Полицейский получил удовольствие

2 июня 1967 года в Западном Берлине проходила студенческая демонстрация против визита иранского шаха Реза Пехлеви. Он вызывал ненависть и отвращение у европейских либералов. Шаха обвиняли в угнетении собственного народа, в подавлении инакомыслия и в пытках заключенных. В кампании протеста против его приезда участвовали иранские эмигранты, немецкие левые интеллектуалы. К ним присоединился Социалистический союз студентов в Западном Берлине.

Вечером шаха привезли в оперу. Организаторы антишахского митинга хотели вернуться к концу представления, но тут полиция стала разгонять демонстрантов. И вот тогда прозвучал роковой выстрел, который изменил судьбу многих молодых немцев. Сотрудник криминальной полиции Западного Берлина Карл Хайнц Куррас застрелил студента Бенно Онезорга. На суде Куррас утверждал, что на него напали и это была законная самооборона. Полицейского оправдали.

Студент, который сам даже не участвовал в антишахской демонстрации, умер в больнице. Его трагическая смерть вызвала массовое возмущение не только в Западном Берлине, но и в ФРГ. Гибель студента изменила ход германской истории, стала катализатором молодежного восстания 1968 года и породила левый терроризм, сотрясавший страну в семидесятые и восьмидесятые годы.

Недавнее расследование, проведенное прокуратурой уже единой Германии, показало: тот выстрел вовсе не был самообороной. Полицейский Карл Хайнц Куррас утверждал, что демонстранты угрожали ему ножами. Современные компьютерные технологии позволяют точнее представить себе события того дня. Нашли фотоснимки, на которых человек с пистолетом в руке направляется к студенту Онезоргу. Это Куррас. И еще одно прежде неизвестное фото показывает, как Куррас стреляет, опираясь левой рукой на плечо другого полицейского. Имя второго полицейского вообще не фигурирует в расследовании 1968 года. Его даже не допросили относительно обстоятельств этой истории. Как и троих стражей порядка, которые продолжали избивать Онезорга уже после того, как в него попала пуля и он умирал на земле.

Но самое отвратительное — поведение врачей в клинике Моабит, где освидетельствовали труп Бенно Онезорга. Они сделали все, чтобы помешать экспертизе. Удалили тот фрагмент черепа, куда попала пуля. Что это, как не попытка скрыть убийство? В свидетельстве указали причину смерти: «Повреждение черепа грубой силой». Врач, подписавший свидетельство, уверял, что «выполнял приказ начальника».

В тот же день поздно вечером разгневанная молодежь собралась в штаб-квартире союза студентов на Курфюстендамм. Именно тогда молодая женщина по имени Гудрун Энсслин произнесла несколько фраз, ставших историческими:

— С поколением, которое устроило Освенцим, нельзя вести дискуссию. Эти свиньи нас всех прикончат. У них есть оружие, у нас нет. Мы тоже должны вооружиться.

Она предложила штурмовать полицейские участки и захватить оружие. Дочь протестантского пастора, Гудрун Энсслин примет участие в создании террористической группы «Фракция Красной армии», которую чаще называют группой Баадера-Майнхоф — по имени ее первых руководителей. Террор этой группы стоил жизни пятидесяти людям.

Западногерманский левый журнал «Конкрет» поддержал молодых людей. Статью написала Ульрике Майнхоф, мать двоих детей, жена главного редактора журнала. После крушения ГДР выяснилось, что главный редактор «Конкрет» Клаус Райнер Рёль с 1955 по 1964 год регулярно ездил в Восточный Берлин, встречался с сотрудниками Маркуса Вольфа и получал из кассы МГБ деньги на свой журнал — 40 тысяч марок на выпуск каждого номера. Ульрике Майнхоф оказалась радикальнее своего мужа. Она с ним развелась. И объявила сначала борьбу буржуазному быту, затем всему обществу. Она ушла в подполье и стала одним из вождей «Фракции Красной армии», взявшейся за оружие.

И все это началось из-за того, что западноберлинский полицейский Куррас застрелил студента Бенно Онезорга! А теперь выяснилось: западноберлинский полицейский Карл Хайнц Куррас тайно работал на министерство государственной безопасности Восточной Германии. Куррас в глазах молодежи шестидесятых олицетворял реакционность западногерманской системы. В реальности он был секретным агентом министерства государственной безопасности и членом восточногерманской компартии, СЕПГ. Полицейский, который без всякого повода и оснований застрелил безвредного и беззащитного студента, был вдохновлен коммунистическими идеями.

