Идеология борьбы и борьба идеологий
Идеология борьбы и борьба идеологий
Когда речь идет о контрпропаганде, у нас почему-то абсолютное большинство людей считает, что заниматься этим, то есть объяснять людям, что ИГ – это очень плохо (при этом, естественно, досконально разбираясь в вопросе), обязательно должна мечеть и служители ислама. Хотя это совершенно не так. Значительная часть пропаганды ИГ ведется вне мечети. Я, извините, напомню, что целый ряд наших студентов был завербован в стенах университета. А университет и мечеть – это разные вещи, согласитесь. И, наконец, в ряды этой структуры вербуются не только те, кто родился и рос в традиционных исламских семьях, но и те, кто вырос, например, в семьях христиан или атеистов. Идеи ИГ среди немусульман пропагандируются как идеи нонконформизма, социальной справедливости, новой формы революции. И это работает! Тысячи людей в разных регионах мира, очень далеких от Востока, вдруг принимают радикальную форму ислама и едут туда воевать. Все это требует самого серьезного ответа. Поэтому контрпропаганда должна быть государственной задачей.
Понятно, что лучший инструмент противодействия какой-либо идеологии – это другая идеология. Лично я за идеологию здорового имперского характера, объединяющую все народы и все конфессии, – хотя такой выбор, конечно, должно сделать само российске общество. Однако действующая Конституция РФ по сути запрещает наличие государственной идеологии, так что, как говорится, поздно пить боржоми. Тем не менее мы можем и должны вести контрпропаганду.
Возникает вопрос – а кто все это будет делать? Я отвечу: те же люди, которые должны заниматься вопросами межнационального и межрелигиозного взаимодействия. Проблема в том, что Федеральное агентство по делам национальностей, созданное весной 2015 года, как мне представляется, не годится на эту роль. Это все полумеры. Помню, во времена моей курсантской юности приходишь, бывало, к доктору с болью в животе. Тот говорит: «Ложись». Помажет живот зеленкой: «Все, теперь ты здоров. Уходи». Вот здесь то же самое.
На уровне агентства проблемы межнациональных отношений не решить. Они сейчас не менее важны, чем экономика. Должна быть создана мощная серьезная структура, которую возглавит человек, не запятнанный ничем, в том числе и неудачным управлением каким-либо из субъектов Федерации. И подчиняться он должен лично президенту. Возможно, в ранге первого заместителя главы Администрации президента и первого вице-премьера правительства. Ему должны быть даны широчайшие, совершенно невероятные полномочия.
В Российской империи проживало огромное количество национальностей и религиозных групп – больше, чем в современной России и даже в Советском Союзе. Межнациональными и межрелигиозными проблемами там занималось министерство внутренних дел, у которого полномочий было более чем достаточно. Да и авторитет министерства внутренних дел несравним с авторитетом какого-то небольшого агентства, где, скажем утрированно, пара сотрудников за компьютерами мониторят ситуацию в Интернете. Нужно не мониторить, а влиять на ситуацию, в том числе контролировать деятельность религиозных групп – как они работают в этом плане. Религия, церковь (в широком смысле) не может быть отделена от государства. Вернее, она может существовать отдельно от государства на бумаге, но реально она неотделяема. О каком отделении может идти речь, когда миллионы людей ежедневно посещают храмы и слушают проповеди? Это просто глупо. Я не призываю к изменению Конституции – я призываю к конкретным делам.
Необходимо разрабатывать основы контрпропаганды и обучать людей, которые будут ею заниматься непосредственно. Растить профессионалов, хорошо знающих тему, которых нам остро не хватает, и делать это очень быстро, потому что времени у нас тоже нет.
Недавно от нас ушел генерал Леонид Иванович Шершнёв – уникальный человек. В начале 1980-х, когда стало ясно, что у нас нет специалистов по Афганистану, где мы ожесточенно воевали с моджахедами, он понял, что тратить пять лет в военном институте на подготовку специалистов уже бесполезно, и начал подбирать в войсках офицеров, которые проходили специальную переподготовку. Были созданы десятимесячные курсы при Военном институте языков, которые стали настоящей кузницей кадров по Афганистану. Я был командиром таких курсов и с высоты прожитых лет и полученного опыта могу оценить их своевременность и уровень.
