ГЛАВА XII УКРАДЕННЫЙ КОД

ГЛАВА XII

УКРАДЕННЫЙ КОД

5 Апреля 1944 года английское правительство сообщило, что телефонная связь с Эйре прервана и граница между этой страной и Северной Ирландией закрыта. Это вызвало беспрецедентную сенсацию. Через несколько дней последовало другое, еще более поразительное сообщение. Министерство иностранных дел извещало всех иностранных послов и посланников, аккредитованных в Великобритании, что посылать из Англии опечатанную дипломатическую почту запрещается и что всякая связь между дипломатическими миссиями в Лондоне и их правительствами должна осуществляться открытым путем, так как вся переписка будет просматриваться английской цензурой. Отъезд дипломатических курьеров, иностранных официальных лиц и даже членов их семей и обслуживающего персонала был приостановлен до конца июня.

Готовилось открытие второго фронта, и перечисленные меры были предварительным предупреждением Германии, напрягавшей все силы, чтобы узнать, где и когда должны выступить союзники. Решение английского правительства было продиктовано горьким опытом, связанным с делом двух шпионов, о котором предпочитали не рассказывать во время войны. Дипломатические привилегии — основа связи между народами, и даже во время войны 99 из 100 дипломатов пользовались ими. Но возможность использования дипломатической почты в целях шпионажа была слишком соблазнительной для некоторых из них. В первые месяцы войны итальянское посольство (Италия считалась тогда «нейтральной») злоупотребляло этой привилегией, тайно передавая информацию в Берлин. Накануне вторжения в Европу Англия, не желая больше рисковать, лишила привилегий всех дипломатов, даже членов союзных правительств, находившихся в эмиграции в Лондоне. Это решение было принято не без основания.

Только после войны была раскрыта одна тайна, связанная с этим решением. Завеса на некоторое время приподнялась, когда министр внутренних дел Чатер Ид упомянул в парламенте имя Рожериу де Менезеша, служащего португальского посольства, который в 1943 году был обвинен в шпионаже и приговорен к смерти. Но Менезеш действовал очень недолго и не успел причинить большого вреда. К счастью, он работал не так успешно, как Тайлер Кент, шифровальщик американского посольства в Лондоне.

Выдача Кентом важных секретов затруднила осуществление Америкой дипломатических связей со всеми странами мира в тот критический период, когда произошло падение Франции и события в Дюнкерке. Америка в то время не была воюющей страной, но уже тогда она оказывала Англии всевозможную помощь, «не связанную с войной». Из секретных шифровальных сообщений, которыми обменивались Лондон и Вашингтон, Кент узнал, что это была за помощь. Эти сведения он передал в Берлин. И в то время как английская Секретная служба с успехом расправлялась с германскими шпионскими гнездами внутри Англии, а английская контрразведка с «пятой колонной», шпионами — эмигрантами и агентами, доставлявшимися в Англию самолетами или пароходами, в Германию продолжали поступать важные сведения. Потребовалось довольно много времени, прежде чем Секретная служба напала на след опасного шпиона, работавшего в роскошном особняке в полной безопасности, под защитой дипломатических привилегий.

Тайлер Кент мог бы сделать блестящую карьеру. Этот высокий красивый молодой человек, сын известного американского дипломата, который был генеральным консулом в Мукдене и занимал дипломатические должности в Мадриде и Париже, пошел по стопам отца, поступив на дипломатическую службу. Окончив Принстонский университет и пройдя курс в Сорбонне, он закончил свое образование курсом экономики в университете имени Джорджа Вашингтона. Тайлер родился в Китае. С самого детства он вращался в обществе высших политических деятелей. Прекрасный спортсмен, своими спортивными достижениями прославивший колледж, умный, находчивый, он быстро находил друзей. Он потерял отца, когда был еще ребенком, но влиятельные друзья проложили дорогу Тайлеру Кенту. В начале 1939 года он получил должность в американском посольстве в Москве. Кент оказался таким хорошим и трудолюбивым работником, что, несмотря на молодость (ему было немногим более двадцати лет) и сравнительную неопытность, в октябре 1939 года его перевели в Лондон на очень ответственную работу. Знание иностранных языков — он владел французским, немецким, итальянским и русским — очень пригодилось ему на новой для него должности шифровальщика. Начальство считало его вполне надежным работником, и вашингтонские власти, получая хорошие отзывы о его работе, были довольны им.

К сожалению, они ничего не знали о его подлинных интересах и личных убеждениях. Он был идеалистом, причем идеалы его были крайне расплывчатыми. Возможно, в этом отношении он напоминал тех английских студентов начала тридцатых годов, которые решительно отказались сражаться за короля и за родину и многие из которых впоследствии стали героями на поле боя. Кент ненавидел войну и даже после ее объявления отказывался верить, что она была неизбежна. В то время казалось, что никому не хочется воевать — ни немцам, укрывшимся за «линией Зигфрида», ни французам, уютно устроившимся в цитаделях «линии Мажино», ни англичанам, которым война казалась глупой и бесполезной, ни, конечно, соотечественникам Кента за океаном.

