Жизнь в серпентарии

Жизнь в серпентарии

Люди, профессионально занятые разведением ядовитых змей в зонах их концентрированного расселения, во имя сохранения своей жизни не должны нарушать правил безопасного поведения. Разумные нормальные люди привыкают блюсти особый режим без каких-либо перенапряжений, опасности воспринимают как естественные условия жизни: в северных широтах людям тоже не придет в голову (в трезвую, по крайней мере) гулять по лютому морозу босиком или вовсе раздетым.

В человеческих сообществах так же рассеяны во множествах зоны особого напряжения в отношениях, где бытуют жестокие неформальные санкции за различные отклонения от неписаных кодексов поведения: передовая военных действий, тюрьмы, военные казармы, отдельные структуры правоохранительных органов, производства биологического, химического оружия, структуры власти и управления, связанные с распределением крупных финансовых потоков, материальных ресурсов, некоторые другие. И люди, дислоцированные в этих социальных лакунах, вполне приноравливаются к особым режимам собственной жизнедеятельности, создают в них целые субкультуры межличностных отношений. Наиболее приспособленные к профессиональным деформациям жизнедеятельности весьма преуспевают.

Зоны соприкосновения спецслужб с политической властью, правоохранительными органами, СМИ, «опекаемыми» социальными группами — тоже характеризуются высочайшим напряжением межличностных отношений самого разнообразного толка. В строгом смысле слова процессом управления со стороны государства собственными спецслужбами это не назовешь. Бесспорно, элементы прямого управления присутствуют в этой сложнейшей системе государственных и общественных отношений: есть и процедуры назначения и смещения главой страны руководителей спецслужб, есть и законы, регулирующие их деятельность, есть и прокурорский надзор. Но эти механизмы относительно спецслужб имеют больше декоративный, нежели действительно регламентирующий характер.

К примеру, процедура назначения руководителя службы госбезопасности внешне выглядит как акт реализации воли и выбора, сделанного лично главой государства, а на деле вполне может быть, что фигура эта президенту жестко навязана теми, кто его самого водрузил соответствующим образом на трон. Частью такой силы может быть и сам претендент на руководство спецслужбой. Многие дворцовые перевороты, скандалы, в результате которых менялись администрации глав государств, инспирировались или организовывались руководителями спецслужб, либо с их активным участием, когда им становилось очевидным намерение «вождя» удалить их с занимаемых постов. Так что в этой связке высших должностных лиц кто кем больше управляет, зависит иногда в гораздо меньшей мере от формальных полномочий, в большей — от личных волевых, интеллектуальных, организационных качеств конкретных людей. Те, кто этого не осознает, постоянно попадают мимо цели, либо неосознанно серьезно рискуют, требуя принять кардинальные управленческие решения против руководства спецслужб: истинный расклад реальных полномочий в связках «президент — руководитель службы охраны», «президент — председатель комитета госбезопасности» знают только они сами. Даже ближайшие соратники могут только более-менее достоверно предполагать. В остроконфликтной ситуации во взаимоотношениях первого должностного лица государства и руководителя дворцовой охраны дело заканчивалось нередко гибелью одного из них (не считая потом и множества приближенных).

Как правило, смена руководителей спецслужб происходит в большинстве случаев в современных государствах при очередной смене их глав. Но, как правило, руководители главных спецслужб «уживаются» с «вереницей» правящих команд, если первоначально кадровое решение по руководству службы безопасности было удачным (в СССР — Андропов, в ГДР — Маркус Вольф, в США — Гувер и т.д.), становясь де-факто вторым — третьим лицом государства, а в принятии решений по самым острым вопросам — нередко и первым. Обладая же аналитическим умом, логикой шахматного гроссмейстера, иные руководители спецслужб умелым управлением ситуацией в околотронном пространстве могли находиться в роли ведущего кадрового кукловода политической элиты столь долго, сколько позволяли здоровые силы. Ибо обширные знания спецслужб обо всех значащих в государственном политбомонде фигурах в руках умного руководителя однозначно трансформируются в реальную политическую силу — была бы только личная охота и тяга к таким «играм». Вот и гадай в таких ситуациях, кто кем в государстве больше руководит. Косвенным признаком нерасторжимой зависимости главы государства от руководителя своей службы охраны является несменяемость последнего, несмотря на череду неудач и ошибок возглавляемой им спецслужбы. Нечто подобное — и в ситуациях с другими «силовиками»: генеральным прокурором, министром обороны, министром внутренних дел.

