Детство Эдварда Грига
Детство Эдварда Грига
Великий норвежский композитор родился в этом городе. Он прожил много лет и умер в небольшом доме вблизи Бергена. Это загородный дом на мысе Грольхауген — «холме троллей», где камень, темная зелень, всплески волн большого озера.
Дом похож на зимнюю дачу, сбоку — что-то вроде башенки. В большой светлой комнате — рояль. Пальцы Эдварда Грига касались его клавиш, и дивные мелодии рождались здесь, чтобы, радуя людей, разнестись потом по концертным залам всех стран мира. Здесь природа Норвегии и сама душа норвежского народа раскрывались в музыкальных образах — и не потому ли, по словам Петра Ильича Чайковского, Григ сумел сразу и навсегда завоевать русские сердца? В музыке великого норвежца есть, говорил Чайковский, «что-то нам близкое, родное, немедленно находящее в нашем сердце горячий сочувственный отклик».
От дома дорожка ведет к озеру. Там, под горкой, — маленькое строеньице, похожее на хижину рыбака. Вокруг пышно разрослись папоротники, деревья сомкнули кроны над черепичной крышей. Эдвард Григ проводил здесь многие часы, слушая вечные песни воды и леса.
Жестковатый диван, у стены — пианино (рояль занял бы почти всю хижину), рабочий стол, придвинутый к оконцу, — вот, кажется, и все, что есть в уединенной хижине, где особенно любил работать великий композитор.
Неподалеку от хижины волны бьют в большой камень. Григ часто сидел на нем вечерами, любуясь пламенем заката. Ветер трепал длинные седые волосы, чайки вились над неподвижной фигурой старого человека, любившего вспоминать в эти закатные часы далекое свое детство…
Мать начала учить Эдварда музыке, когда ему не было еще шести лет. Она строго требовала разучивания гамм, а мальчику хотелось самому «выдумывать» музыку. Что греха таить — он ленился повторять упражнения, за что, став взрослым, часто укорял себя.
В бергенской школе опоздавших учеников не пускали в класс до первой перемены. Но Эдварда, который опаздывал чаще других, даже после этой перемены отправляли домой: бедняга по дороге в школу ухитрялся так промокнуть под дождем, что вода с него лилась ручьями. Было бы жестоко оставлять мальчика в классе мокрым. А жил Эдвард далеко и вернуться в школу переодетым успевал только на последние уроки.
Но однажды мальчик явился в школу мокрешеньким, хотя за окном светило солнце. Эдвард слишком понадеялся на вечный бергенский дождь, а тот перестал барабанить по крышам как раз в те минуты, когда мальчуган терпеливо мок под водосточной трубой возле дома, рассчитывая обычным способом отделаться от уроков.
Отметки маленького Эдварда не были блестящими. Лишь однажды на экзамене по истории ему повезло: учитель спросил про Людовика XIV, и это было как раз то, что Эдвард успел вызубрить. Учитель не верил ушам, слушая, как без запинки барабанит ответ ученик, отнюдь не отличавшийся прилежанием. Однако историк был человеком справедливым.
— Верно! — воскликнул он. — Тебе следует поставить единицу!
(Не ужасайтесь: в норвежской школе единица — самый высший балл, а пятерка ставится тому, кто ровно ничего не знает.)
В школе Эдвард Григ чаще сидел над нотной тетрадкой, чем над тетрадью по алгебре. За это ребята прозвали его «Моцарком» — так они переделали фамилию композитора Моцарта. Учитель немецкого языка, обнаружив, что Эдвард на уроке уткнул нос в заветную нотную тетрадку, пребольно схватил его за вихор:
— В другой раз бери в класс немецкий словарь, а эту дрянь оставляй дома!
Эдварду исполнилось пятнадцать лет, когда в гости к отцу приехал знаменитый норвежский скрипач Уле Булль. Он смешил всех остротами, много смеялся сам, но сразу стал серьезным, прослушав, как Эдвард сыграл на фортепьяно свою музыкальную пьесу.
— Ты должен стать музыкантом, — сказал Булль.
Этот вечер определил судьбу Эдварда. Его отправили в Лейпцигскую консерваторию, потому что своей консерватории в Норвегии не было.
В консерватории с юного Эдварда всю лень как рукой сняло. Но он отставал от товарищей. Чудес не бывает: пропущенное все равно приходится догонять раньше или позже. И долгие годы после окончания консерватории Григ работал с редкостным упорством.
За два года до смерти, в 1905 году, когда Эдварду Григу было уже больше шестидесяти лет, он писал о своем детстве: «Будь я в те времена прилежен, следуя любовному, хотя и строгому руководству матери, я бы впоследствии легче преодолел многое».
Могила великого композитора необычна: это пещера в скале неподалеку от его дома. Вход завален камнем. На нем высечено имя, которое проживет дольше самого крепкого камня.