Возник вопрос: не застрелил ли он студента сознательно, выполняя команду из Восточного Берлина устроить провокацию? МГБ ГДР жаждало устроить мятеж в Западном Берлине. Вот агент внутри западноберлинской полиции и сыграл такую роль…

Досье Курраса открылось случайно. Когда рушилась ГДР, сотрудники министерства госбезопасности попытались скрыть следы его сотрудничества с госбезопасностью. Уничтожили его учетную карточку в картотеке секретных сотрудников. Так что даже сами офицеры МГБ не могли знать о его принадлежности к аппарату. Но сотрудница архива натолкнулась на упоминание некоего агента под номером «2/70». Она запросила материалы в архиве МГБ и получила семнадцать томов — отчет о деятельности секретного сотрудника, некогда активно действовавшего в Западном Берлине.

— Я чуть со стула не упал, — делился своим изумлением научный сотрудник Федерального ведомства по хранению и изучению архивов бывшего МГБ ГДР Хельмут Мюллер-Энбергс. — Мы обнаружили много самых невероятных досье. Но чтобы министерство госбезопасности ГДР выделяло деньги из бюджета на покупку винтовки для сотрудника западногерманской полиции, такого я еще не видел.

Тайная жизнь Карла Хайнца Курраса началась во вторник 19 апреля 1955 года. В тот день 27-летний западноберлинский полицейский перешел в Восточный Берлин и обратился в ЦК партии. Попросил дежурного охранника связать его с сотрудником министерства госбезопасности.

Куррас сказал офицеру госбезопасности, что ему не нравится происходящее в Западном Берлине. Он намерен перебраться в ГДР. Но офицер госбезопасности сразу сообразил, какую ценность представляет полицейский из района Шарлоттенбург. Он убедил Курраса, что тот принесет больше пользы социалистической ГДР, если останется служить в западноберлинской полиции и станет секретным сотрудником.

Через несколько дней, 26 апреля, Куррас встретился во второй раз с офицером МГБ. Он дал собственноручную подписку:

«Не будучи политически грамотен, я верю, что путь, избранный на Востоке, является правильной политикой. Чтобы участвовать в этом движении, я готов сообщать о деятельности полиции Западного Берлина представителям министерства государственной безопасности ГДР. Я согласен сохранять мою работу в полном секрете. Свои отчеты буду подписывать псевдонимом «Отто Боль».

В полиции Западного Берлина его тоже ценили. На беседе в отделе кадров он попросил «поручать более важные задания, что дало бы мне ощущение большего удовлетворения, потому что хочу продемонстрировать свои способности». В 1965 году Курраса перевели в первый отдел городского управления. Первый отдел ведал шпионами и перебежчиками с Востока, тесно сотрудничая с контрразведкой ФРГ и спецслужбами США, Англии и Франции. Мечта для агента из ГДР! Курраса включили в спецгруппу, которой поручили выявлять агентов-двойников внутри полиции — среди сослуживцев.

Первого отдела как огня боялись в полицейском управлении. В первом отделе полицейским давали псевдонимы. Подобрали и Куррасу — «Жандарм».

Кураторы из МГБ поручили ему соблазнить секретаршу начальника отдела. С секретаршей ничего не получилось. Он попросил больше таких заданий не давать.

Двенадцать лет он снабжал Восточный Берлин первосортной информацией. Достоинство Курраса состояло в том, что он сообщал только реальную информацию, ничего не придумывал, был внимателен к деталям и полностью отдался своему делу. В министерстве госбезопасности знали практически обо всем, что затевали полиция и спецслужбы ФРГ.

С его помощью МГБ получило доступ практически ко всем досье западноберлинской полиции. Особенно интересовала информация о тех, кто помогал восточным немцам бежать через стену. Фотокамерой «минокс» Куррас ночами переснимал служебные документы. Он считался надежным и старательным работником. Ему разрешали брать документы с собой. Отснятые пленки передавал кураторам во время встреч — как правило, в публичных туалетах. 16 января 1964 года, пройдя кандидатский стаж, он был тайно принят в социалистическую единую партию ГДР. В заявлении о приеме поклялся «отдать все свои силы партии». Его рекомендателем стала женщина под псевдонимом «Лотти».

