ВСЕ СВОБОДНЫ

ВСЕ СВОБОДНЫ

Особенность русской культуры последние лет 80 (и уж точно 50) – в совпадении вкусов тех, кто правит, и тех, кем правят.

Обычно в мире не так, хотя бы потому, что министра от простого человека отделяет образование. А оно заставляет министра прислушиваться к специалистам – кураторам, критикам. Иначе могут и засмеять. Ровно по той же причине мэр или министр не навязывают другим своих предпочтений. Даже министр культуры.

У нас же диплом о высшем образовании имеют практически все, и цена этому диплому известна всем. А раз все свои, чего ж стесняться?

Юрий Лужков мирволил Глазунову, Шилову, Церетели – ну, так и «в народе» они популярнее Кулика или Мамышева-Монро. Валентине Матвиенко должен нравиться Иван Славинский – ну, так и средний петербуржец млеет от холстов, где полураздетые девушки с невинными лицами, плюс цветы, лошади и горящие доллары. И если квартира в новостройке обставляется мебелью с завитушками под мантру «классика всегда в моде», то и кабинет Владимира Путина обставлен такой же мебелью, только от Francesco Molon.

У этой единой культуры есть специфические черты. Во-первых она, как говорит директор Пушкинского музея Ирина Антонова, «нарративна». То есть опирается на повествование, историю, на «понятное». В живописи у нас ценят реализм, а в балете – передаваемый танцем сюжет (то, что жизнь тела есть сама себе сюжет, звучит откровением). Во-вторых, культура воспринимается как часть статуса: у нас любят то, что «богато». Театр – так Большой, архитектура – так с башенками, шоу – так Киркорова. В-третьих, считается, что культура (и тем паче искусство) – это вечная ценность.

Последняя идея (не говоря про предыдущие две) невероятно наивна. Внутренний движок искусства устроен так, что вчерашние достижения (сочетания слов, красок, нот) при повторении перестают потрясать, а потому обесцениваются. Марсель Дюшан, пририсовывая Моне Лизе усы, не издевался над Леонардо, но спасал от пошлости. По счастью, искусство так устроено, что, начинаясь с подражания, неизбежно приводит к отрицанию.

И сегодняшний массовый вкус плох не тем, что уважает драмбалет или, скажем, Айвазовского. А тем, что остановился в развитии, застыл на Айвазовском. Инфантилизм вообще сопутствуют историческим реставрациям: взять эпоху рококо, притворяющуюся Возрождением.

Однако в статусе отстающего – но вдруг решившегося на спурт – есть и потенциальные преимущества. Взявшийся за ум второгодник всегда в большем фаворе, чем записной отличник.

Сегодняшний россиян, уставший от официальной, «богатой», статусной (а в целом вторичной и провинциальной) культуры, решивший воспитать свой вкус, вдруг находит удивительную, абсолютную, мало где в мире доступную свободу. Никто не давит ни мнением, ни ценником, – стоит лишь выйти за пределы круга «Церетели-Шилов-Глазунов». Хочешь – иди к Дарье Жуковой в галерею «Гараж» с издевательскими гламорамами от группы AES+F. А хочешь – ступай на Литейный мост вместе с группой «Война». «Рынка нет», – жалуются галеристы, но это и значит: есть свобода. Сегодня каждый в России – как молодой Хемингуэй в Париже, которому Гертруда Стайн советовала дружить с художниками-ровесниками, и покупать у них то, что нравится (Хемингуэй и дружил – с молодыми Пикассо и Модильяни).

Будущее – по крайней мере, ближайшее – культуры в России в этом и состоит: в отсутствии полноценного (в коммерческом, то есть немного невольничьем смысле) рынка культуры вне народно-официальной поляны.

И это – вовсе не ужас.

Это – свобода.

2011

Данный текст является ознакомительным фрагментом.