МИНФИН ПРОТИВ РОССИИ

МИНФИН ПРОТИВ РОССИИ

За четверть века либеральных (служащих глобальным монополиям против народа) реформ Минфин стал, по сути, правительством в правительстве.

В 90-е он распределял главный дефицит той эпохи — деньги, и следил, чтобы он оставался возможно более сильным, обеспечивая его власть, а также выпускал заменители денег, обогащавшие олигархов и чиновников.

В 2000-е дорогая нефть создала угрозу «сладкой жизни» Минфина. Выходом стало искусственное поддержание денежного голода: сверхдоходы бюджета сначала замораживались в нем, а когда общество возмутилось их обесценением из-за инфляции, стали вывозиться из страны.

Всесильный Минфин, по сути, блокировал развитие все «нулевые» годы. Причина — не только лень бюрократических «малюток-не-надрывайся», освободившихся от ответственности и исповедующих принцип «Если хочешь поработать, ляг поспи, и все пройдет».

Важна либеральная идеология, отрицающая неспекулятивное вмешательство государства в экономику как ересь и не дающая и помыслить о создании конкуренции глобальным монополиям, то есть о развитии.

Вероятно, влияет и коррупция: чего стоит постоянное убыточное размещение взятых займов в иностранных ценных бумагах: проценты, которые они приносят, качественно ниже тех, которые платит по ним Россия!

Даже честный сотрудник Минфина заинтересован в его всевластии, — а это значит блокирование развития. Ведь Минфин — ключевое ведомство, лишь пока государство живет ради экономии денег. Если государство вновь начнет развивать Россию, ключевым станет организатор развития, а Минфин вернется в естественное положение финансового директора.

Его доминирование противоестественно и пагубно. Так финансист во главе корпорации часто вместо ее развития урезает издержки: без понимания технологии это блокирует ее развитие и разрушает.

Схожую роль играет и Минфин, — в частности, удавливая Россию пресловутой «петлей Кудрина».

Ее суть в том, что, создавая искусственный денежный голод концентрацией средств налогоплательщиков в бюджете и их выводом из страны, Минфин способствует удорожанию кредита, подавляя основную часть бизнеса, а лучшую выталкивая на внешние кредитные рынки. Наш бизнес занимает у иностранцев, по сути, свои деньги, заплаченные в виде налогов и выведенные Минфином из страны для поддержки Запада (по «максиме Дворковича», Россия должна платить за финансовую стабильность США).

Обоснование этого безумия удивительно.

«Новые Плюшкины» (в отличие от гоголевского, они морят голодом только страну, а не себя) требуют «копить на черный день», — не желая знать, что инвестиции в развитие исключать его опасность, а вот отказ от развития гарантирует и приближает его.

С начала реформ нас пугают инфляцией, игнорируя ее главную причину: произвол монополий. Денежная масса играет второстепенную роль, но и ее определяет Банк России, а не Минфин: его борьба с инфляцией — лишь признак мании величия. Но Шариковы из Минфина душат инфляцию так же маниакально, как их предшественник — бродячих кошек.

Третья ария, художественно исполняемая с начали 90-х, — недопущение развития из-за угрозы корруп ции, причем «все украдут» в хоре либералов сливается в кажущееся честным «все украдем!»

Мысль об ограничении коррупции либералам, разрешившим коррупционерам отделываться штрафами, похоже, враждебна в принципе: ведь это подорвет влияние глобальных монополий, ограбит правящий класс и, вероятно, сменит государственный строй.

Подобно тому, как почти в каждой значимой организации есть два мистических места — отдел кадров и бухгалтерия, в нашем государстве есть Администрация Президента и министерство финансов, не просто верстающее и исполняющее бюджет, но и являющееся, по сути, вторым правительством, влияние которого порой отчетливо превышает влияние первого.

Бюджет — важнейший инструмент государства, отражающий почти всю его деятельность. Разрекламированные стратегии, концепции и программы можно забывать сразу после их торжественного принятия (а иногда и раньше), но то, как государство собирает и тратит свои деньги, характеризует его почти столь же исчерпывающе, как и домохозяйку.

Формально бюджет — это закон, и, как всякий закон в российской бюрократической культуре, он важен не сам по себе, а лишь как канва для практики. Бюджетный кодекс разрешает правительству самостоятельно корректировать расходные статьи в пределах 10 % — но на деле возможности даже Минфина еще выше. Например, деньги в рамках бюджета можно выделить 1 января, а можно и 31 декабря, когда их уже нельзя истратить. Недаром на протяжении почти всех 2000-х годов выполнение бюджета по расходам отставало от выполнения по доходам: что бы ни происходило, переживала ли страна бурный рост или удешевление нефти, Минфин «зажимал» часть денег, накапливая заначку и разъясняя, что бюджетополучатели-де не могут правильно оформить документы.

