ДОКТОР МИКРОБУС
1.
Два контейнера смоллет.
Два контейнера чудесных, божественных капель и пирамидок.
В оранжерее, как всегда, было душно и влажно. Палая листва покрывала дорожки. В Дарджилинге никогда не было так тихо, в Дарджилинге все цвело в любое время года, и птицы этому откровенно радовались. Раздвинув колючие ветви синий, доктор Макробер, не глядя, шагнул к стене, величественно выгибающейся над ним в искусственную небесную сферу. Лучше не смотреть под ноги, когда шагаешь в стометровую шахту. Он не боялся. Просто печаль — вечная, неизбывная… Удара доктор Макробер не почувствовал, просто щемило сердце, и он вновь стоял на краю шахты… Пришлось снова шагнуть в темный провал, поскольку другого способа попасть в запертый изнутри атриум не было…
Крестообразные листья медленно кружились в воздухе…
Алое кресло… Оранжевый плед… Голографическая развертка…
Перед сном лиценциатка Ира Летчик прокручивала виртуальный альбом. Сумеречное дно Марианской впадины, ледяные кольца Сатурна, Церера, залитая лавой. Ира Летчик была здесь. Доктор Макробер отшатнулся от выплеснувшегося в лицо огня. Жадные протуберанцы, встающие над развалами дымящихся камней… Выжженная равнина, изорванная прихотливыми трещинами… Огненные черви, как тесто, выдавливались на плавящийся базальт, обретали нестерпимую четкость…
«Мак! Идентифицируй местность».
«Данная местность не идентифицируется».
14.40…
14.51…
15.02…
15.13…
15.24…
15.35…
Повинуясь указаниям доктора Макробера, пульсирующий зайчик орбитальной станции Хубу поплыл по голографической развертке над каменистой пустыней Сирия, над скалами Дедалия, над землей Сирен, зализанной пылевыми бурями.
14.40…
14.51…
15.02…
Провал Эллады, столовые горы Непентес.
15.13…
15.24…
15.35…
Каждой цифре на развертке соответствовало определенное место.
Так все без исключения человеческие жизни, от самых неудачливых до самых счастливых, занимают свое место в единой бесконечной реке времени. Какие бы течения ни возмущали реку, сужается она или напротив далеко выходит из берегов, каждая человеческая жизнь встроена только в одну, определенную часть реки. От этого мыса и до того… От этого поворота до той отдаленной горы, едва просматривающейся в тумане… Одна жизнь зарождается на тихом плесе и там же заканчивается через какой-то десяток лет, течение даже не успевает вынести ее на быстрину, другая жизнь сразу попадает в стремнину. Но все — самые неудачливые, самые счастливые, инертные и активные, ничтожные и величественные — всегда врезаны в совершенно определенную часть времени; никакая сила не переместит тебя из будущего в прошлое или наоборот… Не исключено, что состояние лиценциатки Иры Летчик каким-то образом связано с тем, что происходит или происходило совсем недавно в закрытых лабораториях подземных метановых заводов…
Доктор Макробер внимательно следил за орбитой станции. Возможно, что-то случилось, когда она проходила над землей Сирен или над землей Темпе. Доктора У Пу не случайно прозвали доктором Время, и это ведь он появился на Хубу после высадки лиценциатов на Марс. Он наблюдал Иру Летчик, он понимал, что с каждым возвращением из своих снов у лиценциатки все больше и больше сил будет уходить на попытки вспомнить. Не появись доктор У Пу на станции Хубу, это выглядело бы странно, как если бы доктор Макробер не появился на новой, пусть даже самой ничтожной Делянке Сеятеля. Войсеры считают меня гончей, несущейся по следам Сеятеля, но и доктор У Пу — такая же ищейка, только бежит с другой стороны. Может, в неутомимом преследовании мы уже тыкались мордами в ногу Сеятеля…
Два контейнера смоллет. Как предугадать, что выйдет когда-нибудь из микроскопических капелек и пирамидок, не всегда правильно преломляющих свет? В сгущениях остывающей Вселенной, в протопланетных ее облаках в том или ином виде уже существовали вода, металлы, приемлемые температуры и, само собой, сложные органические молекулы — производные метана и этана, сейчас не формирующиеся на Земле. Разумная жизнь этапна и преемственна — только такой взгляд может приблизить нас к пониманию смоллет, к пониманию всего, что связано с положением и развитием жизни во времени и пространстве. Странствуя по Вселенной, смоллеты рано или поздно попадают в благоприятные для них области. У Сеятеля красивые следы. До того как человек стал человеком, его предки сменили миллионы личин, пробились через чудовищные эпохи злобы и боли, а смоллеты?