Безусловно, процедура утверждения парламентом предложения главы государства по кандидатуре руководителя спецслужбы создает центр некоторого влияния на политику служб безопасности. Но не слишком впечатляющий: возможность раз в 4-5 лет создать затруднения карьере генерала не столько возможность оказать влияние на работу службы госбезопасности, сколько породить проблемы для будущего переизбрания, самого принципиального и строптивого парламентария. Либо чего-то и похуже. Традиционно ресурсы исполнительной власти во главе с независимо избираемым президентом и с обязательной опорой на спецслужбы и другие «силовые» госструктуры в гораздо большей степени руководят парламентской деятельностью, нежели наоборот. За редкими исключениями. Видеть в этом элемент только отвратительной косной бюрократизации — следовать традиционному неверному стереотипу: даже новейшая парламентская история России явила ситуацию, когда сильная парламентская оппозиция в лице КПРФ устроила такую обструкцию исполнительной власти, что и без того предельно недееспособное чиновничество столицы вконец было деморализовано и перестало хоть как-то управлять процессами в стране. Парламент, будучи надзорным, по сути, органом государства, менее всех прочих институтов государства реально ответственен за политические, экономические, военные провалы, поражения страны, а потому традиционно более «неряшлив» в своих решениях.

И перегружать парламент контрольно — распорядительными функциями по отношению к правительственным высшим федеральным должностным лицам — подвергать политику государственного аппарата самым серьезным опасностям. Тем более что нет абсолютно никаких механизмов селекции, которые бы способствовали тому, чтобы в парламенты попадали люди, хоть в чем-то более достойные, нежели в правительственные структуры. Практика, свидетельствует, что дело обстоит как раз наоборот: в парламентарии рвутся орды тех, кто оказался в силу своих личностных качеств не востребованы ни серьезным бизнесом, ни государственными службами и уж тем более — наукой, творчеством. Посему человеческий материал здесь (в парламентах) скапливается большей частью наиболее честолюбивый, алчный, наименее дееспособный интеллектуальный.

По части же нравственно-этических достоинств — в лучшем случае весьма средний. Так что, слава Богу, что главная задача парламентеров — законотворчество, а не контрольно-распорядительные функции, в том числе и в отношении спецслужб: даже худые и вредные законы всегда можно изрядно подправить на стадии толкования при применении нормальными людьми.

Рассуждения о необходимости усиления парламентского, президентского, общественного контроля над работой государственного аппарата, спецслужб основываются на, по крайней мере, очень спорном тезисе, что названные институты являются в наиболее полной мере выразителями и защитниками интересов государства и общества. Что касается парламента, то к высказанному можно только добавить: множество непомерных честолюбцев, собранных вместе сколь угодно большим числом, никак не смогут нейтрализовать ни один из изъянов, присущих каждому парламентарию. Никакой демонстративный, публичный патриотизм не в состоянии превратить политического лицедея в подвижника, способного пожертвовать ради государственного интереса хотя бы собственной карьерой, не говоря уже о чем-то большем.

Единицы, конечно, найдутся, но только не множества.

Так что этот институт государства о самом государстве в состоянии заботиться по настоящему только в случаях, когда интересам общественным полностью совпадают насущные личные интересы «слуг народа». Хотя бы в виде оплаты со стороны каких-либо корпораций, финансово-промышленных групп за тот или иной законопроект.

Немногое, в чем можно было бы положиться на парламентариев, так это в усилении, укреплении бюджетного процесса государства вопреки устремлениям правительственных чиновников и администрации регионов: управление всеми мыслимыми финансовыми потоками государства без изъятий — самая что ни на есть реальная власть парламента над всеми ведомствами, в том числе «силовиками», которую подрывают любые неучтенные «приработки» правительства и отдельных федеральных ведомств. Но сказать, что расширение бюджетных возможностей средств руками парламентариев эффективнее для государства и лучше для общества не повернется язык ни у одного специалиста в области экономики и финансов. Так что защитники интересов общества и государства из этого учреждения — не только весьма и весьма посредственные, но часто и очень сдержанные, охотно гасящие любые весьма полезные для нации инициативы коллег, если те принадлежат недружественной фракции.