«Лотти» — Шарлотта Мюллер — ездила в Западный Берлин, чтобы навестить сестру. И встречалась с Куррасом. Как правило в кафе в парке Тиргартен. Во время этих бесед она старалась пробудить его классовое сознание, особенно когда ей казалось, что ему не хватает энтузиазма. А у него возникали проблемы, когда он должен был допрашивать своих товарищей — пойманных агентов из ГДР.

26 января 1965 года «Лотти» докладывала о беседе с Куррасом:

«Он высказал определенные сомнения относительно участия в арестах людей, которые работают на Германскую Демократическую Республику. Я ответила, что он обязан исполнять свою работу. Я напомнила ему о докторе Зорге, которому приходилось делать то, что шло вразрез с его взглядами ради получения важной информации».

Ее дар убеждения возымел действие. После следующей беседы она доложила:

«Он уже не испытывает сомнений относительно участия в работе против тех, кто подозревается в сотрудничестве с МГБ».

Когда Куррас отправлялся в отпуск в Австрию, то заезжал в социалистическую Чехословакию, чтобы там, в безопасной и комфортной обстановке, побеседовать со своими кураторами из МГБ. Ему платили. Он получил в общей сложности двадцать тысяч западногерманских марок — немалая сумма в те годы. Стресс снимал выпивкой и стрельбой в тире. В его досье отмечены и его служебные успехи, и привычка злоупотреблять алкоголем. А также его страсть к оружию: «Он не скрывает, что ему нравится стрелять. Просил раздобыть оружие, которое нельзя купить на Западе».

Почти все свободное время он проводил в тире. Тайная служба на МГБ помогала наслаждаться любимым делом. До четырехсот марок в месяц уходило только на патроны. Характерен пароль, с которым к нему направили связного из МГБ:

— Господин Куррас, меня послали к вам из стрелкового отдела.

И этот прекрасный стрелок случайно застрелил ни в чем не участвовавшего студента Бенно Онезорга? Как все это произошло?

Вечером 2 июня 1967 года шаха Резу Пехлеви ожидали в западноберлинской опере. Давали «Волшебную флейту» Вольфганга Амадея Моцарта. Перед зданием собрались и студенты, противники Реза Пехлеви, и сторонники шаха. Безопасность высокого гостя из Ирана обеспечивал сотрудник полиции Ханс Ульрих Вернер, который в годы второй мировой войны занимался борьбой с советскими партизанами на Украине.

Когда около восьми вечера появился «мерседес-600» с шахом и шахиней, толпа принялась скандировать: «Убийца!» В гостей полетели помидоры и яйца. Полиция схватила одного из молодых людей. Его бросили в служебный автобус и избили. Гости вошли в оперу, и улица успокоилась. Тем не менее полиция вела себя агрессивно и атаковала собравшихся, не потребовав от демонстрантов предварительно — как положено по инструкции — очистить улицу. Полицейские орудовали палками и ногами.

На следующий день начальник полиции объяснял стратегию своих подчиненных:

— Представьте себе, что толпа протестующих представляет собой сосиску. Что мы должны были сделать? Сжать в середине, чтобы она лопнула на обоих концах.

Когда люди стали убегать, полиция обрушила на них сбивающие с ног ледяные струи из водяной пушки. Специальные подразделения старались выявить и поймать руководителей демонстрации.

Молодая пара — Бенно и Криста Онезорг — стояли на перекрестке. Они поженились полтора месяца назад и ждали ребенка. Случайные прохожие, они были потрясены жестокостью полиции. Бенно Онезорг занимался германо-романскими штудиями. Ему всего лишь хотелось понять, что происходит. Его жена, чувствуя, что ситуация слишком опасная, пошла домой. Полиция оттеснила демонстрантов на Круммештрассе. Куррас руководил одной из атакующих групп. На стоянке люди метались между машинами. Трое полицейских сбили с ног и избивали одного из студентов. Попавшему под руку Онезоргу тоже досталось. И тут Куррас выстрелил Онезоргу в затылок из служебного пистолета «вальтер ППК».

Свидетели вспоминали, как другой полицейский кричал на Курраса:

— Ты что, с ума сошел, стрелять здесь?