Нам пора срочно возвращаться к системе трех-шести-девятимесячных курсов для тех, кто вплотную сталкивается с проблемой, – в первую очередь для представителей правоохранительных органов и спецслужб. Меня часто просят приехать выступить перед офицерами разных ведомств, которые борются с экстремизмом. На лекциях я вижу перед собой хороших, умных, мотивированных офицеров полиции или ФСБ – но у них нет самых базовых, необходимых знаний. Я их спрашиваю: а пособия какие-то у вас есть? И оказывается, что нет ничего! Они не только не разбираются в каких-то глубинных вопросах – ну, например, что значит для мусульман тот же Дабик или что такое «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». Они не знают действительно элементарного: что собой представляет тот или иной народ. Кто такие таджики, узбеки, киргизы. Чем они различаются. Какие у них существуют обычаи и специфика. Что такое ИГ и другие радикальные исламистские группировки, являющиеся всемирным бульоном терроризма. О языках я уже и не говорю. Но как можно бороться с явлением, не владея информацией о нем? Это невозможно. Поэтому такие курсы обязательно нужны.
Следующий компонент – это, конечно, максимальное вовлечение в контрпропагандистскую работу средств массовой информации и системы Минобразования – от школ до университетов, чтобы студентки не бежали в ИГ. Вербовка туда идет как через социальные сети, так и через личное общение в кафе, учебных заведениях, молодежных компаниях. И упор делается не только на мигрантов-мусульман. Среди новоиспеченных поборников радикального исламизма хватает и представителей, что называется, «титульной нации», в том числе и выходцев из обеспеченных слоев.
В этой связи я в последнее время часто слышу, что нам надо создавать свои исламские университеты. Это слова дилетантов, уж простите за откровенность. Есть в Каире старейший и престижнейший исламский университет «Аль-Азхар», окормляющий 400 тысяч студентов со всего мира (его, кстати, когда-то основали исмаилиты из династии Фатимидов). Его ректор по положению приравнивается к премьер-министру Египта, с ним согласовываются вердикты о смертной казни в стране – это просто чтобы понимать, каков уровень этого университета. Кстати, там можно было находиться и женщинам, при условии, что они одеты в чадру. Хотя в свое время ректором университета был шейх по имени Мохаммед Сайед Тантави, который требовал, чтобы девушки, обучающиеся в соответствующих отделениях «Аль-Азхара», снимали никаб – головной убор, закрывающий лицо, – что вызвало сильный гнев «Братьев-мусульман». Там учится молодежь и из России. Так вот, если рядом будут стоять две мечети, и в одной будет имамом выпускник «Аль-Азхара», а в другой – нашего университета, куда пойдут прихожане? Разумеется, в первую, нравится это кому-то или нет. Новоделы мало кого привлекут, люди все равно будут стремиться за рубеж, в университеты с мощными традициями. Что же делать? А то же, что делал Советский Союз.
Назову двух крупнейших религиозных деятелей советского времени, с которыми лично был знаком. Один из них – Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф, который, к сожалению, недавно ушел из жизни, бывший руководитель духовного управления мусульман Средней Азии, кроме Казахстана, – туда входили Туркмения, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Плюс в каждой республике еще был свой кази-калон. Так вот второй – это был как раз кази-калон Таджикистана Ходжи Акбар Тураджонзода. Я прекрасно знал их обоих. Оба они учились за рубежом, в Иордании. Их отправило туда учиться советское правительство, и впоследствии они всё делали для обеспечения стабильности в государстве. Причем они были далеко не единственными студентами-мусульманами, которых Советский Союз отправлял учиться за границу. И все эти студенты находились под опекой нашего посольства, которое обеспечивало им общежитие, стипендию и все остальное, что необходимо, и при этом мягко, но плотно контролировало. И возвращались они действительно с очень хорошей подготовкой, и притом, что самое важное, абсолютно лояльными гражданами.
