«Березки» как предмет возмущения: «разновидность кормушки» и «дорогое удовольствие»

Еще в конце 1960-х годов, вскоре после открытия «Березок», в СССР появился такой анекдот: «Что такое коммунизм? — Советская власть плюс сертификация всей страны»[650]. Ироническое переиначивание ленинской формулы подразумевало, что настоящий коммунизм наступит только тогда, когда все советские люди будут иметь сертификаты «Внешпосылторга», а следовательно, равный доступ к потреблению уровня «Березок».

Восприятие магазинов «Внешпосылторга» в советском обществе было двойственным. С одной стороны, как было показано выше, они были объектом притяжения как источник желанных импортных товаров. С другой стороны, как место, куда пускали не всех, они вызывали негативную реакцию. Некоторые осуждали «Березки» как рассадник привилегий для чиновников, а другие, зная, что заменители валюты можно купить за рубли, возмущались, что попасть туда могут только богатые люди.

Формально «Березки» действительно были магазинами для избранных. Их существование во многом скрывалось властями. Хотя обычно магазины и имели вывески, но в витринах выставлено ничего не было или они были занавешены[651]. Все постановления Совета министров о торговле за валюту и ее заменители были секретными, а сами магазины именовались в документах эвфемизмом «специализированный». Внутренняя инструкция для сотрудников Внешторгбанка о том, как обменивать валюту на чеки, должна была храниться в специальном сейфе: «Настораживает тот факт, — говорилось на заседании правления Внешторгбанка в 1976 году, — что некоторые сотрудники управления, вопреки требованиям инструкции “О порядке работы с документами для служебного пользования (ДСП)”, допускают хранение инструкций, сборников и других материалов ДСП в открытых столах, тогда как хранение этих документов должно осуществляться только в металлических шкафах. Например, в рабочем столе Т. Кулыгиной хранилась инструкция № 57 “О порядке обмена иностранной валюты на сертификаты в/о “Внешпосылторг”»[652]. Ходили слухи, что высшие чиновники получают часть своей зарплаты в сертификатах «Внешпосылторга», даже не выезжая за границу[653].

Таким образом, магазины «Внешпосылторга» оказывались в одном ряду с номенклатурными распределителями — закрытыми магазинами для высокопоставленных советских чиновников[654]. Модельер И. Андреева, рассказывая в своих воспоминаниях о том, как она доставала для себя модную одежду, о «Березках» отзывается с неприязнью: «священный заказник тогдашних VIP — особых граждан страны равноправия»; «одна из сторон рутинной системы раздач»[655]. Московская респондентка, чей отец в начале 1980-х годов получал чеки «Внешпосылторга» за переводы советских книг по физике на английский язык для их публикации за рубежом, вспоминает то же отношение в обществе: «А вообще наши “березовые” рубли были в кругу общения фигурой умолчания. “Березка” была разновидность кормушки, своего рода спецраспределитель, и было неприлично к нему быть приписанным, пусть даже и по невинным, совершено непартийным и некарьерным обстоятельствам»[656].

Анонимное письмо в Совет министров СССР с жалобой на торговлю за чеки. 1977. РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 64. Д. 1018. Л. 72

Это восприятие получило отражение и в тогдашней неподцензурной литературе. В повести Юза Алешковского «Маскировка» (1978) это обыгрывается в ироническом ключе: «В общем, братец ты мой, генерал, все Политбюро сошлось на том, что надо устроить еще один всенародный внеочередной субботник, а магазины “Березка”, где по сертификатам без маскировки продукты продают высшего качества, закрыть немедленно, чтобы они, сволочи, не мозолили народу глаза и не уничтожали его веры в наше бесклассовое общество и в то, что все от мала до велика, от Брежнева до ханыги Тетерина, просты и скромны, как Ленин»[657].

«Березки» воспринимались не только как символ неравенства граждан в СССР, но и как унижение для советской валюты. Возмущение тем, что в «Березках» не принимают советские деньги, неоднократно отмечалось в «тамиздатских» книгах о жизни в СССР: «В “Березках” рубль цены не имеет. Это, возможно, единственный случай в мире, когда отечественная валюта не принимается магазинами страны»[658]. Корреспондент американской газеты The New York Times, работавший в СССР в начале 1970-х, приводит следующее мнение о «Березках»: «Это так унизительно, так оскорбительно, что в нашей стране существуют магазины, в которых не принимают наших же собственных денег»[659].