Правительство, его глава практически каждым своим решением либо активизируют, инициируют либо глушат новые процессы в экономике, иных важнейших сферах жизнеобеспечения обеспечения, распределяя финансы, ресурсы нации и всегда при этом оглушительно возвещают о том, что действуют в интересах исключительно государства. Практически этого (защиты интересов всего общества) не происходит никогда: максимальные выгоды от любых «национальных» решений получают наиболее близкие к правительственным чинам и их главе финансовые, деловые структуры, получающие всегда упреждающую информацию о грядущих демаршах правительства. Со сменой состава правительства меняется и состав «приближенных» финансово-промышленных, банковских групп. Практически ни один премьер-министр, тем более ни один министр и приравненный к нему чин никогда не примет сколь угодно полезного государству решения, если оно сопряжено с риском для его карьеры, финансовых интересов. О жизни или здоровье — даже не речь! Ни один чиновный вельможа не предпримет кадровой перестановки, назначения сколь угодно полезного государству деятеля, если последний принадлежит к лагерю оппонентов, или при этом будут ущемлены интересы, представителей своего клана. Без пригляда спецслужб вообще эта публика в состоянии превратить любые правительственные учреждения в меняльные конторы: деньги против нужных решений, назначений. В наибольшей степени эта постыдная практика расцвела пышным цветом в России, потому-то качество управленческой деятельности наших управителей одно из самых никудышных среди всех стран современного мира. Но не из-за отсутствия надлежащего присмотра спецслужб — никто надлежаще не ориентирует их деятельность в данном направлении, не реализует их информацию.

Ну, а с хорошим погонялой и соответствующим надзором из правительства может получиться весьма продуктивный инструмент национальной политики.

Считается, что надежда и опора нации — глава государства (президент, король, Генеральный секретарь Политбюро). Среди всех прочих управителей страны носитель этого титула, бесспорно, является наилучшим выразителем государственных интересов. Но это далеко не означает, что блюдет он только и, прежде всего, государственный или общественный интерес. Иначе, иные главы государств не увозили бы с собой во время зарубежных вояжей золотой запас страны, или не ополовинивали бы бюджет и не прятали бы присвоенное на личных счетах зарубежных банков. Или не убивали бы кандидатов в президенты, способности и человеческие качества которых часто несоизмеримо выше тех, кто уже правит и хочет править еще и еще. В национальных интересах любого социума умерять потребительские аппетиты бюрократии и собственников, но этого никто из руководителей государств не делает, так как надо начинать со своих соратников и надо приводить в чувство социальный слой, который привел и удерживает тебя во власти. И дать волю (хотя бы в рамках существующих законов) правоохранителям, понуждая их действовать активно и так же неумолимо, как они действуют по отношению к социально незащищенным массовым группам населения. Такие главы государств в природе бывают, но в истории каждой страны если и случаются, то раз в триста — четыреста лет. Именно такие руководители нации опору с магнатов, высшей бюрократии всегда переносят на спецслужбы, правоохранителей и военных. Такого варианта больше всего боится любая элита, знать: служить придется не щадя жизни только за жалование, а спрос за упущения и нерадение — собственные головы. Отсюда — неистовые желания и устремления в демократические либеральные режимы, в создание открытых гражданских общество, в которых безраздельно господствует собственник со своими адвокатами и частной службой безопасности через политические партии, вскладчину содержащиеся банковским и прочим крупным капиталом. И здесь глава любого государства — и не глава вовсе — только временный наемный управитель по контракту, в котором категорически отсутствует действительная забота обо всем обществе, возможность одинаково строго спросить за надлежащее исполнение общественного долга действительно со всех социальных групп. Забота о неимущих и иных сирых — здесь всегда только за счет самих неимущих, но не за счет ущемления интересов собственников, особенно крупных. Иначе — импичмент, покушение, угроза уголовного преследования за корыстные злоупотребления после истечения президентского срока. Потому то одна из важнейших «государственных» задач современного главы государства — не дать разгуляться спецслужбам по именитым согражданам, живущим всегда только целесообразно, а не по законам. Способ выверен — через назначение управляемых и послушных руководителей спецслужб и их основных структурных подразделений. Но воспользоваться этим безотказным механизмом управления спецслужбами могут в государстве (через главу государства, естественно) очень немногие и только каждый раз по конкретным личным просьбам, а отнюдь не по определению для спецслужб главных направлений их деятельности. Так что, по сути — это и не канал, не технология управления спецслужбами, а способ их некоторого сдерживания, недопущения в запретные социальные зоны.