Был ли выбор у Сеятеля?
2.
«Квак твои дела?»
Девочка нисколько не удивилась.
Атриум заперт изнутри? Но ведь со стороны снов никто и не думал запираться.
Ох, Сеятель, сделай так, чтобы доктор Микробус всегда оставался таким растрепанным! Рубашка сползла с плеча девочки, и он опять увидел след ожога.
«Ты часто встречаешься с лиценциатами?»
«Они дикие, — засмеялась Ира Летчик. — Они как звери!»
Зачем с такими встречаться? Когда понадобится, они набегут сами.
«Почему ты назвала лиценциатов зверями?»
«У них звериные привычки».
«И у Котопахи?»
«Без разницы».
Она действительно не видела разницы — Котопаха или кто другой. Нельзя одновременно быть на Марсе и на орбитальной станции — это противоречит условиям эксперимента. Но разве настоящий эксперимент ограничен какими-то рамками?
«Мне всех жалко».
Она, правда, жалела.
«Мне кажется, мы…»
«…уже разговаривали?» — закончил он.
Девочка обрадовалась: «Наверное».
«Можешь вспомнить, о чем?»
«Никак не могу».
«А ты соберись». «Я пытаюсь».
«Ладно, — рассмеялся доктор Макробер. — Все-таки главное — определить проблему».
«Если вы о моем здоровье, то проблема не во мне».
«Сможешь объяснить?»
«Разве вы не знаете?»
13+. Невыносимый возраст.
«Только догадываюсь, — засмеялся он. — Например, ты не отключила виртуальный альбом. Друзья собрали тебе хорошую коллекцию. На Марсе тоже останется след, да? Ты договорилась о чем-то таком с лиценциатами? Тебе хотелось бы побывать везде? — Доктор Макробер не дал ей ответить. Он отчетливо видел каждый не произнесенный ею вслух ответ. — А как ты определяешься? Вот эта огненная пашня, скажем…» '
Он взглядом указал на пятно ожога: «Кажется, ты легко отделалась».
Она покраснела и одернула рубашку.
«Ты бываешь в этом огне?»
Она повела плечом.
«Ты там одна?»
«Нет».
«А кто еще?» «Котопаха».
«А я?» — не удержался он. «Вас там совсем нет». «Это… будущее?» «Нет». «А что?»
«Другая история». «Но это как будущее?» «Я не знаю». «Тебе там нравится?» «Там тепло…»
«Но это не сон? Ты не боишься, что навсегда останешься в той истории?»
«Не знаю. Я еще не умею делать выбор». «Что-то мешает?» «Не знаю», — повторила она. «Ты пытаешься что-то вспомнить?»
Она не ответила. Молчала, наклонив голову.
«А доктор У Пу? — спросил он. — Такой плешивый и маленький? Он там появляется?»
Лиценциатка с сомнением оглядела атриум: «Иногда я забываю то, чего не хочу помнить».
«Но день, когда лиценциаты прибыли на станцию Хубу, ты явно помнишь?»
«Конечно. Могли бы не спрашивать. — Лиценциатка вновь обрела уверенность. — В памяти Мика все расписано по секундам. Он не упускает ни одного события, произошедшего на борту. Он даже потребовал справку о перенесенных страданиях, когда Рупрехт и Глухой выбросили его за борт. Ужас, как весело».