Итак, в начале зимы 1939 года, сидя за коктейлем у затемненного окна одного из домов Лондона, который, как это ни странно, казался вполне мирным городом, молодой американский дипломат частенько рассуждал о войне и мире, о взаимопонимании между народами. Со временем он нашел друзей, которые разделяли его убеждения и к тому же придерживались определенной теории. Гитлер мог быть угрозой, но мог и не быть ею, рассуждали они. Но он стал лидером великого движения, он был человеком, перед которым открывался новый, лучший мир. Одно казалось несомненным: лихорадку войны вызвали «международное еврейство», «международный коммунизм» и «международная плутократия». Евреи предназначали Англии роль страны, которая должна была бросить вызов новой, преуспевающей арийской Германии.

Вечеринки, на которых молодой человек жадно глотал подобные высказывания, посещали члены «Общества англо-германских связей», «Британского союза фашистов» и некоторые твердолобые, которых через несколько месяцев нам предстояло обезвредить. Кент с жаром твердил, что любыми средствами готов способствовать окончанию войны, даже если бы это привело к поражению Англии, «этой страны евреев финансистов и мягкотелых политиканов».

Машина Канариса заработала гладко и бесшумно. Однажды Кента познакомили с очаровательной женщиной. Она казалась гораздо старше молодого американца. Баронесса Анна Волкова с детских лет была английской подданной, но продолжала носить титул, пожалованный царем ее отцу, который до 1917 года был адмиралом императорского флота, а во время большевистской революции бежал с семьей в Лондон. Эта женщина вскружила голову неопытному американскому юнцу. Она держала первоклассный магазин готового платья, где умело командовала своими миловидными помощницами. В свободное время она рисовала хорошенькие акварельки, которые иногда посылала в салоны своих друзей. Вскоре двадцатичетырехлетний американец безумно влюбился в тридцатисемилетнюю баронессу. Даже самые близкие друзья Анны Волковой, для которых политика была скорее развлечением, чем серьезным делом, не подозревали, что она была одним из наиболее квалифицированных агентов Канариса.

Анне Волковой не потребовалось много времени, чтобы убедить молодого любовника наделе доказать стремление к миру и дружбе между народами. «Если бы ты мог раскрыть какой-нибудь еврейский заговор, скрывающийся за англо-американскими отношениями, — это способствовало бы окончанию войны и установлению мира и дружбы между двумя родственными народами — англичанами и немцами».

Кенту этот аргумент показался убедительным, и он охотно согласился помочь. Задача, которую поставила перед ним Анна Волкова, показалась ему очень простой. Разве не в его руках находились все наиболее тщательно охраняемые секреты переговоров между государственными деятелями Даунинг-стрит и Белого дома?[9] Разве каждое послание Невила Чемберлена и Уинстона Черчилля президенту Рузвельту и каждый ответ президента английским руководителям не проходили через шифровальный отдел американского посольства? Разве курьеры не отвозили в Америку пакеты с самыми конфиденциальными сообщениями о планах обороны Англии и военных приготовлениях, сообщениями, которые взывали к президенту о помощи, а также дипломатические ноты, готовившие планы американского ленд-лиза?[10] Кенту оставалось только снимать копии с наиболее важных документов, а уж Анна нашла бы способ доставить их учреждениям, которые использовали бы их в целях скорейшего осуществления мирных планов.

Самым авторитетным лицом, которое может рассказать о деятельности этой пары, является непосредственный начальник Кента посол Соединенных Штатов в Лондоне Джозеф Патрик Кеннеди. Вот что сообщил он государственному секретарю Соединенных Штатов Корделу Хэллу после ареста Кента:

«Я позвонил президенту в Вашингтон и сообщил, что наш самый секретный код раскрыт. Немцы, итальянцы и, возможно, японцы знают о наших планах и обо всем остальном, поступавшем в Белый дом и государственный департамент и исходившем из них за последние восемь месяцев, в такой критический период войны».

Этими немногими словами мистер Кеннеди дал яркое представление о том положении, в которое поставил юноша крупнейшую державу мира. Больше того, с первых дней войны и до самого ареста Кента 18 мая 1940 года германская разведка получала сведения о каждом сообщении, посылаемом английским правительством в Вашингтон, в том числе совершенно секретные статистические данные об английских сухопутных, военно-морских и военно-воздушных силах, их расположении и резервах, запасах продовольствия и горючего, имеющихся в Англии и доминионах, и о стратегических планах на будущее.