Предполагается (и всячески пропагандируется), что действительными выразителями интересов общества и самой его ценной части — интеллигенции — являются институты гражданского общества, которые, якобы, в состоянии осуществлять контроль деятельности спецслужб с позиций интересов всех. Эти легенды обрели статус аксиом, доказательств которым никаких не надобно. Но достаточно внимательно и трезво оценить природу этих спасительных институтов гражданского общества, чтобы придти к грустным выводам: создание жизнеспособных политических партий, общественных организаций, СМИ намертво зависит от наличия достаточного источника финансирования хотя бы технического аппарата и создания ему условий функционирования. Но здесь, как и везде: в «открытом» обществе кто платит, тот и определяет задачи для партии, общественной организации. Практически за каждой функционирующей такого рода структурой в современном мире стоит финансовый либо промышленный капитал со своими до боли знакомыми однообразными интересами, главный из которых здесь один: подготовка «своей» политической рассады, защита своих грядущих прибылей в грядущих парламентах, правительствах. Если в современных обществах такие структуры и пытаются оказать давление через СМИ на спецслужбы страны, то только по «просьбам и нуждам» своих «спонсоров». Сказать, что это вредно, противозаконно — нельзя. Это — ничуть не хуже всех ныне практикуемых способов и средств контроля спецслужб. Более того, это определенно предоставляет многим публицистам, иным представителям творческой и научной интеллигенции время от времени высказывать свои вполне разумные и полезные соображения, обоснованную конструктивную критику служб безопасности государства. Но не обеспеченные никакими санкциями, никакими руководящими «разъяснениями» и настоятельным спросом, эти полезные сигналы со стороны немногочисленных групп общества необязательны для спецслужб, работающих всегда в условиях перенасыщенности множественными объективными, а больше субъективными императивами. А потому чаще всего остаются быстро гаснущим приятным звуком, не вызвавшим никаких следствий — нигде, ни у кого. Разве что иные осмотрительные руководители служб безопасности постараются устранить кое-какие особо раздражающие формы деятельности своих сотрудников. Но и это все-таки результат: блюсти внешние приличия — уже значимый признак более высокой общественной культуры официального учреждения. Хоть эта синица в руках. По крайней мере, ныне в России некоторые СМИ непривычно много критикуют милицию — за избиения и пытки задержанных, арестованных. Но никто не упрекнул федеральную службу безопасности, что в ее местах предварительного заключения издеваются над людьми, истязают их, не дают нормально спать, даже просто некорректно, грубо обращаются с подопечными.

В целом спецслужбы, конечно, управляемы, прежде всего, радикально-административными средствами, позволяющими реформировать, распускать отдельные спецслужбы, смещать и назначать им руководителей. Правда, это — прерогатива 1-2 высших должностных лиц государства. Целесообразность и эффективность этого способа управления в каждом конкретном управленческом акте — своя: зависит от того, с какими намерениями это делается, насколько умело и квалифицированно. Парламентарии и правительство в состоянии заставить спецслужбы слышать себя тем, что могут изменить размеры, структуру и порядок финансирования спецслужб, существенно снизив их способность решать глобальные задачи, содержать подобающие по численности штаты, платить впечатляющее денежное содержание своим сотрудникам и т.п. Мотивы таких управленческих действий редко совпадают с действительными интересами государства, чаще — следствие каких-то личных, клановых устремлений, обид.