А что происходило до недавнего времени в Российской Федерации? Наши молодые люди толпами уезжали в тот же «Аль-Азхар» и там просто растворялись. Я был несколько раз в «Аль-Азхаре» – это город в городе. 400 с лишним тысяч студентов – как можно там кого-то проконтролировать? И вот наши молодые люди туда ехали, разбредались кто куда (между прочим, цикл обучения в «Аль-Азхаре» – 12 лет, хотя можно, конечно, учиться и меньше) и возвращались в Россию уже кем угодно, в том числе и боевиками. Потому что встречаются и такие экстремистские богословы, после обучения у которых выпускники поднимают оружие против законной власти. Особенно если никто ими не занимается, ни на уровне посольства, ни на каком-либо еще уровне. Так, может, хватит нашим посольствам бездельничать? Давно пора договориться с Египтом о том, чтобы российские студенты могли приезжать учиться в «Аль-Азхар» только по согласованному списку, по специальной путевке, а все остальные, кто направился туда самотеком, депортировались или изгонялись. Те же, кто будет там учиться, должны, как во времена Советского Союза, обеспечиваться общежитием за счет посольства, стипендией и тому подобным, а по возвращении получать возможность служить в хорошей мечети. Думаю, поддержку у Каира, который борется с «Братьями-мусульманами», мы найдем. Имеет смысл также подумать о создании совместных учебных центров, куда следует приглашать, как это практикует Алжир, профессоров «Аль-Азхара», выступающих за умеренный ислам. В Алжире более 20 лет шла гражданская война, но в конечном итоге президент страны Абдель Азиз Бутефлика сумел остановить радикалов именно таким образом – пригласив из «Аль-Азхара» самых толковых умеренных богословов и направив их преподавать в алжирские вузы.
Таким образом, когда мы говорим о религиозном обучении наших граждан за рубежом, надо четко понимать, что это должен быть управляемый и контролируемый процесс. И главный вопрос тут, как и во всем остальном, – это вопрос критериев. Наша беда в том, что государство никак не может сформулировать, чего оно хочет – ни в политике, ни в экономике, ни в идеологии, ни в образовании. Тем более если вернуться к гипотетическому созданию собственных исламских университетов. У нас просто нет мусульманских деятелей, которые могут считаться мировыми авторитетами и к которым поехала бы масса учеников. В России 83 муфтията, между которыми существуют свои трения и разногласия, так что об общепризнанных авторитетах в таких условиях говорить не приходится. В общем-то, подобная ситуация в религиозном образовании в нашей стране существовала всегда. Но Советский Союз, как я уже сказал, использовал зарубежные центры, отправляя туда людей и тщательно их контролируя. Потому что было кому заниматься этим вопросом профессионально. И пока мы не учтем и не повторим этот опыт, у нас останется пробел в идеологической, религиозной сфере.
Отдельный вопрос – сотрудничество с мусульманскими организациями. В мире есть несколько авторитетнейших исламских центров, без контакта с которыми трудно противостоять ИГ. Помимо «Аль-Азхара», это так называемые Исламские мудрецы в Объединенных Арабских Эмиратах и Всемирный союз мусульманских богословов, располагающийся в Дохе (Катар) и объединяющий в своем составе и мусульман-суннитов, и мусульман-шиитов, и мусульман-ибадитов, которые проживают в Омане. Возглавляет его очень неординарная личность – Юсуф аль-Карадави, а должность генерального секретаря занимает Али аль-Карадаги. Шейх Карадави в прошлом допустил несколько негативных заявлений в отношении России. Но нельзя только на этом основании, как говорится, вставать в позу – мы обязаны вести диалог со всеми. Карадави действительно пользуется колоссальным авторитетом, от этого никуда не денешься. Это, если можно так выразиться, своего рода всемирный муфтий. Можно ли работать с ним и его организацией?
