то поблизости.
Полиция не очень одобряла походы Иствудов к медиумам и провидицам. Сержант Мик Мейсон время от времени позванивал Кэт, как, впрочем, и инспектор Мик Томас, молодой сотрудник угрозыска, занимавшийся делом Линды Манн вместе с Пирсом. Он, как мог, успокаивал родителей Линды, заверяя, что полиция не только не пренебрегает ни одной новой уликой, но вновь и вновь возвращается к старым и обязательно доведет дело до конца.
Мик Томас сообщал Кэт и Эдди о новых версиях, пока не получивших подтверждения. Но все эти звонки только убеждали Иствудов в том, что смерть их дочери останется безнаказанной. Спасибо уже и на том, что полиция опровергла утверждение, будто в вечер убийства Линду видели в дискотеке. Правда, 18 ноября она действительно ходила в диско-клуб в Крофте со своей подружкой Карен, но не более того. Полиция почему-то была уверена в том, что убийца Линды из местных, но, может быть, это незнакомец с танцев?
За год, прошедший со смерти Линды, Иствуды постоянно страдали от финансовых неурядиц и болезней. Эдди признался журналистам, что его надежды заработать достаточно денег, чтобы увезти семью куда-нибудь подальше, рухнули и он смирился с тем, что им придется жить в Нарборо.
Когда мы проезжаем мимо зловещей Блэк-Пэд, Кэт отворачивается, — говорил он.
Мать Кэт, шестидесятичетырехлетняя бабушка Линды, заявила, что она каждые две недели навещает могилу внучки и кладет свежие цветы.
— Как христианка, я испытываю чувство жалости к тому, кто это совершил, — сказала она.
— Может, он этого и не хотел. Но я не могу его не винить. Мы раздавлены. И он должен ответить за это по закону.
— Старые друзья избегают нас, — рассказывала Кэт. — Я, конечно, не осуждаю их за это. Они ведь даже не знают, что сказать… Им кажется, будто они обязаны что-то сказать, но что?
А она так ждала старых друзей.
Вскоре после годовщины смерти Линды Манн работник больницы «Карлтон-Хейес» нашел возле Блэк-Пэд маленький крестик, на нем был искусственный мак. Крестик валялся на земле, как раз там, где был найден труп девушки. Все были в недоумении. Иствуды решили, что это дурная шутка. Но нашлись такие, кто утверждал, что крестик подкинул убийца в знак раскаяния. По версии полиции, крестик бросил ребенок, поскольку за две недели до годовщины смерти Линды отмечался День маков. Впрочем, никто уже не решался судить наверняка.