Вербально, затемняя и пачкая светлый кино образ сотрудника спецслужб — рыцаря без страха и упрека — по-своему в какой-то степени опосредовано управляют спецслужбами и интеллектуалы общества. Их мотивы всегда общественно весьма значимы и понятны: не позволять спецслужбам слишком крепко брать интеллектуальную оппозицию власти за горло. И в этом есть большое практическое значение для общества, эволюционное развитие которого может достаточно быстро развернуть в обратную сторону мощная бюрократическая, полицейская машина, которая всегда терпеть не может критики в свой адрес.

В целом, эти составляющие и являют совместными усилиями (чаще разнонаправленными) тот аморфный институт государственного и общественного управления спецслужбами в современных социумах, кое-как функционирующий в периоды очевидных кризисов в деятельности служб государственной безопасности.

Прямыми и косвенными признаками таких непорядков может, к примеру, явиться необычно частое привлечение действующих и бывших сотрудников спецслужб к уголовной ответственности за тяжкие преступления в составе организованных преступных групп. Об этом же свидетельствует в стране террористических актов с массовой гибелью людей, обилие серьезнейших техногенных катастроф, обширный внутренний нелегальный рынок армейского оружия, боеприпасов. Серьезнейший признак неблагополучия в службах госбезопасности — опасное для здоровья нации засилье в массовой розничной продаже просроченных продуктов, напитков, фальсифицированной продукции, медикаментов, средств гигиены, предметов длительного использования. Еще более серьезный, грозный признак — обилие в обществе наркотиков, проникающих в школы, дошкольные учреждения. К этой же категории относятся расцвет индустрии порнографии, нелегальная торговля проститутками, детьми, трансплантантами, безудержная контрабанда предметов искусства из массово раскрадываемых запасников музеев. Устрашающим признаком — разгул коррупции. Существенным знаком невысокий квалификации сотрудников спецслужб являются частные оправдательные приговоры судов по уголовным делам их компетенции. Признаком чрезвычайного увлечения «силовиков» неюридическими средствами достижения целей являются систематические несчастные случаи в дорожных происшествиях, уличных драках с оппозиционными власти журналистами, редакторами, политиками, их бесследное исчезновение. Плохим знаком является утечка информации о частных переговорах высших должностных лиц государства. Иных государственных секретов.

А самым общим объективным показателем доброкачественной работы спецслужб является само процветающее государство: хорошо развивающаяся экономика, динамично растущая промышленность на базе самых современных технологий, активно проводимые научные исследования, современное, обновляющееся вооружение армии, растущее население, молодежь которого практически здорова, семьи многодетны.

Более точно судить об эффективности собственных спецслужб руководителям государства, правительства, парламентариям вполне возможно, сопоставив траты на них (с учетом их численности, оснащения) с тратами других государств, где проблемы общественной безопасности традиционно разрешаются вполне удовлетворительно. О степени объективности таких способов оценки можно судить, приведя, к примеру, сравнительные данные о числе генералов в различных армиях мира: в армии России один генерал приходится в среднем на 700 военнослужащих. В то время как в Германии — на 1500. Самая насыщенная генералами армия в недалеком прошлом была в Таиланде — генерал приходился на пару сотен бойцов. Но это не сделало таиландскую армию лучшей в мире: кроме многочисленных генералов для этого нужно еще кое-что. А вот по числу мародерств этой армии равных было мало.

Оптимизировать ныне работу российских спецслужб таким образом, чтобы избыть и с их помощью наиболее болезненные и опасные признаки неблагополучия в нашем нынешнем обществе, конечно, невозможно: российское общество почти антагонистически разделено на малочисленную группу суперсобственников, ведущих сверхроскошный образ жизни и проживающих семьями за границей, и абсолютное большинство неимущих, испытывающих острую нужду в самом насущном, не имеющих средств для получения доброкачественных продуктов питания, медицинской помощи, для образования своих детей.