Короче говоря, верховное командование в Берлине располагало почти такими же сведениями, какие имели фельдмаршал Айронсайд и лорд Горт после своих встреч с членами кабинета министров на Уайтхолле.

Не будет преувеличением сказать, что без ежедневных сообщений Кента немцы не рискнули бы зимой 1939/1940 годов сделать передышку, которая позволила им спокойно разработать план «блицкрига» на предстоящую весну. Это подтвердили главные военные преступники на Нюрнбергском процессе — Кейтель, Иодль и Редер.

Кроме сообщений посла Кеннеди американскому государственному секретарю Корделу Хэллу, Кент скопировал более полутора тысяч шифрованных сообщений, которыми обменивались Белый дом и Уайтхолл. Кент действовал просто, быстро и эффективно. Он и его любовница фотографировали на микропленку документы, которые он выкрадывал из кабинетов, уходя со службы, и которые возвращал на следующее утро. Все шло так гладко, что любовники стали менее осторожными. Они решили доверить печатание снимков профессиональному фотографу. Кент разыскал небольшую фотостудию на улице Флит-стрит. Хозяин этой студии с помощью фотостата делал снимки для газет.

Такой ход событий в истории с Кентом доказывает, если это следует доказывать, что правда подчас невероятнее вымысла. Ни один автор детективных романов не посмел бы заставить своих героев прибегнуть к помощи профессионального фотографа, считая подобный способ ненадежным; ни один самый смелый писатель не дерзнул бы предположить, что какой-нибудь фотограф мог находиться в счастливом неведении относительно преступного характера своей работы. Но документы доказывают, что именно так обстояло дело в данном случае.

За баронессой Анной Волковой давно уже следили агенты Секретной службы. Женщины-иностранки, вращающиеся среди молодых дипломатов на вечерах фашистского тона и тратящие гораздо больше денег, чем может дать, например, магазин готового платья, обычно привлекают внимание контрразведки.

В регулярных сообщениях агентов Секретной службы о поведении баронессы не было ничего компрометирующего. Казалось, она была несколько опрометчива в выборе друзей, придерживалась не совсем благоразумных взглядов — только и всего. Обычная проверка результатов не давала. Но вот сотрудник Особого отдела обратил внимание начальника полиции Кэннинга, что роман Кента, по-видимому, носит необычный характер. После свидания в квартире Волковой Кент и его подруга ездили не в ночной клуб или театр, а в фотостудию на улице Флит-стрит. Об этих визитах собрали подробные сведения, а за Кентом и Волковой стали наблюдать.

Однажды в студию зашел сыщик, который, поговорив с ее владельцем о цензуре и мерах предосторожности, завел разговор об иностранке и ее поклоннике.

— А… та дама из американского посольства? — спросил фотограф. — Я не знал, что ее фамилия Волкова или как там вы ее называете. Но вы не беспокойтесь. Это официальная работа.

— Да… — протянул сыщик. — Официальная работа? А все-таки что же это за работа?

Фотограф замялся. Потом он, заметно оживившись, сказал:

— Я думаю, ничего страшного не произойдет, если я покажу вам пленки. Сейчас у меня несколько их пленок, они в фотолаборатории.

Через несколько минут сыщик с изумлением рассматривал пленку, на которой были снимки документов, помеченных Совершенно секретно.

Фотограф и пленки были доставлены в Скот-ланд Ярд. Как выяснилось, фотограф был убежден, что своей работой он оказывает американцам небольшую услугу.

Его искренность была несомненна, и ему нельзя было не поверить. Его освободили, но предупредили, чтобы в будущем он был не так доверчив.

В ту ночь на Даунинг-стрит, 10 спешно созвали совещание, на котором присутствовали члены правительства, министр иностранных дел, начальники Секретной службы и военной разведки. Было ясно, что шпион из американского посольства уже много месяцев выдает врагу наиболее важные военные секреты Англии. Черчилль, всего несколько дней назад вступивший на пост премьер-министра, был расстроен. Американскому послу мистеру Кеннеди предложили немедленно встретиться с министром иностранных дел лордом Галифаксом. Тот был глубоко потрясен и заявил, что не поверит ничему, пока не представят убедительных доказательств.

Тем временем в уютной квартире Кента, украшенной милыми акварелями баронессы, была найдена двойная пара ключей от шифровальной комнаты посольства, а также несколько фотопластинок и микропленок секретных документов, которые были взяты шпионом накануне. В тот момент, когда сыщики обыскивали квартиру, по телефону позвонил чиновник из итальянского посольства — новое доказательство виновности Кента. Мистер Кеннеди тотчас связался с Вашингтоном. Он уволил Кента с американской дипломатической службы, тем самым лишив его тех привилегий, которые сделали бы невозможным его арест. Через несколько часов Кента в присутствии посла тщательно допросили сотрудники Секретной службы.