Ну, во-первых, скажу, что во Всемирный совет мусульманских богословов входят свыше 40 наших наиболее авторитетных богословов – это муфтии, директора исламских институтов как Северного Кавказа, так и Поволжья. Некоторые входят в наблюдательный совет при этой организации. Из того же Узбекистана Ислам Абдуганиевич Каримов в свое время послал туда Мухаммада Садыка Мухаммада Юсуфа, хотя отношения с этим человеком у него были очень непростые. Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф был в свое время вынужден уехать из Узбекистана, жил в Саудовской Аравии, был личным гостем Муаммара Каддафи в Ливии. Никогда не забуду, как во время переговоров с одним из наших вице-премьеров вышел представитель Таджикистана, кази-калон Тураджонзода, и сказал: «Вам большой привет от вашего друга. Каримов приглашает его вернуться в Узбекистан, что вы думаете по этому поводу?» Я ответил, что, по моему мнению, Каримов – человек слова. И Мухаммад Юсуф действительно вернулся в Узбекистан, Каримов создал все условия для того, чтобы он там работал, писал богословские книги. Так вот, Каримов – очень прагматичный человек, прекрасно владеющий ситуацией. И он позволил и Мухаммаду Юсуфу, и еще нескольким деятелям войти в этот совет. Потому что прекрасно понимает, что лучше поддерживать с ними контакт и использовать их в интересах стабильности собственного государства.
Вспомним недавний период нашей истории, когда теракты следовали буквально один за другим. Возьмем взрыв на рынке во Владикавказе. Кто-нибудь из наших мусульманских священнослужителей выступил с осуждающей фетвой? Нет. А знаете, кто выступил с такой фетвой? Шейх Карадави. Как бы странно это ни прозвучало. Это очень неоднозначное лицо, очень сложный человек. Но это самый авторитетный человек в суннитском мире, а у нас в России проживают в основном мусульмане-сунниты. И вот он выпустил фетву, осуждающую терроризм. Правда, перед этим к нему обратился скромный депутат Государственной Думы с соответствующей просьбой.
Когда наркотики захлестывали нашу страну, я снова обратился к шейху Карадави. И он издал фетву, выступающую против наркотиков. Она возымела такой колоссальный эффект, что офицеры-мусульмане одной из российских силовых структур говорили мне: «Знаете, даже курить после этого не хочется». То есть повторю свою мысль – надо работать со всеми, даже с теми, кто когда-то совершил нечто такое, что нам неприятно.
В ноябре 2015 года произошло очень значимое событие, касающееся как раз идеологического противостояния ИГ. Речь идет о письме генерального секретаря Всемирного совета мусульман Али аль-Карадаги, который уже несколько раз был в России, выступал по телевидению и много времени провел на Северном Кавказе. Письмо совершенно уникальное. В нем, по сути, говорится о том, что Всемирный совет мусульманских богословов поддерживает действия российских властей в Сирии – что можно расценивать как ответ тем персонажам, которые кричали изо всех углов о том, что Россия борется с мусульманским миром и с исламом. А по поводу Башара Асада сказано, что этот вопрос действительно должен решать сам сирийский народ. Это очень дорогого стоит. Это огромный прорыв в этнорелигиозном плане.
Один из командиров ИГ Абу Омар аш-Шишани
Артефакты из разрушенной Пальмиры оцениваются на черном рынке в сотни тысяч долларов
Конечно, об этом письме станет известно нашим мусульманам, что само по себе очень положительно. Кроме того, я считаю, что нашему руководству не помешало бы распечатать его на арабском языке при поддержке сирийских властей и «залистовать», пользуясь терминологией спецпропаганды, все позиции групп, воюющих против Башара Асада. Это касается и радикальных групп, и менее радикальных групп, всех – потому что там зачастую бытует совершенно иное мнение. А Всемирный союз мусульманских богословов – организация, авторитетная для всех. Это как минимум внесло бы брожение во многие и многие умы и послужило бы серьезной основой для сдвига ситуации.
Сам аль-Карадаги – курд по происхождению, тоже очень авторитетный человек на Ближнем Востоке. Я обращался к нему в 2010 году, когда произошли межэтнические столкновения в Оше. Отправил к нему двух своих помощников – кстати, один был исмаилитом (к сожалению, его уже нет среди нас), а второй суннитом – и попросил посетить Киргизию. И он действительно поехал туда, встречался с руководством страны, потом ездил в южные районы и там мирил людей, очень большую работу проделал. То есть я еще раз хочу подчеркнуть: когда у нас есть разнополярные оценки тех или иных лиц или организаций, это еще ничего не значит. Не стоит делить все на белое и черное. Нет, мир – он в крапинку. Просто надо работать в конкретном направлении.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.