ЧТО ДЕЛАТЬ С АНТИСЕМИТОМ? А НИЧЕГО!

ЧТО ДЕЛАТЬ С АНТИСЕМИТОМ? А НИЧЕГО!

Классическое «гений и злодейство» для русского человека часто предстает в виде «талантливый антисемит». Подлежит он бойкоту или нет? Розанова исключили за антисемитизм из Религиозно-философского общества далеко не единогласно и после долгих споров. Однако, исключить исключили, а читать продолжили. Потому же, почему добывают золото, если его один грамм на тонну руды.

Точно так же никто не будет пускать к себе в дом гениального поэта, который ещё немножечко клептоман, педофил или просто серийный маньяк. Не ровён час, заманьячит аккурат у тебя в гостях.

Примеры, правда, не очень точные, потому что относятся к людям, живущим в нормальных условиях. Имеющих дом, собирающихся на собрания, голосующих… В современной России — точнее, в России после 1917 года (которая вовсе не «современная», а, напротив, «убежавшая от современности в архаику») человек не имеет даже угла. Пожаловаться, что ему негде главу преклонити (Мф. 8, 20), русский не может, потому что голова давно преклонена на эшафот и в любой момент может быть отрублена. И почти наверняка отрублена будет не в один приём, как это бывало при блаженныя памяти Петре Алексеиче. Рубить будут долго, потому что получают не за результат, а за время.

В такой стране гениев, хотя бы уровня Розанова, не будет; во всяком случае, прозвучать им не дадут. Зато будет дикое количество талантливых стёбников, соревнующихся в умении погромче свистнуть перед толпой, покрасивее отдаться власти и при этом выглядеть тихими монашками и даже где-то в чём светочами свободной и независимой мысли.

Вот таких — можно бойкотировать? Конечно, вопрос о рукопожатности не стоит; талантливые подонки вращаются в своём, особом мире. Но книжки их читать? Цитировать удачные мысли? Или — бойкот, однозначно?

«Неоднозначно», между прочим, любимое большевистское слово. В новоязе оно было красной лампочкой: на всё воля власти. Гитлер? Неоднозначная фигура! С ним можно и пакт заключить при случае. Стратегическая неоднозначность диалектически переходила в тактическую однозначность: в каждое отдельное мгновение отношение к Гитлеру было чётко определено. Но в любой момент могло быть изменено.

Иногда «неоднозначно» выступало на передний план. Ко всем плохим иностранцам отношение было однозначное (хотя могло меняться с однозначно плохого на однозначно хорошее, по решению власти). А вот ко всем хорошим иностранцам отношение было однозначно неоднозначное. Он, допустим, симпатизирует социалистической России, но ведь в любой момент, сука, может выкинуть такое колено… Вступиться за гонимого писателя, к примеру.

Неоднозначность была вызвана тем, что субъект не желал переезжать в Россию, следовательно, был непоследователен. Вот если бы переехал (некоторые переезжали), тогда однозначно хороший, потому что в любой момент доступен для лжи, ареста или, в крайнем случае, убийства. Переехал бы Фейхтвангер в советскую Россию…

Российские интеллектуалы, пока есть возможность, тоже стараются не переезжать в Кремль. Они туда любят заходить, получать там зарплату, квартиры (особенно квартиры), командировки, гранты, премии… Но не переезжать! Эталонной фигурой тут был Эренбург, хотя всё-таки, с точки зрения нормального человека, он «переехал». Но сам-то себя он считал непереехавшим!

В современной России, где власть сильно отпустила поводок — для некоторых, только для некоторых — таких, по выражению Пушкина, «полуподлецов», стало во много раз больше, чем при Брежневе, не говоря уж о Хрущёве. У власти чекисты, они любят плодить фикции — разнообразные фонды, институты, исследовательские центры. Деньги-то кремлёвские, а доказать нельзя. Классический пример — Московская Патриархия. Не вся конечно, а верхушка. С часиками ценой в квартиру и с квартирами ценой в кремлёвские куранты.

Менее ясный пример — писательское дело. Теоретически полная свобода, издатели рыщут в поисках талантов.

На практике, однако, свобода сжата с двух концов. В низу деформированы читатели. Русская классика была бы не востребована в России, если бы не было прорыва свободы после падения крепостного права. Смердяковым Достоевский не нужен, а в России начала XXI века на троих братьев Смердяковых — один Карамазов. В верху деформировано экономическое пространство, в котором оперируют издатели. Это ведь не «бандитский капитализм», это псевдо-капитализм. К деформациям, которых и в обычном-то капитализме достаточно, добавлены такие дикие, что говорить о настоящей конкуренции абсолютно невозможно.

Так что «гений и злодейство» — не про современную Россию. Это где-то на Западе и на Востоке, а Россия — вне пространства. Котлован, как и было сказано. Какой там Розанов! Вопрос о Розанове, если использовать автомобильную метафору, это вопрос о «Мерседесе» — стоит ли им пользоваться, если в нём дурно пахнет. Вопрос же об отношении к российским псевдо-Розановым, начиная с Евтушенко и до… как говорится, не будем делать рекламы… — есть вопрос о «жигулях», о «нивах», обо всём том, чем можно пользоваться лишь потому что нет денег на нормальный автомобиль. Да, к «Ниве» надо относиться «неоднозначно». При нужде можно её даже купить.

Автомобиль лучше человека, потому что автомобиль везёт, а все эти «неоднозначные» таланты сами на других ездят.

Гамсуну из-за его симпатий к нацизму стали присылать по почте его книги… Наверное, присылавшие неоднозначно относились к Гамсуну, но однозначно — к нацизму. Хорошая новость: никаких Гамсунов в России нет. Кнуты в изобилии, а Гамсунов нет. С нашим нацизмом — а после свистопляски, устроенной из-за 70 годовщины пакта Гитлер-Сталин, можно твёрдо говорить о том, что новой идеологией Кремля стал нацизм — с нашим нацизмом сотрудничают не Кнуты Гамсуны. На безрыбье и рак рыба? Хотите терпеть подонков, если они умеют ещё и прикрыть свою подлость красивыми словесами? Тогда будут плодиться — по вашей вине — подонки с особо утонченными красивыми словесами.

Отношение к подонкам должно быть неоднозначным. Ведь и подонок — человек, Богом сотворённый, наделённый талантом, способностью любить, каяться, творить. Всё так! Подонков надо любить. Только не надо их цитировать, не надо упоминать их имён, не надо читать их книг. Это ведь не противоречит любви, это даже вытекает из любви — наркоману ведь именно из любви к наркоману нельзя давать деньги на наркотики.

И не надо бояться, что читать будет нечего. Много бы потеряли люди, если бы не читали Эренбурга? Ничего бы не потеряли! Только на совершенной свалке, при страшном дефиците нормальной литературы приобретают гипертрофированные размеры литераторы весьма умеренного значения. Такой свалкой была Россия при большевиках, такой она в значительной степени остаётся сейчас. Но всё-таки сейчас больше возможностей отойти от помоев, а не ломать себя с криком: «Я отношусь к помоям неоднозначно, среди них встречаются бриллианты!»

Пусть помойные бриллианты встречаются друг с другом, а нормальные люди пусть встречаются друг с другом. Усидеть же и на стуле в гостях у нормальных людей, и на помойке — невозможно. Вот это уж точно — однозначно. Нормальные-то люди не против, они даже не поморщатся, но помойка — засосёт. Беда-то в том, что силы человеческие не беспредельны, а потому «неоднозначное» отношение к подонкам и трата сил на них обычно приводит к тому, что нормальным людям уже никакого внимания не остаётся.