Но есть все-таки очень эффективная технология управления спецслужбами со стороны негосударственных учреждений — кардинальное изменение социальной, политической, экономической ситуации. Острый экономический, финансовый кризис, длящийся годы, в состоянии разорить казну и тогда сотрудниками спецслужб (наравне со всеми прочими госслужащими) будет уже не до служебных забот — первым делом придется ухитряться хоть как-то прокормить семью. Организацией впечатляющей серии экономических, иных социальных провалов правящего режима можно привести во власть радикальную оппозиционную партию (как это было в 1933 году в Германии), которая кардинально изменит внутреннюю политику. Что однозначно в течение одного-двух лет развернет работу спецслужб на иные цели, заставит перейти их на новые технологии, резко изменит кадровый состав руководства и оперативных подразделений.

Удалось инициативной группе «московских товарищей» последовательной удачной сменой партийных лидеров КПСС превратить СССР в геополитический огрызок — Российскую Федерацию — в одночасье была уничтожена и одна из лучших и мощнейших спецслужб мира — КГБ СССР. Масса отличных специалистов была вышвырнута на свалку. Долго они там, правда, не пролежали, перешли в новые сферы нового социума — до сих пор трясет государство и общество от этого. И когда закончится этот озноб — пока не ведомо. А целая страна, ранее практически наглухо закрытая для иностранных разведок, где любая вербовка для них была ощутимой удачей, превратилась практически неохраняемый проходной двор, где свободно протекают мощные нелегальные миграционные потоки, а любые зарубежные спецслужбы работают спокойно и комфортно, как во всех «цивилизованных странах».

Удалось небольшой группе высшего чиновничества «со товарищи» прибрать к рукам львиную долю госсобственности СССР, в первую очередь источники энергоносителей и вывезти капиталы за пределы России, оставив бюджет пустым — все оборонные предприятия, армия, флот столкнулись с проблемой расхищения всего, что содержит драгметаллы, радиоактивные, редкоземельные элементы. А спецслужбы столкнулись с массовыми фактами настоящего вредительства со стороны вполне ранее благонадежных, законопослушных работников, служащих, вынужденных воровством обеспечивать себе средства на жизнь, пропитание, выводя из строя целые технологические линии фантастической дороговизны, боевые аппараты, системы управления сложными военными комплексами, линии электропередач, связи. Изменившаяся социальная ситуация в стране привела к тому, что спецслужбам приходится всерьез заниматься обеспечением безопасности своих сотрудников и членов их семей, а это изменило в изрядной мере образ жизни и поведение в социуме практически всего личного состава — новые обстоятельства побуждают к иной целесообразной логике поведения. Сейчас стал как никогда велик спрос на приватные неформальные услуги сотрудников спецслужб со стороны финансово-промышленных корпораций, отдельных предпринимателей, оргпреступных сообществ. С учетом небогатого содержания личного состава служб госбезопасности этот спрос находит предложение. Что создало уже серьезные проблемы для спецслужб в плане обеспечения режима секретности, скрытности: «утечки» разнообразной информации стали достаточно многочисленны и вынудили изменить многое в правилах документооборота, принимать дополнительные меры для снижения возможности несанкционированного получения доступа к информационным базам и другое. Это — тоже своеобразная форма управления спецслужбами со стороны определенных специфических социальных групп. Эффективно этому противостоять пока особенно нечем: при сильном административном давлении на оперативных и технических работников резко возрастает отток кадров — им есть куда уйти, где существует лучшая возможность для заработков с учетом их профессиональной подготовки. Но существует не менее, а может быть и более серьезный (по социальным ущербам) спрос и на приватную поддержку генералитета спецслужб со стороны влиятельных политиков, ведущих банкиров, финансистов, видеомагнатов, олигархов и т.п. С учетом того, что надзирающей инстанции над генералами практически не существует, то единственным ограждающим барьером здесь служит такая нематериальная субстанция как чувство долга, верность присяге, честь высшего офицера. Если они есть в данном конкретном должностном лице.