Конечно, научить иного чиновника правильно заполнять бумажки сложнее, чем козу по проволоке ходить, — но более чем за десятилетие можно было сделать и это. С другой стороны, если правила так сложны, что их не удается выполнить годами, — значит, они неадекватны и должны быть изменены.

К счастью, в связи с ростом (после изгнания Кудрина) объема раскрываемой Минфином информации, у нас есть шанс постоянно заглядывать на «кухню» реального государственного управления. После многолетнего перерыва общедоступными стали данные о текущих расходах по 13 укрупненным статьям. Более того, Минфин публикует данные по 93 более детальным статьям, чего раньше никогда не было, и эти данные позволяют видеть реальные, а не декла рируемые широкой публике государственные приоритеты.

Подход прост: расходы, осуществляемые в опережающем порядке, — приоритетны. Если бюджетополучатель получает в первые же четыре месяца не треть, а более 85 % (как молодежная политика, во многом сводящаяся к «нашистам» и им подобным) или почти 80 % годовых расходов (как, например, ядерно-оружейный комплекс), — это признак исключительной значимости данных расходов для государ ства. Причины приоритетности могут быть разными (и в том числе связанными со спецификой отрасли), но, как правило, выделение денег вперед является ее убедительным признаком. С другой стороны, говорят сами за себя и задержки в финансировании.

Использование бюджетного критерия раскрывает совершенно неожиданные закономерности, идущие вразрез не только с официальной госпропагандой, но и с устоявшимися представлениями оппозиционеров.

Прежде всего: никакого развития, никаких порой еще иногда громогласно провозглашаемых по инерции медведевских инноваций и модернизаций для государства на самом деле не существует.

Финансирование реального сектора убедительно срывается: коммунальное хозяйство получило за полгода лишь 3 % годового уровня, топливноэнергетический комплекс — 15,7 %, жилищное хозяйство — 18,5 %, дорожное — менее трети, водное — 35,7 %, транспорт — 35,8 %.

Не в лучшем состоянии выделение средств и на нужды дошкольного (21,9 %) и общего образования (29,6 %). Амбулаторная медицинская помощь профинансирована на треть, удаление отходов — на 34,7 %, санитарно-оздоровительные мероприятия — на 36,7 %.

Приятная неожиданность: государство не входит в число своих собственных бюджетных приоритетов, так как финансируется весьма средними темпами. В первом полугодии 2014 года служба исполнения наказаний получила 50,1 % годовых средств (все расходы в целом — 46,4 %), пожарные — 47,8 %, пограничники — 46,0 %. Хуже всех финансируются налоговики и таможенники (37,8 %), что похоже на эхо старого принципа «на пистолет и крутись, как знаешь».

Президент получил немногим больше — 39,5 %, исполнительная власть всех уровней — 39,4 %, законодательная — 40,9 %, суд — 43,5 %.

После Олимпиады «парией» Минфина стал недавний приоритет — спорт высших достижений: за полгода он получил менее шестой части годового финансирования.

Среди реальных приоритетов — молодежная политика и оздоровление детей (90,8 % годового финансирования, хотя официозный «Селигер» в июне еще не начался), ядерное оружие (70,5 %), лесное хозяйство (66,5 %), кино (63,5 %), массовый спорт (63,2 %), охрана растений и животных (61,7 %), армия (60,9 %), фундаментальная наука (56,9 %), необходимые с точки зрения пропаганды телевидение и радио (56,3 %), оказавшаяся из-за отмены материального стимулирования доноров на грани уничтожения работа с донорской кровью (54,9 %), космос (50,2 %), охрана семьи и детства (50,0 %).

С одной стороны, этот разнобой позволяет нам отделять слова власти от ее реальных дел. Но одновременно он является признаком низкого качества бюджетного управления.

Помимо широчайших возможностей для вымогательства — бюджетополучатель беззащитен от произвола отдельных клерков — неритмичность финансирования еще и дезорганизует его работу.

Что с того, что годовые обязательства выполнены в полном объеме, если средства получены в последний момент, когда их уже нельзя успеть рационально использовать?