«А когда на станции появился доктор У Пу?»
«Ой, ну через несколько солов после того, как хульманы и лангуры высадились на Марс. Этот У Пу появился тут вместе с папой. Они были ужасно сердитые и не верили в Костин концерт».
«А ты веришь?»
«Конечно».
«Но у Кости нет скрипки!»
«Он импровизатор. Пусть выкручивается».
«Почему ты уверена, что Костя выкрутится?»
«Он поклялся, — засмеялась Ира Летчик. — Он обязан выкрутиться».
Ох, Сеятель, зачем они все меня мучают? Костиной скрипке несколько веков, она старенькая, сплошное барахло, пусть валяется на Лунной базе.
«Он стал спрашивать: почему у меня в ухе смоллета? Он ужасно хотел знать, зачем вы подарили мне эту смоллету».
«И что ты ответила?»
«Доктор Микробус живет так долго, — ответила я, — что его голова давно набита никому не нужными вещами. Не знаю, понял ли доктор У Пу, но ответ ему понравился».
«А там ты действительно встречаешь Котопаху?»
«Ну да. Он появился там с черепом в руках. Как Гамлет. Помните про такого?»
Он кивнул. Возможно, кто-то из лиценциатов прежних выпусков.
«Зачем Котопахе череп?»
«Он сказал, это знак».
«Знак чего?»
«Я не помню».
«Совсем не помнишь?»
Она посмотрела на него и два раза кивнула. Как маленькая девочка.
«Я будто увязла… Будто ступаю по болоту…» Доктор Макробер испугался: сейчас она предложит мне кофе. И она действительно предложила.
«Вы ведь любите эти доисторические напитки?»
Он хрюкнул с негодованием: «В другой раз». И спросил: «Квак ты все-таки исчезаешь? Квак ты оказываешься в другой истории?»
«А квак вы оказались в закрытом атриуме?» — засмеялась она.
Он не стал врать: «Просто прыгнул с того балкончика».
Она с сомнением оглядела его. Но промолчала.
«А как ты спрыгиваешь в другую историю?»
«Я не спрыгиваю. Я засыпаю».
«И все?»
«Ну да».
«Там огонь?»
Она кивнула.
«Квак можно жить в огне?»
«Не всякий огонь жжет».
«Но на твоем плече след ожога».
«Я еще не на все вопросы могу ответить».
«Просто не помнишь? Или не получается?»
«Трудно объяснить», — она опять покивала.
«В той истории тебе комфортнее?»
«Скорее, спокойнее».
«И ты всегда засыпаешь, как по расписанию».
«Ну да. Доктор У Пу сказал папе, что так будет длиться до определенного времени».
Два контейнера смоллет. Разговор явно зашел в тупик.
«Что ты держишь в этой ужасной корзине?»
Она засмеялась: «А вы откиньте крышку».
С некоторым сомнением доктор Макробер оглядел плетеную из тростника крышку, украшенную алыми, как огонь, иероглифами. Впрочем, вырастить тростник в оранжерее несложно, а умельцы везде найдутся. С опаской, преодолевая внезапно возникшее сопротивление, доктор Макробер приподнял крышку и с изумлением уставился в открывшуюся перед ним невероятную глубину. Там, в кошмарном провале времени и пространства, свет отливал нежно и пепельно, как при полном солнечном затмении. И в этой пепельной дали развертывался яркий спектр, размахивало конечностями какое-то человекообразное пятно.
«Что это за клоун?»
«Квак? Вы не узнали?»
Он засмеялся и покачал головой:
«Доктор У Пу назвал бы это кризисом».
«Нет, — возразила девочка. — Доктор У Пу назвал бы это новой возможностью».
3.
Оказывается, иероглифы кризис и новая возможность очень схожи.