Куррас ответил:

— Я случайно.

Его начальник крикнул:

— Куррас, назад! Немедленно! Уходи отсюда!

Тяжелораненый Онезорг лежал на земле. Полицейские помешали подбежавшему норвежскому врачу оказать ему первую помощь. Пятнадцать минут ушли на то, чтобы вызвать «скорую помощь» и еще сорок пять минут на то, чтобы доставить раненого в больницу.

Иранский шах, узнав о происшедшем, дружески поделился опытом с правящим обер-бургомистром города пастором Генрихом Альбертцом:

— Вам нужно больше стрелять. Тогда все успокоится.

Альбертц выслушал его с изумлением. Пастор в годы третьего рейха принадлежал к антинацистски настроенным священнослужителям и входил в так называемую исповедальную церковь. Вскоре он разочаруется в политической деятельности и вернется к служению господу….

Профсоюз выделил лучшему снайперу берлинской полиции Куррасу шестьдесят тысяч марок, чтобы он мог нанять адвоката для защиты от обвинений в непреднамеренном убийстве. Куррас утверждал, что его сбили с ног и били человек десять или одиннадцать. А двое набросились на него с ножами… Он сделал предупредительный выстрел. И только в схватке случайно попал в Онезорга.

Ни один из свидетелей не смог хотя бы частично подтвердить его показания. Но суд оправдал Курраса. Через четыре года его вновь приняли на службу в полиции. Если бы тогда Курраса не выгораживали из корпоративной солидарности, не произошло бы такой радикализации молодежи.

Одна из террористических групп так и назвала себя — «Движение 2-го июня». Один из ее боевиков Тилль Майер сказал тогда:

— Западноберлинский полицейский стрелял во всех нас.

Впоследствии Тилль Майер сам стал секретным сотрудником министерства госбезопасности ГДР. Безумная ситуация: и террорист, и полицейский — оба агенты МГБ!

Для студентов оправдание Курраса судом стало подтверждением того, что общество устроено неправильно — преступника-шаха встречают с почетом, полицейского-убийцу отпускают.

Интересно, что выстрел на Круммештрассе огорчил министерство госбезопасности ГДР. 8 июня Куррас получил шифрованную радиограмму: «Уничтожьте немедленно все материалы. На время прекратите работу. Восстановим контакт после окончания расследования. Мы крайне сожалеем об инциденте». Куррас ответил: «Понял. Все уничтожил. Встретимся в кафе. Нужны деньги на адвоката».

Но только через девять лет, 24 марта 1976 года, Куррас встретился со своим курирующим офицером. Теперь Куррас служил в транспортном отделе западноберлинской полиции. Он хотел возобновить работу на МГБ ГДР. Похвастался, что «неприятный инцидент» забыт, его уже повысили и скоро сделают старшим инспектором. Но для министерства госбезопасности он утратил всякую ценность, и работу с ним прекратили. Компартия ГДР, которой он восхищался, дистанцировалась от своего трудолюбивого информатора. Центральный орган социалистической единой партии Германии газета «Нойес Дойчланд» возмущалась его оправданием: «Убийца довольно ухмыляется».

В западноберлинской полиции пошли разговоры о пьянстве Курраса. Летом 1971 года его обнаружили в парке на скамейке пьяного, а в портфеле — нож и табельный пистолет, хотя ему запретили ношение оружия. Его отстранили от службы. Потом вновь восстановили. Когда он вышел в отставку в 1987 году в ранге старшего инспектора, полицейское управление вздохнуло с облегчением.

Сожаления он никогда не испытывал. В декабре 2007 года сказал журналисту:

— Ошибка? Да мне надо было не один раз выстрелить, а несколько…

Карл Хайнц Куррас часами слушал радио и пил. Гуляя, громогласно извергал проклятия — в основном в адрес иностранцев. До недавних времен двое мужчин, бывшие коллеги, в сером «мерседесе» забирали его по воскресеньям и куда-то увозили. Но какие коллеги? Бывшие сотрудники западноберлинской полиции? Или товарищи по министерству госбезопасности ГДР? Когда к нему пришел журналист из «Тагесшпигеля», то увидел старика с редеющими волосами. Куррас злобно сказал, что убил Онезорга ради удовольствия.