Гарантировать ныне наличие этих высших этических ценностей в каждом генерале не возьмет на себя смелость никто: процесс участия в растаскивании госсобственности, ее бесчисленных силовых переделах травмировал и деформировал до неузнаваемости почти каждого. Алчность без предела в насыщении ныне не только не скрывают, но и полагают чуть ли не одной из главных гражданских добродетелей, которой преуспевшее население гордится. Новые личностные воздействия материальным успехом на психику сотрудников спецслужб имеют важнейший управляющий эффект: с прежними мотивациями управлять оперативным составом уже не получится. В жизнь российского общества вошло еще одно «новшество»: везде, где получше, где есть ощутимые преимущества или виды на лучшее будущее, в подавляющем большинстве оказываются дети денежных родителей. Часто — вопреки противопоказаниям по здоровью, психике, пагубным пристрастиям. Не миновала эта тенденция и кадровую политику спецслужб: преобладания в личном составе носителей иных, ориентированных, прежде всего, на меркантильность, этических человеческих качеств — одно из самых серьезных, но отнюдь не лучших управленческих воздействий современного социума.

Еще одним общим свойством для всех значимых групп населения стало почти полное пренебрежение законом, а защита от санкций за это — в дружбе с разнообразными «правоохранителями», которые предпочитают применять закон только к представителям тех социальных групп, которым ничем откупиться. Повседневный бизнес на выборочном применении закона со стороны госслужащих не обошел, естественно, и личный состав спецслужб. Зловещая модификация этого «предпринимательства» правоприменителей — применение законных санкций по выдуманным мотивам (измышленным основаниям) с последующим вымогательством «откупных» — не обошла влиянием и спецслужбы, внеся свои крайне нежелательные коррективы в несанкционированные, но достаточно уже частые неправомерные употребления своих немалых должностных полномочий и возможностей.

Когда же отдельные публикации, телесюжеты, пересуды, слухи о некачественной, недоброкачественной или противозаконной деятельности спецслужб обретают качество устойчивого общественного мнения, вступает в действие мощный управляющий фактор спецслужбами со стороны общества: люди перестают не только стремиться попасть в эти структуры на работу, но стараются минимизировать, либо вовсе исключить контакты с этими нежелательными «царевыми слугами». В результате потенциал, реальные возможности и результаты спецслужб заметно снижаются, обоснованно порождая новую степень общественного недовольства. На определенном этапе такой «эволюции» руководство страны или собственное будет обязано учитывать этот важнейший «управляющий фактор» социума и предпринимать достаточно жесткие и решительные меры по оздоровлению ситуации.

Для спецслужб совершенно нехарактерны попытки каких-либо организованных оппонентов перехватить управление с помощью засланных туда специальных агентов влияния (как спецслужбы поступают по отношении ко многим другим структурам): «чужие здесь не ходят» — технологии отбора, контроля, «выращивания» кадров здесь делают такую практику бесперспективной. Перевербовкой, скупкой услуг отдельных оперативных работников, руководителей спецслужб их политику не изменишь, можно только сильно снизить какие-то результаты и увеличить число ошибок, да еще размер понесенных страной ущербов, потерь.

Гораздо эффективней, надежней, мощней можно влиять на всю деятельность спецслужб методами продуктивного сотрудничества с их руководителями, оказания существенной, значимой бескорыстной помощи, независимо от того, исходит ли это от влиятельных политиков, каких-либо финансовых групп или коллег из руководства зарубежных спецслужб.

Здесь поле для свободного маневра руководителя спецслужбы весьма и весьма обширно и не обременено какими-либо особо опасными рисками: и убедительные мотивы для любых личных инициатив всегда найдутся самые доброкачественные и государственные выгоды и обретения вполне реальные и впечатляющие присутствуют.

Чтобы не слишком зависеть от личных неконтролируемых инициатив и концепций руководителей спецслужб при главах государств, как правило, существует некое подобие «надзорной» инстанции за этой категорией высших должностных лиц, в которой постоянно накапливаются, систематизируются и анализируются сведения о реальных поступках генералов. Вряд ли это полностью проявляет все стороны деятельности таких руководителей, но в совокупности с множеством иной информации ото всех доступных источников аппаратов спецслужб, из открытой печати, из разговоров в политических клубах элиты и т.п., позволяет главе государства и его ближайшему окружению быть вполне информированным на этот счет. Так что без присмотра в высшем эшелоне государственной власти не остается практически никто, включая и самих главных «присматривающих».