В эпоху существования трех типов сертификатов внутри системы валютной торговли были собственные привилегированные и обиженные пользователи. Иерархия строилась в зависимости от типа валюты: самыми ценными, как уже говорилось выше, были свободно конвертируемые валюты (СКВ), а самыми низкостатусными — валюты соцстран. В «Березках» для иностранцев это соотношение было особенно очевидным, потому что торговля там шла только на СКВ, что обижало туристов из тех стран, которые на свою валюту купить дефицитные товары в «Березке» не могли. Во внешпосылторговских магазинах для советских граждан иерархия обладателей валют строилась так же: на сертификаты с синей и желтой полосой ассортимент был ограничен. Жена корреспондента советского телевидения в Египте, имевшая право только на сертификаты с желтой полосой, говорит об этом так: «Вот я, например, хотела купить себе в “Березке” шубку каракулевую, а мне ее на желтые мои не продавали. У нас же всегда всех делили на людей и нелюдей»[660].

Возмущение обладателей чеков с синей и желтой полосой было особенно сильным от того, что магазины на все виды сертификатов были общими и с неравенством можно было столкнуться на личном опыте. Например, полковник А. Ярославцев, специалист советской военной миссии во Вьетнаме, так описывает свой опыт посещения «Березки»: «Из Вьетнама я возвратился в Советский Союз в январе 1968 года. Погода стояла холодная, а у меня даже пальто не было, да и вся одежда за время пребывания в джунглях основательно износилась. Я поехал в магазин “Березка”, где надеялся купить себе приличное пальто. ‹…› В магазине “Березка” было много прекрасных вещей. Мне очень понравилось кожаное пальто на меховой подкладке моего размера, и я попросил пальто у продавщицы, чтобы примерить. Она спросила: а какие у вас сертификаты? Я тогда еще не знал, что сертификаты существуют разные, и ответил продавщице: как какие? обычные. И вынимаю свои сертификаты с синей полосой. Продавщица улыбнулась и говорит: это пальто можно купить только за свободно конвертируемую валюту или за бесполосные сертификаты. Так я и остался без понравившегося мне пальто. Было обидно и горько на душе»[661].

После замены в 1977 году трех видов сертификатов чеками «Внешпосылторга» единого образца разница в покупательной способности исчезла. Однако перевести деньги с инвалютного счета во Внешторгбанке в качестве взноса в жилищно-строительный кооператив, гаражный кооператив, за путевку в санаторий или за автомобиль «Волга» по-прежнему могли только те, у кого было валютное покрытие счета (то есть те, кто получал зарплату в СКВ).

Отношение к «Березкам» как к номенклатурным магазинам было в большей степени свойственно жителям Москвы. Как представляется, это связано с тем, что в московские «Березки» ходило больше всего высокопоставленных чиновников. В других городах, где тоже были магазины «Внешпосылторга», их образ складывался несколько иначе. Например, про ленинградскую «Березку» информанты вспоминают так: «Магазин на набережной Макарова принадлежал “Внешпосылторгу”, допущены туда были трудившиеся за рубежами строители, ж/д сотрудники, ученые и перекупщики сертификатов»[662].

За пределами Москвы информанты скорее были склонны считать «Березку» не местом для номенклатуры, а дорогим магазином, куда можно попасть самим, купив чеки с рук. Возможно, это было также связано с тем, что магазины в провинции контролировались менее строго, а с продавцами легче было завязать неформальные отношения. Информант из Харькова вспоминает: «Мы покупали чеки в основном, чтобы купить одежду ребенку, что-то и себе покупали, но мало: все же курс 1:2 — это были большие деньги, а я работал инженером и отнюдь златые горы не имел, а жена вообще в детском саду работала»[663]. Житель Самары рассказывает: «Народ туда поглазеть заходил, кто-то и отоваривался, но, честно, я от этого далек был и смотрел на все с равнодушием — зарплата не позволяла даже и думать»[664]. Респондентка из Ростова подтверждает: «В школе выражение “купить чеки” было в ходу, но лично нам знакомые люди этого не делали — не те у них были доходы»[665].