Доктор У Пу появился на орбитальной станции Хубу через пару солов после отбытия лиценциатов на Марс. Маленького роста, с блестящей лысиной, лицо морщинистое, ласковое, как у лангура. «Ну, вы видели обезьян Цикады, — смешно пожала голыми плечами лиценциатка Ира Летчик. — А папа нервничал. Он был не такой, как всегда. Он расследовал очередную аварию на метановом заводе, и ему что-то там не показывали. С доктором У Пу они условились говорить по-китайски. Оба были уверены, что китайская часть разговора окажется не по зубам такой маленькой девчонке, как я. Но папа знает китайский не очень хорошо, ему все время приходилось переводить в голове собственные мысли, поэтому я понимала почти все, только не подавала виду. Сперва они говорили про аварию на каком-то закрытом метановом заводе, про вышедшую из строя сложную аппаратуру. Ничего особенного, но они нервничали. Аварии случаются всегда, но они сильно нервничали, особенно папа. Я так поняла, что доктор У Пу чем-то мог мне помочь. Он несколько раз повторил: в сущности, мы работаем над одним и тем же».
«Над одним и тем же? Он так сказал?»
«Даже повторил. Подтверди, Мик!»
«Не кричи на меня».
«Добьешься, я выброшу тебя за борт».
«А кто тебе подскажет, как себя вести?»
«Заведу духов».
«Ой-ой-ой!»
«Мак, — строго приказал доктор Макробер, — повтори нам разговор доктора У Пу и И вена Летчика».
«А какой именно разговор?»
«Разве их было несколько?» — удивилась девочка.
«Видишь, какая ты дура!» — Мак слегка наклонился, чтобы гость и девочка оценили его новое напыление. В его пересказе все выглядело достаточно просто, никаких особенных сложностей.
Ивен Летчик сказал: «В мире накопилось много масштабных угроз. Мы не можем избавиться от всех сразу. Тем более что часть этих угроз изначально встроена в нашу историю Вселенной».
Доктор У Пу ответил: «Мы не одно и то же считаем угрозами».
Ивен Летчик сказал: «Вы понимаете меня. Я дорожу здоровьем дочери».
Доктор У Пу с удовлетворением отметил: «Видите, к чему приводит отсутствие надежной связи. — Он явно намекал на что-то хорошо известное начальнику станции Хубу. — В сущности, Делянка Сеятеля никому не нужна, кроме доктора Макробера. Проблема, на решение которой требуются миллиарды лет, для существ таких далеко не вечных, как мы, не может считаться проблемой. — И почему-то добавил: — Аппаратура пострадавшего завода нуждается в срочном обновлении».
«Почему вы не попросили о помощи раньше?»
«А почему вы не сделали того же?»
«Не все можно объяснить».
«Но надо пытаться».
«Раньше вас не сильно беспокоили такие аварии».
«Раньше вы не сильно жаловались на здоровье дочери».
«Значит, пришло такое время», — сказал Ивен Летчик, а доктор У Пу добавил: «Вы, Ивен, выбираете здоровье дочери. Я выбираю атмосферу Марса».
«Просто, как лапша».
Доктор У Пу покачал головой: «Лапша — сложный иероглиф. В нем пятьдесят семь черточек». И многозначительно добавил: «А в ухе вашей девочки — смоллета?»
Ивен Летчик кивнул: «Да, это смоллета. Из запасов доктора Макробера». И быстро спросил: «Вы часто посещаете Делянку Сеятеля?»
Доктор У Пу ответил: «Никогда».
«Но почему?»
«Аскрийские ледники будут взорваны. Зачем посещать места, которых уже завтра не будет ни на одной карте? Чем скорее Аскрийские ледники превратятся в пар и воду, тем лучше. Смоллеты — опасность. Смоллеты — грозная опасность, Ивен. Смоллеты — неконтролируемая опасность».
И почему-то взглянул на девочку: «Вы — дети. Вы еще никому не причинили боли». И улыбнулся: «Если будете хорошо бегать, сумеете спастись».