Крупный план: Хиппитопия

Пэт МЭРФИ. «ГОРОД НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СПУСТЯ». «АСТ».

«Чума на оба ваших дома!»

Несчастный Меркуцио: если бы он мог предположить, с каким пылом литераторы грядущих времен воспримут его проклятие…

У Пэт Мэрфи, дважды лауреата премии «Небьюла», известной нашему читателю по лучшей ее повести «Влюбленная Рашель»,[18] есть своя — довольно извилистая — версия вселенской Чумы. Не будем раскрывать ее суть, поскольку в романе это один из элементов интриги; намекнем лишь, что благородные помыслы и действия лучших представителей человечества подчас оборачиваются своей противоположностью..

Ну а дальше начинается самое главное: какой из вариантов посткатастрофического мира живописать автору? Знакомое, кажется, во всех вариантах умирание цивилизации? Или ее поэтапное возрождение, путь к «очищенному» будущему по вкусу создателя — технократическому, либеральному, автократическому, имперскому?

Мэрфи не желает быть социологом, она согласна на роль кинооператора, предлагая «видеоряд» одного маленького сообщества на развалинах опустевшего мира. Все, что за его пределами, намечено пунктирно, штрихами, вся Америка скрыта в полутьме, юпитеры направлены только на крохотную колонию.

Да, собственно, это даже не колония — просто встреча друзей в какой-нибудь арт-студии. Скульпторы, художники, композиторы, выжившие в обезлюдевшем Сан-Франциско (а кто не был человеком искусства, тот, подчинившись логике города, стал им), живут так, словно ничего не произошло. Мир рухнул, но осталось творчество, и для создателей, непризнанных и гонимых скончавшимся истэблишментом, наступили воистину волшебные времена. Волею автора они поставлены в идеальные условия существования, когда подпорченные дары исчезнувшей цивилизации лежат под боком — стоит лишь протянуть руку. Нет, это совсем не пир во время чумы, это гораздо серьезнее и трогательнее — это ТВОРЧЕСТВО НА РАЗВАЛИНАХ, пользующееся всеми атрибутами и символами ушедшей эпохи.

Писательница честно пытается нарисовать образ хиппи-будущего, но сквозь него упорно проступают контуры хиппи-утопии. Слишком много авторской любви и слишком мало авторской логики… И то сказать: оазис искусства, помноженный на абсолютную свободу самовыражения и априорную доброжелательность аудитории! Невероятно привлекательная идея, которая грела сердца Художников во все времена.

Пэт Мэрфи отрабатывает ее сполна. В зарисовках творчества участников «вечеринки» нет фальши, надуманности, псевдоконструкций — автор почти демонстративно отсылает читателей к искусству начала шестидесятых: возможно, с ее точки зрения, это пик борьбы с официозным, «галерейным» искусством. В детально описанных композициях «городских безумцев» угадываются труды корифея поп-арта Джаспера Джонса, эпатажные (на ту пору) работы отца-основателя оп-арта Роберта Раушенберга, конструкты представителей «кинематического искусства» Жана Тингели и Лидии Кларк, забавы родоначальника «тактильного искусства» Якова Агана…

Город принимает все. Город стал олицетворением своих творцов, а они согласились быть его метафорой. И вот Город заполняют призраки ушедших людей, отблески их надежд и желаний. Город обретает душу.

На этой очень зыбкой территории — близ мэйнстрима, но не переходя границы — и существует проза Пэт Мэрфи. Оставаясь жанровым писателем, она предлагает читателям продуманный сюжет и зримые этические координаты. Поглядывая «за рубеж», она создает текучий мир образов, в зеркале которого — в зеркале Города! — каждый как бы незавершен, неокончателен; цель и средства меняются местами, характер и действие спорят друг с другом.

Проблема в том, что на Сан-Франциско движется армия (числом 150 солдат) генерала Майлза, призванная утвердить на этом островке бывших США «истинно американские ценности», а в общем-то, говоря по-нашему— «восстановить вертикаль власти». И что же могут противопоставить «четырехзвездному» генералу с его шаркающим, но вполне функциональным танком, с его прыщавой, но уже обученной и запуганной главнокомандующим пехотой вольные художники? Пусть даже на их стороне «дикарка», вносящая некую толику здравого смысла в их оборонительные замыслы.

Оказывается, люди искусства отнюдь не беззащитны. Не желая лишать жизни солдат противника, жители Города используют невероятные способы борьбы. Ведение боевых действий волею автора превращается в противоборство двух ПРОЕКТОВ, художественного и милитаристского.

Скажете: понятно, на чьей стороне сила. Сколь бы изобретательны ни были творцы, разрушение сильнее созидания.

Но разве это так?

Читайте — и узнаете, что предложила Пэт Мэрфи в качестве контраргумента.

Сергей ПИТИРИМОВ