Через много лет после того, как Кеннеди оставил дипломатическую службу, он раскрыл еще некоторые подробности этого сенсационного дела.

«В руках Кента находился совершенно секретный код государственного департамента США. Из-за предательства Кента после его ареста все дипломатические связи американской дипломатической службы были нарушены, и это в такой ответственный момент — во время событий в Дюнкерке и падения Франции! Перерыв, затронувший американские посольства и миссии во всем мире, продолжался от двух до шести недель, пока в посольства не прибыли из Вашингтона особые курьеры с новыми кодами».

Кент и баронесса отдавали микропленки и копии секретных документов (всего почти полторы тысячи штук) чиновнику итальянского посольства в Лондоне, который работал на германскую разведку. По мнению Кеннеди, Гитлер приказал Италии воздержаться от участия в войне в течение десяти месяцев отчасти из-за того, что Германии было чрезвычайно удобно получать информацию Кента через итальянское посольство в Лондоне.

Мистер Кеннеди, смертельно бледный, присутствовал на допросе Кента. Казалось, он был серьезно болен. Кент же, напротив, держался спокойно, почти весело. Его волновала только судьба баронессы.

— Как вы могли предать нашу страну? — спросил Кеннеди предателя. — Что будет с вашей матерью?

В ответ Кент разразился тирадой антисемитских лозунгов. Он и не собирался раскаиваться.

«Если бы Америка тогда воевала, я бы посоветовал отправить Кента в Америку и расстрелять как предателя. Но при сложившихся обстоятельствах нам пришлось передать это дело в руки английского правосудия», — рассказывал мистер Кеннеди об этом допросе.

Английское правосудие оказалось снисходительным. На суде в Оулд Бейли Кент вел себя вызывающе, выкрикивая оскорбления по адресу Черчилля и «других еврейских лакеев в Англии». Его дело слушалось несколько дней при закрытых дверях. 7 ноября 1940 года Кент был приговорен к семи годам каторжных работ. Его обвиняли только в том, что он взял четыре секретных документа и передал их лицам, которые могли использовать их в интересах противника, баронесса Волкова была приговорена к десяти годам каторжных работ.

Можно было бы подумать, что дело Кента будет быстро забыто. Однако изоляционисты и антисемиты в Соединенных Штатах пытались представить Кента мучеником. Некоторые газеты сделали из него жертву еврейских интриг, человека, который пострадал за свои идеалы, явившись послушным орудием в руках англичан, замышлявших втянуть Америку в войну. По подписке «для спасения молодого американца — жертвы английской Секретной службы» (несомненно, Канарис позаботился, чтобы рейх был среди подписавшихся) были собраны огромные суммы денег, а Джеральд Смит, руководитель «Антисемитской лиги Америки», организовал массовые митинги по всем штатам.

В Англию был послан специальный следователь. Там ему помогли найти неопровержимые доказательства. Следователем был Иан Росс, Мак-Фарлан, корреспондент балтиморской радиовещательной станции. В Лондоне Мак-Фарлан встретил Джона Брайана Оуэна, сына бывшего дипломатического представителя Соединенных Штатов в Дании и товарища Кента по университету. Оуэну предложили вернуться в Америку и сообщить о последних расследованиях матери Кента, которая искренне верила в невиновность своего единственного сына.

Накануне встречи Оуэна с госпожой Кент его нашли мертвым в одном из домов на улице Гринвич Виллидж. Он принял слишком большую дозу веронала. Следствие установило, что смерть произошла в результате несчастного случая. Но внезапная кончина Оуэна раздула пламя антианглийских настроений. Начали ходить самые нелепые слухи, в смерти Оуэна обвиняли английскую Секретную службу.

Эта кампания продолжалась до тех пор, пока на Пёрл-Харбор[11] не посыпались бомбы. Затем она возобновилась, когда Кента перевели из Англии, после того как он на две трети отбыл срок наказания. В декабре 1945 года он прибыл в Нью-Йорк. Его стали осаждать журналисты изоляционистских и антианглийских газет. Интересно, что молодой человек был достаточно благоразумен и хранил молчание. Вскоре о нем забыли. Было только известно, что его адвокат начал дело против государственного департамента Соединенных Штатов, который должен был покрыть задолженность по зарплате за период тюремного заключения Кента, так как утверждалось, что его увольнение противоречило американским законам.

Нечего сказать, печальный конец для молодого человека, перед которым открывалась блестящая карьера. Не повезло и Анне Волковой: она была освобождена только в июне 1946 года, отбыв пять с половиной лет наказания.

Ее дальнейшая судьба неизвестна. В сорок пять лет баронесса поседела; руки ее огрубели от стирки в Эйлесберской тюрьме. Она была лишена английского гражданства, которое приобрела в результате натурализации. Советский Союз не признавал ее русской подданной. Это женщина без надежд, без родины.