Известно, что в нацистской Германии ведущие спецслужбы были некоторым образом «закольцованы» на взаимный контроль друг за другом. Конечно, для особо амбициозных генералов и такая профилактическая мера не являлась неодолимой преградой, если припомнит судьбу некоторых ее руководителей, но побуждала действовать предельно осмотрительно и сверхосторожно, а это уже иной род активности — и по силе воздействия и по темпам.

Вместе с тем, любая система надзора за высшими должностными лицами политической власти не в состоянии снять все взаимные подозрения, все недоверие, которое всегда присутствует в среде сколь угодно близких друг другу единомышленников в верхнем этаже политического Олимпа. Отсюда — постоянное внутреннее состояние заговора каждого против каждого «коллеги», принятие решений, конкретных шагов только на основе личной достоверной информации, с многократной страховкой, вариантами отступлений, возможность трансформации в иные алгоритмы действий и т.п.

Эти обстоятельства тоже властно диктуют вполне определенную логику поведения высших должностных лиц, то есть реализуется некая неустранимая, постоянная, существующая вне всякой управленческой структуры концепция управления, непосредственно и мощно воздействующая на качество этого самого управления, не позволяющая этому параметру повыситься более КПД изношенного паровоза. Так и пребудет, ибо лучший способ обороны, самозащиты в условиях неопределенности, особенно для сравнительно слабонервных — всегда только упреждающее нападение. А любые же расчеты в околотронной свалке всегда грешат ошибками, влекущими часто совершенно неожиданные и совершенно нежелательные для многих результаты.

Так что этот вид управления силою типичных обстоятельств направлен только на снижение качества управляющего процесса во всех его сферах, включая и спецслужбы. Фактор этот неустраним, как неустранима в любых физических процессах энтропия, как неустраним процесс старения и разрушения любого живого организма.

Управление кадрами внутри самих спецслужб, от которого зависит качество самой структуры, ее эффективность реализуется на основе избранной руководством совокупности предпочтений, балансе соотношения «поощрения — наказания». Которая сама может быть имитацией управления, если в качестве поощрения публично только гладят по головке, а в качестве наказания так же публично корят, поругивают, грозят пальчиком. Либо может быть чрезвычайно жестким, как в уголовных кодлах, когда за малейший проступок больно бьют по самым чувствительным точкам, а при серьезных ошибках — уничтожают. В первом варианте общество и государство получает по преимуществу декоративные спецслужбы: почти все знают, все могут объяснить и растолковать, а результатов немного. Несмотря на серьезные траты на их содержание. Во втором — чрезвычайно продуктивную, способную реально решить практически любую поставленную задачу, систему госбезопасности, но весьма опасную даже для собственного политического руководства могут при случае немедленно устранить собственных недееспособных, декоративных политиков. Между двумя этими крайностями и располагаются все сущие практики поддержания работоспособного состояния спецслужб самыми разнообразными административно-психологическими методами управления.

Высокая внутриведомственная управляемость спецслужб, однако, вполне может уживаться и с отрицательными результатами их деятельности как для государства, так и для всего общества. Может случиться и наоборот: одна — две удачные акции, реализованные талантливыми сотрудниками и руководителями «покрывают» кучу других прорех в деятельности спецслужбы. ЦРУ, к примеру, принято бранить в самих Соединенных Штатах: есть за что. Но вот организовали его сотрудники впечатляющую кампанию по смене режима в Гватемале, в результате которой могут пойти вниз мировые цены на нефть, — польза Америке неоспоримая и впечатляющая. Удалось удачно использовать ЦРУ деньги фонда спецопераций президента США для смены политического режима в Грузии — вновь слава этой славной организации.

Конечно, множества непричастных людей знают, как правильно руководить любыми спецслужбами, равно как и целыми государствами. Слава Господи, что все эти знатоки и умельцы не имеют конституционной возможности хоть раз в жизни «порулить» и здесь.

Но либерально-демократические режимы все-таки хоть немного, на самую малость, но увеличивают число «знатоков», которым удается прорваться к заветному пульту с любимой игрой. Тогда наступает долгожданная благостная эпоха перемен и в этом секторе государственной службы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.