«Березки» для иностранцев также вызывали возмущение советских граждан. Тот факт, что в СССР есть магазины, торгующие за наличную валюту дефицитными товарами и закрытые для советских граждан, получил отражение в популярной песне В. Высоцкого «Поездка в город» 1969 года. В ней наивный провинциальный герой, отправленный в Москву за подарками всей родне, не может попасть ни в какие магазины из-за очередей и с радостью бросается в «Березку», увидев, что там как раз очереди нет, и не подозревая, что путь ему туда закрыт. «Ну, что ж мне, пустым возвращаться назад? / Но вот я набрел на товары. / Какая валюта у вас? — говорят. / Не бойсь, — говорю, — не долл?ры! ‹…› / Не помню про фунты, про стерлинги слов, / Сраженный ужасной догадкой. / Зачем я тогда проливал свою кровь, / Зачем ел тот список на восемь листов, / Зачем мне рубли за подкладкой?»[666]

Комментируя эту песню на концертах, сам Высоцкий рассказывал, что написал ее по мотивам реальной истории, произошедшей с его другом, актером В. Золотухиным[667]. Действительно, в своем дневнике Золотухин в августе 1967 года описал, как, бегая по московским магазинам с родителями, приехавшими навестить его из Алтайского края, он увидел валютный магазин:

«Подходим. У дверей несколько чмуров.

— У вас какая валюта?

— У нас советский рубль.

— Проходите, товарищ, с рублями здесь делать нечего.

— А мы просто посмотрим.

— Смотреть нельзя, пройдите, товарищ.

— Ну пустите посмотреть, мы трогать ничего не будем.

— Товарищи, пройдите, не добивайтесь себе неприятностей.

Отошли оскорбленные, облитые помоями. Молчим. Отец остановился, оглянулся, крякнул:

— Вот ведь как не умно мужику, значится, омрачают его существование. Для кого мы Советскую власть устанавливали, жизни свои, значится, покладали, нас же самих не пускают посмотреть, что они там иностранцам продают, чем они там за занавесками, значится, занимаются. А, может, там надо поразогнать кой-кого, может повторить 17-й год? Это через 50 лет нашей власти. Что они там распродают, почему с глаз закрылись? Окошки позанавешивали?»[668]

Но, помимо возмущения, «Березки» для иностранцев вызывали еще и страх. В иронической форме он тоже получил отражение в массовой культуре. В начале 1980-х, вскоре после появления жанра садистских стишков, подобный стишок был сочинен и на тему «Березок»: «Маленький мальчик доллар нашел, / Спрятал в карман и в “Березку” пошел. / Долго папаша ходил в Комитет: / Деньги вернули, а мальчика — нет»[669].

Страх этот не был случайным. И дело тут не только в расстрельной уголовной статье за махинации с валютой, но и в том, что «Березки» для иностранцев выступали маркером «шпионской» деятельности в советской пропаганде. Они представлялись «рассадником шпионажа» и использовались для обвинения советских граждан в сотрудничестве с иностранными спецслужбами. Бывший сотрудник КГБ Г. Семенихин рассказывает в своих мемуарах о том, что ему однажды выдали чеки серии «Д» и дали задание: отправиться в дипломатическую «Березку», приобрести там импортный алкоголь и отправить его через магазин на дом диссиденту П. Якиру. «Начальник, как и некоторые из моих коллег, почему-то считая меня похожим на иностранца, решил использовать в одном из своих мероприятий мою квазизарубежную внешность. Ему хотелось, видимо, лишний раз подчеркнуть и задокументировать связи Якира с зарубежьем, хотя бы в такой форме»[670].

В 1977 году в советской прессе проводилась кампания по разоблачению шпионской деятельности американского журналиста Дж. Крымски, который работал в Москве представителем информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс». В статье в «Литературной газете» рассказывалось о том, что журналист склонял советских граждан к сотрудничеству, подкупая их именно с помощью чеков серии «Д», на которые «завербованные» и отоваривались в «Березке» для дипломатов[671]. В статье про того же Крымски в «Известиях» говорилось, что этот «шпион» особенно активно работал в среде активистов еврейского движения, с пояснением, что «сионисты» поставляли «шпиону» «антисоветскую клевету за «импортные подачки»: «Чета Слепаков, Рубиных и другие взятые на содержание ЦРУ щедро отоваривались в магазине “Березка”», не гнушаясь при этом сбывать приобретенный товар по спекулятивным ценам даже в своем собственном кругу»[672].