Мы привыкли винить в «штурмовщине» советскую систему, при которой предприятия в конце декабря аврально под любым предлогом тратили все, чтобы неизрасходованные средства не списали в доход государства. Но созданная «лучшим министром финансов» Кудриным и успешно функционирующая до сих пор система представляет собой ее сильно ухудшенную копию.

Достаточно посмотреть на резкий, порой в разы, рост бюджетных расходов в каждом декабре: Минфин, «зажимая» деньги в течение всего года ради сдерживания инфляции и демонстрации своей почти безграничной власти, в последний месяц рассчиты вается с большинством бюджетополучателей (кроме, конечно, совсем недисциплинированных), гарантированно не оставляя им времени для эффективной работы.

День, когда качество работы Минфина будет оцениваться не по наличию у бюджета дополнительных доходов (то есть не по цене нефти), а по точности прогноза и равномерности исполнения бюджетных обязательств (как по месяцам, так и по различным статьям расходов), воистину станет праздником для российской экономики. Правда, для этого придется окончательно выморить либеральный кудринский дух — и не из одного Минфина.

Кстати, один из реальных приоритетов федерального бюджета — дотации регионам на «выравнивание бюджетной обеспеченности» (профинансированы на 62,2 %) — отражает большую беду.

Дефицитность (даже с учетом федеральной помощи) бюджетов почти всех регионов — результат не их специфики, а политики Минфина. Похоже, он искусственно загонял регионы в долговую кабалу для укрепления контроля за ними и для обеспечения заемщиками крупных банков.

Результат — острейшая политическая проблема, разрывающая страну: лютая ненависть к государству даже его верных региональных слуг.

Бюджетная война с регионами, похоже, была средством саботажа «майских указов» президента: изданные после его победы, они обеспечивали развитие, неприемлемое для либералов идейно и политически (ведь оно ограничит влияние глобального бизнеса).

Поэтому Минфин провозглашал отсутствие денег в бюджете (на выполнение президентских указов не нашлось триллиона рублей в то время, когда в бюджете заморозили полтора триллиона) и сбрасывал бремя их исполнения на регионы без денег (часть регионов повышала зарплаты врачам и учителям за счет займов, а часть — за счет увольнений). Администраторы получили свободу произвола и часто клали прирост фонда оплаты труда в карман, даже сокращая выплаты врачам и учителям.

Бюджет же продолжает захлебываться в деньгах. Несмотря на стабильность цен на нефть и торможение роста ВВП, в январе-июне его сверхдоходы превысили 400 млрд. руб. (6 %). Профицит достиг 1,9 % ВВП, хотя на год намечен дефицит в 0,5 %.

Неиспользуемые остатки средств увеличились на 1,2 трлн. руб. — до 7,8 трлн.: это расходы 6,5 месяцев, когда можно не собирать налоги и пошлины.

И на этом фоне руководство Минфина провоцирует политический кризис: мол, из-за нехватки денег надо повышать налоги!

Обычно болезненные меры обсуждаются в недрах аппарата и оглашаются в последний момент, если не удается избежать их. Сейчас же рост ставок НДС и подоходного налога в 2018 году обсуждается уже в 2014, — да так, что создает ощущение немедленного роста и вызывает истерику бизнеса!

На фоне бессмысленных с фискальной точки зрения, но болезненных для общества мер вроде таможенного обложения интернет-покупок за границей, бесконечного и разрушающего психику (подобно обсуждению западных санкций) обсуждения повышения налога на имущество и ряда подобных мер возникает ощущение политической провокации.

Характерно дезавуированное затем потрясающее заявление министра финансов, что пенсионерам не вернут позаимствованных у них денег, так как «все ушло на Крым». Помимо ложности (пенсионные деньги могут тратиться только на пенсии), заявление было политическим, а тонкий и умный Силуанов всю жизнь сторонится политики, как черт ладана.

Без приказа руководства либерального клана он вряд ли мог сделать подобное заявление, глупое по сути и административно самоубийственное.

Похоже, либеральный клан, выступая, как всегда и везде, штурмовой пехотой глобальных монополий, объявил Путину войну на уничтожение, выпихнув вперед компетентного и честного, но служащего ему министра финансов.

Задача проста: при столкновении с осенним ухудшением конъюнктуры страна должна знать, что «во всем виноват Путин», и что «если в кране нет воды, Путин должен уйти».

Нельзя отрицать ответственность президента за поддерживаемый им либеральный клан, — но победа этого клана вернет нас в кровавый и беспросветный ад 90-х годов, неприемлемый на фоне почти любой альтернативы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.